Еще  двое спасовали, после чего  Уэйнрайт  -  Гарри  Уэйнрайт, директор
небольшого  универмага - открыл  красным  жетоном. Дике  и Тримбл  вошли, не
перебивая его,  и Джордж поступил  точно  так  же.  Те,  что спасовали между
Джорджем и Уэйнрайтом, пасанули снова. Это оставило в  игре всего четверых и
дало  возможность Джорджу дешево прикупить  пятую карту к двум  малым парам;
если сделать из них фул, то можно и выиграть.
     Тримбл снова взял колоду в руки.
     - Сколько карт, Джордж?
     -  Минуточку, - неожиданно ответил  Джордж. Повернув голову, он  слушал
радио. В этот момент оно не передавало музыки,  и он вдруг осознал,  что так
продолжается уже несколько минут. Кто-то говорил, причем очень эмоционально,
как  в  рекламе;  собственно,  голос  был  на грани  истерики.  Кроме  того,
близилась  четверть  девятого  и,  если  шла  передача,  на  которую  Джордж
настроился,  это должен быть  "Час в  мире звезд",  прерываемый для  рекламы
только один раз, в половине девятого.
     Может,  это  срочное  сообщение -  объявление  войны,  предупреждение о
бомбардировке или что-то подобное?
     - Минуточку, Боб, - повторил Джордж, кладя  карты на  стол и вставая со
стула. Подойдя к радио, он прибавил громкость.
     "...маленькие зеленые человечки расхаживают по  нашей студии  и  зданию
станции. Говорят, что  прибыли с Марса. О них сообщают отовсюду. Однако,  не
волнуйтесь  -  они  не могут причинить вам  вреда. Они абсолютно  безвредны,
потому что вы  не можете  коснуться их тела; ваша рука или  то, чем вы в них
бросите, проходит сквозь них, словно их  вовсе нет, а они по той же  причине
не могут коснуться вас. Так что перестаньте..."
     Ну, и так далее.
     Слушали уже все шестеро. Потом Джерри Дике заметил:
     -  Что  за  черт,  Джордж?  Ты  прервал  игру  из-за  какой-то  научной
фантастики?
     - Ты уверен, что это постановка? - спросил Джордж.
     - У меня было настроено на "Час в мире звезд". На музыку.
     -  Верно, -  вставил Уолт  Грейнер. - Минуту или две назад играли вальс
Штрауса. "Венский лес", если не ошибаюсь.
     - Попытайся на другой волне, Джордж, - предложил Тримбл.
     Но  едва  Джордж  успел  коснуться  ручки  настройки, как  радио  вдруг
умолкло.
     - Черт, - пробормотал он,  крутя ручки. - Надо же было лампе перегореть
именно сейчас. Нет даже фонового шума.
     -  Может,  это  сделали  марсиане? - предположил  Уэйнрайт.  Продолжим,
Джордж, пока карты не остыли. Они у меня так и рвутся сорвать банк.
     Джордж никак не мог решиться. Наконец посмотрел на Уолта Грейнера.  Все
пятеро приехали из Лагуны в машине Грейнера.
     - Уолт, - обратился к нему Джордж, - у тебя в машине есть радио?
     - Нет.
     - Вот  дьявол!  К тому же у меня нет телефона  - эта чертова телефонная
компания не желает ставить столбы так далеко от... А, ладно, хватит!
     - Если это  тебя всерьез беспокоит,  Джордж, - заметил  Уолт, -  мы все
можем быстренько  смотаться  до  города. Или только мы  с тобой, а остальные
пусть  играют.  Это  не  займет много времени. Можно  будет  потом  посидеть
подольше, чтобы возместить утрату.
     - Если не наткнемся по дороге на космический корабль, полный марсиан, -
вставил Джерри Дике.
     -  Бред!   -  воскликнул  Уэйнрайт.   -   Джордж,  твое   радио  просто
перенастроилось на другую станцию.
     -  Мне тоже так кажется,  - сказал Дике. - Да и что с того, если где-то
поблизости есть  марсиане? Почему бы им самим  не заглянуть сюда,  если  они
хотят с нами познакомиться? Это наш покерный вечер, господа. Играем в карты,
и пусть жетон идет к жетону.
     Джордж Келлер вздохнул.
     - Ну, ладно... - согласился он.
     Вернувшись к  столу, он сел, взял в руки карты и посмотрел в них, чтобы
вспомнить, что там есть. Ах да, семерки и тройки. И его очередь прикупать.
     - Сколько? - спросил Тримбл, поднимая колоду.
     - Одну, - ответил Джордж, сбрасывая  лишнюю карту.  Однако Тримбл так и
не подал ему  новую. Внезапно с другой стороны  стола  Уолт Грейнер произнес
каким-то странным голосом:
     - Господи Боже!
     Все на  мгновенье замерли.  Потом уставились  на него  и тут  же быстро
повернулись, чтобы увидеть, на что он пялится.
     Марсиан было двое. Один сидел на лампе, стоявшей на  полу, другой стоял
на приемнике.
     Джордж  Келлер,  хозяин дома,  первым пришел в себя, может, потому, что
почти поверил в сообщение, переданное по радио.
     - П-привет, - неуверенно сказал он.
     - Привет, Джонни, - ответил марсианин  с лампы. -  Слушай, бросай-ка ты
карты.
     - Да?
     - Точно говорю, Джонни. У тебя  семерки и тройки, и  ты купишь до фула,
потому что сверху лежит семерка.
     Тут вмешался второй марсианин:
     - Это просто, Джонни. Ты отдашь штаны за свой фул, потому что вот  этот
субчик... - он указал  на Гарри Уэйнрайта, открывающего торговлю, - ...вошел
с тремя вальтами, а вторая карта в колоде - валет. У него будет каре.
     - Можешь сыграть и убедиться, - добавил первый марсианин.
     Гарри  Уэйнрайт поднялся и бросил  на стол перевернутые карты -  в  том
числе три валета. Вытянув руку, он взял  колоду у Боба Тримбла и  вскрыл две
первые карты. Это были семерка и валет.
     Как и было сказано.
     - Думал, мы тебя дурим, да, Джонни? - спросил первый марсианин.
     - А-а, чтоб  тебя... - Уэйнрайт двинулся к ближайшему  марсианину,  под
рубашкой его перекатывались мускулы.
     - Успокойся!  - окликнул  его Джордж Келлер. - Гарри, помнишь сообщение
по радио? Ты не сможешь их выкинуть, если не можешь коснуться их тела.
     - Верно,  Джонни,  - признал  марсианин. - Покажешь  себя даже  большим
болваном, чем всегда был.
     Опять встрял второй:
     - Что ж вы не садитесь играть? Мы вам поможем, всем играющим.
     Тримбл поднялся.
     -  Один твой, Гарри, - со злостью бросил он.  - Я  возьму второго. Если
радио сказало правду, мы не сможем их выбросить. Но попытаться не мешает...
     Не помешало. Но и не помогло.
     Во всех странах в ту  ночь - или в тот день, если  говорить о восточном
полушарии, - максимальные людские потери были среди солдат.
     На  всех  военных  объектах  караулы  применили  оружие.  Одни  часовые
кричали: "Стой, кто идет!" а потом стреляли, но большинство  открывало огонь
сразу  и  палило  до  опустошения магазинов.  Марсиане  смеялись,  да  еще и
подзуживали их.
     Солдаты, не имевшие под рукой оружия,  побежали за ним. Некоторые взяли
гранаты. Офицеры использовали пистолеты.
     В результате среди солдат началась жуткая  бойня, а марсиане пострадали
разве что от грохота.
     Самые же  страшные моральные муки испытывали офицеры,  ответственные за
секретные  военные  объекты.  В зависимости от остроты своего ума они быстро
или медленно  понимали,  что  нет  больше  никаких секретов.  Только  не  от
марсиан. А поскольку марсиане обожали сплетничать, то и вообще ни от кого.
     Дело  даже  не  в  том,  что  они интересовались  военными  делами  как
таковыми. В сущности, на них не произвели никакого впечатления ни дислокация
установок для запуска ракет с ядерными боеголовками, тайных складов  атомных
и водородных бомб, ни знание секретных документов и тайных планов.
     - Слабовато, Джонни,  - сказал один из марсиан, сидя на столе генерала,
командующего базой Эйбл, в те времена наглухо засекреченной. - Слабовато. Со
всем, что у тебя есть, ты  не справишься  даже  со стойбищем эскимосов, если
они  будут  знать,  как вахрать. А  мы  можем  их научить, учитывая все ваши
игрушки.
     - А что такое это ваше вахрание?! - рявкнул генерал.
     - Не  твое собачье дело, Джонни. - С этими словами марсианин повернулся
к  одному из своих; всего в кабинете  их было четверо.  - Эй! - позвал он. -
Квимим к русским, посмотрим, что есть у них. А заодно расскажем им кое-что.
     Двое марсиан исчезли.
     - Послушай, -  сказал третий  четвертому, - вот  это  цирк!  И принялся
читать вслух сверхсекретный документ из запертого сейфа в углу комнаты.
     Его коллега презрительно рассмеялся.
     Генерал тоже  рассмеялся, но без презрения.  Он так и смеялся, пока два
адъютанта тихонько выводили его.
     Пентагон превратился в сумасшедший дом, равно как  и Кремль, хотя, надо
признать, ни одно из этих зданий особо не привлекло к себе марсиан.
     Марсиане были так же беспристрастны, как и  вездесущи. Никакие места не
интересовали  их  больше  других.  Белый  ли  Дом,  публичный ли -  не имело
значения.
     Ничто  не  интересовало  их  больше  или  меньше,  будь  то  объекты  в
Нью-Мексико, где строилась  космическая база,  или  подробности  сексуальной
жизни беднейшего кули из Калькутты.
     И  повсюду, всеми  возможными  способами, они  нарушали приватность.  Я
сказал "приватность"? Она просто перестала существовать.
     И, разумеется, стало понятно, даже в ту первую ночь, что пока  марсиане
будут  развлекаться, не будет покоя, не будет конфиденциальности ни в личных
делах, ни в интригах правительств.
     Их интересовало все, что касалось нас - индивидуально или в общем - все
их смешило или вызывало отвращение.
     Предметом  исследований марсианской расы был человек.  Животные сами по
себе не интересовали их, однако они  охотно пугали и дразнили животных, если
это доставляло людям неприятности или прямой вред.
     Лошади  особенно  боялись марсиан, и езда верхом - будь то ради  спорта
или ради передвижения - стала не то что бы опасна, а просто невозможна.
     Только самые легкомысленные осмеливались, пока марсиане пребывали среди
нас, доить корову, если та не была крепко связана.
     Собаки  обезумели; многие из них покусали своих хозяев и те прогнали их
прочь.
     Только  кошки  привыкли  к  марсианам  и  воспринимали  их  спокойно  и
хладнокровно.
     Впрочем, кошки всегда были сами по себе.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПЕЙЗАЖ С МАРСИАНАМИ

     Итак,  марсиане остались,  и никто понятия не имел, надолго ли. Судя по
тому, что мы  о них  узнали, они вполне могли остаться  здесь навсегда.  Это
было не наше собачье дело.
     Немного  удалось  узнать  о них, кроме того, что  стало очевидно  после
первых дней их пребывания.
     Внешне они  почти не различались. Хоть и не совсем одинаковые, марсиане
походили друг на друга куда больше, чем люди одной расы и пола.
     Единственное, в чем проявлялись заметные различия,  так  это  в  росте;
самый  высокий  марсианин  был  около  метра,  самый  маленький  - семьдесят
сантиметров.  У  людей было несколько  мнений  относительно такой  разницы в
росте. Одни считали, что все пришельцы являются взрослыми самцами, и разница
в росте для  марсиан так же естественна, как и для людей. Другие утверждали,
что  разница в росте свидетельствует о разнице в возрасте. Возможно, все они
и были взрослыми самцами, но у марсиан, мол, рост не кончается с достижением
зрелости, значит низкие относительно молоды, а высокие - постарше.
     Третьи  же  думали,  что  высокие  особи  были  мужчинами, а  низкие  -
женщинами, и  что  отличия между  полами у  марсиан, когда  они  были одеты,
проявлялись  только   в  росте.  Поскольку  же   никто  не  видел  раздетого
марсианина, эту гипотезу,  как и все иные, нельзя  было  ни  подтвердить, ни
опровергнуть.
     Наконец,  выдвигалась  теория,  что  марсиане  в  половом  смысле  были
одинаковы, обоеполы,  или вообще не имели никаких полов в нашем понимании, а
размножались партеногенезом или каким-то иным образом, которого мы просто не
можем  себе представить. Из того, что мы  узнали,  они  могли расти  хоть на
деревьях, как кокосовые орехи, и  падать,  когда созревали, уже взрослыми  и
разумными, готовыми противостоять  своему  миру  или  оказаться среди  нас и
насмехаться  над  нашим.  В  таком  случае  самые  маленькие  могли  быть  в
определенном смысле  новорожденными, только что упавшими с дерева, но такими
же недружелюбными, как большие и старшие особи. Если меньшие не были молодым
поколением, значит, мы вообще не видели марсианят.
     Мы так никогда и не узнали, что они  ели и пили, не узнали даже, ели ли
они и пили ли вообще. Разумеется,  они не  могли употреблять земную пищу, не
могли ее  даже взять в руки или прикоснуться к ней - по  той же причине,  по
которой мы  не могли  коснуться  марсиан.  Большинство  людей  считали,  что
поскольку  квимение - процесс мгновенный, марсиане просто  квимили  на Марс,
когда  испытывали голод  или  жажду. Или  когда хотели спать, если, конечно,
нуждались во сне, поскольку никто из людей не видел спящего марсианина.
     Мы знали о них на удивление мало.
     У  нас  даже не  было уверенности,  что  они находились  здесь в  своем
истинном виде. Многие  люди, особенно ученые, утверждали, что нематериальная
и лишенная телесности форма жизни, существовать  никоим образом не может. По
их мнению, мы  видели не самих марсиан, а лишь  их изображения, а  марсиане,
имея тела такие же плотные,  как и у  нас, оставляли их  на  своей  планете,
возможно,  в  состоянии  летаргии.  Квимение  же  -  это  просто способность
проецировать астральное тело, видимое, но не осязаемое.
     Теория эта  объясняла  многое, если  не  все, но оставался один неясный
момент,  что признавали  даже  самые  ярые ее сторонники. Как нематериальное
видение может говорить? Звук это вибрация воздуха или иных частиц, а значит,
простое изображение, которого на самом-то  деле вроде как и нет, не могло бы
издавать звуки.
     Однако марсиане издавали их, да еще как. Настоящие звуки, а не слуховые
впечатления в мозгу  слушателя;  это доказывали  магнитофонные  записи.  Они
разговаривали по-настоящему, а  также стучали в двери, хотя и крайне редко -
марсианин, в  тот  вечер  стучавший  в  дверь Люка Деверо, был  исключением.
Большинство  квимило  безо  всякого   стука   прямо  в   гостиные,  спальни,
телестудии,  ночные клубы,  рестораны - чудесные  сцены разыгрывались в  тот
вечер в ресторанах и барах - в тюрьмы, казармы, иглу... словом всюду.
     Они  отчетливо  запечатлевались  на фотографиях, в чем  убедился бы Люк
Деверо, если бы отдал проявлять свою пленку. Были они тут во плоти, нет ли -
марсиане были непрозрачны для света. Но не для радара,  и ученые из-за этого
рвали волосы на головах.
     Марсиане утверждали, будто не имеют имен или хотя бы  номеров, говорили
также, что имена - это абсурд. Никто из  них никогда не обратился к человеку
по имени. В Соединенных Штатах каждому мужчине они говорили "Джонни", каждой
женщине "киска", в других местах употребляли местные аналоги.
     В  единственной  области  проявляли  они невероятные  способности  -  в
языкознании. Марсианин Люка не врал, утверждая, что может изучить любой язык
в течение часа или около того.
     Марсиане,  оказавшиеся среди  различных примитивных племен,  на  языках
которых не было радиопередач, поначалу не знали ни слова, но через час могли
говорить без ошибок, а через несколько - бегло. И на каком бы языке марсиане
ни говорили, они пользовались идиоматическими  и даже жаргонными выражениями
без той неловкости, которая характерна для людей, только что выучивших чужой
язык.
     Многие выражения, входившие в их лексикон, наверняка были почерпнуты не
из радиопередач. Впрочем, это  легко  объяснить:  в первые  несколько секунд
после  своего появления марсиане (по крайней  мере  большая их часть)  могли
получить всестороннее образование  по части проклятий. Марсианин, прервавший
спектакль "Ромео  и Джульетта" по телевидению  своим вульгарным комментарием
монолога  Ромео   в   сцене  у  балкона,  несомненно,  сначала  приквимил  в
забегаловку,  но   через  несколько   секунд,  встретив  там  слишком  много
собратьев, нашел себе более благодатное угодье.
     В умственном развитии марсиане отличались друг от друга еще меньше, чем
физически,  хотя и  здесь  отмечались некоторые  вариации:  одни  были  хуже
других.
     Однако каждый в отдельности и все они вместе были агрессивны, болтливы,
брюзгливы, враждебны,  вульгарны, грубы, дерзки,  ехидны, жалящи, зловредны,
злы,  испорчены,  капризны,  колки,  любопытны  и  любовь ломающи.  Они были
маниакальны, мерзки,  наглы, надменны, назойливы, насмешливы, отвратительны,
паскудны, подлы, похабны, пренебрежительны, раздражающи, сварливы,  склочны,
твердолобы,   упрямы,  фальшивы,   хамовиты,  цепки,  чванливы,  шельмоваты,
щеголеваты, эгоистичны, юродливы и язвительны.

     Одинокий и подавленный  - рядом не было  ни одного марсианина, иначе он
совсем уж впал бы  в депрессию -  Люк Деверо  неторопливо  распаковывал  два
чемодана в номере дешевого пансионата, куда только что вселился.
     Кончалась  вторая неделя  с Вечера Прибытия.  Пятьдесят шесть  долларов
отделяли  Люка от  голода.  Он приехал в  Лонг-Бич в поисках работы  - любой
работы, которая  позволила  бы ему есть  и  впредь,  когда уже  исчезнут эти
пятьдесят шесть долларов. Он  отказался от попыток писать,  по крайней мере,
пока. В некотором  смысле  ему повезло, здорово повезло. Ему  удалось  сдать
собственную  холостяцкую квартиру  в Голливуде,  которую он лично обставил и
которая обходилась ему в сто долларов ежемесячно.  Он  взял за  нее тоже сто
долларов, поскольку  сдал  вместе  с  обстановкой.  Это  позволило сократить
расходы на жизнь и  сохранить большинство своих вещей и не платить при  этом
за  хранение. Он  не  сумел бы  продать  их за  сумму, оправдывающую хотя бы
хлопоты,  тем   более,  что  самыми  дорогими   вещами   были   телевизор  и
радиоприемник, в  данный  исторический момент бесполезные. Если  бы марсиане
ушли, они снова обрели бы прежнюю ценность.
     Вот так он и попал в самый дешевый район  Лонг-Бич, имея с собой только
два чемодана с одеждой и пишущую машинку... чтобы писать прошения.
     "Похоже, мне придется написать их много, - печально подумал Люк. - Даже
здесь,  в Лонг-Бич,  жизнь  будет  трудна". В Голливуде  же  она была просто
невозможна.
     Голливуд  пострадал сильнее всего. Голливуд, Беверли Хиллс, Калвер-Сити
-  весь  киногородок.   Лишились   работы  все,  как-то  связанные  с  кино,
телевидением и  радио:  актеры,  режиссеры, дикторы, словом  - все. Все  они
плыли в одной и той же лодке, и вдруг эта . лодка утонула.
     В   Голливуде  пошла   цепная  реакция,   пострадало  и   все   прочее.
Обанкротились тысячи магазинов, салонов красоты, отелей, баров, ресторанов и
борделей, клиентуру которых составляли в основном люди кинобизнеса.
     Голливуд превращался в деревню-призрак. В нем остались лишь  те, кто по
какой-то причине не сумел  выбраться. Не удалось бы выбраться и Люку,  разве
что пешком, если бы он прождал чуть дольше.
     Ему  подумалось,  что  нужно бы  ехать от  Голливуда  подальше,  чем  в
Лонг-Бич, но он не хотел расходовать тающие средства на дальнее путешествие.
К тому же, дела везде обстояли плохо.
     По  всей стране - кроме Голливуда, тот  просто-напросто капитулировал -
уже неделю девизом дня было: работаем нормально.
     В  некоторых  отраслях  это  более-менее  удавалось.  Можно  привыкнуть
управлять  грузовиком  с  марсианином,  насмехающимся  над тем, как  ты  его
ведешь, или подпрыгивающим на капоте... и даже если не можешь привыкнуть, по
крайней мере можешь  кое-как  работать. Можно  продавать  продукты,  имея на
макушке невесомого,  хотя и неснимаемого  марсианина,  размахивающего ногами
перед твоим носом и  раздражающего и тебя,  и клиентов. Такие вещи действуют
на нервы, но работать можно.
     Но не  во всем  было  так хорошо.  Как мы  уже видели,  первый  и самый
сильный удар пришелся по индустрии развлечений.
     Совершенно невозможно стало вести передачи из  студий. Хотя заснятые на
пленку  представления шли в первую ночь нормально - за  исключением станций,
где  техники  ударились  в  панику при  виде марсиан, - все телепрограммы  в
прямом  эфире  были прерваны почти  разом. Марсиане  обожали  мешать  прямым
передачам, как телевизионным, так и радио.
     Некоторые  теле-  и  радиостанции  закрылись