их вселенной.
     - Но у нас же только семь... - начало было Дуа и тут же  поправилась.
- Ах да, я забыла!
     Ун  снисходительно  улыбнулся.  Так   легко   забыть   об   остальных
неисчислимых звездах, если их можно видеть только  с  помощью  специальных
приборов!
     - Да, это бывает. Но тебе не скучно меня слушать?
     - Совсем нет! - воскликнула Дуа. - Мне  очень  интересно.  Даже  пища
приобретает какой-то особенно приятный вкус! - и она блаженно заколыхалась
между электродами.
     Ун обрадовался - он еще никогда не слышал, чтобы Дуа говорила  о  еде
без пренебрежения.
     - Разумеется, срок жизни их вселенной  много  больше,  чем  нашей,  -
продолжал он. - Здесь у нас ядерное слияние происходит с такой  скоростью,
что все частицы должны войти в более сложные соединения за миллион циклов.
     - Но ведь есть еще множество других звезд!
     - Конечно. Но видишь ли,  этот  процесс  происходит  в  них  во  всех
одновременно. И вся наша вселенная умирает. В  той  вселенной,  где  звезд
много меньше, но  они  гораздо  больше  по  величине,  слияние  происходит
настолько медленнее, что их звезды живут в тысячи, в миллион  раз  дольше,
чем наши. Впрочем, сравнивать трудно, так как не исключено, что у них и  у
нас время движется с разной скоростью. - Помолчав, он добавил с  неохотой:
- Этого я и сам хорошенько  не  понимаю.  Это  одно  из  положений  теории
Эстуолда, а я ее еще толком не изучил.
     - Значит, все это открыл Эстуолд?
     - Не все, но многое.
     - До  чего  же  чудесно,  что  мы  научились  получать  пищу  из  той
вселенной, - сказала Дуа. - Ведь теперь уже не страшно,  что  наше  Солнце
умрет. Всю необходимую пищу нам даст та вселенная.
     - Именно.
     - Но ничего плохого не происходит? У меня такое... такое чувство, что
не все хорошо.
     - Ну, - сказал Ун, - для того, чтобы Позитронный  Насос  работал,  мы
передаем вещество то туда, то сюда, и в результате обе вселенные чуть-чуть
смешиваются. Наша ядерная сила слегка ослабевает, а потому слияние в нашем
Солнце немного замедляется и  оно  остывает  быстрее.  Но  убыстрение  это
ничтожно мало, а к тому же мы теперь можем обойтись и без Солнца.
     - Нет, мое чувство "что-то плохо" не связано с этим. Но, если ядерная
сила становится чуточку слабее, значит,  атомы  начинают  занимать  больше
пространства - верно? А что же произойдет с синтезированием?
     - Оно чуть-чуть затруднится, но пройдут миллионы циклов,  прежде  чем
синтезирование станет по настоящему  трудным.  Не  исключено,  что  придет
день, когда оно окажется вовсе невозможным, и Мягкие вымрут. Однако прежде
пройдут миллионы и миллионы циклов, а если мы не будем  получать  пищу  из
той вселенной, мы все погибнем от голода гораздо раньше.
     - Нет, "что-то плохо" я ощущаю  не  поэтому...  -  Дуа  говорила  все
медленнее, потом ее голос замер.
     Она изгибалась между электродами, и Ун  с  радостью  думал,  что  она
стала заметно больше и плотнее, как будто  его  объяснения  питали  ее  не
хуже, чем солнечная энергия.
     Лостен был прав!  Знания  приносят  ей  ощущение  полноты  жизни!  Ун
никогда еще не чувствовал в Дуа такой беззаботной упоенности. Она сказала:
     - Ун, спасибо тебе, что ты  мне  все  объяснил.  Ты  -  замечательный
левник.
     -  Хочешь,  чтобы  я  продолжал?  -  польщенно  спросил  Ун  (он  был
необыкновенно доволен). - Ну, так что еще тебя интересует?
     - Очень-очень  многое.  Но  только  не  теперь,  Ун.  А  теперь,  Ун,
теперь... Ты знаешь, чего я хочу?
     Ун понял сразу, но он боялся что-нибудь сказать:  слишком  редко  Дуа
сама заговаривала о синтезе, и он боялся спугнуть ее настроение.  Если  бы
Тритт не возился с детьми...
     Но Тритт уже был в комнате. Неужели он ждал за дверью?..  Но  если  и
так? Сейчас не время думать об этом.
     Дуа заструилась из пространства между электродами, и Ун был ошеломлен
ее красотой. Теперь она была между ним и Триттом. Сквозь  ее  дымку  Тритт
весь мерцал, и его очертания вспыхивали неимоверными красками.
     Такого еще никогда не бывало. Никогда!
     Ун старался продлить это мгновение, но его вещество  атом  за  атомом
уже смешивалось  с  Дуа,  с  Триттом,  и  мысли  исчезли,  растворились  в
невероятной, невыразимой радости бытия.
     Никогда  еще  со  дня  возникновения  триады   период   вневременного
бессознательного существования не продолжался так долго.



                                    3с

     Тритт был доволен. Он получил от синтеза все, чего хотел. Все прошлые
не шли  с  этим  ни  в  какое  сравнение.  Мысль  о  том,  что  произошло,
переполняла его ликованием. Но он молчал. Он чувствовал, что  говорить  об
этом не надо.
     Ун и Дуа тоже были счастливы. Он  это  ощущал.  И  даже  дети  так  и
светились.
     Но счастливей всех был он, Тритт - а как же иначе?
     Он слушал разговоры Уна с Дуа и ничего не понимал. Но теперь  это  не
имело больше никакого значения. Его не задевало, что им как  будто  вполне
достаточно друг друга. У него была своя радость,  а  потому  он  слушал  с
удовольствием.
     Как-то Дуа сказала:
     - Значит, они действительно  пытаются  вступить  в  общение  с  нами?
(Тритт так и не разобрался,  что  это  были  за  "они",  хотя  понял,  что
"вступать в общение" попросту  означает  "разговаривать".  Почему  бы  так
прямо и не сказать? Иногда ему  хотелось  вмешаться.  Но  если  он  задаст
вопрос,  Ун  ответит  только:  "Да  ну  же,  Тритт!",  а  Дуа  нетерпеливо
заклубится.)
     - Несомненно, - ответил Ун. - Жесткие в этом  уверены.  На  веществе,
которое мы получаем, иногда есть метки, и Жесткие  говорят,  что  подобные
метки  вполне  могут  служить  для  общения.  Сначала  Жесткие  даже  сами
использовали метки, чтобы объяснить тем существам, как сконструировать  их
часть Позитронного Насоса.
     -  Интересно,  а  как  выглядят  те  существа?  Ты  можешь  себе  это
представить?
     - Исходя из законов той вселенной, мы можем  установить  свойства  ее
звезд, потому что это просто. Но как установить  свойства  живых  существ?
Нет, мы никогда не узнаем, какие они.
     - А не могли бы они сообщить это?
     - Пожалуй... если бы мы понимали, что они сообщают. Но мы не понимаем
их меток.
     Дуа как будто огорчилась.
     - Неужели и Жесткие не понимают?
     - Не знаю. Во всяком случае, мне они  про  это  не  говорили.  Лостен
как-то сказал, что совершенно не важно, какие  они,  лишь  бы  Позитронный
Насос работал и мощность его становилась больше.
     - Может быть, у него не было времени и он  не  хотел,  чтобы  ты  ему
мешал?
     - Я никогда ему не мешаю, - обиженно ответил Ун.
     - Ты ведь понимаешь, что я хотела сказать.  Просто  ему  не  хотелось
говорить об этом подробно.
     Тут Тритт перестал слушать. А они еще долго спорили, надо ли  просить
Жестких, чтобы Дуа позволили посмотреть на метки.  Дуа  сказала,  что  она
попробовала бы уловить их смысл.
     Тритт даже рассердился. Ведь Дуа - всего только  Мягкая,  и  даже  не
рационал. Наверно, зря Ун столько ей рассказывает. Она уже воображает себя
неведомо кем...
     Тритт заметил, что Ун тоже рассердился. Сначала он  засмеялся.  Потом
сказал, что  все  это  слишком  сложно  для  эмоционали.  А  потом  вообще
замолчал. И Дуа долго к нему ластилась, а он никак не хотел мириться.
     А один раз рассердилась Дуа - просто в бешенство пришла.
     Сначала все было очень тихо. Они пустили к себе детей. И Ун  позволил
им возиться возле него. Даже когда Торун, правуленька, начал  его  тянуть,
он не рассердился, хотя потерял при этом форму самым потешным образом.  Но
он только смеялся и начал сам менять  форму.  Верный  признак,  что  он  в
хорошем настроении. Тритт отдыхал в уголке, и все, что  происходило,  было
ему очень приятно.
     Дуа тоже смеялась над бесформенностью Уна и, поддразнивая,  заструила
свое вещество по его шишкам. А ведь Тритт знал, что  ей  хорошо  известно,
какой чувствительной бывает поверхность левых, когда они утрачивают  форму
овоида.
     Дуа говорила:
     - Я все думаю, Ун... Если законы той вселенной понемножку переходят к
нам через Позитронный Насос, так значит,  и  наша  вселенная  по  капельке
отдает им свои?
     Ун охнул от ее прикосновения и отдернулся, но так, чтобы не  напугать
малышей.
     - Если ты хочешь,  чтобы  я  отвечал,  так  перестань,  серединка  ты
эдакая, - пропыхтел он.
     Дуа перестала его щекотать, и он сказал:
     - Отличное предположение, Дуа. Ты поразительна! Ну, конечно, смешение
- двусторонний процесс... Тритт, уведи малышей, хорошо?
     Но они уже сами удрали. Да и какие они  малыши?  Вон  какие  выросли!
Аннис скоро  начнет  свое  образование,  а  Торун  уже  оквадратился,  как
настоящий пестун.
     Тритт остался и начал думать о том, что Дуа выглядит очень  красивой,
когда Ун ведет с ней такие разговоры.
     - Но если те законы замедляют реакции в нашем Солнце и охлаждают его,
сказала Дуа, - значит  наши  законы  ускоряют  реакции  в  тех  солнцах  и
нагревают их?
     - Совершенно верно, Дуа. Ни один рационал не сделал бы более  точного
вывода.
     - И намного нагреваются их солнца?
     - Нет. Они становятся чуточку теплее, лишь самую чуточку.
     - Но у меня именно тут появляется чувство "что-то плохо",  -  сказала
Дуа.
     - Видишь ли, беда в том, что их солнца слишком уж велики.  Если  наши
маленькие солнца остывают чуть быстрее, это никакого  значения  не  имеет.
Даже если они вообще погаснут, это не страшно до тех пор, пока у нас  есть
Позитронный Насос.  Но  на  огромные,  колоссальные  звезды  самое  легкое
нагревание может подействовать  очень  сильно.  В  каждой  из  этих  звезд
столько вещества, что даже  самое  ничтожное  ускорение  ядерного  слияния
заставит ее взорваться.
     - Как взорваться? А что тогда будет с людьми?
     - С какими людьми?
     -  С  теми,  которые  живут  в  той  вселенной.  Ун  некоторое  время
недоумевающе смотрел на нее, а потом ответил:
     - Я не знаю.
     - Ну, а что случилось бы, если бы вдруг взорвалось наше Солнце?
     - Оно не может взорваться. (Тритт был не в силах понять,  отчего  они
так волнуются. Ну как Солнце может взорваться? Дуа словно бы рассердилась,
а Ун смутился.)
     Дуа сказала:
     - Ну, а все-таки? У нас тут станет тогда очень горячо?
     - Наверное.
     - И мы все погибнем, ведь так? Ун промолчал, а затем сказал  с  явной
досадой:
     - Но, Дуа, ведь это не имеет ни  малейшего  значения!  Нашему  Солнцу
взрыв не грозит, и, пожалуйста, не задавай глупых вопросов.
     - Ты сам просил меня задавать вопросы,  Ун!  И  это  имеет  значение,
потому что Позитронный Насос  может  работать  только  в  обеих  вселенных
сразу. И без них у нас ничего не получится.
     Ун внимательно посмотрел на нее:
     - Я ведь тебе этого не говорил!
     - Но я ощущаю!
     - Ты чересчур много ощущаешь, Дуа... -  сказал  Ун.  И  вот  тут  Дуа
начала кричать вне себя от ярости. Тритт никогда еще не видел ее такой.
     - Не уклоняйся от темы. Ун! И не замыкайся в  себе,  не  делай  вида,
будто я полная дура - просто эмоциональ, и больше ничего. Ты сам  говорил,
что я скорее похожа на рационала, и неужели  так  трудно  сообразить,  что
Позитронный Насос без тех существ работать  не  будет?  Если  люди  в  той
вселенной погибнут, Позитронный Насос остановится, а  наше  Солнце  станет
еще холоднее, и мы все умрем с голоду. Как по-твоему, имеет  это  значение
или нет?
     Ун тоже начал кричать:
     - Вот и видно, сколько ты знаешь! Нам нужна  их  помощь  потому,  что
концентрация энергии очень  низка  и  мы  вынуждены  обмениваться  с  ними
веществом.  Но  если  то  Солнце  взорвется,  возникнет  гигантский  поток
энергии, которого хватит на миллионы циклов. Энергии будет столько, что мы
сможем получать ее непосредственно, без передачи вещества.  А  потому  они
нам не нужны, и то, что произойдет, не имеет ни малейшего значения...
     Они теперь почти соприкасались. Тритт был охвачен ужасом. Он понимал,
что должен что-то сказать, развести их в разные стороны, уговорить их.  Но
он все не мог придумать, что бы такое сказать. А потом  и  придумывать  не
пришлось.
     К их пещере приблизился Жесткий. И не один Жесткий, а целых три.  Они
что-то говорили, но их невозможно было расслышать.
     Тритт пронзительно крикнул:
     - Ун, Дуа!
     И умолк, весь дрожа. Он с испугом ощутил, что они пришли для  того...
И он решил уйти. Но один из Жестких протянул свой постоянный  непрозрачный
протуберанец и сказал:
     - Останься.
     Он говорил резко, неласково, и Тритт испугался еще больше.



                                    4а

     Дуа пылала гневом. Он так ее переполнял, что она была буквально не  в
состоянии  ощутить  присутствие  Жестких.  Гнев  слагался   из   отдельных
элементов, и каждый элемент сам по себе  пронизывал  ее  всю  целиком:  Ун
хотел ей солгать; целый  мир  людей  обречен  на  гибель;  она  так  легко
усваивает знания, а ей не давали учиться. Каждое из этих ощущений говорило
о чем-то неправильном и плохом, и каждое это ощущение было невыносимо.
     После того раза, когда ей пришлось спрятаться в камне, она еще дважды
побывала в Жестких пещерах. Дважды, никем не замеченная, она погружалась в
камень и каждый раз улавливала  что-то  и  понимала.  А  потом,  когда  Ун
начинал ей объяснять, она заранее знала, каким будет это объяснение.
     Так почему Жесткие не стали учить ее, как они учили Уна?  Почему  они
занимаются только с рационалами? Или у нее  есть  эта  способность  потому
лишь, что она - олевелая эм, плохая середина триады? Ну, и тем более пусть
учат, раз она такая. А оставлять ее без знаний плохо и неправильно.
     В конце концов она все-таки начала  улавливать  слова  Жесткого.  Она
увидела Лостена, но говорил не он, а  незнакомый  Жесткий,  который  стоял
впереди. Она его не знала - но ведь кого из них она  знает?  Этот  Жесткий
спросил:
     - Кто из вас недавно был в нижних пещерах? В Жестких пещерах, как  вы
их называете?
     Дуа  не  ощутила  ничего,  кроме  возмущения.  Они  узнали   про   ее
камнеедство, а ей все равно! Пусть рассказывают всем, кому хотят. Да она и
сама им скажет!
     - Я бывала. Много раз.
     - Одна? - спокойно спросил Жесткий.
     - Одна. Много-много раз! - выкрикнула Дуа. (Была она  там  всего  три
раза, но разве сейчас время считать!)
     - Ну и, конечно, я постоянно бываю в нижних  пещерах,  -  пробормотал
Ун.
     Жесткий не стал слушать, а повернулся к Тритту и сказал резко:
     - А ты, правый?
     Тритт пошел рябью.
     - Бывал, Жесткий-ру.
     - Один?
     - Да, Жесткий-ру.
     - Часто?
     - Всего раз.
     Дуа  почувствовала  досаду.  Бедняга  Тритт  перепугался   совершенно
напрасно. Ведь это делала она, и она сумеет постоять за себя.
     - Он тут ни при чем, - сказала она. - Этим занималась я.
     Жесткий неторопливо повернулся к ней.
     - Чем? - спросил он.
     - Ну... тем, - когда настал решительный момент,  у  нее  все-таки  не
хватило твердости прямо сказать, чем она занималась. Нет,  только  не  при
Уне!
     - Хорошо, мы поговорим и с тобой. Но  сначала  все-таки  ответь  мне,
правый... Тебя зовут Тритт, не так ли? Так  зачем  ты  отправился  один  в
нижние пещеры?
     - Поговорить с Жестким, которого зовут Эстуолд, Жесткий-ру.
     Тут Дуа, не выдержав, снова вмешалась:
     - Это вы Эстуолд?
     - Нет, - коротко ответил Жесткий. Ун недовольно сморщился, словно  он
смутился оттого, что она не узнала Жесткого.  Но  ей  было  все  равно!  А
Жесткий спросил у Тритта:
     - Что ты унес из Жестких пещер?
     Тритт не ответил. Жесткий сказал, не излучая никакого чувства:
     - Мы знаем, что ты кое-что взял. Но мы хотим выяснить,  знал  ли  ты,
что берешь. Ведь это могло кончиться очень плохо.
     Тритт продолжал молчать, но тут вмешался Лостен и ласково попросил:
     - Пожалуйста, ответь, Тритт. Мы знаем теперь, что это был ты,  а  нам
не хотелось бы прибегать к строгости.
     - Я взял питательный шар, - промямлил Тритт.
     - А-а! - Это снова заговорил первый Жесткий. - И  что  же  ты  с  ним
сделал?
     И тут Тритт не выдержал.
     - Я взял его для Дуа, - бормотал он. - Она не хотела есть. Я взял его
для Дуа.
     Дуа подскочила и закоалесцировала от удивления.
     Жесткий тут же повернулся к ней.
     - Ты об этом не знала?
     - Нет!
     - И ты? - обратился он к Уну.
     Ун стоял неподвижно, как замороженный. Он ответил:
     - Нет, Жесткий-ру.
     Несколько мгновений воздух дрожал  от  неприятных  вибраций:  Жесткие
разговаривали между собой, словно не замечая триады.
     То ли периоды камнеедства обострили ее восприимчивость, то  ли  этому
способствовал недавний взрыв гнева - Дуа не знала, в чем тут было дело,  и
не  хотела  в  этом  разбираться,  но,  как бы то ни было, она  улавливала
смысл... Нет, не слов, а общего хода их разговора...
     Они заметили пропажу некоторое время назад.  Поиски  они  начали,  не
поднимая шума. И лишь с большой неохотой пришли к выводу, что  виновниками
должны быть Мягкие. В результате расследования они сосредоточили  внимание
на триаде Уна - с еще большей неохотой. (Почему?  Дуа  не  сумела  уловить
причину этой неохоты.) По их мнению, ни Ун, ни  Дуа  виновниками  быть  не
могли. Ун просто не сделал бы такой  глупости.  Подозревать  Дуа  было  бы
нелепо. Ну, а о Тритте они даже думать не стали.
     Затем третий Жесткий (тот, который  пока  ни  к  кому  из  триады  не
обращался) припомнил, что как-то видел Тритта в Жестких пещерах. ("Верно!"
- подумала Дуа. В тот самый день, когда она впервые  забралась  в  камень.
Она же тогда ощутила присутствие Тритта. Но  только  она  совсем  про  это
забыла.)
     Однако подобное предположение выглядело  настолько  невероятным,  что
они пришли сюда только после того, как  все  остальные  поиски  ничего  не
дали, а дальнейшее промедление могло привести  к  серьезным  последствиям.
Они были бы рады посоветоваться с Эстуолдом, но когда подозрение  пало  на
Тритта, Эстуолда с ними уже не было.
     Все это Дуа восприняла  за  единый  миг  и  уставилась  на  Тритта  с
удивлением и злостью.
     Лостен обеспокоенно провибрировал, что все обошлось благополучно, что
у Дуа прекрасный вид и  что  это  можно  считать  полезным  экспериментом.
Жесткий, с которым Тритт разговаривал в пещере, соглашался с Лостеном,  но
третий все еще излучал озабоченность.
     Впрочем, Дуа уже не следила за ними с прежним вниманием. Она смотрела
на Тритта.
     Первый из Жестких спросил:
     - Тритт, а где сейчас питательный шар?
     Тритт показал им. Шар был спрятан очень надежно, а проводники, хотя и
выглядели неказисто, вполне отвечали своему назначению.
     Жесткий спросил:
     - Ты сам все это сделал, Тритт?
     - Да, Жесткий-ру.
     - А откуда ты знал, что надо сделать?
     - Я поглядел, как это было устроено в Жестких пещерах. И  сделал  все
точно так же, как было там.
     - А ты не подумал, что можешь причинить вред своей середине?
     - Я ей не повредил! Я ни за что не стал бы делать ей  плохо.  Я...  -
Тритт как будто на мгновение потерял дар речи, а  потом  сказал:  -  Я  не
хотел делать ей плохо. Я думал о том, чтобы ее накормить.  Я  сделал  так,
чтобы пища текла в кормильник, а кормильник я украсил. Я хотел, чтобы  она
начала есть. И она начала есть! В первый раз за  долгое-долгое  время  она
поела  досыта.  И  мы  синтезировались,  -  он  умолк,  а  потом  страстно
выкрикнул: - И у нее наконец достало энергии взрастить  крошку-эмоциональ.
Она сгустила почку из Уна и отдала ее мне. И почка теперь растет у меня  в
сумке. У меня в сумке растет крошка-эмоциональ!
     Дуа не могла говорить. Она откинулась назад и устремилась к двери так
беспорядочно,  что  Жесткие  не  успели  отстраниться.  Она  ударилась   о
протуберанец того, кто стоял впереди, пронизала его наскво