ло  то
ощущение легкости, какое бывает у человека в полусне, когда мозг не скован
логикой и внутреннему взору открываются недоступные наяву перспективы.
     Даже мысли о спящей рядом с ним девушке отодвинулись на второй план.
     "Если бы мне только удалось ухватиться за ниточку, - размышлял он,  -
я думал о Реальности и Вечности... да, и еще о Маллансоне и Купере..."  Он
вдруг замер. Почему он вспомнил об Ученике? При чем тут Купер? Он не думал
о нем тогда.
     Но в таком случае Почему эта мысль пришла ему в голову сейчас? Харлан
сдвинул брови. Что скрывается за всем этим? Что именно пытается он понять?
Откуда в нем это непреодолимое стремление что-то вспомнить?
     Он похолодел, потому  что  эти  вопросы  озарили  все  вокруг  слабым
отсветом недавней вспышки, и он уже почти вспомнил.
     Он лежал, затаив дыхание, боясь спугнуть  рождающуюся  в  нем  мысль.
Пусть она придет сама. Пусть придет сама!
     В тишине ночи, и без того уже ставшей самой важной и  значительной  в
его жизни, к нему пришла невероятная  догадка,  которую  в  другой,  менее
безумный миг он отбросил бы без всяких колебаний.
     Он дал этой мысли расцвести и созреть,  пока  она  не  объяснила  ему
сотни  странных  и  непонятных  вещей,  которые  иначе  оставались  просто
Странными и непонятными.
     После возвращения в Вечность ему придется еще многое  расследовать  и
проверить, но в глубине души он был уже совершенно убежден,  что  разгадал
страшную тайну, которую ему никак не полагалось знать.
     Тайну, от которой зависело существование Вечности.

     Глава 6. РАСЧЕТЧИК

     С этой памятной для  Харлана  ночи  прошел  биомесяц.  Но  сейчас  по
обычному счету Времени его отделяли от нее  почти  двести  тысяч  лет.  Он
находился в Секторе 2456-го Столетия, пытаясь с помощью лести, уговоров  и
неприкрытого шантажа выведать участь, уготованную  Нойс  Ламбент  в  новой
Реальности.
     Его поведение было грубейший нарушением профессиональной этики,  хуже
того, оно граничило с преступлением.  Харлана  это  не  трогало.  В  своих
собственных глазах он давно уже стал преступником. Было  бы  просто  глупо
скрывать от себя этот очевидный факт. Новое  преступление  уже  ничего  не
меняло, зато в случае удачи он выигрывал многое.
     И вот в результате всех  этих  жульнических  махинаций  (ему  даже  в
голову не пришло подыскать более мягкое выражение) он стоял  у  выхода  из
Вечности перед незримой завесой  Темпорального  поля,  отделявшей  его  от
2456-го. Выйти из Вечности в обычное Время было  неизмеримо  сложнее,  чем
пройти через ту же завесу в  Колодец  Времени.  Необходимо  было  с  очень
высокой точностью установить на шкалах приборов координаты соответствующей
точки земной поверхности и требуемого момента  времени.  Но,  несмотря  на
огромное внутреннее напряжение, Харлан работал с легкостью и уверенностью,
говорящими о большом опыте и природном таланте.
     Он оказался в машинном зале космолета. Совсем  недавно  он  вместе  с
Социологом изучал этот зал  на  экране  Хроноскопа.  Вой,  конечно,  сидит
сейчас у этого же экрана,  наблюдая  в  полной  безопасности,  как  Техник
совершает свой Акт Воздействий.
     Харлан  не  спешил.  Зал  будет   пуст   156   минут.   Правда,   его
пространственно-хронологическая  Инструкция  разрешала  ему   использовать
только  110  минут,  оставшиеся  46  минут  представляли   собой   обычный
сорокапроцентный "запас". "Запас" давался на случай крайней необходимости,
но  пользоваться  им  не  рекомендовалось,  "Пожиратели  Запасов"  недолго
оставались Специалистами.
     Впрочем, Харлан собирался пробыть во Времени  не  более  двух  минут.
Наручный  генератор  Поля  окружал  его  облаком  Биовремени   -   образно
выражаясь, эманацией Вечности - и защищал от любых  последствий  Изменения
Реальности. Сделав шаг вперед, Харлан снял  с  полки  маленький  ящичек  и
переставил его на заранее выбранное место на нижней полке.
     Вернуться после этого в Вечность было для  него  таким  же  обыденным
делом, как войти в комнату через дверь. Постороннему зрителю в этот момент
показалось бы, что Харлан попросту исчез.
     Маленький ящичек лежал теперь на новом месте. Ничто не  выдавало  его
роли в судьбах мира. Несколько часов спустя капитан космолета протянет  за
ним руку и не найдет  его.  Полчаса  уйдут  на  розыски,  а  тем  временем
сломается двигатель, и капитан потеряет самообладание. В порыве  гнева  он
решится на поступок, от которого воздержался в предшествующей  Реальности.
В результате важная встреча не  состоится;  человек,  который  должен  был
умереть, проживет годом  дольше;  другой  же,  наоборот,  умрет  несколько
раньше.
     Эти Возмущения, словно круги на воде, будут распространяться все шире
и шире, пока не достигнут максимума в 2481-м столетии, через двадцать пять
веков после Акта Техника. Затем интенсивность Изменения пойдет  на  убыль.
Теоретически оно никогда не станет равным нулю, даже через  миллионы  лет,
но уже через пятьдесят  Столетий  его  нельзя  будет  обнаружить  никакими
Наблюдениями. С практической точки зрения этот срок можно считать  верхней
границей.
     Разумеется, Времяне даже  не  подозревали  о  случившемся.  Изменения
затрагивали не только  материальные  объекты,  но  и  мозг  человека,  его
память, и только Вечные взирали со стороны на происходящие перемены.
     Социолог Вой, не отрываясь, глядел на голубой экран, где еще  недавно
была видна кипучая, суетливая жизнь космического порта. Даже не повернув к
Харлану головы, он пробормотал несколько слов, которые при большом желании
можно было принять за приветствие.
     На экране произошли разительные перемены. Исчезли  блеск  и  величие;
жалкие развалины ничем не напоминали прежних  грандиозных  сооружений.  От
космолетов остались только ржавые обломки. Людей нигде не было видно.
     Харлан позволил себе на мгновенье улыбнуться одними уголками губ. Да,
это  действительно  была  МОР  -  Максимальная  ожидаемая   реакция.   Все
совершилось сразу. Вообще говоря,  Изменение  не  обязательно  происходило
немедленно  вслед  за  Актом  Воздействия.  Если  соответствующие  расчеты
проводились  небрежно  или  слишком  приближенно,  приходилось  ждать  (по
биологическому времени) часы, дни, иногда недели. Только  после  того  как
были исчерпаны все  степени  свободы,  возникала  новая  Реальность;  пока
оставалась  хотя  бы  ничтожная  вероятность  взаимоисключающих  действий,
Изменения не было.
     Собственное мастерство служило для  Харлана  неиссякаемым  источником
гордости и тщеславия: если он сам выбирал МНВ и своей рукой  совершал  Акт
Воздействия, то степени свободы исчерпывались сразу, и Изменение наступало
незамедлительно.
     - Как они были прекрасны! - грустно произнес Вой.
     Эта фраза больно кольнула Харлана; ему показалось,  что  она  умаляет
красоту и совершенство его работы.
     - А по мне, хоть бы их и вовсе не было! - Да?
     - А что в них толку? Увлечение  космосом  никогда  не  длится  больше
тысячи, ну, двух тысяч лет. Затем оно  приедается.  Люди  возвращаются  на
Землю; колонии на других планетах чахнут и вымирают. Проходит  четыре-пять
тысячелетий, и все начинается сначала, чтобы вновь  прийти  к  бесславному
концу. Бесполезная, никому не нужная трата средств и сил.
     - А вы, оказывается, философ, - сухо сказал Вой.
     Харлан почувствовал, что краснеет. Все они хороши! Бессмысленно  даже
разговаривать с ними, подумал он и сердито буркнул, меняя тему разговора:
     - Что слышно у Расчетчика?
     - А именно?
     - Не пора ли поинтересоваться, как у него идут дела? Может  быть,  он
уже получил ответ?
     Социолог  неодобрительно  поморщился,   как   бы   осуждая   подобную
нетерпеливость. Вслух он сказал:
     - Пройдемте к нему. Я провожу вас.
     Табличка на дверях кабинета возвещала,  что  Расчетчика  зовут  Нерон
Фарук. Это имя поразило Харлана своим сходством с именами двух правителей,
царствовавших в районе Средиземного моря в Первобытную эпоху (еженедельные
занятия с Купером сильно углубили его познания в Первобытной истории).
     Однако, насколько Харлан мог судить, Расчетчик не  был  похож  ни  на
одного из этих правителей. Он был худ как скелет; нос с высокой  горбинкой
был туго обтянут  кожей.  Нажимая  легкими  движениями  длинных  узловатых
пальцев на клавиши Анализатора, он напоминал Смерть, взвешивающую на своих
весах людскую судьбу.
     Харлан  почувствовал,  что  он  не  в  силах  взгляда   оторвать   от
Анализатора. Эта машинка была сердцем Расчета Судьбы, а также его  плотью,
кровью, мышцами и всем прочим. Стоит только ввести в нее матрицу Изменения
Реальности и необходимые данные человеческой  биографии,  нажать  вот  эту
кнопку, и она захихикает в бесстыдном веселье, а затем  через  минуту  или
через день выплюнет из себя длинную ленту с описанием поступков человека в
новой  Реальности,  аккуратно  снабдив  каждый   поступок   ярлычком   его
вероятности.
     Вой представил Харлана. Фарук, не  скрывая  отвращения,  взглянул  на
эмблему Техника и ограничился сухим кивком головы.
     - Ну как, уже  рассчитали  судьбу  этой  молодой  особы?  -  небрежно
спросил Харлан.
     - Еще нет. Как только кончу, я пошлю вам специальное извещение.
     Фарук был одним из тех, у кого  неприязнь  к  Техникам  выливалась  в
открытую грубость.
     - Спокойнее, Расчетчик, - укоризненно проговорил Вой.

напоминало  череп.  Сверкнув  глазами   на   Харлана   -   казалось,   они
поворачиваются в пустых глазницах, - он проворчал:
     - Загубили уже электрогравитацию?
     - Вычеркнули из Реальности, - кивнул Вой.
     Беззвучно, одними губами Фарук произнес несколько слов. Скрестив руки
на груди, Харлан в упор посмотрел на Расчетчика. Тот смущенно  поерзал  на
стуле и в замешательстве отвернулся. "Понимает, что и сам не без греха", -
злорадно подумал Харлан.
     - Послушайте, - обратился Фарук к  Социологу,  -  раз  уж  вы  здесь,
объясните, что мне  делать  с  этим  ворохом  запросов  на  противораковую
сыворотку? Сыворотка есть не только в нашем Столетии. Почему  все  запросы
адресуют только нам?
     - Другие Столетия загружены не меньше. Вы это прекрасно знаете.
     - Так пусть, Время их побери, вообще прекратят присылать запросы!
     - Интересно, как мы можем их заставить? - Легче легкого. Пусть  Совет
Времен перестанет с ними цацкаться. - Я не командую в Совете.  -  Зато  вы
вертите стариком. Харлан машинально, без особого интереса прислушивался  к
разговору. По крайней мере это отвлекало его от  "хихиканья"  Анализатора.
Он знал, что под стариком подразумевался Вычислитель,  стоявший  во  главе
Сектора.
     - Я уже разговаривал со стариком, - ответил  Вой,  -  и  он  запросил
Совет.
     - Чушь! Он послал по инстанциям обычную докладную записку.  Ему  надо
было  проявить  твердость.  Давно  пора  коренным  образом  изменить  нашу
политику в этом вопросе.
     - Совет  Времен  в  наши  дни  не  склонен  рассматривать  какие-либо
изменения в политике. Вы ведь знаете, какие ходят слухи.
     - Еще бы! Они, мол, заняты важнейшим делом. Каждый  раз,  как  только
они начинают тянуть волынку, возникает  слух,  что  они  заняты  важнейшим
делом.
     Будь Харлан настроен иначе, он, пожалуй, не  смог  бы  удержаться  от
улыбки. Фарук погрузился на несколько секунд в мрачное  раздумье  и  вдруг
взорвался:
     - Разрази меня Время! Когда эти олухи поймут, что сыворотка от рака -
это не саженцы и не волновые двигатели? Мы все знаем, что даже щепка может
отрицательно  повлиять  на  Реальность,  но  ведь  от  сыворотки   зависит
человеческая жизнь, и тут все в сотни раз сложнее и запутаннее.
     Нет, вы только подумайте, сколько людей ежегодно умирает  от  рака  в
тех Столетиях, которые не имеют своей противораковой  сыворотки.  Умирать,
разумеется, никому не хочется.  И  вот  земные  правительства  из  каждого
Столетия бомбардируют  Вечность  запросами:  "Помогите,  просим,  умоляем,
срочно вышлите семьдесят пять тысяч ампул для спасения  жизни  людей,  чья
смерть  явится  невосполнимой  потерей  для  науки,  искусства,  культуры,
анкетные данные и биография прилагаются".
     Вой торопливо и умиротворяюще кивал головой, но Фарук  еще  не  излил
накопившуюся в нем горечь.
     - Читаешь эти биографии, и каждый человек - герой. Каждый  совершенно
незаменим. Делать нечего, садишься считать. Сначала считаешь, что будет  с
Реальностью, если они выживут поодиночке, затем - что произойдет, если они
- Время их побери! - выживут в различных сочетаниях.
     За прошлый месяц я рассчитал 572 запроса. В семнадцати случаях  -  вы
обратите  внимание,   всего   в   семнадцати   -   отрицательные   эффекты
отсутствовали. Заметьте, что не было ни одного случая, который  повлек  бы
за собой благоприятное Изменение Реальности, но Совет постановил, что и  в
нейтральных случаях следует давать сыворотку. Они, видите ли, гуманисты! И
вот за месяц семнадцать человек из разных Столетий спасены от смерти.
     А что дальше? Разве Столетия стали хоть капельку счастливее?  Чепуха!
Излечили одного, а десятку, сотне в то же самое Время,  в  той  же  стране
дали умереть. И всех, конечно, интересует: а почему именно он? Может быть,
сотни умерших были славными ребятами, которых  все  любили  и  уважали,  а
единственный спасенный нами счастливчик занят  только  тем,  что  избивает
свою престарелую мать, а в немногие свободные минуты колотит своих  детей.
Ведь Времяне не подозревают об Изменениях Реальности, и мы не  можем  даже
намекнуть им.
     Помяните мои слова, Вой, мы сами накличем на себя  беду,  если  Совет
Времен не примет решения давать сыворотку  только  в  случае  желательного
Изменения Реальности. Наша единственная цель - улучшать  Реальность.  Либо
излечение этих людей ведет к этой цели, либо нет. Вот и  все.  И  не  надо
болтать ерунду насчет того, что, дескать, "хуже не будет"...
     Социолог, слушавший его со страдальческим выражением лица, попробовал
возразить:
     - Но представьте себе, Фарук, что это вы умираете от рака...
     - Не стройте из себя дурачка, Вой. Разве мы  можем  позволить,  чтобы
сентиментальная жалость влияла на наши решения? Да мы никогда не произвели
бы ни одного Изменения Реальности. Ведь всегда найдется бедолага, которому
не повезет. Представьте себя на его месте, а? И подумайте заодно  вот  над
чем. Всякий раз, когда мы  совершаем  Изменение,  все  труднее  и  труднее
становится найти  следующее,  которое  было  бы  благоприятным.  С  каждым
биогодом возрастают шансы, что случайное  Изменение  приведет  к  скверным
последствиям. Следовательно, и число исцелений будет уменьшаться. Оно  уже
уменьшается. Скоро у нас будет не больше одного исцеления за биогод,  даже
с учетом нейтральных случаев. Не забывайте об этом.
     Харлану наскучил этот разговор.  Подобный  "загиб"  был  своего  рода
профессиональным  заболеванием.  Психологи  и  Социологи  в  своих  редких
работах,  посвященных  Вечности,  называли  его  "отождествлением".   Люди
отождествляли себя со Столетием, в котором они работали. И заботы века  то
и дело становились их собственными заботами.
     Вечность   прилагала   титанические   усилия   для   изгнания    беса
отождествления. Никто не имел права работать  или  находиться  ближе  двух
Столетий к Времени своего рождения. При назначении на работу  предпочтение
отдавалось Столетиям, уклад жизни которых как можно  больше  отличался  от
привычного с детства. (Харлану невольно  вспомнился  Финжи,  работающий  в
482-м.)  Более  того,  при  первых  же  подозрительных  признаках  Вечного
немедленно переводили в другой Сектор. Харлан не дал бы и  ломаного  гроша
за то, что Фарук удержится на своем месте больше одного биогода.
     И все же люди упорно стремились найти свое место во Времени,  обрести
в нем себе новую "родину". Одержимость Временем - кто не слышал о ней?  По
каким-то необъяснимым причинам эпохи космических полетов вызывали  к  себе
особенно сильную привязанность. Давно уже  следовало  бы  изучить  причины
этого, не страдай Вечность хронической боязнью оглянуться на самое себя.
     Еще месяц назад Харлан  презрительно  обозвал  бы  Фарука  тряпкой  и
сентиментальным идиотом, распускающим нюни из-за утраты  электрогравитации
и отводящим душу в наивных выпадах против Столетий, не умеющих лечить рак.
     Он мог бы даже сообщить о нем куда следует. Более того, долг  Вечного
обязывал его сделать это немедленно. Ясно как день, что на этого  человека
уже нельзя полагаться.
     Но  поступить  так  сейчас  он  уже  не  мог.  Ему  даже  стало  жаль
Расчетчика. Его собственные преступления были куда ужаснее. И  снова  -  в
который раз - мысли его по проторенной дорожке вернулись к Нойс.
     В ту ночь ему удалось заснуть только под утро. Проснулся  он  поздно.
Сквозь полупрозрачные стены пробивался рассеянный дневной свет, и  Харлану
показалось, что он лежит на облаке, плывущем по туманному утреннему небу.
     Нойс, смеясь, тормошила его:
     - Вставай, соня, я уже устала тебя будить.
     Судорожным движением Харлан попытался натянуть на себя  простыню  или
одеяло, но их не оказалось. Затем он вспомнил все, что произошло, и жгучая
краска стыда залила ему щеки. Что ему теперь делать?
     Но тут новая мысль мгновенно отодвинула все эти переживания на второй
план. Рывком он спустил ноги на пол.
     - Разрази меня Время! Я проспал? Уже больше двух?
     - Успокойся, еще и одиннадцати нет. Завтрак ждет тебя.
     - Спасибо, - пробормотал он.
     - Иди умываться. Я согрела тебе воду в бассейне и приготовила  костюм
на сегодня. - Спасибо, - снова пробормотал он. Он завтракал,  не  поднимая
глаз. Нойс сидела напротив, опершись локтем на столик и положив подбородок
на ладонь. Ее  черные  волосы  были  зачесаны  на  одну  сторону,  ресницы
казались неестественно длинными. Она ничего  не  ела,  только  следила  за
каждым его движением.
     - Куда ты идешь в два часа?
     - На аэробол, - промямлил он, - мне удалось достать билет.
     - Ах да, сегодня ведь финальный  матч.  Подумать  только,  что  из-за
этого скачка во Времени я пропустила целый  сезон.  Эндрю,  милый,  а  кто
выиграет сегодня?
     Это "Эндрю, милый" окончательно  привело  его  в  замешательство;  он
почувствовал, как по  всему  его  телу  разливается  непонятная  слабость.
Отрицательно качнув головой, он попытался  придать  своему  лицу  суровое,
неприступное выражение. Еще вчера ему это отлично удавалось.
     - Но как ты можешь не знать? Ведь ты изучил весь наш период.
     Ему следовало бы сохранить холодный тон, но у него не хватило духу.
     - Столько событий происходит в разное время в разных местах. Разве  я
могу запомнить такую мелочь, как счет матча?
     - У-У-У, противный! Конечно, помнишь - просто сказать не хочешь.
     Вместо ответа Харлан подцепил золотой вилочкой маленький сочный  плод
и отправил его целиком в рот. Немного помолчав, Нойс заговорила снова:
     - А нас ты видел?
     - Не расспрашивай меня, Н-нойс. - Ему стоило большого  труда  назвать
ее по имени.
     Голос ее звучал тихо и нежно:
     - Разве ты не видел нас? Разве ты не знал с самого начала, что мы...
     - Нет, нет, я не могу увидеть себя, - заикаясь, прервал ее Харлан,  -
ведь я не принадлежу к Реаль... меня не было здесь до моего  появления.  Я
не могу тебе этого объяснить.
     От смущения и замешательства ему  стало  совсем  не  по  себе.  Какое
бесстыдство - спокойно говорить о таких вещах! И он тоже хорош: чуть  было
не попался в ловушку и не ляпнул слова "Реальность" - самого запретного из
всех слов при разговорах с Времянами.
     Она слегка подняла брови, отчего ее глаза стали  совсем  круглыми:  в
них засветилось лукавое изумление.
     - Тебе что, стыдно?
     - Нам не следовало бы так поступать.
     - Почему? - С точки зрения 482-го Столетия ее вопрос  был  совершенно
невинным. - Разве Вечн