ой намекает на секретную деятельность
Transmeta. А дальше  начинает  просто сыпать фразами, которые  вспыхивают на
слайдах высоко над  его головой -- декларациями о растущей важности открытых
исходников. Ничего неожиданного. Ничего нового.
     Манера  изложения усталая,  но бодрая.  В какой-то  момент одна  из его
дочерей начинает плакать.
     В середине фразы он говорит: "Это моя".  На мониторе видно, как в свете
прожекторов блестят капли пота у него на лбу.
     После доклада к  нему  выстраивается  очередь желающих  задать  вопрос.
Линус быстро отказывается ответить, какой  текстовый процессор под  Linux он
предпочитает.  Кто-то  спрашивает  его,  сколько  у   него  дома  игрушечных
пингвинов? "Мне хватает", -- отвечает он. Спрашивают, нравится ли ему жить в
Калифорнии, на  что он отвечает бурными восторгами по поводу погоды. "Сейчас
ноябрь,  а  я  все еще в  шортах.  В Хельсинки  я  бы  уже  давно  все  себе
поотмораживал".  Фанат подходит к микрофону  для вопросов из  зала  и просто
объявляет: "Линус, ты -- мой герой!" На что Линус говорит "спасибо" так, как
если бы отвечал на подобные заявления уже миллион раз.
     Когда вопросы закончились,  сотни людей хлынули  на пространство  перед
сценой, куда спустился  Линус,  и он пожимает столько рук,  сколько способен
пожать.






     IX.
        "Конец революции Linux?"
     Скотт Беринато, "PC Week"


     "Спасибо,  что  позвонили.   Революция  закончилась.  Если  вам   нужна
дополнительная информация о Linux, пожалуйста, нажмите 1..."

     Похоже,  у Линуса  Торвалъдса  появился секретарь,  а значит -- система
Linux  потеряла  свою  исключительность,  поэтому  забудьте  о  революции  и
возвращайтесь к работе за своими ПК под Windows.
     Было  время,  когда репортеры могли позвонить изобретателю операционной
системы  Linux  в  его  кабинет   в  глубоко  законспирированной  корпорации
Transmeta, ввести его добавочный и услышать "Торвальдс" от самого Линуса. Он
терпеливо  отвечал  на  вопросы.  Если  был занят  -- так и говорил.  Иногда
констатировал, что вы  задаете бессмысленные вопросы чайника. Но он подходил
к телефону.
     Теперь,  когда  вы звоните  в  Transmeta и  вводите его добавочный, вас
приветствует  приятный   женский  голос.  "Спасибо,  что  позвонили   Линусу
Торвальдсу.  Голосовые сообщения для него не принимаются.  Чтобы связаться с
Линусом, пожалуйста, пошлите факс по номеру ..."
     В чем дело? А постепенно начинаешь понимать: он не откликается. Он  уже
сыт по горло. Теперь он -- знаменитость, и получить у него короткое интервью
теперь так же трудно, как добиться  интервью  от  той,  другой  компьютерной
знаменитости. Женщина выпаливает  номер факса, и  ты уже готовишься привычно
набрать комбинацию 0-# для переключения на секретаря...
     "Наши  секретари не принимают для него  сообщений  и  не следят  за его
расписанием". Ах вот  оно что! Она любезна.  Это хуже всего. "Но  они охотно
передадут  ему ваш факс".  Так-так. А Билл охотно разделит  Microsoft, чтобы
умиротворить   Дэвида  Боиса   (Дэвид   Боис  (David  Boies)
-- главный обвинитель  по делу Microsoft на
антимонопольном   процессе   во   времена   Клинтона.  --   Прим.
пер).
     Ну хорошо,  значит, революция Linux не закончилась. Но, как и во всякой
революции,  умеренные уже вытесняют неистовых. "Новая  волна"  из пригородов
приходит  на  смену городскому  панк-року.  Богатые колонисты-землевладельцы
поднимаются вслед за  страдающими от  налогов бедняками. (К  слову,  богатые
землевладельцы потом  попытались обложить первопроходцев  налогом  на виски,
который   ничем  не  лучше  прежнего  налога  на  чай,  ставшего  поводом  к
американской революции.)
     На самом деле Линусу,  вероятно,  давно  пора уйти в  тень.  Это просто
неизбежно, если учесть, сколько журналистов к нему обращается и  сколько тем
ему приходится обсуждать.
     Возьмем, например, его пресс-конференцию на выставке  Linux World Expo,
прошедшей в  этом  месяце  в Сан-Хосе. Торвалъдс, который  согласился на эту
встречу,  потому  что у  него просто  нет  времени  отвечать на  бесконечные
индивидуальные запросы, сначала был вынужден отбарабанить стандартные ответы
на  стандартные  вопросы.  Могут  ли  открытые  исходники  работать  в  мире
бизнеса"? Пытаетесь ли вы  управлять ПО так,  как это делает Билл Гейтс? Что
вы думаете  о Microsoft? Что такое  открытые исходники? Почему Linux? Почему
пингвин?
     Торвалъдс  сыпал  стандартными  заготовками, как заправский  спортсмен.
Вспомните Тима Роббинса  в роли бейсболиста в фильме "Даремский бык": "Когда
начинается  игра,  помнишь  одно  --  выложиться  на все  сто,  не  подвести
команду..."
     Журналисты,   далекие   от  мира   высоких  технологий,   часто  задают
бессодержательные  или просто неуместные вопросы. Во время пресс-конференции
финское  чудо-юдо спросили, как  он собирается завоевывать  рынок  мелкого и
среднего  бизнеса.  (И получили  типичный для  Торвалъдса  ответ:  "Аично  я
никогда  не пытался  никого  завоевать".) А чуть  позже  какой-то энергичный
репортер  со  своим   взглядом  на  концепцию  открытых  исходников  спросил
Торвалъдса,  что тот думает о корпорациях, патентующих  сельскохозяйственные
геномы. (И  тоже  получил типичный ответ: "У  меня  к патентам  двойственное
отношение. Патенты бывают хорошие, плохие и совсем плохие".)
     Программисты,    запомните:   если    вас    начинают    спрашивать   о
сельскохозяйственных геномах, пора заводить секретаря.
     Так что, может  быть,  это  и хорошо, что  Линус  больше не подходит  к
телефону. Хотя нам будет не хватать откровенности и скромности Торвалъдса --
ведь он всегда был отрадой  для  репортеров, больше  привыкших барахтаться в
мощном  потоке маркетинговых заявлений, изрыгаемых большинством  компаний. И
мы  надеемся, что если  факсы действительно попадут  к нему  на  стол  и  он
действительно ответит на вопросы, то он сохранит свой стиль.
     Потому что если верх возьмут сладкоречивые пиарщики, то от всей истории
с Linux уже не будешь получать столько удовольствия.



     Наверное,  я должен  кое-что объяснить мистеру Беринато,  но извиняться
мне не за что.
     Каждый прочитавший эту колонку подумает, что растущие  тяготы моей роли
главного  хакера превратили меня  в  сволочь. Но это  неверно.  Я всегда был
сволочью.
     Начну  с начала.  Я считаю голосовую почту злом. Это  прекрасный пример
плохой технологии. Более того: это самая плохая  технология на свете, и я ее
люто ненавижу.  У нас  в  Transmeta  вначале была  система голосовой  почты,
которая хранила для  каждого  сотрудника двадцать минут записей. Позвонившие
после  этого получали сообщение, что почтовый ящик переполнен, и предложение
обратиться к секретарю. Мой был переполнен всегда.
     Я думаю,  всех достали  журналисты. Поскольку мой  ящик был  полон, они
приставали  к  секретарям Transmeta.  После  первых  сотен звонков секретари
начали раздражаться. Они знали, что мне все  это до лампочки, и  их тяготила
обязанность посылать всех к черту.
     Тогда я стал уничтожать сообщения,  не слушая -- просто чтобы никто  не
звонил в приемную.  Голосовые  сообщения  я в любом  случае  практически  не
слушаю.  Хотя бы потому,  что люди  обычно бормочут свои телефонные номера и
приходится прокручивать запись по  пятнадцать раз, прежде чем разберешь, что
они сказали. А кроме того, я отказываюсь перезванивать, если мне незачем это
делать.  В результате человек пребывал в блаженной уверенности,  что передал
мне сообщение. Пока до него не доходило, что я не собираюсь откликаться.
     Вот тогда он звонил секретарю. Секретарь не знал, что отвечать, поэтому
я сказал -- предлагайте послать факс.  Факсы так же просто игнорировать, как
голосовую почту, зато  из  факса  при необходимости легче извлечь телефонный
номер. У меня такой необходимости никогда не возникало.
     Вначале  секретарь  вежливо  предлагал  звонившему  послать  мне  факс.
Постепенно тот понимал, что факс я не прочел, и через неделю он снова звонил
и жаловался,  что номер с факсом не  сработал. И опять  секретарь оказывался
меж двух огней. Он не обязан был принимать мои звонки.
     И  как бы  красочно  ни  живописал господин Беринато  те  старые добрые
времена, когда Linux еще не приобрела  популярность, на самом деле  я всегда
был сволочью. Это не новость.
     Решение  с  факсами  долго  не продержалось. В  конце  концов для  меня
устроили   специальную  телефонную  учетную  запись,  которая  не   включала
голосовой почты. К этому времени  Transmeta  наняла специалиста по  связям с
общественностью, который вызвался принимать  обращения ко мне.  Я слышал, их
этому  специально  учат.  Они говорят,  что  я должен  всегда  перезванивать
журналистам,  даже если  не хочу  с ними разговаривать,  потому что тогда  у
репортеров  будет на душе тепло и приятно от того, что я им позвонил. На это
я отвечаю: мне нет дела до душ репортеров.
     Ладно. Я  поднимаю трубку  сам, если  кто-то умудрился застать  меня за
письменным  столом.  Но это  не значит,  что  я  хочу казаться доступным.  И
безусловно,  это не программное заявление. Суть открытых исходников вовсе не
в  том, что я доступнее других людей.  Я никогда не  был доступнее других. И
никогда  не  был больше других открыт для чужих предложений. Суть совершенно
не  в этом. Суть  в том, что,  будь я  хоть  демон из  преисподней, хоть сам
дьявол во  плоти, меня легко можно игнорировать, потому что все можно делать
самостоятельно. Не я открыт, а они могут меня игнорировать. Вот что важно.
     Не  существует  "официальной"  версии Linux. Есть  моя  версия и версия
любого  другого. Но  большинство  доверяет моей и опирается  на нее  как  на
де-факто официальную, потому  что  они видели,  как  я  над  ней девять  лет
работал.  Именно  я все  это  затеял,  и  людям  мой  вариант, как  правило,
нравится.  Но  предположим,  я выбриваю на  голове  число зверя -- 666 --  и
говорю: "Поклоняйтесь  мне,  ибо иначе  истреблю вас!" Все просто рассмеются
мне в лицо и скажут: "Тогда мы займемся этим ядром сами".
     Люди  мне доверяют,  но  только потому, что  до сих  пор  я  заслуживал
доверия.
     Но это  не значит,  что я  готов слушать  сообщения голосовой почты или
разговаривать с  теми, кто смог до меня дозвониться. Я  никогда не стремился
показаться  добрым  малым, которому нравится откликаться на любой звонок или
мейл. И раз уж  мы об этом заговорили -- мне странно слышать все эти истории
о  моей монашеской или святой бескорыстности -- будто деньги  меня вообще не
волнуют. уж  сколько  лет я  пытаюсь  развеять этот миф, и все без толку. Не
хочу быть таким, каким меня видит пресса.
     На самом деле я всегда ненавидел  этот образ  бескорыстного аскета -- в
нем нет кайфа. Он нудный. И к тому же неверный.






     X.

     Когда я выбрался из своей  комнаты под свет рампы,  мне пришлось срочно
осваивать  житейские  премудрости,  которые  другим   знакомы,  наверное,  с
пеленок. Например, я никак не ожидал, как  до  смешного  серьезно люди будут
воспринимать  меня и каждый мой шаг.  Вот два случая -- вариации одной и той
же темы.
     Когда я работал в университете, у меня на  машине была корневая учетная
запись.  С  каждой  такой  записью связано  имя.  Оно  используется чисто  в
информационных целях. Я назвал свою учетную  запись "Линус Торвальдс (Бог)".
Я  был  богом этой машины  -- она  стояла в моем  кабинете. Что  тут такого?
Обращаясь  к компьютеру  под Linux или  под Unix  в сети с  помощью  команды
finger,  каждый  может  проверить,  кто  загрузился  на  этой машине.  После
пришествия брандмауэров так  больше  никто не делает. Но несколько лет назад
было  принято  проверять, вошел ли пользователь в систему, прочел ли он свою
почту.  Еще так  можно было почитать  чей-то  "план"  --  личную информацию,
которую   человек   поместил  на   свой  компьютер.  Это  был  своего   рода
предшественник  веб-страничек.  У  меня  там  всегда была  указана последняя
версия  ядра. Поэтому, чтобы  узнать  номер текущей  версии, достаточно было
проверить  мою  машину  по  finger.  У  некоторых   этот  процесс  даже  был
автоматизирован. Они проверяли  мой  компьютер каждый час, чтобы отслеживать
изменения. И каждый раз при этом они видели, что моя корневая учетная запись
называется "Линус Торвальдс (Бог)". Сначала никаких проблем не было. Потом я
стал  получать  от  людей сообщения, что это богохульство.  Пришлось убрать.
Меня просто бесит, как некоторые серьезно все воспринимают.
     Или  вот еще случай в  Северной Каролине.  Вот  уж фигово получилось! В
книжке  о Red Hat (недавно вышла)  он расписан как  международный инцидент с
потенциально катастрофическими последствиями. Но это, наверное, перебор.
     Меня пригласили  выступить на  съезде пользователей Linux, который  Red
Hat  проводила в своем Дареме. Зал был битком набит.  Как только  я вышел на
сцену, все встали и  начали меня приветствовать. И тут я выпалил первое, что
пришло в голову:
     "Я ваш бог!".
     Я просто хотел пошутитъ!
     Я не имел в виду: "Я убежден, что я ваш бог, и вам не  следует об  этом
забывать". Я хотел сказать: "Хорошо, хорошо--я  знаю,  я ваш  бог.  А теперь
сядьте, пожалуйста, и подождите восхищаться, пока вы не услышали, что я хочу
сказать -- хотя мне, конечно, очень приятно, что вы заранее довольны".
     Страшно вспомнить.
     После моей  реплики  на  мгновенье  воцарилась тишина. Несколько  часов
спустя  эта  реплика  стала  темой  обсуждения в  телеконференции. Согласен:
получилось бестактно.  Но это вышло  нечаянно. Я просто  пытался  преодолеть
смущение, которое испытываю, когда люди стоя приветствуют меня, как только я
выхожу на сцену.
     Люди  воспринимают  меня чересчур  серьезно.  Они  многое  воспринимают
чересчур серьезно.  Из своего  многолетнего опыта работы эмблемой  на капоте
Linux  я  вынес  один  урок  --  это еще  не  самое худшее.  Некоторым людям
недостаточно самим  воспринимать  мир серьезно. Они  не  успокоятся, пока не
заставят окружающих сохранять серьезность. Для меня это как бельмо на глазу.
     Вы когда-нибудь  задумывались,  почему собаки так любят людей? Вовсе не
потому, что хозяева каждые полтора  месяца водят их к парикмахеру и время от
времени  подбирают  отходы их  жизнедеятельности с  тротуара. Просто  собаки
любят,  чтобы  ими руководили. Тогда  их  жизнь  получает смысл. (Сейчас это
особенно важно, потому  что  многие из  них  не  у дел:  кастрированные  или
стерилизованные,  они уже не выполняют функции продолжения собачьего рода. К
тому же их природные способности -- типа выслеживания грызунов  -- за редким
исключением,  остаются  невостребованными.)  Человек воспринимается собаками
как  вожак стаи, он командует ими. Их страсть -- следовать приказам. Они это
любят.
     К сожалению, люди устроены так  же. Они любят, когда ими руководят. Это
сидит у нас внутри. Неотъемлемая черта всякого общественного животного.
     Это  вовсе  не  значит,  что  у  нас  рабская  психология.  Просто  нам
свойственно следовать чужим указаниям.
     А  есть люди  с  собственными  идеями, которые в определенных  областях
настолько убеждены в своей правоте, что отказываются следовать чужим нормам.
Именно такие люди становятся лидерами. Лидером стать нетрудно. (Уж если даже
я  стал  лидером?)  А  другие люди,  у  которых нет  своих убеждений  в этих
областях, просто счастливы, что лидеры  принимают  за них решения и говорят,
что им делать.
     Каждый человек имеет право подчиняться избранному им руководителю. Я не
спорю, хотя  меня это  угнетает. А  вот  когда лидеры  или их  последователи
навязывают свои  взгляды окружающим --  тут я решительно против.  Это уже не
просто угнетает -- это  пугает. Жаль, что люди готовы пойти почти за каждым,
включая меня. А то, что они стремятся заставить всех, включая меня, идти той
же дорогой, -- страшно.
     Не будем говорить о тех истовых проповедниках, которые  стучатся в вашу
дверь  каждый  раз,  когда  вы,  приникнув  к  компьютеру,  решаете  сложную
техническую   проблему  или  когда  дети   наконец  заснули  и  вас  охватил
романтический порыв. Вот  гораздо  более актуальный пример из мира  открытых
исходников:   фанатики,  которые  убеждены,  что   всякое   открытие  должно
распространяться  на  условиях Универсальной  общественной  лицензии  (GPL).
Ричард  Столман  хочет,  чтобы все  было  общедоступно. Для него это  вопрос
политический,  и  он  готов  биться, чтобы с помощью  GPL  перевести  все  в
открытый  доступ. Он  не допускает других возможностей. Я же, честно говоря,
сделал исходники Linux открытыми вовсе  не из таких высоких соображений. Мне
нужна  была  обратная  связь.  И  потом,  именно  так  действовали  на  заре
компьютерной  эры,  когда основные разработки выполнялись в  университетах и
оборонных   учреждениях.  В   итоге   все   было  совершенно  открыто.   Код
предоставлялся любому университету по его просьбе. А вот Ричард -- когда его
отлучили от его любимых проектов --  стал  первым принципиальным сторонником
открытых исходников.
     Да, можно получить  огромные преимущества, раскрыв миру свою технологию
и  сделав  ее доступной  на тех же  условиях,  что  Linux и множество других
открытий.  Чтобы  получить представление об  этих  преимуществах, достаточно
просто бросить беглый взгляд на сравнительно низкое  качество всех  закрытых
программных продуктов. GPL и модель открытых исходников  позволяет создавать
лучшие технологии. Вот и все. Кроме того, они не позволяют утаить технологию
и  гарантируют,  что  каждый  заинтересованный  может принять  участие  в ее
разработке.
     Это  важный  момент.  Столмана,  которому нужно  поставить памятник  за
создание  GPL, к борьбе за открытые исходники  побудило в первую очередь то,
что его лишили возможности работать над рядом интересных проектов, когда они
перешли  из  открытого  мира  Массачусетского  технологического института  в
частную  корпоративную  среду.  Самым  примечательным  таким  проектом  была
LISP-машина. LISP возник в рамках исследований по искусственному интеллекту.
Потом, как  часто бывает, разработка показалась перспективной и кто-то решил
создать  специальную  компанию,  чтобы   зарабатывать   на  ней  деньги.   В
университетах это обычное дело.  Но Ричард не занимался коммерцией, поэтому,
когда в 1981 году  LISP  стал  коммерческим проектом в  рамках компании  под
названием  Symbolics,  он оказался  за бортом. Усугубило положение  то,  что
Symbolics   переманила   на   работу  многих  его   коллег  по   лаборатории
искусственного интеллекта.
     И  в такую ситуацию он  попадал неоднократно. Насколько  я понимаю, его
тяга к открытым исходникам объясняется  в первую очередь  не  борьбой против
коммерциализации, а борьбой против исключения. Для  него  открытые исходники
-- это возможность не остаться в  стороне. Возможность продолжать работу над
проектом независимо от того, стал ли он коммерческим.
     GPL  -- прекрасное  средство  включить  в  игру  всех желающих.  Только
подумайте,  какое  это большое достижение  для  человечества!  Но следует ли
отсюда, что всякое открытие должно использоваться на условиях GPL?
     Совсем  нет!  Для  технологической  сферы  это своего  рода  вопрос  об
абортах. Каждый изобретатель должен иметь  право  сам решать, применимы ли к
его открытию условия GPL или он хочет  следовать более традиционному подходу
к авторскому праву. В Ричарде меня бесит  то, что  он все видит черно-белым.
Отсюда --  бессмысленные политические раздоры.  Он никогда не  может  понять
чужую  точку  зрения. Если  бы он ударился в религию,  то был бы религиозным
фанатиком.
     Вообще,  после  религиозных проповедников (которые  стучатся  в  дверь,
чтобы сказать  мне,  во что я  должен верить) меня  больше  всего раздражают
люди,  которые  стучатся  в дверь  (или бомбардируют  меня  мейлами),  что