стихотворения "Домби и сын"
(1914) У О. Мандельштама  "Я вижу Оливера Твиста... " "Домби и сын", "Оливер
Твист" - романы Чарльза Диккенса (1812-1870)
   Осваг - осведомительное агентство при Главнокомандующем  на  юге России
(лето 1918 - март 1920).
   ...после  37  года (см.  Пушкина)  и  кровь  и  стихи журчат иначе. - У
Мандельштама в главе "Книжный  шкап"  есть строки: " выше стояли материнские
русские  книги - Пушкин в издании Исакова - семьдесят шестого года. Я до сих
пор   думаю,   что   это  прекрасное   издание,  оно  мне   нравится  больше
академического.  В  нем  нет  ничего  лишнего: шрифты располагаются стройно,
колонки стихов текут свободно, как солдаты летучими батальонами, и ведут их,
как полководцы, разумные, четкие годы включительно по тридцать седьмой. Цвет
Пушкина? Всякий цвет  случаен -  какой цвет  подобрать к журчанию речей?  "У
Лермонтова переплет  был зелено-голубой и какой-то военный,  недаром он  был
гусар. Никогда  он не казался мне братом или  родственником  Пушкина.  А вот
Гете и Шиллера я считал близнецами. Здесь же я признавал чужое и сознательно
отделял.  Ведь  после  37-го  года и стихи  журчали  иначе".  (всюду  курсив
составителя; "Шум времени", с. 20).
   Генуэзская  колония   -  в  Феодосии   сохранились  остатки  генуэзской
крепости.
   ...  пастернаковский червь (с Потемкина) -  имеются  в  виду  строки из
стихотворения  Б.   Пастернака  "Потемкин"  ("Потемкин"  -  "Князь  Потемкин
Таврический" - легендарный броненосец в событиях 1905 г) "А на деке  роптали
//  Приблизившись к тухнувшей стерве //  И  увидя, // Как кучится  слизь, //
Извиваясь от корч, // Доктор бряк наобум // - Порчи нет никакой // Это черви
//  Смыть  и только...  "  Стихотворение  "Потемкин"  позднее вошло  в поэму
"Девятьсот пятый год" под названием "Морской мятеж",  но уже без этих строк.
(Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. М, Л: Сов писатель, 1965, с. 657-658).
   ... увертюра 12 года - торжественная увертюра П. И. Чайковского "1812".
   Хаос иудейский - название одной из глав "Шума времени"
   Каутский  Карл  (1854-1938)  -  социал-демократ,  один  из  лидеров  II
Интернационала. Порвал с марксизмом после начала первой мировой войны.
   ... Тютчев... мыслящий тростник - образ мыслящего тростника Ф. И Тютчев
использовал в стихотворении "Певучесть есть в морских волнах" (1865).
   ...библейские лестницы... не  ангелы  Иакова- По библейскому  преданию,
Иаков увидел во сне лестницу, один конец которой стоит на земле, ,  а другой
касается неба. По лестнице восходят и нисходят Ангелы Божии (Бытие, 28, 12).
   Борис Наумович -  Борис Николаевич  Синани (1850-19229) -  врач.  Семье
Синани посвящена в повести отдельная глава.
   Наташа - Наталья Николаевна Павлинова (1888-1942), писательница.
   Эрфуртская программа - программа немецких социал-демократов, принятая в
1891 г.  в  Эрфурте. В повести Мандельштама есть глава под таким  названием.
"Эрфуртская программа, марксистские Пропилеи ". " мне и многим другим,  дали
ощущение жизни в предысторические годы..." ("Шум времени", с. 56).
   Багровы- внуки  -  Речь идет о  "Семейной  хронике"  и  "Детских  годах
Багрова- внука" С. Т. Аксакова.
   Откроем "Камень"  - под  названием  "Камень" у  Мандельштама вышло  три
сборника  (1913,  1916,  1923).  Наиболее  вероятно, что  Цветаева  пишет  о
сборнике 1916 г. (Пг, : Гиперборей). Мандельштам подарил Цветаевой экземпляр
этого   издания   с  надписью  "Марине  Цветаевой  -  камень-памятка.   Осип
Мандельштам. Петербург, 10 янв 1916" (хранится в РГАЛИ).
   "Поедем в Царское Село. "  -  начальная  строка стихотворения  "Царское
Село".
   "Над   желтизной   правительственных  зданий  "   -   начальная  строка
стихотворения "Петербургские строфы".
   "В  разноголосице  девического хора  ", "Не веря воскресенья чуду  "  -
стихи О. Мандельштама 1916 г., обращенные к Цветаевой.
   ...  тенишевское  школьничество -  О.  Мандельштам  окончил Тенишевское
коммерческое училище в Петербурге (1907).
   1891 - год рождения О. Мандельштама
   "Хулио  Хуренито" -  роман И. Эренбурга "Необычайные  похождения  Хулио
Хуренито  и  его учеников" (1922)  о  жизни  Европы и  России  времен первой
мировой войны, в сатирической форме обличающий современную цивилизацию.
   "Молитва  о  России" -  сборник  стихов И. Эренбурга (1918), в  которых
нашли  отражение  сомнения  автора,  вызванные  революционными  событиями  в
России.  Спустя  три года  Эренбург  оценил  свою  книгу  как "художественно
слабую, идеологически беспомощную  и  ничтожную"  '(Русская  книга.  Берлин,
1921, э 9).
   "Мир  и Война"" - имеется  в виду поэма В.  Маяковского " Война и  мир"
(1915-1916).
   "Рабочий"   Гумилева   -  стихотворение   1916г.  В  нем  поэт  как  бы
напророчествовал себе гибель от большевисткой пули:  " ...пуля,  им отлитая,
отыщет // Грудь мою..."
   ...предаст ее, как Керенского  ради Ленина  - речь, по-видимому, идет о
стихотворении  О. Мандельштама "Когда  октябрьский нам готовил временщик  //
Ярмо  насилия и злобы, //  И ощетинился  убийца - броневик, // И  пулеметчик
узколобый // - Керенского распять! - потребовал солдат. " и.т.д. (1917)
   Немезида (греч. миф.) - богиня возмездия.
   ... гофмановское в существе - здесь романтически-мистическое.  По имени
немецкого писателя, композитора и  художника Эрнста Теодора  Амадея  Гофмана
(1766-1822).
   Шмидт  Петр  Петрович  (1867-1906)  -  лейтенант  Черноморского  флота,
руководитель восстания на крейсере "Очаков". ... книга Мандельштама, если не
клад,  то вклад.  - Достоинства  и  достижения "словесной живописи"  в "Шуме
времени" Мандельштама отмечали Д. П. Святополк-Мирский (Современные записки,
Париж,  1925,  э  25,  с.  542-543),  Ю. Айхенвальд (Руль,  Берлин, 1925,  9
декабря),  В. Вейдле  (Дни. Париж,  15 ноября), Б.  Пастернак  (Литературное
обозрение, 1990, э 2, с. 50).



    Марина Цветаева.
    Поэт о критике

   Цветаева  М.И. Избранные  сочинения: в  2-х  тт.т.2  автобиографическая
проза.  Воспоминания.  Дневниковая проза.  Статьи. Эссе. - М.: "Литература";
СПб: "Кристалл", 1999.
   OCR: Петрик Лариса.


   "Souvienne  vous de  celuy a qui comme on demandoit a quoi faire  il se
peinoit si fort en un art qui ne  pouvait venir a la  cognoissance de  guere
des gens, -
   "J'en ay assez de peu", repondit-il. "J'en au assez d'un. J'en ay assez
de pas un" Montaigne * Критика абсолютный слух на будущее. М Ц.  _________ *
"Вспомните того человека, которого
   спросили, зачем он так усердствует в своем искусстве,  которое никто не
может понять.  "С меня  довольно  немногих,  - ответил он - С  меня довольно
одного. С меня довольно и ни одного" Монтень (фр).

I НЕ МОЖЕТ БЫТЬ КРИТИКОМ...

   Первая обязанность стихотворного  критика  - не  писать  самому  плохих
стихов. По крайней мере - не печатать.
   Как я  могу верить голосу, предположим N, не видящего  посредственности
собственных стихов?  Первая добродетель  критика-  зрячесть. Этот, не только
раз - пишет, а раз печатает - слеп! Но можно быть слепым на свое и зрячим на
чужое.  Бывали  примеры.  Хотя бы посредственная  лирика  громадного критика
Сент-Бева.  Но,  во-первых, Сент-Бев писать  перестал, то есть  поступил  по
отношению  к  себе,  поэту,  именно  как  большой  критик:  оценив,  осудил.
Во-вторых,  даже  -  пиши  он дальше,  Сент-Бева,  слабого поэта,  покрывает
Сент-Бев, большой критик, вождь и пророк целого поколения. Стихи -  слабость
большого  человека,  не больше. В порядке  слабости  и в порядке исключения.
Большому - чего не простишь!
   Но вернемся к достоверностям.  Сент-Бев,  за плечами  которого  большое
творческое деяние, стихи  писать перестал, то есть - поэта в себе отверг. N,
за которым никакого деяния нет, не перестает, то есть на себе, как на поэте,
упорствует. Сильный, имевший право на слабость,  это право  презрел. Слабый,
этого права не имевший, на нем провалился.
   - Судья, казни себя сам!
   Приговор над собой, поэтом, громадного критика Сент-Бева - мне порукой,
что  он  плохого  во  мне  не  назовет хорошим (помимо авторитета  -  оценки
сходятся: что ему - плохо,  то мне). Суд Сент-Бева, критика, над Сент-Бевом,
поэтом - дальнейшая непогрешимость и неподсудность критика.
   Поощрение же посредственным критиком N посредственного  поэта  в себе -
мне  порукой,  что он  хорошее во мне назовет и  плохим (помимо  недоверия к
голосу - оценки не сходятся: если это хорошо, то мое, конечно, плохо). Ставь
мне в  пример Пушкина, - я, пожалуй, промолчу  и, конечно,  задумаюсь. Но не
ставь мне  в  пример N  - не захочу, а  рассмеюсь! (Что стихи стихотворного,
умудренного  всеми чужими ошибками, критика, как  не образцы? Не погрешности
же? Каждый,  кто печатает, сим объявляет:  хорошо.  Критик, печатающий,  сим
объявляет  -   образцово.   Посему:  единственный   поэт,  не  заслуживающий
снисхождения  -  критик,  как  единственный   подсудимый,  не  заслуживающий
снисхождения - судья. Сужу только судей.)
   Самообольщение  N-поэта  -  утвержденная  погрешимость  и   подсудность
N-критика. Не  осудив  себя,  стал  подсудным, и  нас, подсудимых, обратил в
судей.  Просто плохого поэта  N  я  судить не буду. На это есть  критика. Но
судью N,  повинного в  том, в  чем винит меня  -  судить буду. Провинившийся
судья! Спешный пересмотр всех дел!
   Итак: когда  налицо, большого деяния  и большого, за ним, человека,  не
имеется, следовательно  -  в  порядке  правила: плохие  стихи  стихотворному
критику непростительны. Плохой критик - но, может быть, стихи  хорошие? Нет,
и стихи  плохие.  (N  -  критик.)  Плохие  стихи - но, может  быть,  критика
хорошая?  Нет,  и критика плохая. N-поэт  подрывает доверие  к  N-критику, и
N-критик подрывает доверие к N-поэту. С какого конца ни подойди...

   Подтверждаю живым примером.  Г. Адамович, обвиняя меня  в пренебрежении
школьным  синтаксисом,  в  том же  отзыве,  несколько  строк  до или спустя,
прибегает к следующему обороту: "...сухим, дерзко-срывающимся голосом".
   Первое, что  я почувствовала -  невязка! Срывающийся  голос есть  нечто
нечаянное, а не нарочное. Дерзость же - акт воли. Соединительное  тире между
"дерзко"  и  "срывающимся"   превращает  слово  "дерзко"  в  определение   к
"срывающимся", то есть вызывает вопрос: как  именно срывающимся? не: от чего
срывающимся?
   Может ли голос сорваться дерзко? Нет. От дерзости, да. Заменим "дерзко"
-  "нагло" и  повторим опыт. Ответ  тот же:  от наглости - да, нагло -  нет.
Потому что и нагло  и дерзко  - умышленное, активное, а срывающийся голос  -
нечаянное,  пассивное. (Срывающийся  голос.  Падающее сердце. Пример  один.)
Выходит,  что я  нарочно,  по дерзости,  сорвала  голос.  Вывод:  отсутствие
школьного  синтаксиса и  более  серьезное  отсутствие логики. Импрессионизм,
корни  которого,  кстати,  понимаю отлично,  хотя  подобным  и  не грешу. Г.
Адамовичу хотелось дать сразу впечатление  и дерзости и сорвавшегося голоса,
ускорить и усилить впечатление. Не подумав, схватился  за тире. Злоупотребил
тире. Теперь, чтобы довести урок до конца:
   Гневно-срывающимся,  да.  Явно- срывающимся, да. Гневно,  явно,  томно,
заметно, злобно*, нервно, жалко, смешно. Годится все, что не содержит в себе
преднамеренности, активности, все, что не спорит с пассивностью срывающегося
голоса. ___________
   *  "Злостно"  уже  не  годится, ибо в "злостно"  уже умысел (примеч.  М
Цветаевой).

   Дерзким,  срывающимся  -  да, срывающимся  до  дерзости - да,  дерзко -
срывающимся - нет.
   Врачу, исцелися сам!

   Ряд волшебных изменений
   Милого лица...

   Не вправе судить поэта тот,  кто не читал каждой его строки. Творчество
-  преемственность  и  постепенность. Я  в  1915г. объясняю  себя в  1925 г.
Хронология - ключ к пониманию.
   - Почему у Вас такие разные стихи? - Потому что годы разные.
   Невежественный   читатель   за  манеру  принимает   вещь,   несравненно
простейшую и сложнейшую - время. Ждать от  поэта одинаковых стихов в 1915 г.
и в 1925 г. то же самое, что  ждать  -  от него  же  в  1915 г. и в  1925 г.
одинаковых черт  лица. -  "Почему  Вы  за 10 лет так изменились?"  Этого, за
явностью,  не  спросит никто. Не спросит, а удостоверит, и, удостоверив, сам
добавит: "Время прошло". Точно так  же  и  со стихами.  Параллель  настолько
полна, что продлю ее. Время, как известно, не красит, разве что в детстве. И
никто  мне, тридцатилетней, которую знал двадцатилетней, не скажет:  "Как вы
похорошели". Тридцати лет я  стала очерченной, значительней, своеобразней, -
прекрасней, может быть. Красивей - нет. То же, что с чертами - со стихами.
   Стихи   от   времени   не   хорошеют.   Свежесть,   непосредственность,
доступность, beaute du  diable* поэтического лица уступают место  -  чертам.
"Вы раньше лучше писали"  - то, что  я так часто слышу! - значит только, что
читатель  beaute  du  diablе  мою  предпочитают  -  сущности.  Красивость  -
прекрасности.
   Красивость  -  внешнее  мерило,  прекрасность  -  внутреннее.  Красивая
женщина - прекрасная женщина, красивый ландшафт -  прекрасная  музыка. С той
разницей,  что  ландшафт  может кроме красивого быть и прекрасным (усиление,
возведение  внешнего до внутреннего),  музыка же, кроме прекрасной, красивой
быть  не  может (ослабление, низведение внутреннего до внешнего). Мало того,
чуть  явление  выходит  из  области  видимого и  вещественного, к  нему  уже
"красивое"   неприменимо.  Красивый  ландшафт  Леонардо,  например.  Так  не
скажешь. _____________ * Дьявольская красота (фр.).

   "Красивая музыка", "красивые стихи" - мерило музыкальной и  поэтической
безграмотности. Дурное просторечие.

   Итак,  хронология - ключ к пониманию. Два примера: суд и любовь. Каждый
следователь и каждый любящий от данного часа идет назад, к истоку, к первому
дню. Следователь - путь  по  обратному следу. Отдельного поступка  нет, есть
связь их: первый и все последующие. Данный час - итог всех предшествующих  и
исток  всех будущих. Человек, не читавший  меня  всю от  "Вечернего Альбома"
(детство) до "Крысолова" (текущий день), не имеет права суда.
   Критик: следователь и любящий.

   Не доверяю также критикам - не  то  критикам, не то поэтам. Не удалось,
сорвалось,  уйти из  этого  мира не  хочется, но  пребывание  ущемленное, не
умудренное,  а соблазненное собственным (неудачным)  опытом. Раз я не смог -
никто не может, раз нет вдохновения для меня - нет вдохновения вообще. (Было
бы - у меня первого бы.)  "Я знаю, как  это делается..." Ты  знаешь, как это
делается, но ты не знаешь, как  это  выходит. Следовательно, ты все-таки  не
знаешь, как это делается. Поэзия - ремесло, тайна - техника,  от большей или
меньшей степени Fingerfertigkeit (проворства рук) успех. Отсюда  вывод: дара
нет. (Был бы - у меня первого бы!) Из  таких неудачников обыкновенно выходят
критики - теоретически поэтической техники, критики-техники, на лучший конец
- тщательные. Но техника, ставшая самоцелью, сама и самый худой конец.

   Некто, от  невозможности  быть пианистом  (растяжение  жилы),  сделался
композитором, от невозможности меньшего - большим. Восхитительное исключение
из грустного правила: от невозможности большого  (быть творцом)  -  делаться
меньшим ("попутчиком").
   То же самое, как если бы человек, отчаявшись найти золото Рейна, заявил
бы, что никакого золота в Рейне  нет,  и занялся бы алхимией. Взять то-то  и
то-то и получится золото.  Да где ж твое что, раз знаешь - как? Алхимик, где
ж твое золото?

   Мы золото Рейна ищем и мы в него верим.  И в конце концов - отличие  от
алхимиков  - мы  его найдем.*  _______________  *  Нарочно беру  гадательное
золото Рейна,  в которое  верят  только  поэты.  (Rheingold. Dichtergold)**.
Возьми я золото Перу, пример вышел бы убедительней. Так, он честней (примеч.
М. Цветаевой). **Золото Рейна. Золото поэта. (нем.).

   Тупость так же разнородна и многообразна, как  ум, и  в ней, как в нем,
все обратные. И узнаешь ее, как и ум, по тону.
   Так, например,  на  утверждение: "никакого  вдохновения,  одно ремесло"
("формальный метод", то есть видоизмененная базаровщина),- мгновенный отклик
из того же лагеря (тупости):"никакого  ремесла,  одно  вдохновение" ("чистая
поэзия",   "искорка   Божия",   "настоящая   музыка",-   все   общие   места
обывательщины). И поэт  ничуть не предпочтет первого утверждения  второму  и
второго - первому. Заведомая ложь на чужом языке.


II НЕ СМЕЕТ БЫТЬ КРИТИКОМ

   ...не должно сметь Свое суждение иметь.

   Господа, справедливости, а нет - хоть здравого смысла!
   Для того,  чтобы иметь  суждение о  вещи,  надо в  этой вещи жить  и ее
любить.
   Возьмем грубейший, то есть  наинагляднейший пример. Вы  покупаете  себе
пару  сапог. Что  вы о них  знаете? Что они  вам подходят - или не подходят,
нравятся  -  или  не  нравятся.  Что  еще?   Что  они  куплены  в  таком-то,
предположим, лучшем, магазине. -  Отношение свое  к ним  и  фирму. (Фирма, в
данном случае,  имя  автора.) И больше  ничего.  Можете ли  вы судить  о  их
прочности?  Носкости? Качественности  их?  Нет.  Почему?  Потому  что вы  не
сапожник и не кожевенник.
   Судить о качественности, сущности, о всем, что не видимость вещи, может
только в этой области живущий и работающий. Отношение - ваше, оценка вам  не
принадлежит.
   То же, господа, и точно то  же - с искусством. Вот вам мой стих. Он вам
нравится или не нравится, доходит или не доходит, "красив" (для  вас) или не
красив.  Но  хорош  он,  как  стих,  или  плох, могут сказать только знаток,
любящий  и...  мастер.  Судя  о  мире, в  котором  вы не  живете,  вы просто
совершаете превышение прав.
   Почему я, поэт, говоря с банкиром или с политиком, не даю ему советов -
даже post factum, после банковского или государственного краха. Потому что я
ни  банка,  ни государства  не  знаю  и не  люблю. Говоря с  банкиром  или с
политиком я,  в лучшем случае,  спрашиваю  - "Почему  Вы  в  таком-то случае
поступили так-то?"  Спрашиваю,  то  есть  желаю услышать  и, по возможности,
усвоить суждение  о вещи, мне незнакомой.  Не имея  суждения и не смея иметь
его, хочу услышать чужое. - Поучаюсь. -
   Почему, в свою очередь, вы, банкиры и политики, говоря с сапожником, не
даете ему советов? Потому что каждый сапожник, в лицо вам или себе  в кулак,
рассмеется: "Не ваше, барин, дело". И будет прав.
   Почему же вы, те же  банкиры и политики,  говоря со мной, поэтом, даете
мне  советы:  "Пишите  так-то"  и  "не  пишите  -  так"  и  почему  -  самое
изумительное!  - я, поэт, никогда  еще,  ни  разу  никому из  вас,  как  тот
предполагаемый сапожник, не рассмеялась в лицо: "Не ваше, барин, дело".
   Есть в этом тонкий оттенок. Сапожник, рассмеявшись, не боится оскорбить
- дело "барина" ведь выше. Он смехом только указывает на  несоответствие.  А
поэт,  рассмеявшись, оскорбит  неминуемо  -  "поэт" обывательски  ведь  выше
"банкира".  Наш смех, в данном случае, не только указание другому  места, но
указание места - низшего. "Небо",  указующее "земле". Так  думает, так делит
обыватель. И  этим, сам не зная, лишает нас  нашей  последней защиты. Ничего
оскорбительного - не понимать  в сапогах, полное оскорбление - не понимать в
стихах. Наша  самооборона - оскорбление другого. И много, много должно  воды
утечь, обиды  набежать, прежде  чем  поэт,  переборов  ложный стыд,  решится
сказать в лицо адвокату - политику - банкиру: "Ты мне не судья".
   Дело не в  выше  и не в  ниже, дело  только в  твоем невежестве в  моей
области, как  в моем -  в твоей. Ведь  те же слова  я скажу - уже говорю - и
живописцу, и скульптору, и музыканту. Оттого  ли что считаю их ниже?  Нет. И
тебя не считаю ниже. Мои слова и тебе, банкиру, и самому Игорю Стравинскому,
если не понимает стихов, все те же: " Ты мне не судья".
   Потому что - каждому свое.
   Все  вышесказанное мгновенно отпадает при наличии  одного:  перешагнуть
через порог профессии. Так, больше, чем к критикам и поэт