когда  Церковь  была замечательным
психологом;  прискорбно,  что на  протяжении  двух  последних  столетий  она
утратила свои позиции. Итак, она проницательно признала безгрешность "первых
побуждений". В том числе и влечение, тягу  мужчины ко всем встретившимся  на
его пути  женщинам.  Она  понимала, что  с  этим  влечением  непосредственно
связано  все остальное  -  как  плохое,  так  и хорошее,  как  порок, так  и
добродетель.  Однако выражение "первое побуждение" отражает  явление  не  во
всей  его полноте.  Оно  является  первым, поскольку  исходит  из той  самой
периферии,  которая  и  была взбудоражена,  в  то  время как  душа  человека
остается почти не затронутой.
     И действительно,  эта притягательность для мужчины почти каждой женщины
не  что  иное, как клич  инстинкта, за  которым следует  либо молчание, либо
отказ.  Ответ мог  бы  быть  положительным, если  бы  в нашем  душевном мире
возникла симпатия к тому, что лишь затронуло периферию  наших чувств.  Стоит
этой симпатии возникнуть, как она  соединяет  центр или,  если  хотите,  ось
нашей души с этим внешним по отношению к нам чувством; или, другими словами:
мы  не только  ощутили некую притягательность  на периферии нашего "я", но и
движемся  навстречу  тому,  что  для  нас  притягательно,  вкладывая  в  это
стремление все душевные силы. Итак, мы не только испытываем притяжение, но и
проявляем  интерес. Отличие между тем и другим  состоит в  том, что в первом
случае мы влекомы, а во втором движемся по своей воле.
     Этот  интерес  и есть  любовь,  которая  возникает  среди  бесчисленных
испытываемых влечений, большую часть которых она устраняет, отметив  одно из
них своим  вниманием.  Она производит  отбор  среди  инстинктов,  тем  самым
подчеркивая и одновременно ограничивая их значение[*То, что половой инстинкт
реализуется по  принципу отбора, было одним  из величайших открытии Дарвина.
Будем  считать любовь другой сферой проявления  еще более  строгого отбора].
Чтобы  внести некоторую ясность в  наши представления  о  любви,  необходимо
определить  ту роль,  которую играет  в ней половой  инстинкт. Сущим вздором
является  утверждение,  что любовь мужчины к  женщине  и  наоборот абсолютно
лишена  сексуального  элемента,  равно как  и убеждение,  что  любовь  - это
сексуальное  влечение.  Среди  многочисленных  черт, их  отличающих, отметим
следующую,  принципиально  важную,  а  именно  то обстоятельство, что  число
удовлетворяющих  инстинкт  объектов не  ограничено,  в  то  время как любовь
стремится  к   ограничению.  Эта   противоположность  устремлений   наиболее
явственно  проявляется  в  безразличии мужчины, охваченного любовью  к своей
избраннице, к чарам остальных женщин.
     Таким  образом, по самой  своей сути  любовь - это  выбор. А коль скоро
возникает  она в сердцевине личности, в  глубинах  души, то принципы отбора,
которыми она руководствуется,  одновременно суть  наши самые  сокровенные  и
заветные пристрастия, составляющие основу нашей индивидуальности.
     Выше я отмечал, что в любви огромную роль играет  деталь, проявляющаяся
в мельчайших подробностях. Проявления  инстинкта,  напротив, масштабны;  его
влекут общие  черты. Можно  сказать, что  в  том  и другом  случаях  слишком
различна  дистанция.   Красота,  вызывающая   влечение,  редко  совпадает  с
красотой,  вызывающей   любовь.  Если  влюбленный  и  человек,  которого  не
коснулась любовь, смогли бы сравнить, что значит для них красота, очарование
одной  и  той же женщины, то их потрясла  бы разница. Человек, не охваченный
страстью, в определении  красоты  будет исходить из  гармонии  черт  лица  и
фигуры, придерживаясь тем самым общепринятых  представлений  о  красоте. Для
влюбленного эти основные черты, архитектоника  облика возлюбленной, заметная
издалека,  -  пустой  звук.  Если  он  не  слукавит,   то  назовет  красотой
мельчайшие,  разрозненные  черты,  никак  между  собой  не  связанные:  цвет
зрачков, уголки губ, тембр голоса...
     Осмысливая свои душевные переживания и симпатию к любимому человеку, он
замечает, что именно эти черточки служат питательной средой любви. Ибо какие
могут  быть сомнения в  том,  что  любовь  питается  ежесекундно, насыщается
созерцанием   милого   сердцу  любимого   человека.   Она   жива   благодаря
беспрерывному  подтверждению.  (Любовь  однообразна,  назойлива,  неотвязна;
никто не вытерпит многократного повторения одних и тех  же, пусть даже самых
умных вещей, в то время как все мы настаиваем на  новых и новых признаниях в
любви. И наоборот:  у человека, равнодушного к любви, которую к нему питают,
она вызовет уныние и раздражение своей исключительной навязчивостью.)
     Следует  особо  отметить ту  роль,  которую играют  в  любви мельчайшие
особенности мимики или  черт лица, ибо  это  самое  выразительное проявление
сущности человека, вызывающего наши симпатии.
     Не  меньшей выразительностью и  способностью  выявлять индивидуальность
обладает другой тип красоты, воспринимаемой и на значительном расстоянии,  -
чарующая  пластичность, имеющая самостоятельную эстетическую ценность. Между
тем было бы ошибкой думать, что столь притягательной для нас является именно
эта  красота пластичности.  Я  множество  раз убеждался, что  мужчина весьма
редко  влюбляется  в  безупречно  пластичных женщин. В любом  обществе  есть
"официальные красавицы",  которых в  театрах или во время  народных  гуляний
люди  показывают друг другу, как исторические памятники; так вот, они крайне
редко  вызывают в мужчине пылкую страсть. Эта  красота настолько безупречна,
что превращает женщину в произведение искусства и тем самым отдаляет от нас.
Ею  восхищаются,  то  есть   испытывают  чувство,  предполагающее  известную
дистанцию, однако ее  не любят. Потребность  в  близости, без которой любовь
немыслима, при этом, конечно же, отсутствует.
     Чарующая непосредственность, присущая определенному человеческому типу,
а   вовсе   не  безупречное  совершенство  с   наибольшей,  на  мой  взгляд,
вероятностью вызывает любовь. И наоборот: если вместо истинной любви субъект
опутан ложной привязанностью - сама ли  любовь тому виной,  любопытство  или
умопомрачение,  - подспудно ощущаемая  по  отдельным штрихам несовместимость
подскажет ему, что он не любит. В то же время несовершенство, частные изъяны
облика  с  позиций  безупречной  красоты,  если  только  они  не  чрезмерны,
препятствием в любви не являются.
     Идеей   красоты,   как   великолепной  мраморной   плитой,   придавлена
утонченность и свежесть психологии любви. Считается, что, если мы сообщили о
женитьбе  мужчины на красивой женщине, то этим  все уже сказано,  в то время
как  на  самом  деле  не сказано ничего.  Заблуждение коренится  в  наследии
Платона.  (Трудно  себе представить, насколько  глубокие пласты  европейской
цивилизации охвачены  воздействием античной философии. Самый  невежественный
человек использует идеи Платона, Аристотеля и стоиков.)
     В единое целое любовь и красоту свел Платон. Хотя для него  красота  не
означала  лишь телесного  совершенства,  а была выражением совершенства  как
такового,  Той  формой, в которой для древнего  грека  воплотилось  все, чем
стоило   дорожить.   Под   красотой   подразумевалось  превосходство.   Этот
своеобразный  взгляд  послужил  отправной   точкой  для  последующих  теорий
любовных влечений.
     Любовь, конечно же, не сводится к восхищению чертами лица и цветом щек;
суть ее в  том, чтобы проникнуться определенным типом человеческой личности,
заявившим о себе символически в чертах лица, голосе или жестах.
     Любовь  - это стремление  порождать себя в красоте: tiktein en to kalo,
как  утверждал  Платон.  Порождать,  творить  будущее.  Красота  -  жизнь  в
наивысшем  своем  выражении.  Любовь   подразумевает  внутреннее  родство  с
определенным  человеческим  типом, который  нам представляется  наилучшим  и
который мы обнаруживаем воплощенным, олицетворенным в другом человеке.
     Все это, уважаемая сеньора, покажется вам  абстрактным, темным, далеким
от жизни. Тем не менее, вооружившись этой абстракцией, я сумел определить по
взгляду,  обращенному вами  на X... чем же является  для  вас  жизнь.  "А не
выпить ли нам еще один коктейль!"
III
     (ЧЕРЕДА ЛЮБОВНЫХ ИСТОРИЙ)
     Как  правило, у  мужчины в  течение  жизни  бывает  несколько  любовных
порывов. В связи  с  этим возникает немало  теоретических вопросов, витающих
над практическими, которые влюбленному приходится так или иначе решать. Вот,
например,  некоторые  из  них.   Насколько  органична  для  природы  мужчины
сменяемость  любовных  увлечений  и не  является ли она  изъяном,  дефектом,
унаследованным  с  незапамятных времен,  от эпохи  варварства? Не счесть  ли
вечную любовь единственно  безупречной и достойной подражания? Отличается ли
в этом отношении нормальный мужчина от нормальной женщины?
     Воздержимся от любых попыток ответить на столь  щекотливые вопросы.  Не
углубляясь  в них, отметим все  же тот  бесспорный  факт,  что  крайне редко
мужчина  бывает однолюбом. Поскольку мы условились рассматривать исследуемое
чувство в его полноте, оставим в  стороне  случаи одновременности влечений и
обратимся исключительно к случаям их сменяемости.
     Не противоречат ли подобные факты выдвинутому нами тезису, что любовный
выбор  выявляет  истинную  сущность  человека? Не исключено, однако напомним
читателю  ту простую  истину,  что бывает два  типа множественности любовных
увлечений. С одной стороны, случается, что мужчины любят на протяжении жизни
нескольких женщин, в  которых  настойчиво повторяется один и  тот же женский
тип.  При этом подчас просматривается даже общий  абрис  физического облика.
Эти случаи тайной  верности, при которых во многих женщинах мужчина любит, в
сущности,  одну-единственную,  наделенную  определенными качествами,  весьма
распространены и наилучшим образом подтверждают выдвинутые мной тезисы.
     Однако нередко следующие один за другим мужчины, которым женщины отдают
предпочтение,  или  сменяющие  друг  друга  избранницы  мужчины  существенно
отличаются друг от друга. Исходя  из вышеизложенных  соображений, мы  должны
были бы  предположить, что истинная сущность человека постоянно претерпевала
изменения. Возможны ли подобные перемены в самой сокровенной нашей сути? Эта
проблема имеет огромное, может быть, решающее значение для теории характера.
Во  второй  половине минувшего столетия было принято считать,  что  характер
человека  формируется  извне.   Жизненный  опыт,  складывающиеся   привычки,
воздействие  среды, превратности судьбы, состояние здоровья оставляют  после
себя осадок, именуемый характером. Стало быть, тут не может быть и речи ни о
коренной  сути  человека,  ни о  некой душевной  организации, предшествующей
перипетиям  нашей  жизни  и от  них не  зависящей.  Мы  уподобляемся снежку,
который  замешан на дорожной пыли,  поднимаемой нашими ногами.  Естественно,
что  для  этой системы  взглядов, не признающих коренных основ  человеческой
личности,  не существует также проблемы  коренных  изменений. То,  что здесь
называется  характером,  меняется  непрерывно:   коль  скоро  нечто  в   нем
формируется, с таким же успехом оно может и исчезнуть.
     Однако весьма  веские аргументы - не буду их  здесь излагать - склоняют
меня,   скорее,   к  противоположному  убеждению,  которое   полагает  более
правдоподобным  обратное  движение - изнутри  наружу. Задолго до контакта  с
внешними  обстоятельствами  наша   личность   в  основе  своей   бывает  уже
сформирована,  и,  хотя  бытие  оказывает на  нее определенное  воздействие,
встречное  влияние   бывает   куда  более  значительным.  Как   правило,  мы
поразительно  невосприимчивы  ко  всему  происходящему, если оно  чуждо этой
изначальной "личности", которой мы, в сущности говоря, и являемся. Мне могут
сказать, что  и  в  этом случае  вопрос  о  коренных  изменениях оказывается
праздным. Какими мы рождаемся, такими и умираем.
     Нет и еще раз нет. Эта достаточно гибкая  концепция позволяет учитывать
всю прихотливость явлений.  Это дает нам  возможность увидеть  разницу между
едва  заметными изменениями, которые события внешнего  характера накладывают
на нашу индивидуальность, и теми глубинными сдвигами, которые не  подвластны
посторонним мотивам, а коренятся в самой природе  нашего характера. Я сказал
бы,  что характер меняется, если  под  изменениями  понимать развитие. И это
развитие,   как   и  в   любом  организме,  определяется  и  обусловливается
внутренними   причинами,   присущими  самой  природе  человека,   столь   же
изначальными, как и  его  характер. Читатель без  труда заметит, что  подчас
перемены  в его ближних были прихотливы,  неоправданны, чуть ли не постыдны,
однако нередко эта трансформация  сохраняла  глубокий  смысл  и  достоинство
эволюции, заставляя вспомнить росток,  из  которого  вырастет дерево,  голые
ветки, которые покроются листвой, цветы, которые предшествуют плодам.
     Отвечу  на это  вполне  возможное возражение.  Определенный тип  людей,
характеры абсолютно  закоснелые (в основном обделенные жизненной силой, как,
например,   "мещанин"),   не  эволюционируют.   Они   будут   неукоснительно
придерживаться  раз и навсегда  заданной схемы любовного выбора. Однако есть
характеры  беспокойные  и  щедрые, характеры  неисчерпаемых  возможностей  и
блестящих предназначений. Думается, что  именно этот  тип личности  является
нормальным.  В  течение  жизни он претерпевает  две-три трансформации,  суть
различные  фазы единой душевной траектории. Не теряя связи и даже единства с
нашим  вчерашним образом мыслей  и чувств, в один  прекрасный день  мы вдруг
осознаем, что наш характер  вступил в  новый этап, новый  период развития. Я
считаю это  радикальным изменением. Не больше, но и не меньше[*Любопытнейшее
и  крайнее  выражение  этого  явления  -  "обращение":  внезапная  перемена,
катастрофический перелом, который  иногда переживает  человек. Да будет  мне
позволено на этот раз не углубляться в столь непростую тему]. Наша  истинная
сущность в каждом из  этих двух  или трех этапов как  бы  поворачивается  на
несколько градусов вокруг собственной оси, перемещается  в  совершенно  иную
точку Вселенной и ориентируется отныне по иным созвездиям.
     Случайным ли  является  то обстоятельство, что  глубокое  чувство любви
охватывает любого  нормального мужчину два-три раза в жизни? А тот факт, что
каждый  раз  возникновение этого  чувства совпадает  по  времени с  одним из
вышеупомянутых  этапов  в  развитии  характера?  Мне  представляется  вполне
естественным  видеть в множественности  любовных влечений  самое неоспоримое
подтверждение   изложенной   здесь   концепции.   Новому    ощущению   жизни
соответствует  новый  тип женщины,  которому отдаются отныне  симпатии. Наша
система  ценностей  в  той  или иной  степени  изменилась,  сохранив  тайную
верность предшествующей,  - и  на  первый план выходят  достоинства, которым
ранее  мы не придавали значения, возможно, даже не  замечали их, новая схема
сердечных предпочтений выстраивается между мужчиной  и встречающимися на его
пути женщинами.
     Только  роман  обладает  инструментарием,  необходимым для того,  чтобы
подтвердить эти  соображения. Мне довелось прочесть  фрагменты одного - вряд
ли  когда-либо он  будет опубликован, -  проблематика  которого  именно эта:
подспудная эволюция мужского характера, увиденная сквозь призму его любовных
историй. Автор - и это небезынтересно - с  одинаковым рвением доказывает как
неизменность  характера  при  всех  его  трансформациях,   так  и  вскрывает
неизбежность и логику происходящих  перемен. А женский образ на каждом этапе
собирает и концентрирует лучи этой эволюционирующей жизненной силы,  подобно
фантомам, возникающим в плотных слоях атмосферы под воздействием прожекторов
и отражателей.
РЕПЛИКА В СТОРОНУ
     Мои  этюды, которые  по необходимости публикуются фрагментарно, подобно
сегментам  кольчатых  червей,  в   газете  "Эль  Соль",  дают  мне  приятную
возможность  познакомиться с мирочувствованием испанцев и испанок, лично мне
неизвестных.   Дело   в   том,  что  ко   мне   идет   обнадеживающий  поток
поддерживающих, опровергающих  или полемизирующих  писем. Моя  занятость  не
позволяет  мне  поступить  так, как  я считаю должным, одновременно доставив
себе удовольствие,  и ответить на все эти эпистолярные знаки внимания, столь
полезные и плодотворные для писателя. В дальнейшем я намерен снимать хотя бы
изредка  сливки этой  корреспонденции, анализировать самые  дельные  письма,
представляющие общий интерес.
     Для начала приведу одно анонимное письмо,  полученное  из  Кордовы. Его
автор  показался мне  человеком  в высшей  степени  здравомыслящим,  если не
считать анонимности:
     "Я  прочел  ваши очерки "Выбор в  любви" в газете "Эль Соль", как читаю
все  ваши  работы,  попадающие в  руки,  чтобы  насладиться вашими тонкими и
оригинальными  наблюдениями.  Эта  благорасположенность моей  души  к вашему
творчеству придает мне смелости и позволяет указать вам на ошибочное, с моей
точки зрения, положение в вашей статье.
     Я согласен  с тем,  что жест или мимика позволяют  нам  проникнуть, как
Педро в свой  дом, в  дремлющий (равно как  и в бодрствующий) внутренний мир
соседа.  Я  настолько  схожусь  с  вами в  этом пункте,  что даже написал  и
опубликовал кое-что на эту тему.
     А вот что, на мой взгляд, не  может быть  принято, так это утверждение,
будто "в выборе любимой обнаруживает самую  суть своей  личности мужчина,  в
выборе  любимого  -  женщина" и  что  предпочтенный  нами  человеческий  тип
очерчивает контуры нашего собственного сердца.
     Более того, я  возьму на себя  смелость  утверждать, что непроизвольный
протест, который вызвал этот тезис среди ваших слушателей, вызван не столько
тем, что  и  впрямь  малоприятно ощутить, как пристальный взгляд наблюдателя
сорвал с  тебя  вдруг  все  покровы,  сколько,  скорее  всего,  неосознанным
сопротивлением идее, которую мы не можем принять, не понимая даже почему.
     Любовь (страстный  порыв,  с лирическими  арабесками или  без  оных)  -
существительное,  восходящее к  сугубо  переходному  глаголу, -  является  в
известном смысле самым "непереходным", самым герметичным из  всех, поскольку
оно ограничено субъектом, поскольку в нем оно находит свою питательную среду
и нет для него иной жизни, кроме той, которую субъект же ему и дарует.
     Бесспорно,  что  любящий,  испытывая  половое  влечение, выбирает  себе
представительницу противоположного пола и что каждый хотел  бы найти в своей
избраннице  физическую гармонию; при  этом  нет  ничего странного в том, что
женщина  высоких душевных качеств  одарит  своей благосклонностью заурядного
мужчину и наоборот.
     Любящего  можно познать по  его любви, а  вовсе  не по  предмету любви.
Каждый человек любит всей полнотой душевных сил, достаточных для того, чтобы
наделить  облик  любимого  той  утонченностью  и  изысканностью,  в  которой
нуждается  душа любящего (другими  словами,  его собственная  душа), подобно
тому как волшебный фонарь или кинопроектор направляет на экран линию и цвет,
как Дон  Кихот в  Альдонсу  Лоренсо, а  Нельсон в леди Гамильтон  (косуля  в
пейзажах  начала XIX  столетия)  вдохнули  все  необходимое,  чтобы  их души
преклонились перед этими женщинами.
     Здесь я  ставлю точку,  ибо  мои замечания  в самых  общих  чертах  уже
высказаны и я не хочу беспокоить вас понапрасну".
     Я  искренне благодарен за замечания,  хотя и хотел  бы,  чтобы они были
более конструктивными.  Уже  попытка свести  любовь  к сексуальному  чувству
запутывает  проблему  a limine[37].  В  серии статей  "Любовь  у  Стендаля",
опубликованных  в газете "Эль Соль" этой осенью,  я, как мне представляется,
смог показать, почему  сводить одно к другому ошибочно. Достаточно вспомнить
столь очевид