более  или  менее ясно,  то  со
Стендалем дело обстоит несколько сложнее, поскольку есть тема, на которую он
философствовал  вполне  серьезно.  По стечению обстоятельств  та же, которой
отдавал предпочтение  Сократ, патрон  всех философов.  Ta erotika -  вопросы
любви.
     Трактат "De l'amour"[8] - одна из самых читаемых книг. Представьте, что
вы   входите  в  будуар  маркизы,  актрисы  или  же  просто  светской  дамы.
Осматриваетесь  в  ожидании хозяйки. Первыми,  конечно, внимание  привлекают
картины (и почему это на стенах непременно должны висеть картины?).  И почти
всегда - ощущение прихотливости, оставляемое живописным  полотном. В  данном
случае картина такова; однако она с успехом могла  быть и  совсем иной.  Нам
так  не  хватает  того щемящего волнения,  которое  охватывает при встрече с
чем-то предугаданным. А потом взгляд скользнет по мебели, по книгам, лежащим
тут  и там. Задержится на обложке - и что же  на ней? "De l'amour". Полагая,
что им  надлежит  разбираться  в любви,  маркиза,  актриса и  светская  дама
обзаводились  источником  просвещения, подобно человеку,  который  вместе  с
автомобилем покупает и руководство по двигателям внутреннего сгорания.
     Книга читается  с упоением. Стендаль всегда  повествует, даже когда  он
рассуждает, обосновывает и теоретизирует. На мой взгляд, он - лучший из всех
рассказчиков,  архирассказчик  перед  лицом Всевышнего. Однако достоверна ли
его теория любви как кристаллизации? Почему никто не  посвятил ей серьезного
исследования? О ней судачили,  но никто не подверг  ее тому  анализу, какого
она заслуживала.
     Неужели она  того не  стоила?  В сущности говоря, любовь, согласно этой
теории,  не что  иное, как порождение фантазии.  Не в том  дело, что в любви
свойственно  ошибаться,  а  в том,  что  по  природе  своей  она  сама  есть
заблуждение.  Мы влюбляемся, когда  наше  воображение наделяет  кого-либо не
присущими ему достоинствами.  Впоследствии дурман  рассеивается,  а вместе с
ним умирает любовь. Это еще определеннее, чем объявить по обыкновению любовь
слепой. Для Стендаля она больше  чем слепая - придуманная. Она не  только не
видит реальности - она ее подменяет.
     Достаточно приглядеться  к этой доктрине сегодня, чтобы уяснить время и
место ее  создания: это  типичное порождение европейского  XIX столетия. Она
отмечена   двумя  его   характернейшими   особенностями   -   пессимизмом  и
позитивизмом.  Теория  "кристаллизации" идеалистична,  поскольку  во внешнем
объекте, на  котором  сосредоточены  наши  помыслы,  она  видит  всего  лишь
проекцию субъекта. Со времен Ренессанса европеец предрасположен к взгляду на
мир  как на эманацию духа[9]. До  XIX века этот идеализм был преимущественно
радостным. Мир, который проецирует  субъект, по-своему реален,  доподлинен и
значителен. Между тем  теория  "кристаллизации"  пессимистична.  Цель  ее  -
доказать, что  естественные,  по  нашему убеждению, душевные  порывы  не что
иное, как особые, из ряда вон  выходящие явления. Так,  Тэн пытается убедить
нас, что  нормальное  восприятие всего лишь освященное временем коллективное
заблуждение.  И  это типично для  теоретической  мысли  минувшего  столетия.
Нормальное  познается  через  анормальное,  возвышенное  -  через низменное.
Достойна  удивления  потребность доказать, что Мироздание - абсолютное  quid
pro  quo, самодовлеющая  глупость. Моралист пытается убедить вас в том,  что
альтруизм - это затаенный эгоизм. Дарвин методично опишет ту деятельность по
упорядочиванию  жизни,  которую  проводит смерть,  и увидит  основу жизни  в
борьбе  за  существование.  Карл Маркс  сходным образом представит классовую
борьбу как движущую силу истории[10].
     Между  тем истина настолько  далека от этого непреклонного  пессимизма,
что ей удается  подчас укорениться и в нем  самом, хотя мрачный мыслитель об
этом и  не  подозревает. Пример  тому  -  теория "кристаллизации". Из нее  в
конечном счете следует, что человек любит только то, что достойно его любви.
Однако, не найдя  ничего подобного в действительности, он  прибегает к своей
фантазии. Именно выдуманные  достоинства и порождают любовь. Куда как просто
счесть иллюзорным нечто совершенное. Однако тот, кто так поступает, забывает
об одном самоочевидном факте.  Если нечто совершенное  не существует, откуда
мы  знаем  о его  существовании?  Если в реальной женщине  нет тех  качеств,
которые  способны  вызвать  у  нас пылкую страсть, в  каком  чудесном  ville
d'eaux[11] мы видели призрачную женщину, способную покорить нас?
     Заключенная в любви доля обмана очевиднейшим  образом преувеличивается.
Заметив, что подчас  качества  любимого человека  в  действительности совсем
иные,  нам  надо  спросить  себя,  не  является  ли вымышленной сама любовь.
Психология  любви должна весьма недоверчиво относиться именно к  подлинности
исследуемого чувства. На мой взгляд, самая сильная сторона трактата Стендаля
-  это  предположение,  что  есть  любовные  истории,  которые  таковыми  не
являются.  Что  же  еще   означает  известная  классификация   родов  любви:
amour-gout, amow-vanite,  amour-passion[12]  и т. д. Вполне естественно, что
если зарождающееся  чувство отнесено к любви по ошибке, то ложным будет все,
что с ним связано, и прежде всего объект, который его вызвал.
     Истинной, по Стендалю, является только "любовь-страсть".  Думается, что
и  это понятие слишком  широко. "Любовь-страсть" также  поддается дальнейшей
дифференциации. Причина ложной любви не только в тщеславии или в gout.  Есть
и иной  источник подлога, более  непосредственный и исконный.  Любовь  - это
эмоциональная деятельность, снискавшая наибольшую хвалу. Поэты испокон веков
украшали ее  и прихорашивали своими  косметическими средствами,  наделяя при
этом странной, беспредметной реальностью, отчего, еще не  испытав, мы ее уже
знаем, о ней размышляем  и готовы  ей  себя посвятить, как  какому-либо виду
искусства  или  ремеслу.  Итак, представьте себе мужчину  или  женщину,  для
которых любовь in  genere[13],  в  некой абстракции,  -  идеал их жизненного
поведения. Они  будут постоянно жить  под знаком мнимой  влюбленности. Им не
нужно  ожидать,  пока  заструится ток  любви  от  определенного объекта; они
довольствуются первым  попавшимся. При этом  любят  саму любовь, а тот, кого
любят, в сущности, всего лишь предлог.  Человек,  с  которым это происходит,
если   он   не   чужд   размышлений,   наинепременнейше   придумает   теорию
"кристаллизации".
     Стендаль  -  один из  тех,  кто  любит  любить. В  своей недавней книге
"Интимная жизнь Стендаля"  Авель Боннар пишет:  "От  женщин  он требует лишь
подтверждения   своих   иллюзий.  Он  влюбляется,   чтобы   не   чувствовать
одиночества; впрочем,  по  правде говоря,  его  любовные  отношения  на  три
четверти - плод его собственной фантазии".
     Есть  два  типа  теорий   любви.  Один  из   них   составляют  расхожие
представления,   общеизвестные   истины,   не   вытекающие   из   реальности
привлекаемого  в доказательство  материала. Другой  включает более  глубокие
взгляды,  основывающиеся на  личном  опыте.  В наших  умозаключениях о любви
проглядывают контуры любовных отношений каждого из нас.
     Случай Стендаля абсолютно ясен. Речь идет о человеке, который не только
никогда по-настоящему не  любил, но которого также никогда и не  любили. Его
жизнь была заполнена псевдолюбовью. Между тем псевдолюбовь оставляет  в душе
только горький  осадок подлога, воспоминание о том, как она испарилась. Если
вглядеться в стендалевскую теорию и проанализировать ее,  то  окажется,  что
все  в  ней  поставлено  с  ног  на   голову;  кульминационная   фаза  любви
представлена здесь как ее финал. Как объяснить то обстоятельство, что любовь
умирает, хотя ее объект остается все тем же? Следовало  хотя бы предположить
- как  это сделал Кант в теории  познания,  -  что не объект наших  любовных
чувств  управляет  ими,  а, как  раз наоборот, наша  взбудораженная фантазия
созидает объект. Любовь, умирает, если она родилась по недоразумению.
     Эмоциональный  опыт  Шатобриана  привел  его  к  прямо  противоположным
выводам. Вот человек, неспособный на  большое  чувство, который  был наделен
даром вызывать истинную любовь. Немало  женщин встретил он на своем пути,  и
все они сразу и навсегда были охвачены любовью. Сразу и навсегда. Шатобриан,
пожалуй, был обречен на создание доктрины, согласно  которой истинная любовь
бессмертна и рождается в мгновение ока.
II
     (СРАЗУ И НАВСЕГДА)
     Сопоставление любовных историй Шатобриана  и Стендаля с психологической
точки зрения  в  высшей  степени  продуктивно и  поучительно  для  тех,  кто
легковесно  рассуждает об образе  Дон Жуана.  Вот  два  человека, наделенные
огромной творческой силой. Никто не назовет их волокитами - нелепый образ, к
которому был сведен тип Дон  Жуана в представлениях примитивных и  недалеких
людей. И тем не менее оба они  щедро тратили  душевную энергию  на то, чтобы
кого-то   полюбить.  Вполне  понятно,  что  им  это  не  удавалось.  Видимо,
самозабвенное  упоение любовью  не для возвышенных  душ. Тем  не  менее  они
упорно  к  этому стремились и почти  всегда проникались убеждением  в  своей
влюбленности.  Любовные  истории  значили  для  них неизмеримо  больше,  чем
творчество. Любопытно, что  только творчески бесплодные люди убеждены, что к
науке,  искусству  или  политике следует  относиться  серьезно,  а  любовные
истории  презирать, как нечто  низменное и  пустое. Мне  в данном случае все
равно: я ограничиваюсь констатацией того факта, что великие умы человечества
были,  как  правило,  людьми  не  слишком  серьезными,   если  исходить   из
petite-bourgeoise[14] точки зрения на эту добродетель.
     Однако для осмысления донжуанства немаловажны отличия между Стендалем и
Шатобрианом. Именно Стендаль окружал женщину неослабным вниманием. Между тем
истинный Дон Жуан - полная его противоположность. Дон Жуан не таков; он выше
треволнений, погружен  в меланхолию  и, вероятнее всего, ни одну женщину  не
удостаивал вниманием.
     Самое  большое  заблуждение,  в  которое можно  впасть,  -  это  искать
сходства  с Дон Жуаном в мужчинах,  которые  всю  жизнь  домогаются  женской
любви.  В лучшем случае так будет  определен  пошлый  и  вульгарный тип  Дон
Жуана,  однако куда вероятнее, что эти наблюдения выведут нас на совсем иной
человеческий тип. Что  если, желая  дать определение поэту,  мы сосредоточим
внимание  на плохих поэтах?  Коль скоро плохой поэт  не  поэт, ничего, кроме
бесплодных  потуг,  усердия,  бешеной активности  и  рвения,  мы  в  нем  не
обнаружим.  Плохой  поэт  компенсирует  отсутствие вдохновения  привлекающей
внимание мишурой - шевелюрой и экстравагантными галстуками. Точно так же Дон
Жуан - труженик, который ежедневно подвизается на ниве любви, этот Дон Жуан,
как две  капли воды  "похожий" на  Дон  Жуана,  в действительности лишь  его
отрицание и его оболочка.
     Дон  Жуан  не  тот,  в  ком  женщины  пробуждают страсть,  а  тот,  кто
пробуждает  страсть  в женщинах. Вот она, одна из бесспорных истин о природе
человека, над  которой следовало  бы поразмыслить  писателям, обратившимся в
последнее время  к столь важной теме донжуанства.  Не секрет,  что некоторых
мужчин женщины одаривают особо благосклонным и неослабевающим вниманием. Вот
где богатая  пища для  размышлений. Чем  объясняется столь удивительный дар?
Какая  тайна  жизни  кроется за  этой  притягательностью? С другой  стороны,
наивно, да и непродуктивно критиковать тот или иной неясный образ Дон Жуана,
плод  чьей-то  досужей фантазии. У проповедников есть одна давняя слабость -
придумывать глупого  манихейца, дабы без  труда  опровергать манихейство как
таковое.
     Стендаль  сорок лет  посвятил  разрушению бастионов женского  пола.  Он
выпестовал  целую  стратегическую программу  с первопричинами и  отдаленными
следствиями. Отступая, он снова шел вперед, упорствовал и отчаивался, упрямо
преследуя цель.  А результат равен нулю. Стендаль не снискал любви ни  одной
женщины.  И  это  не должно  особенно  удивлять.  Такова участь  большинства
мужчин.  Хотя часто, скрадывая  горечь неудач, сплошь  и  рядом  за  большую
любовь  склонны  принимать весьма пресную женскую преданность и  покорность,
результат многих и многих усилий. Схожее происходит и в области эстетических
впечатлений. Мало кто из  живших на свете людей знает подлинную  радость  от
встречи  с  искусством.  И  потому  готовы  видеть ее в  той дрожи,  которая
охватывает нас во время вальса, или интересе к интриге, возбуждаемом чтивом.
     Любовные  истории  Стендаля были псевдолюбовью  подобного  рода.  Авель
Боннар  в  своей  книге  "Интимная  жизнь  Стендаля"  на  этом  особенно  не
настаивает,  что побудило  меня  написать  эти  строки.  Подобные  уточнения
немаловажны, поскольку  они объясняют коренной  просчет стендалевской теории
любви. В основу этой теории был положен ложный опыт.
     Стендаль  полагает  -  в соответствии  со  своим опытом,  - что  любовь
"создается" и умирает. И то и другое свойственно псевдолюбви.
     Для Шатобриана  же, наоборот,  любовь  - это  некая  "данность". Ему не
приходится прилагать усилий.  Стоит  женщине  познакомиться с  ним, как  она
сразу  оказывается  во  власти  некой  таинственной  электризующей силы. Она
отдается безоговорочно и всецело.  Почему? Вот загадка, которую должны  были
бы  разгадать исследователи  донжуанства.  Шатобриан  некрасив.  Невысокий и
сутулый. Вечно раздраженный, мнительный  и  замкнутый.  Его привязанность  к
любящей  его  женщине  длилась восемь  дней. Между тем  женщина,  испытавшая
страсть в двадцать лет, до восьмидесяти хранила любовь к "гению", хотя ей не
суждено было больше его видеть. Тому есть немало доказательств.
     Один  из  многих  примеров: маркиза  де  Кюстин[15],  "самые  роскошные
волосы"  Франции.  Она принадлежала к одной из знатнейших семей и отличалась
редкой красотой. Во  время революции ей, почти ребенку, грозит гильотина. Ее
спасает  любовь,  вспыхнувшая  в  неком  сапожнике,   члене  Трибунала.  Она
эмигрирует  в  Англию. Время возвращения  на  родину совпадает с публикацией
"Аталы"  Шатобриана[16]. Она знакомится  с  автором, и тотчас  ее охватывает
безумная любовь. Следуя прихоти Шатобриана, известного своими причудами, она
должна была купить замок Фервак, старую родовую усадьбу, в которой Генрих IV
провел одну ночь. Маркиза, кое-как поправив свои  дела, расстроенные за годы
эмиграции, собирает необходимую сумму  и покупает замок. Однако Шатобриан не
торопится ее навещать. В конце концов он проводит там несколько дней - часы,
исполненные  блаженства  для  этой  охваченной  страстью  женщины. Шатобриан
читает двустишие, нацарапанное Генрихом IV на камине охотничьим ножом:
     "La dame de Fervaques
     merite de vives attaques"[17].
     Счастливые часы проходят быстро и невозвратно. Шатобриан уезжает, чтобы
больше,  в  сущности,  и не  возвращаться: его влекут новые  острова  любви.
Проходят месяцы, годы. Маркиза де Кюстин близка к семидесяти. Она показывает
замок  некому  посетителю.  Оказавшись  в  комнате  с огромным камином,  тот
спрашивает: "Так вот  оно, то место, где Шатобриан был у ваших ног?" Она же,
вспыхнув,  изумившись и  даже как будто  оскорбившись,  в ответ: "Да что вы,
сударь, что вы, нет: я - у ног Шатобриана!"
     Эта  разновидность  любви,   при   которой   человек   раз  и  навсегда
растворяется в  другом человеке,  Стендалю  была неизвестна.  Поэтому он был
убежден, что любовь всегда со временем убывает,  хотя в действительности все
обстоит как раз  наоборот. Истинная любовь, рожденная в сокровенных глубинах
человека,   по-видимому,  не   может  умереть.   Она  навсегда  остается   в
чувствительной душе.  Обстоятельства -  к примеру, разлука - могут лишить ее
питательной  среды;  и  тогда  эта  любовь  будет  чахнуть  и  превратится в
трепещущую  ниточку, в  едва ощутимо бьющийся  в подсознании ключ  сердечной
привязанности. И  все же она не умрет. Ее эмоциональный состав не изменится.
Благодаря  этой  неизменной  основе  человек, который любил, будет  и впредь
чувствовать себя связанным нерасторжимыми узами с возлюбленной. Судьба может
развести его  с  любимой, изменив  его положение в физическом или социальном
пространстве. Что с того - любовь остается в нем. Таков высший, наивернейший
признак подлинной любви: как бы находиться рядом  с любимым, быть в  общении
более тесном,  близости более сокровенной, чем пространственные. Это  значит
пребывать в истинно жизненном контакте.
     Есть и более точное  слово, хотя и несколько специальное, научное: быть
онтологически  вместе  с любимым,  верным  его  изменчивой судьбе.  Женщина,
любящая преступника, где бы она ни находилась, душою будет с ним в тюрьме.
III
     (ЛЮБОВЬ К СОВЕРШЕНСТВУ)
     Широко известна метафора,  которая  позволила Стендалю  определить свою
теорию любви словом "кристаллизация". Если в соляные копи Зальцбурга бросить
веточку и вытащить ее на следующий день, то она  оказывается  преображенной.
Скромная  частица растительного мира покрывается ослепительными кристаллами,
вязь  которых  придает  ей   дивную  красоту.  Согласно  Стендалю,  в  душе,
наделенной даром любви, происходят сходные процессы. Реальный облик женщины,
запав в душу мужчины, мало-помалу преображается вязью наслаиваемых фантазий,
которые наделяют бесцветный образ всей полнотой совершенства.
     Эта  известная  теория  всегда казалась  мне  в  высшей степени ложной.
Пожалуй,  единственно продуктивным  в ней является вывод (пусть даже  скорее
угадываемый,  чем  сформулированный), что  любовь в  известном  смысле - это
стремление к совершенству. Исходя из этого, Стендаль вынужден допустить, что
совершенства  - плод нашего  воображения. Однако специально  он на  этом  не
останавливается, поскольку для него это -  самоочевидная  вещь, занимающая в
его  теории весьма скромное место; он ни в коей  мере  не ощущает,  что речь
идет о  самой  значительной, самой  глубокой, самой  загадочной  особенности
любви. Теорию "кристаллизации" волнуют главным образом причины разочарований
в любви, утраты иллюзий; то есть почему охладевают, а не почему влюбляются.
     Стендаль,  как настоящий  француз, становится поверхностным, как только
переходит   к   общим   рассуждениям.   Он   проходит   мимо   грандиозного,
первостепенной важности явления, скользнув по нему взглядом и не удивившись.
Между  тем  способность удивляться  тому, что  принято  считать  очевидным и
естественным, дана именно философу.  Вспомним, как Платон идет напрямик, без
колебаний затрагивая болезнетворный нерв любви. "Любовь - это вечная страсть
порождать себя в красоте"[18]. "Какая  наивность!" -  скажут  дамы,  доктора
любовных наук, за коктейлем в  отеле "Ритц",  в любом уголке  мира. Дамы  не
подозревают,  какую  радость  они доставили  философу,  с улыбкой  про  себя
отметившему,  что  его  слова  вызвали  снисхождение  в  прелестных  женских
глазках. Им и невдомек, что, когда философ говорит им  о любви, он не только
не  флиртует  с ними, но  абсолютно к ним  безразличен. Как  заметил  Фихте,
философствовать  - это не что иное, как не жить, точно так же как жить - это
не что иное,  как  не философствовать. Сколь  сладостен  дар выключаться  из
жизни,  исчезать в некое скрытое  от  глаз измерение!  И чем  лучше  философ
владеет этим даром, тем скорее женщина  сочтет  его наивным. В теории  любви
ее, равно как и  Стендаля,  интересуют психологические  тонкости и анекдоты,
которые,  конечно же, заслуживают внимания, лишь  бы при этом не выпадали из
поля зрения коренные проблемы  сердечных чувств, и  среди них наиважнейшая -
та, которую Платон сформулировал двадцать пять веков тому назад.
     Отклоняясь от темы, коснемся вкратце этого кардинального вопроса.
     В платоновском словаре под красотой подразумевается то, что мы привыкли
назыв