годам  игрив и резв.
Этому отягощенному желудочными болезнями  кобелю уже  перевалило за семь. Он
все  подлаживался, подлизывался  да  принюхивался  к недавно появившейся  на
площадке афганской борзой, красивой  флегматичной суке. Приходилось  его все
время  гонять,  однажды  Чеслав  даже  вытянул  поводком  по  спине.  Обычно
приходящий в ужас от громкого окрика, Джимми и  ухом  не повел на  этот раз.
Чеслав же до сих пор  чувствовал себя виноватым: Власта не позволяла  другим
бить собаку.
     - Я  думаю,  можно  встретиться,  узнать,  что  он хочет.  Ты взяла его
телефон? А, кстати, он откуда твой знает?
     -  Это неважно.  Я назначила встречу, он где-то через час будет.  Ты не
мог бы тоже подъехать, а то я одна боюсь.
     Чайник засипел, как будто тужась, и выпустил косматую струю пара.
     -  Ну-ну. А  если бы я  задержался или...  У меня, наверное, тоже могут
быть свои планы, дела, нет?
     - Хорошо, я еще кого-нибудь попрошу. Или сама все сделаю.
     - Ладно, сейчас приеду. Чаю вот только выпью.
     - Спасибо. Чай можешь у меня попить.
     Гость  вошел, смущенно улыбаясь,  принося извинения,  что явился раньше
условленного. Он  был долговяз, необычайно гибок и упруг,  как молодая лоза;
из него  можно было сплести корзину. Передвигался  он  плавно, перетекая  из
одного состояния в следующее, иногда лениво  и медленно, точно  капля смолы,
иногда  с неуловимой для глаза стремительностью ртути. -- Натаниэл Броуди, -
представился гость,  -  для  вас  просто Нэд.  Он  протянул Чеславу пакет  с
искусственной костью:
     - Это нашему бедному песику.
     - Почему бедному? -- спросил Чеслав, беря кость и мысленно поморщившись
при слове "нашему. "
     - Бедному? Кто сказал бедному? С такой-то косточкой и с такой хозяйкой,
да мы  еще  ему подругу приведем. Это  я теперь бедный,  у меня  ни того, ни
другого, ни косточки, - закончил Нэд плаксиво и  перетек в  позу просящей на
задних лапах собаки. Власта прыснула в ладоши.
     -  Ой, что вы,  Джимми совершенно равнодушен к другому  полу. Когда ему
приводят девочку, он даже мордой  не поведет,  так  и лежит  на  диване. Чи,
отнеси ему, пожалуйста, кость.
     - Правда? Очень  интересно, но, боюсь, не  совсем  то,  чего мы ждем от
нашего кавалера,  - в задумчивости Нэд  подпер  ладонью  свою гладкую, точно
резиновую,  щеку.  Его  без  признаков  растительности  кожа была  матовая и
нежная,  как абрикос, что неприятно поразило Чеслава, и слово "нашего" снова
царапнуло ему слух.
     - Нет, нет, - запротестовала Власта, - Джимми теперь не узнать, он стал
такой  игрун,  - она склонила голову  набок и  выпятила губки,  как девочка.
Глаза  ее,  цвета и сладости  черной сливы,  слегка  расширились,  обозначая
удивление, затем она улыбнулась, и глаза растеклись к скулам, сделавшись еще
слаще, -  С ним просто стало невозможно гулять. Тут  появилась одна  собака,
сука, извините за выражение, так он...
     - Афганская борзая? -- уточнил Нэд.
     - Да. Так он  все время за ней бегает,  так смешно! Он у нее  прямо под
животом пробегает, а она не шевельнется даже.
     - Брюхом.
     - А?
     - Брюхом, - повторил Нэд, - это  у нас, извините за обобщение, живот, у
собак -- брюхо.
     Он предложил шестьсот, причем, двести вперед, до появления щенков, плюс
десять процентов  от каждого проданного  щенка. Предложение было  щедрое, но
Чеслав решил поторговаться, чтобы составить представление о принятых ценах.
     - За эти деньги, я  думаю, вы получили бы  вязку и в  клубе. С неплохой
родословной, притом, -- он выжидающе посмотрел на Нэда. Но вмешалась Власта.
     - Чи, -  ее ноздри сердито дрогнули, -  может, Нэду  нравится Джимми, и
ему не нужна другая собака в клубе!
     - Разумеется,  - поддержал ее Нэд, он вынул из кармана расческу и  стал
водить по своей голой  голове, точно причесываясь, -  Очень нравится. Ведь у
него  подлеца и  экстерьер,  и  окрас,  и прикус,  - он дернул  головой, как
собака,  ловящая  на  лету  муху, и  клацнул  зубами. Власта  с  готовностью
рассмеялась.  Чеслав метнул на нее неодобрительный взгляд исподлобья, но она
не встретила его взгляда.
     Перед  тем, как Нэд  собрался уходить,  Власта улучила  момент  шепнуть
Чеславу:  "Тебе  он  не кажется  подозрительным?  "  "Ласточка,  я  же...  "
Договорить помешал Нэд:
     - А  что жених наш, страдает какими родовыми  хворобами, подагра,  там,
псориаз, приступы меланхолии или, может быть, геморрой?
     - Диабет, - простодушно призналась Власта.
     Чеслав вышел вместе с Нэдом.
     - Хотите закурить? -- спросил Нэд, щурясь, будто от сигаретного дыма.
     - Я не курю.
     - Я  тоже. Просто  момент подходящий, потому  и спросил. Темно-то  как,
хоть глаз коли. И ни ветерка. Подумать только...
     - Что?
     - Ничего. Вас подвезти?
     - Нет, спасибо.
     - Которое из двух, спасибо или нет?
     - Оба. А кстати, кем вы работаете?
     - С какой?
     - Что?
     - Я говорю, с какой стати. Это в шутку. Я секс-кондитер.
     - Кто? --  Чеслав насторожился, сморщив  лоб  от напрасного  мысленного
усилия.
     -  Пироги  печем, пирожные  делаем всяческих  пикантных  форм  и разных
положений, печенья тоже  формуем, -  они  подошли к машине,  и Нэд, почти не
открывая двери, прополз  на сидение, - Как думаете, - повернул  он к Чеславу
голову, так что плечи при этом не двинулись, точно  шея была  без костей,  -
диабет это ничего,  а?  Все  же лучше,  чем,  извините за выражение...  - он
включил зажигание,  и машина, утробно  всхлипнув,  зажевала  остаток фразы в
своем натруженном ворчливом моторе.
     Чеслав смотрел вслед  отъезжающей машине,  пытаясь  решить,  какого Нэд
возраста.  Гладкостью кожи и гуттаперчевой живостью  он напоминал юношу,  но
стоило  ему  заговорить,  оборачивался  стариком.  Так  же, подумал  Чеслав,
превращалась и Власта, когда, забывая кокетство, начинала говорить серьезно,
просто  и  сухо. Тогда  казалось,  что  она живет на  свете  лет триста, как
древняя черепаха, и становилось зябко и страшновато. В подвижности ее нежной
шеи, привычке склонять голову набок  или втягивать в  плечи, когда мерзла, а
также  втягивать руки  в рукава  свитера было и впрямь  нечто черепашье.  Он
оглянулся на  Властины  окна, решил  было подняться,  но  передумал;  она не
любила, чтобы  заходили  просто так,  без приглашения,  и  не  впустила  бы,
сказав, что занята или укладывается спать.
     Чеслав медленно брел домой от  станции метро. На  улицах было  пусто  и
тихо,  ночь  лежала неподвижно,  как ампутированная голова,  тускло  глядя в
никуда  остекленевшими  глазами.  Пусто  было  и дома,  спать  не  хотелось,
хотелось  быть  с Властой. Время застыло  в томительной бессонице, ничто  не
предвещало утра, и в то же время, день обещался быть липким и  жеванным, как
несвежая простыня.
     Таким он и  выдался. Да еще  монотонным, как гудение мошкары в  знойный
полдень. Весь день Чеслав не отлучался из  офиса,  ожидая Властиного звонка,
но она не звонила, звонил Гарольд Эбрамовиц, адвокат -- ошибся номером.
     Придя  с работы, Чеслав почувствовал,  что  устал, устал от  всего, что
происходило с  ним в жизни и еще больше от  того,  что  проходило мимо него,
дразня острым запахом тайны и равнодушием. Не раздеваясь, он лег на диван и,
уставившись  в  потолок  понимающими глазами  умной  собаки, глазами  всегда
готовыми плакать, но никогда не  плачущими, стал прослушивать  автоответчик.
Он ждал звонка от Власты. Звонил приятель, приглашал на обед и так  подробно
объяснял, как  доехать,  что  Чеславу казалось, он  уже побывал там  и  даже
слегка пообедал, так что ощущение сытости легло на его пустой желудок. Потом
звонила Джени Линн из фирмы  Веселые  Служанки; предлагала  почистить ковры,
мягкую  мебель и  пропылесосить дом по самым  низким  ценам в самое  удобное
время и,  судя по тону  и тонусу ее речи, веселее всех  остальных  служанок.
Власта не звонила. Он думал, что будь у него ковры, мягкая  мебель и дом, он
предпочел бы, пожалуй Служанок Грустных. И все же, спасибо тебе, Джени Линн,
звони, не забывай  старину Чи. Звонил прорицатель,  магистр астральных наук.
Всего за  два доллара девяносто девять центов в минуту предлагал предсказать
судьбу, помочь сделать выбор, разрешить личные трудности и трудности просто.
Чеслав готов  был заплатить и  пять долларов, лишь бы не знать своей  судьбы
или хотя бы забыть на время; пять  долларов за минуту  забвения, а, господин
Гороскоп? Впрочем, виски  обойдется  дешевле. Власта  не звонила. Звонил сэр
Миллион. "Поздравляю!  --  орал  он в  трубку, точно был  туг  на ухо --  Вы
выиграли миллион!  Осталось  только  получить его!  Все, что  вам нужно, это
купить билет нашей  лотереи, а это так же просто, как снять трубку и набрать
наш  номер:  один-восемьсот-миллион! Не  упустите  ваш шанс  звоните  сразу,
помните,   ваш   выигрыш,   это   наша   удача!   Еще   раз,  наш   телефон:
один-восемьсот-миллион!  Или: один-восемьсот! шесть-четыре-пять!!  пятьдесят
четыре!! шестьдесят шесть!!! И замолчал:!!!!!!!!!!!!!! "
     Были еще  звонки; звонили по делу и по ошибке,  от скуки и  просто так,
звонили все кроме нее. Чеслав не  слушал их, он думал,  как выглядит миллион
однодолларовыми банкнотами. Он  представил мешок,  черный мешок для  мусора,
туго  набитый  деньгами,  потом  высыпал  его  на  пол,  получилась довольно
скромная  кучка, как раз такая, что могла остаться  от  миллиона, когда  его
погрузили на грузовик и  увезли  в банк,  только миллион и видели.  Тогда он
решил позвонить Власте.
     - Ласточка, здравствуй.
     - Привет.
     -  Я  узнал, где  он  работает.  Он  дал  мне  свою  карточку. Я звонил
проверял, все нормально, можешь не беспокоиться.
     - Спасибо, я и не беспокоюсь.
     - Ну ты говорила...
     - Говорила.
     - Я это к тому, что можно его позвать, чтобы собаку привел.
     - Он уже был. С собакой.
     - ..............................
     - Свой тортик принес. Еще осталось немножко. Но самое интересное съели.
     - Ласточка, но мы договаривались!
     - Мы ни о чем не договаривались.
     -  Нет  погоди.  Сначала ты говоришь,  тебе  подозрительно, странно, ты
боишься, меня просишь приехать, а после встречаешься с ним, и мне ни слова!
     - Чи, ты хочешь меня отругать? У тебя это не получится.
     -
.......................................................................
     - Я собиралась тебе звонить.
     Чеслав  поглядел в окно,  внизу  копошились  божьи коровки машин, между
которых ползали муравьи людей. Он подумал, что если миллион долларов сложить
двумя  стопками  и  привязать  каждую к подошвам его ботинок,  получились бы
высоченные ходули,  на которых он  мог  бы  ходить над городом, присаживаясь
отдохнуть на дома, переставляя из озорства памятники.
     - Ты получила деньги, что он обещал?
     - Нет.
     - Почему?
     - Ничего не вышло.
     - Чего не вышло?
     - Джимми не стал.
     - Не стал чего?
     - Чи!
     Он  посмотрел  в потолок, белый,  пустой,  неинтересный.  Под  открытым
небом,  думал  он,  было  бы веселее, ловил бы вертолеты сачком  и  самолеты
маленькие,  давил бы  голубей, как мух.  А люди под открытым  небом жить  не
желают, все загораживаются крышами, белыми  простынями потолков  укрываются.
Почему  белыми? Цвет отсутствия цвета.  Чтобы вверх не  глазеть, а больше по
сторонам да под ноги, чтоб  не ворон считать, а  кругом  себя бдеть? Так оно
верней будет.
     - И что, плакали денежки?
     - Нэд хочет еще попробовать.
     - А Джим?
     - Что Джим?
     - Хочет попробовать? -- он запоздало пожалел о проскользнувшей в голосе
злорадной интонации, но Власта, слава богу, решила не заметить.
     -  Он хочет  их  вывести  на  площадку, чтоб  возбудить  Джимми. Он еще
сказал, было бы хорошо, если б ты помог.
     -  Возбудить Джима?  Без проблем. Только у  меня  еще течка,  извини за
выражение, не пошла.
     Он с испугом прислушался к Властиному молчанию.
     - Ласточка...
     - ...............
     - Извини, я нечаянно.
     - .........................
     - Правда, я не хотел. Скажи, как вы договорились, я подъеду.
     - Мы на субботу договорились, часов в десять.
     - Хорошо, я буду к десяти.
     Чеслав проснулся среди ночи с сознанием пронзительно ясным, как будто и
не  засыпал.  Он  чувствовал растущую  тревогу,  не  зная,  откуда  она.  Он
испугался, что  закричит. Укрывшись с головой, он с  силой зажмурил  глаза в
беспомощной  попытке обратно  уснуть. Потом вскочил с постели  и,  подойдя к
окну, раскрыл его. Небо беззвучно и густо мерцало звездами, под ним в желтых
пятнах  фонарей змеились асфальтовые улицы.  Странно,  думал он,  небо такое
глубокое,  а смотреть  в него,  голова не кружится, а на землю  -- кружится,
хотя и дно видно; может, зависит от того,  куда смотришь, вверх или  вниз? А
если поменять местами? Чеслав забрался на подоконник спиной наружу, уперся в
него ладонями  и  головой  и медленно поднял и распрямил  туловище, упершись
ногами в  верхний  створ окна. Небо теперь оказалось у него  под ногами, оно
манило,  а не  пугало,  в него хотелось  шагнуть,  как в теплое  тихое море.
Прогнувшись и закатив глаза, он  посмотрел вниз на улицу. У него перехватило
дыхание,  ослабевшие  ноги отпустили  раму и со страшной легкостью поплыли в
пустоту. Он изо всех сил рванулся головой вперед и, ободрав о подоконник шею
и грудь, свалился в комнату.  Не в силах  стать на ноги и дрожа  всем телом,
Чеслав на четвереньках дополз  до телефона  и,  не  набирая номера, позвал в
пустую трубку: "Ласточка. "

x x x

     В  сквере, у портала  Кембриджской публичной библиотеки,  прислонившись
спиной  к дереву,  сидел  нищий. У  ног его стоял  пластиковый  стаканчик  с
горстью монет на дне, из другого такого же стакана нищий пил кофе, и пока он
пил, первый стаканчик сам просил за него милостыню. Власта с Нэдом шли мимо.
Быстро  наклонившись  и  стараясь  не встретиться с нищим  взглядом,  Власта
бросила ему долларовую бумажку.
     - О, да вы подаете бездомным, - не то спросил, не то сказал Нэд. Он был
в солнцезащитных очках, таких черных, как носят слепые.
     - Подаю.
     -  Очень с вашей стороны мило. Вы это так очаровательно делаете, что  и
мне хочется сесть с протянутой рукой у вас на пути. Подадите?
     - Наверное, - улыбнулась Власта, - Но лучше не пробовать.
     Чеслав тоже заметил бродягу,  особенно, как сильно тот загорел.  Лицо у
нищего  и  впрямь было  цвета обожженного  кирпича. "Видно,  давно  сидит, -
подумал Чеслав  и мимоходом  заглянул  в стаканчик,  -  а денег  совсем мало
собрал. " Впереди он увидел Нэда с Властой и, прибавив шагу, догнал.
     - Добрый день.
     - Привет.
     - Здравствуй, Чи.
     - А где Джимми?
     - Вон бегает, -  махнул рукой Нэд. Чеслав посмотрел  на  его  очки, чьи
стекла  скорее напоминали застывшую  смолу,  вар, которым засмолили  глазные
щели, чтобы не допустить течи света.
     - Не  выношу яркого солнца, - предупредил его вопрос Нэд, - обостряется
конъюнктивит.
     Чеслав пожал плечами и оглянулся на Власту, та улыбнулась непонятно ему
ли, Нэду.
     - Я  думаю,  -  сказал  Нэд, сойдя  с  дорожки на  газон и сделав  знак
следовать за ним, - мы сделаем вот что...
     Джимми  кружил  вокруг  афганской  борзой, обнюхивая  ее  то  сзади, то
спереди,  вскидывая  лапы  ей на  спину и  пристраиваясь,  словом, ухаживал.
Обрубок  его хвоста  бился из стороны  в сторону, точно маятник-эпилептик, а
ноздри трепетали,  как жабры загнанного щукой карася. Он явно имел серьезные
намерения и,  видно, обещал  жениться. Афганка же, поворотив  морду набок  и
вывалив на сторону лиловый язык,  высматривала  в  этой  жизни что-то  свое,
недоступное ее непрошеному кавалеру, и только ворчливо огрызалась, когда тот
позволял себе лишнее. Но снова и снова, роняя слюну с просительно оскаленной
морды, наскакивал Джимми на  свою избранницу, чья пепельно-серая с сиреневым
отливом шерсть на фоне ярко зеленой травы было все, что он видел перед собой
-- две стихии, среди которых барахтался, тщась найти выход, отверстие в рай,
воспоминание  о котором как о  давно,  еще до всякого прошлого,  оставленной
конуре, изначальной и  правильно тесной, и самой вольготной из всех  конуре,
жило генетической памятью, требуя новых и новых воплощений. И он не заметил,
как  подошла  хозяйка,  он только  услышал ее  запах  и  почувствовал  руку,
ухватившую ошейник и потащившую его, упирающегося всеми четырьмя в скользкую
податливую зелень,  куда-то  прочь. Когда  ошейник отпустили,  Джимми увидел
перед  собой уже  знакомую желто-рыжую ушастую  сучку  в белых  носочках. Он
узнал  волнующий терпкий  запах течки  и, подвзвизгнув,  бросился  обратно к
афганке. Друг хозяйки перехватил его и вернул на место. Тогда он рванулся  в
другую  сторону,  где путь  ему  преградил гладкий  и  гнущийся,  как шланг,
человек  без  запаха и, видно,  без костей, с  черными дырами на месте глаз.
Джимми  прянул  назад и  угрожающе  зарычал,  но осекся от  строгого  окрика
хозяйки.  Он  поднял   к  ней  вопросительный  влажный  оскал  и  попробовал
заскулить.  Рядом  спокойно ждала  желто-рыжая,  обстоятельно облизываясь  и
щурясь на солнце.
     - Давай, Джимми, давай! -- она капризно выпятила губки, как девочка.
     Нэд разгладил на пробор несуществующие волосы.
     - Теперь можно и отметить.  Я знаю место,  где подают  лучших  в  Новой
Англии моллюсков и отличное белое вино.
     - Ой, правда, идемте. Хочу моллюсков!
     Она  немножко  запарилась, бисеринки пота  выступили у  нее  на носу  и
верхней  губе,  и другие покрупнее  у корней  волос, окаймлявших  ее меловой
чистоты лоб.
     - Можно, - нерешительно согласился Чеслав, оглянувшись на Власту, но та
нагнулась пристегнуть поводок.

x x x

     Телефон  разразился необычно ранним  звонком. Чеслав  втянул голову под
одеяло в надежде переждать, чтобы  спать дальше,  но то, похоже, был как раз
такой звонок, каким поднимают  с кровати, его  трели без промаха впивались в
полупроснувшийся мозг Чеслава и рассверливали его изнутри. Капитулировав, он
почесал в паху и снял трубку. Звонила Власта.
     - Чи, приезжай скорей, пожалуйста, это ужасно!
     Некоторое время он еще держал трубку, слушая  гудки, пытаясь по инерции
сказать или спросить что-нибудь, сердце его гулко стучало сразу и в  ушах, и
в груди, легкая тошнота поднялась  к горлу. По дороге он пытался сообразить,
что стряслось, но мысли расползались, как после дождя черви.
     Джимми лежал  на коврике на боку, только это уже был не Джимми. Это был
скелет  Джимми, обтянутый шкурой. Тяжело  ходили  проступившие  ребра, морда
была  запрокинута и слегка оскалена,  перепачканная шерсть на ней ссохлась в
грязно ржавые пряди, прикрытые глаза сочились. Пустой обезображенный пах еще
точил сукровицу, страшная черная  лужа на полу загустела и местами присохла.
"Это ужасно, - повторяла Власта, - это  просто ужасно. Чи, верни ему деньги,
я не хочу его денег. Это просто ужасно, ужасно. "
     - Может ему чего-нибудь не  хватало?  - сказал он, чтобы не молчать,  -
Знаешь, им иногда не хватает... витаминов... солей...
     - Наверное не  хватало! -- нахмурила  она  свои  черного шелка брови, -
Иначе он не откусил бы себе, извини за выражение...


Авторитеты.

     Один великий человек сказал, что красота спасет мир.
     Другой, тоже небезызвестный человек сказал, что мир спасет любовь.
     Что  думал по  этому  поводу мир, мы  не  знаем,  но знаем,  что  думал
покойный. Мир, думал он, не тонущая в виду бережка прекрасная девушка, чтобы
его спасать, и не душа грешника, и даже не окружающая среда, но если это все
правда,  про красоту и про любовь, может они сначала его, покойного, спасут,
ну хоть для примера?


Седьмая печать.

     И Кафка, и Акутагава преклонялись и завидовали Стринбергу.
     Почему?
     Стриндберг, сомневаясь в победе, боролся с жизнью, как  Иаков боролся с
Богом.