воплощенным устремлением к собеседнику, - не стоит скидывать со счетов силу пламени веры Христовой. Она и только она одерживает победу на поле боя. Я ни в коем случае не стремлюсь принизить роль благородных рыцарей в сражении. Но они опускаются без дела, почтенный Гроссмейстер. Редкие походы на территорию Литвы и шведской Финляндии не решают проблемы. Большая их часть все равно остается здесь и пьянствует в своих замках и вотчинах. Без серьезного противника они стали пьяницами и дебоширами, дерущимися ради славы и выгоды. Измена таится среди всех сословий. Черные мессы* (* Черные мессы - обряды дьяволопоклонничества.), мне доподлинно известно, служат уже и в Петербурге. Для поддержания порядка в землях ордена нужно воинство, пусть не столь искусное во владении оружием, но преданное. Они же послужат опорой в битве с внешним врагом и числом задавят немногих, даже искусных врагов. И уже через несколько лет в час опасности вы сможете собрать многих мужчин, уже обученных, пусть примитивно, владеть оружием. Главное же в том, что, пробыв два года в казармах, они будут более дисциплинированны, будут подчиняться любому указу властей. Предлагаемый же мной запрет для некатоликов занимать любую должность, даже десятника, и ограничения их в правах торговли и передвижения по стране будет способствовать тому, что русские будут вынуждены перейти в истинную веру. Святая же Церковь всегда сможет наставить на путь истинный свою паству.
     - Рыцари дерутся за честь, святой отец, - жестко отрубил Гроссмейстер, - и никто не может осуждать воина, ищущего отдохновения между битв. С распущенностью своих рыцарей я разберусь сам. Служение же дьяволу, - Гроссмейстер перекрестился на распятие, - действительно тяжкий грех. На то властью Церкви вам даны достаточные полномочия. Вы получите те права в судопроизводстве и следствии, каких просите. Впрочем, я не возражаю, если вы дисциплинируете чернь. Я отдам под ваше начало ополчение магистрата. Возможно, через некоторое время я попробую использовать эти отбросы и в деле. Проверим истинность ваших слов. Да и банды Андрея донимают меня все больше. Набор в ополчение останется добровольным. Но если эти вояки покажут, что стоят хотя бы навоза из-под рыцарского коня, возможно, мы вернемся к вашему предложению о воинской повинности. А сейчас оставьте меня. Я устал.
     После ухода Великого Инквизитора Гроссмейстер погрузился в размышления: "Почему этот человек так ратует за использование черни в делах государственных? Что ждать от попа? Да нет, он из благородного рыцарского рода, а его совет не раз выручал меня в трудную минуту. Но чернь. Хотя сложившаяся ситуация тоже никуда не годится. Если объединить сказанное двумя советниками, то есть во всем этом правда. Рыцари устают гоняться за тенями бандитов князя Андрея. Им надо в поле, да достойного противника, да почаще, да в дальний поход. Иначе они сопьются в городских тавернах да ожиреют в своих вотчинах. А иные того и гляди обрусеют. С этим надо бороться железной рукой. Лучше всего провести победоносную войну с кем-то из соседей. Но куда вести, если в тылу останутся дружины русских, которые могут перейти на сторону Андрея? Проклятье. А как добиться преданности черни, германских переселенцев и русских? Рыцари здесь не помогут. Им пороть своих крестьян - и то скучно. Действовать розгами Великого Инквизитора или милостями монарха Ингрийского, как советовал барон? Или и тем и другим вместе? Идея великого государства, поддержанная чернью... Какая идея может вдохновить тех, кто не живет честью? Бред. Надо думать и выбирать. А советники пусть пока покажут, на что способны".

Глава 16 В путь

     Вот уже полтора месяца Артем служил у барона фон Рункеля. Для барона он был слугой "для рассылок" и гид по Петербургу. Официально Артем был принят как страж, что позволяло ему носить меч. С первого же дня барон и его слуга Питер принялись активно изучать русский язык и расспрашивать его о текущих делах. Впрочем, Питера слугой можно было назвать весьма условно. Хотя он и исполнял все работы слуги, видно было, что его отношения с бароном, несмотря на социальные различия, скорее дружеские. В том мире, из которого пришел Артем, так могли бы строиться взаимоотношения начальника и подчиненного, которые проработали друг с другом лет двадцать и продолжают работать над каким-то проектом, который интересен обоим больше всего в жизни.
     То, с какой скоростью обучались оба эти человека, повергало Артема в шок. Питер руководил Артемом непосредственно и часто общался с ним. Когда он никуда не торопился, он требовал, чтобы каждая фраза, произнесенная Артемом по-немецки, немедленно дублировалась по-русски. Иногда требовались разъяснения значения определенного слова или объяснение принципа построения фразы. И Артем чуть со скамьи не свалился, когда на третий день Питер спустился в людскую и с весьма сильным акцентом, но достаточно четко отдал распоряжение по-русски. Таковы же были требования барона. Обратился по-немецки, повтори по-русски. Барон много расспрашивал о порядках в городе, настроениях среди простых людей, особенно русских поселенцев. Уже в начале второй недели барон задавал вопросы по-русски.
     Рункель вел жизнь вполне нормальную для человека его круга. Часто ходил в замок на собрания у Гроссмейстера. Посещал балы и приемы у знатных жителей города, возвращаясь с них, впрочем, чрезвычайно рано. Дважды был на охоте у Гроссмейстера, хотя вернулся без добычи. Только изогнутый клинок, явно восточного происхождения, который он носил вместо меча, выделяли его из общей массы немецких дворян Ингерманландии.
     Артем вполне свыкся с этим человеком, хотя видел, что его никак нельзя назвать "обычным". Была в нем какая-то загадка. Артем не мог объяснить, но чувствовал это. Впрочем, хотя барон всегда был доступен для обращения к нему слуг и никогда не подчеркивал своего превосходства, Артему казалось, что от внешнего мира Рункеля отделяет стена покрепче крепостной. И были еще загадочные глаза, с какой-то печалью и усмешкой одновременно.
     Совсем иным был Питер. Выглядел он ровесником барона или чуть моложе. Был черноволос и смугл. Его глаза метали молнии и впивались, как кинжалы, даже когда он не был сердит. Когда же Артем обращался к Питеру, ему постоянно казалось, что тот держит его на прицеле крупнокалиберного пистолета. Питер был порывист и быстр. Он был одного роста с Артемом, то есть по местным меркам высок, и не расставался с кинжалом - широким клинком длиной сантиметров сорок. У Артема не было иллюзий по поводу того, кто настоящий страж и телохранитель в этом доме. Иногда, выходя на улицу, Питер брал с собой длинный посох, сделанный из чрезвычайно крепкого дерева, распознать которое Артем никак не мог. Хранил он этот посох с тем же тщанием, с каким барон хранил свою саблю. Однажды Артему удалось рассмотреть посох поближе, и он заметил на нем несколько зарубок, явно нанесенных холодным оружием. В том, что в руках Питера посох был грозным оружием, примененным неоднократно, сомнений не было.
     Кроме Артема в доме жили еще старик "дворецкий", а вернее, еще один слуга, по имени Франц, его жена Герда, выполнявшая роль экономки, и горничная Марта. Последняя, несмотря на молодость - было ей не больше двадцати - оказалась дамой весьма бойкой. Может, это объяснялось свойственной всем сиротам потребностью утвердиться; а может быть, просто неуемным характером, стремящимся захватить все, что только можно; так или иначе, но соблазнить Питера она попыталась в первый же день. Потерпела фиаско. Попыток не оставляла с неделю, а на восьмой день, вечером, заявилась в комнатушку к Артему и недвусмысленно предложила себя. Артем отказываться не стал. Марта была хоть и не сильно интересна ему как личность, но обладала стройной фигуркой, недурна лицом и, как оказалось, вполне опытна в вопросах секса. Кроме того, Артем истосковался по женской ласке. Так что вечера он теперь проводил с большим удовольствием, чем раньше. Хотя он прекрасно понимал, что этот "подарок судьбы" был обеспечен ему его новым социальным статусом. Теперь все, с кем он общался, - купцы, слуги других благородных господ, приказчики, ополченцы - говорили с ним как с персоной важной, слугой важного господина, советника самого Гроссмейстера. Обращались на "вы" и с неизменным поклоном, даже немцы. Ландскнехты, приходившие в дом с поручениями, говорили с ним теперь как с равным.
     От прочих "благородных" домов дом борона отличало отсутствие кухарки. Сначала эту роль пыталась взять на себя Герда. По Питер решительно пресек все попытки. Готовил и покупал продукты только он сам. Вначале это вызывало большой интерес как челяди барона, так и слуг из соседних домов. Потом привыкли, сочтя барона чудаком, а Питера его поваром. С удивлением Артем понял, что то, что Питер является сильным бойцом, казалось, никто вокруг не видел. Для Артема сама кошачья манера Питера передвигаться говорила очень много. Он обратил внимание, что столь же мягко, по-кошачьи, ходил барон. Само чувство силы, которое, как ощущал Артем, исходило от этого человека, говорило: Рункель является очень сильным бойцом.
     Еще бросилось в глаза Артему, что Питер всегда очень внимательно следил за каждым посетителем, которому в их доме было позволено зайти дальше прихожей. Даже когда Питер спал, его кинжал всегда был рядом с ним. Барона же Артем также никогда не видел дальше чем на расстоянии вытянутой руки от сабли. "Они что, на военном положении? - думал Артем. - Неужели здесь такие интриги, что барон из чужих рук даже стакан воды не принимает? "
     Достаточно часто в дом барона стал наведываться отец Александр. Увидев впервые Артема, нахмурился, ответил на приветствие коротким кивком и прошел в комнату к барону. Позже он стал приходить не реже раза в два-три дня и просиживать за закрытыми дверями у барона часами. Однажды Артем должен был зайти к ним, для того чтобы передать принесенное для барона из канцелярии Гроссмейстера срочное письмо. Он обнаружил собеседников за шахматной партией и услышал обрывок разговора на латыни.
     Каждую неделю Артем, идя с каким-то поручением в город, заходил в таверну "У папы Фрица", пропустить кружечку пива. Там его ждал человек отца Паоло, брат Франциск. Ему Артем и докладывал об увиденном и услышанном в доме барона. Особо ценной информации за все это время он сообщить так и не смог. При том, что ни барон, ни Питер почти демонстративно ничего не скрывали, кроме того, кто приходил и сколько отсутствовал барон в какой день, рассказывать было нечего. Хотя и об этом доносить не хотелось, Артем прекрасно понимал, что "отказ от сотрудничества" мгновенно будет стоить ему жизни. Очень быстро по вопросам монаха Артем догадался, что он не единственный осведомитель в этом доме.
     Однажды, придя из замка Гроссмейстера, барон бросил, поднимаясь в свои комнаты:
     - Завтра уезжаем. Со мной едешь ты, - палец уперся в Питера, - и ты, - палец показал на Артема. - Франц, на тебе и твоей жене остается мой дом. Следи за порядком.

Глава 17 Великий Инквизитор

     Великий Инквизитор сидел в своем кабинете за тяжелым дубовым столом и угрюмо смотрел на сидящего перед ним отца Паоло.
     - Я слушаю вас, - не вытерпев ожидания, произнес Паоло.
     - Читай. - Инквизитор недовольным движением метнул через стол свиток. Паоло подхватил его и углубился в чтение. Документ был написан на латыни, впрочем, оба священника владели этим языком в достаточной степени.
     - Ну что же, - начал Паоло, - они признают ваши заслуги и...
     - И приказывают мне заниматься евреями, делающими обрезание своим детям, и не лезть в вопросы политики, - отрезал инквизитор. Он встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Паоло почтительно молчал. - Мне казалось, что я в достаточной мере убедил посланца Папы в необходимости преобразований на этой земле, - продолжал инквизитор, - но это отказ, и дай Бог, чтобы Гроссмейстер не узнал о наших переговорах.
     - Гроссмейстер хороший воин, но плохой политик. Я думаю, что если бы он даже узнал, то не придал бы этому значения. Хотя я уверен, что тайна переговоров была соблюдена. Но может, нам тогда начать действовать самостоятельно? Папа слаб. Он будет вынужден признать свершившийся факт. Ведь в противном случае мы сможем вступить в союз с императором Священной Римской империи и Тевтонским орденом, и тогда у него вообще не останется союзников на всем востоке.
     - А если не признает? - отрезал инквизитор. - Нельзя, чтобы с первых же шагов мы были осуждены и клиром и миром.
     - Но мы ведь можем и не начинать с провозглашения королевства Ингерманландского, а просто захватить власть в ордене, обвинив в дьяволопоклонничестве Альберта и его приближенных.
     Инквизитор метнул яростный взгляд на собеседника.
     - Наша главная сила - это священники. Они обеспечат нам лояльность подданных, если мы получим благословение Папы. Но в вопросах управления ордена они ничто. Все решают рыцари. Даже если нам удастся доказать дьяволопоклонничество Альберта, даже если Альберт просто умрет, рыцари изберут Гроссмейстером Великого Маршала либо Великого Кантора. Сейчас меня поддерживает не более четверти рыцарей в ордене. Да и те в основном из вновь прибывших. Их голос в ордене слаб. Я делаю все, чтобы исправить положение. Но если мы не создадим королевство, то не сможем контролировать ни торговлю, ни войска. Если бы мне удалось убедить Альберта создать войско на основе всеобщей воинской повинности, мы бы добились, чтобы этим войском командовал Цильх. Это усилило бы нас неизмеримо. Сейчас мне передано ополчение Цильха. Это сильный козырь но если у меня не будет достаточных оснований, чтобы взять верховную власть в Петербурге, мне не удастся удержать ее.
     - Вы правы, - низко склонился Паоло.
     - Да я знаю, что прав, - рявкнул инквизитор. - Но это ни на йоту не приближает меня к победе. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно выехал к Папе, где бы он сейчас ни находился, в Риме или Авиньоне. Клянись, умоляй, убеждай, ползай на брюхе. Убеди Урбана, что вернее слуги, чем я, у него нет. Убеди, что Альберт служит лишь своим интересам и не печется о святом престоле. Обещай что угодно. Мне нужна булла Папы о создании королевства Ингрийского. Пусть там даже не будет ни слова об Альберте. Я сумею его свалить. Но в борьбе за гроссмейстерский жезл я бессилен.
     - Хорошо. Я отправлюсь в путь тотчас же.

Глава 18 Новгород

     До Новгорода плыли на корабле, приставая ночью к берегу и разбивая охраняемый лагерь. Петербург Артем покинул впервые с того злополучного дня, когда попал в этот мир. Проведя здесь больше года, он мало-помалу привык к зловонию улиц, крикам и толчее. Тем разительнее был контраст, когда он попал на природу. Тем более что природа здесь еще не была тронута прогрессом. В первые дни он просто как зачарованный любовался подступающими к берегам лесами, наслаждался плеском чистейшей невской воды, вдыхал прекрасный свежий воздух.
     Достаточно быстро он нашел себе занятие на привалах и стал тренироваться с оружием в парах с ландскнехтами. В доме барона у него такой возможности не было. Хотя, как он обнаружил, то, что он обучал барона и Питера языку, помогло ему самому углубить и систематизировать свои познания в местной версии русского языка. Что же, "уча учи, уча учись". Однако практика в освоении холодного оружия прервалась. Слоняясь от стены к стене в вынужденном безделии, Артем вдруг понял, что ему сильно не хватает чего-то нового. Он учился всегда. Еще в институте, на первом курсе, когда ему было еще семнадцать, придя в каратэ, открыл для себя удивительный мир Востока и боевых искусств. Занимался с упоением. Было безумно интересно. Он ясно видел, что нет того порога знаний, за которым можно было бы сказать: "Я знаю все". Понял он и то, что знание без практики - пустышка. Изучил в теории, примени на практике. Жизнь дала по носу, думай, что упустил, не учел, не узнал. А при всем этом нужно еще и физическую форму в порядке поддерживать. И понял, что это путь на всю жизнь. Постепенно перенес это свое отношение и на сферу профессиональных интересов, да и на всю жизнь. Постоянно читал, интересовался, изучал. Пока... Впрочем, в этом мире вопрос скорейшего обучения в новых условиях стал вопросом жизни и смерти, а освоение искусства боя, с его точки зрения, стало по-настоящему жизненной необходимостью.
     Но вот, оказавшись в четырех стенах, он обнаружил, что не ощущает больше тех стимулов к развитию, какие имел раньше. Таких хороших условий жизни и столь высокого статуса в этом мире у него еще не было, но его душила скука, пустота. К его удивлению, большинство людей вокруг именно так и жили. Зачем изучать больше того, что нужно, чтобы услужить хозяину, если ты слуга, или торговать, если купец. Свободное время можно посвятить пиву и женщинам. Хотя он быстро пришел к выводу, что в его время многое было точно так же. Ведь большинство его коллег интересовались не профессиональным ростом, а карьерой, что вещи весьма разные. Профессиональный рост - это уровень профессиональной подготовки. А карьера - должность, власть. Она еще и лестью и клеветой делается, и даже легче, чем работой. А стало быть, какими-либо знаниями, кроме личных привычек начальника, из его сослуживцев интересовался мало кто.
     Но не таковы были профессиональные воины этого мира. Отсутствие тренировок для них могло означать смерть в первом же бою. Они, как и считал нужным Артем, практиковались постоянно. На первой же стоянке Артем подошел к одному из латников и предложил поупражняться на мечах. Солдат наградил Артема презрительной улыбкой, но согласился. Однако первые же выпады Артема показали ему, что перед ним серьезный противник. Старина Цильх хорошо знал свое дело. Да и сенсею, который родится лет через пятьсот восемьдесят, надо бы в ножки поклониться.
     Так и повелось. На каждой остановке он упражнялся, солдаты спарринговали с ним, Питер наблюдал с интересом, барон же сразу скрывался в своей палатке и не покидал ее до отплытия.
     В Новгороде барона фон Рункеля со слугами разместили в самом кремле, где была резиденция наместника ордена. Небольшая часть кремля была отведена под палаты митрополита Пимена, главы Православной церкви Северной Руси. В подворье на другом берегу Волхова располагалась резиденция посадника Святослава, воеводы новгородской дружины и гражданского правителя новгородских земель. В сферу его компетенции не входили только вопросы рыцарей и немецких поселенцев. Всеми вопросами последних занимался наместник ордена. Немецкое население новгородских земель было значительно малочисленнее, чем в окрестностях Петербурга, однако это и вынудило немецкие власти обеспечивать им здесь приоритет всеми доступными мерами. Любой суд наместника (а в компетенцию этих судов входили все дела новгородских бояр и все споры, касавшиеся немецких поселенцев) при первой же возможности выносил вердикт о лишении имущества и земель новгородцев, которые мгновенно перераспределялись в пользу немцев. Посадник, человек сильный, но вынужденный, в силу обстоятельств, стать хитрым политиком, отчаянно балансировал, стремясь максимально уберечь интересы новгородцев и избежать репрессий против себя и своих людей со стороны орденских властей. Впрочем, был он человеком достаточно популярным и авторитетным среди новгородцев и предотвратил не одно столкновение между ними и немцами.
     Артем с ландскнехтами были поселены в казармах личной охраны наместника. Казармы эти имели общий двор с казармами личной охраны митрополита, набиравшейся из новгородских дружинников. Барону же с Питером было отведено крыло в доме наместника. Целые дни они проводили то на осмотре укреплений и инспекции войск гарнизона, то в беседах с наместником. Предоставленная самой себе охрана должна была оставаться в кремле. Свободного времени имелось в избытке. Артем продолжал тренировки. Впрочем, тренироваться постоянно невозможно, а глубокая неприязнь между стражниками митрополита и немецким гарнизоном была видна невооруженным глазом, и с Артемом новгородцы беседовать не были намерены, поскольку он был слугой немца. Хотя из общения с ландскнехтами Артем почерпнул