о маршировало мимо шатра, приветствуя главнокомандующего. Когда к шатру подходили арьергардные* (* Арьергард - войска, замыкающие строй, прикрывающие отход при отступлении.) части, шатер сворачивали, князь и свита садились на коней и снова ехали в голову армии. Там снова разбивался шатер, и все начиналось сначала.
     В один из таких дней Артема вызвали к князю. Разбрызгивая грязь, в которую превратилась из-за оттепели разбухшая и взбитая тысячами ног, копыт и колес дорога, Артем подскакал к шатру, спешился и ступил под полог. Князь, как всегда, сидел за столом, одновременно что-то писал и кому-то что-то говорил. По правую руку от него стоял Рункель. Перед столом мялся с ноги на ногу одетый в богатую немецкую гражданскую одежду старик с тяжелой золотой цепью, увенчанной тяжелой же золотой бляхой.
     - А, это ты, - отозвался князь, мельком бросив взгляд на Артема. - Магистрат Петербурга донес мне, что некий отец Филарет призывает к бунту и избиению немцев. Могут начаться беспорядки. Чиновники Иоахима бежали. Магистрат распустил инквизиторскую гвардию и подчинил себе ландскнехтов и рыцарей. Они пытались сохранить порядок, но лить кровь не решились из страха перед моим гневом. Утихомирить же разбушевавшуюся толпу другими мерами возможности уже нет. Возьмешь два десятка рыцарей во главе с Гроссмейстером и пять десятков моих конных дружинников, отправишься в Петербург вместе с главой магистрата господином Ульзектом. Примешь под команду гарнизон и наведешь там порядок. Этим указом, - князь кивнул, и Рункель подал Артему свиток, - ты пока назначаешься посадником Петербурга.
     От удивления Артем открыл рот.
     - Почему я? - только и произнес он.
     - Барон нужен мне здесь, - быстро произнес князь, - так что ты единственный, кто сможет одинаково хорошо говорить с русскими и с немцами в Петербурге. Выезжай немедля. - И, повернувшись к барону, он заговорил: - Генрих, отправьте срочно людей в Орешек* (* В данном случае имеется в виду крепость Орешек, стоящая в устье Невы.), пусть сменят немецкий гарнизон. Те из нынешнего гарнизона, кто присягнет мне, пусть следуют в Гатчинский замок. Тем, кто не присягнет, предписать покинуть пределы Ингрии в две недели.
     Уже через полчаса Артем галопом мчался в Петербург. Он только и успел доскакать до обоза, крикнуть Ольге, зачем и куда уезжает, выслушать испуганное: "Береги себя" и отправиться восвояси. Теперь по правую руку от него скакал Гроссмейстер Альберт, по левую - командир отряда русских дружинников Федор. Чуть отстав, ехал глава магистрата, а уже за ним с грохотом и лязгом несся закованный в сталь отряд. Над ними развивался штандарт князя Андрея с изображением льва.
     - Как переменчива судьба, - произнес Гроссмейстер. - Еще месяца не минуло с тех пор, как я правил этой страной, и вот уже в подчинении слуги своего бывшего вассала скачу в свой город.
     - При всем моем уважении, - произнес Артем, - события повернулись не самым худшим для вас образом.
     - Мне лучше было бы пасть в бою, - отозвался Альберт, - вот достойная воина смерть.
     - Мне кажется, что жить все-таки приятнее, - ответил Артем.
     - Вы хоть и новоиспеченный дворянин, - парировал Альберт, - но все еще рассуждаете как купец. Жизнь любой ценой - это для черни. Скажите мне, что может быть лучше для воина, чем достойная смерть в бою?
     - Достойная жизнь после боя, - ответил Артем. - Почему вы так стремитесь к смерти? Может быть, потому, что не умеете жить в этом мире?
     - Вы правы, - подумав, ответил Гроссмейстер, - мир становится все хуже и хуже. Все продается и все покупается. Мне, наверное, действительно нет места в нем.
     - Вы не верите в Бога? - спросил Артем. Казалось, Альберт подпрыгнул в седле.
     - Я вас не понимаю, - произнес он ошарашенным голосом.
     - Вы думаете, что Господь ошибся, приведя вас в этот мир с его подлостью и продажностью? - отозвался Артем.
     - Господь не ошибается, - спокойно произнес Гроссмейстер и холодно посмотрел на Артема.
     - Но раз Господь привел вас в этот мир, значит, он считает, что вам в нем место все-таки есть, - сказал Артем. - Ведь если бы это было не так, он бы сразу призвал вас к себе, в первой же битве или при моровой язве.
     Альберт задумался и хранил молчание с полчаса. Наконец он снова заговорил.
     - С юности я принял решение жить только по законам чести. С этим я прошел через всю жизнь. Но это не помогло мне. Я потерпел поражение, потерял власть... да черт с ней, с властью. Я всегда смотрел на нее как на тяжкое бремя и принял ее для того, чтобы помогать другим благородным рыцарям жить по законам чести. Я считаю, что не нарушил своего обета. Но меня предали, и я не смог выполнить свою миссию.
     - Ну, если это бремя, то стоит ли его принимать? Ведь если вы действительно идете своим путем, это должно приносить радость. А может, миссия была выбрана неправильно? - ответил Артем. - Раз вас предали, значит, людей, желающих жить по законам чести, все-таки немного. Но не кажется ли вам, что это их проблема?
     - Как такое может быть? - вскипел Альберт.
     - Очень просто, - ответил Артем. - Каждый человек перед Богом и людьми отвечает за свои поступки. И если его не покарают люди, значит, покарает Бог, зачем же вы берете на себя роль Всевышнего определять, как жить роду людскому?
     - Я должен быть исполнителем Божьей воли, - произнес Альберт.
     - А вы полностью уверены, что знаете все замыслы Бога? - ответил Артем. - Может быть, стоит не мыслить столь высокими материями, а просто жить для себя и идти своим путем.
     - Копить и продавать, - недовольно оттопырил губу Альберт. - Мне противна сама мысль об этом занятии.
     - Ну зачем же так, - ответил Артем, - если вы решили идти по пути чести, то и идите по нему. Вы вполне можете делать все, что вашей душе угодно. Во имя великой идеи можно пролить моря крови и совершить кучу недостойных поступков, но стоит ли она того? Мне бы тоже хотелось, чтобы вокруг было больше людей, живущих по законам чести. Но для этого нужно всего лишь, чтобы больше людей, как вы, решили жить по законам чести, вот и все. Если вы будете делить их на сословия, давая привилегии тем, кто честен, к привилегиям сразу устремятся самые большие пройдохи, этой чести не ведающие. Потом они присвоят себе пожизненное родовое право считаться благородными и не позволят никому, будь он трижды честен, войти в их круг. Что же касается борьбы с мыслящими иначе или говорящими на другом языке, вы никогда не сможете сказать точно, кто из вас прав. У каждого свои понятия о добре и зле.
     - Зачем же вы тогда сейчас скачете в Петербург и мечом и копьем готовы насаждать тот порядок, который повелел установить ваш господин?
     - Потому что я верю, что это спасет многие жизни. Это входит в мои понятия о чести.
     - Хорошо, - отозвался Гроссмейстер, - вы интересный собеседник. Я думаю, что нам предстоит еще с вами немало поговорить на эти темы.

Глава 49 Филарет

     Они выехали на берег Невы в середине дня. Над городом вился шлейф черного дыма. Переправа, проложенная по льду, выглядела вполне надежной. Однако, чтобы не рисковать, Артем приказал отряду рассеяться и пересечь реку небольшими группами. Выехав на берег в порту недалеко от того места, где он покинул город после переворота, Артем первым делом узнал у боязливо выглянувшего с одного из кораблей моряка, что гарнизон с магистратом укрылся в замке, а в городе беснуется толпа под предводительством отца Филарета. Сейчас громят двор тайной канцелярии. Артем повернулся к Альберту:
     - Отправляйтесь в замок с двумя рыцарями, выводите гарнизон и пройдите квартал за кварталом, прекращая беспорядки именем князя Андрея. Я же с остальным отрядом поеду и познакомлюсь с батюшкой Филаретом.
     Двора тайной канцелярии они достигли быстро. По улицам шарахались пьяные люди, тащившие какую-то утварь. Все они опрометью бросались от несущегося во весь опор отряда. Ворвавшись во двор тайной канцелярии, Артем увидел несколько трупов ландскнехтов, очевидно охранявших здание. На втором этаже уже начинался пожар, и огонь вырывался из окон, по двору бегали люди с факелами, баграми и даже кинжалами и мечами. Артем быстро заметил, что немцев среди них ничуть не меньше, чем русских. Времена меняются, но ничего не меняют. Во все века сразу после переворота стукачи стремятся под видом народного гнева сжечь архивы, свидетельствующие, что они стукачи.
     Посредине двора стоял поп в рясе до пят, с жидкой бороденкой и, потрясая большим крестом, что-то кричал погромщикам. Увидев въезжающих во двор русских ратников, он повернулся к ним и, широко разведя руки, пошел навстречу, крича:
     - Вот они, спасители наши, освободители, славься! Вырвавшийся вперед Артем рявкнул:
     - Всех взять, - и с силой хлестанул плетью какого-то тщедушного человечка, подбежавшего к нему, кажется, чтобы поцеловать стремя.
     Следствие шло уже второй день. Порядок в городе навести удалось быстро. Как выяснилось, настоящий погром начался всего за несколько часов до прибытия отряда Артема, но архивы ратуши и тайной канцелярии все сгорели. Очевидно, это и было главной целью погрома. Однако все арестованные твердили, что сделали это "из ненависти к захватчикам", "из нелюбви к благородным, тиранившим простой люд", и даже очень знакомое Артему из фильмов про революцию: "из нелюбви к старому режиму". Поняв, что от этой швали все равно ничего не добиться, Артем приказал выпороть их и отпустить. Склады с продовольствием были разграблены, и кормить арестованных можно было только в ущерб гарнизону.
     Но к отцу Филарету у него был особый разговор. Все свидетели утверждали, что именно он был зачинщиком беспорядков. Допрашивающему его Федору Филарет объяснил, что поднял восстание, дабы установить к прибытию Великого князя подлинно православный порядок в городе. Артем помнил, что этот человек был назначен на приход после убийства отца Александра. Вольно или невольно, он возлагал часть вины за смерть Александра и на этого попа. В первый день Артем был слишком занят наведением порядка в городе. Альберт беседовал с рыцарями, выясняя, кто из них готов присягнуть князю, а кто желает покинуть Ингрию. Следствие поручили Федору. Но вот теперь Артем приказал привести попа в кабинет, размещенный в замке Гроссмейстера.
     С первого же взгляда на Филарета Артема поразили какие-то дурацкие телячьи глаза, которыми тот уставился на Артема.
     - Зачем ты организовал погром? - резко бросил Артем.
     - К приезду князя город готовил, - как-то неуверенно произнес Филарет.
     - Мерзавец, - вспылил Артем, - архивы хотел пожечь, думал, мы не узнаем, как ты тайной канцелярии инквизитора служил?
     Он сыграл ва-банк и понял, что попал в точку. Филарет как-то обмяк и вдруг зашептал:
     - Дозволь, боярин, наедине слово молвить? Артем мрачно кивнул ландскнехту, который привел Филарета, и тот вышел.
     - Чего тебе? - спросил он, глядя на попа в упор. Филарет рухнул на колени. Пополз к Артему.
     - Дозволь, батюшка, служить повелителю твоему.
     - Зачем ты нужен Великому князю? - буркнул Артем.
     - Я о том, кто прислал тебя. Дозволь служить Банку России.
     - Чего? - Артем опешил.
     - Нашли твои карты секретные на моем дворе. Видел я монеты с орлом двуглавым. Видел долговые расписки с храмами эллинскими. Видел я печати правителя, Банка России. Часы твои чудесные на браслете, что не останавливаются никогда, я у себя на дворе оставил.
     - Ага... - Артем с ужасом понял, в чем дело. Но благодаря случаю он пока был хозяином положения. - А где же остальное?
     - Паоло забрал, - пролепетал священник.
     - Так, а кто еще их видел?
     - Фекла, что нашла, да не поняла ничего. Онуфрий видел на допросе. Да помер он под пыткою. Паоло, ушел он к ливонцам.
     - Понятно. - Артем отошел к окну. Надо было что-то решать. Такая информация вполне могла его погубить. Логика требовала немедленно прикончить опасного свидетеля, но убивать его он не хотел. Не потому, что боялся убить. За последние несколько месяцев он убил многих. Не потому, что жалел. Менее всего ему было жалко этого слизняка, стукача и подонка. Он просто знал, что если есть хоть один шанс не убить, убивать нельзя ни в коем случае. Священник начал приводить абсолютные, с его точки зрения, доводы.
     - Паства у прихода большая. Люди есть важные. Я под исповедью все вызнаю да тебе доложу. Я и прельстить могу эллинскими богами многих. Все, что знаю, все, что могу узнать для тебя, ничего не пожалею.
     - Ничего и никого, кроме себя, - резанул Артем. Поп умолк. - А не боишься ли языческим богам служить? Грех ведь.- Артем грозно посмотрел на Филарета.
     - Защитят они меня, верую, - без тени сомнения произнес поп.
     - Тогда завтра же отправишься в Стокгольм, оттуда, через Германию, к правителю Черногории. Скажешь ему, что в Ингрии компьютеры в цене. Он тебя отправит куда надо.
     - К Банку России? - с надеждой в голосе спросил священник.
     - К нему. Будешь служить верно, все, что прикажет, исполнишь. Думаю, ему интересно будет с тобой поговорить. Ни с кем здесь не разговаривай. И смотри, в дороге чуть замешкаешься или лишнее сболтнешь, сразу горло тебе перережут. Всюду за тобой мои люди пойдут.
     - Слушаюсь, батюшка, слушаюсь, - запричитал поп. - А денежек на дорожку дашь ли?
     - Наворовал вдосталь, на свои поедешь, - жестко отрезал Артем.

Глава 50 Господин министр

     Князь Андрей не направился сразу в Петербург, а свернул в замок Гатен, который теперь именовался Гатчинским замком. Вскорости туда был вызван и Артем. На посту посадника его сменил глава магистрата, очевидно в достаточной мере проинструктированный князем, а вернее, бароном Рункелем. Артем не без удовольствия сложил с себя ставшую рутинной работу по разбору ссор между купцами о поставке порченой холстины по первому сорту.
     Прибыв в Гатчину, Артем поразился, как причудливы бывают зигзаги времени. Уж очень напоминал своими чертами этот тевтонский замок известный ему Гатчинский дворец, построенный для Григория Орлова. Осада замка была снята сразу после того, как до осаждающих дошла весть о поражении и смерти короля. Обеим сторонам сразу стала ясна бесполезность дальнейшей борьбы. Осаждающие ушли в Петербург, где занялись устройством своей судьбы. Часть рыцарей и ландскнехтов отправились с отцом Паоло на земли Ливонского ордена. Часть, получив известие о том, что новый правитель принимает на службу католиков и сохраняет их имущество, решили присягнуть ему.
     В Гатчинском замке князь принял официальную делегацию магистрата, а также делегации от немецких и русских купцов и различных цехов ремесленников Петербурга. Начались долгие уверения в преданности и покорности новому правителю и обсуждения церемонии вступления князя в свою новую столицу. Все сходились на том, что церемония должна быть парадной и торжественной.
     По прибытии в замок Артем был срочно препровожден к князю. Тот все еще работал в пожарном режиме. Войдя в парадную залу, Артем увидел, что князь одновременно подписывает какие-то подаваемые Рункелем документы, диктует что-то секретарю (при этом Рункель по ходу дела вносит дополнения, тут же подтверждаемые князем) и еще умудряется выслушивать делегацию купцов. При виде Артема князь буркнул что-то писцу, и тот, порывшись в свитках, достал один и начал читать:
     - За верную службу Великому князю Ингрийскому и безупречное сидение посадником в городе Петербурге Великий князь Ингрийский Андрей соизволяет жаловать ингрийского дворянина Артемия Александрова и потомков его титулом барона. С сего дня объявить барона Артемия Александрова министром дел финансовых и смотрителем монетного двора Великого князя Ингрийского. Подписано собственноручно князем Ингрийским Андреем в год тысяча триста семьдесят девятый от Рождества Христова, апреля двадцатого дня.
     Секретарь торжественно вышел из-за стола и вручил Артему свиток. Артем вопросительно посмотрел на барона, тот улыбнулся и произнес:
     - Ступай, умойся с дороги. Через час придешь ко мне в кабинет. По всем делам будешь отчитываться мне. Я отныне первый министр княжества Ингрийского.
     Рункель снова склонился к князю и стал что-то терпеливо ему растолковывать.
     Теперь барон и Артем проводили много времени на переговорах с делегациями купцов и ремесленниками. Выслушивали прошения, выносили предложения, получали ответы. Часы, в которые Артем не был занят многочисленными и трудными переговорами, проходили в совещаниях с князем и бароном о хитросплетениях финансовой политики. Вечерами же, переходящими в ночи, он писал свой проект экономической реформы.
     Чудная судьба была у Артема. Еще два года назад он был рядовым клерком одной из коммерческих фирм, ежедневно садящимся за свой компьютер в офисе, и "задвинутый" на восточных единоборствах. Год назад - "отброс", с точки зрения благородного рыцаря, ополченец Цильха. Полгода назад - слуга благородного барона. А теперь, барон и министр княжества Ингрийского, он корпел над "программой экономического развития" целого государства. Притом государства средневекового. Никогда не думал, что курс экономической истории, который ему читали в институте, окажется столь практически применим.
     Иногда он думая, чем обязан столь быстрому возвышению. Конечно, тому, что работал с бароном. Но ведь к барону он попал, уже проделав путь от убогого до доверенного лица Цильха. Головокружительная здесь карьера. Как? Да и барон не выдвинул бы его так высоко, если бы не видел в нем чего-то особенного. Ведь Питер служит уже много лет, в преданности его сомнений нет, да и умный он мужик, а вот так слугой и остается. Нет, не выдвинул бы его так барон, если бы не видел, что Артем способен на большее, чем вращать меч да нос брату Франциску сломать. Артем не был склонен считать себя кем-то выдающимся, но ведь вокруг много людей, так же стремящихся наверх, но всю жизнь не могущих пройти выше некой планки. Да и в его мире он четко видел, что большая карьера без подлизывания к начальству (чего он не любил), или участия в интригах (что ему претило) ему не светит. Каким же образом этот мир, в который он пришел чужаком, в котором из всех знаний сумел блеснуть только парой приемов из рукопашного боя (да и то не столь удачно, ополченцы повязали все равно), каким образом этот мир поднял его над теми, кто был в нем рожден. А как сумел подняться сам барон? Никому не ведомый дворянин, пусть прославленный как успешный дипломат, побывавший на Востоке, приезжает в страну, в считанные месяцы становится ближайшим советником правителя, играючи уничтожает это государство и создает новое, где оказывается уже вторым лицом. И это за год. Нонсенс.
     И вдруг он понял. И он и барон были людьми другого мира. Собственно, барон родился, конечно, в этом мире, но мыслил категориями совершенно иными, чем все окружающие. Поэтому они с бароном не следовали условностям этого мира. Это было их благословением и проклятием. Благословением потому, что слова "так не принято", "не положено" были для них не концом размышления, а его началом. "Кем не принято?", "Почему не положено?" - спрашивали они и докапывались до корней. Не связанные теми правилами, которые гирями висели на ногах "аборигенов"" видя причины возникновения любой ситуации и направление ее развития, они имели огромную фору.
     Это же было их проклятием. Живя иными интересами, иными понятиями, они никогда не могли почувствовать себя здесь дома. "Что бы я делал, если бы родился здесь слугой? - думал Артем. - Видел бы счастье в должности дворецкого в богатом доме или в том, чтобы стать купцом. Был бы рыцарем или ратником, мечтал бы о добыче, о наградах. Был бы еще один воин, купец, слуга, каких тысячи. А я пришел сюда и наплевал на их расписные сани с бубенчиками и замки. Мне это показалось неинтересным. И вот теперь играю в министра финансов средневекового государства, могу приобрести десятки расписных саней с бубенчиками и даже несколько замков. Надо это мне? Да нет. Развлекаюсь".
     Думая о своей жизни в этом мире, он понял, насколько изменился. Это был уже далеко не тот Артем, который