ость кары за нарушение законов  божеских
и человеческих, стоит только истеричному маньяку крикнуть:  "За  всех  вас
отвечаю я!", и... Сколько раз такое случалось в разных  землях,  в  разные
времена... Почему он так силен в нас, этот косматый  полузверь,  впившийся
грязными пальцами в окровавленную дубину, рыщущий налитым хищным взглядом:
кого бы это?!. Почему так часто побеждает  он  в  схватке  с  просвещенным
разумом? Почему драгоценности своего интеллекта разменивает человек на то,
чтобы измыслить новые способы совершения недозволенного, чтобы сотворенную
гадость представить благодеянием?
     Почему  ради  сиюминутной  сытости  человек  способен   с   идиотским
упорством рвать нити, на которых держится не  он  один  -  весь  его  мир?
Могучим умом Хомо Сапиенса понимая неминуемость катастрофы, отмахиваясь от
этого понимания волосатой лапой питекантропа - почему?..
     От внезапного басовитого лая Виктор  вздрогнул  так,  что  рахитичная
скамейка едва не развалилась - это собака, о существовании  которой  он  и
забыл уже, вскинулась, метнулась к мусорным бакам.
     Двигалась она, впрочем, с ленцой, соображая, что ведь  все  равно  не
успеет. И не успела. Причина ее негодования  -  невесть  откуда  возникший
рыжий  матерый  котище  -  без  особой  даже  поспешности  ретировался  на
ближайшую липу. Там,  на  высоком  суку,  он  уселся  с  обиженным  видом,
наблюдая насуплено и мрачно, как собака усаживается  на  прежнем  месте  -
старательно и надолго. Затем, выждав от греха (мало ли какая гадость может
угнездиться в собачьем уме?) кот осторожно  спустился  на  пыльную  землю,
короткими перебежками двинулся  к  какой-то  лишь  ему  ведомой  цели.  Он
надолго замирал, пристально и неодобрительно взглядывал на собаку,  причем
толстый ухоженный хвост его конвульсивно подергивался от омерзения. Собака
больше не удостоила его своим вниманием. Поставила нахала  на  место  -  и
ладно.
     Снова  захныкала,  запричитала  отворяемая  дверь.  Виктор  торопливо
поднялся - вышла Наташа.
     - Долго ждал, соскучился? Бедный... - Подошла, смотрит в глаза  снизу
вверх, смущенно теребит висящую  на  плече  сумочку.  -  Ты  прости  меня,
копушу, пожалуйста, я очень-очень торопилась, правда...
     Виктор улыбнулся:
     - А я тут задумавшись малость. А еще мы с  собакой  кота  загнали  на
дерево - так, от нечего делать, без удовольствия.
     Наташа боднула его в плечо, потянула за руку:
     - Ну что, на автобус? Пошли?
     И они пошли. По тихим тенистым улочкам, где нечастые люди медлительны
и улыбчивы (таких не встретишь в оглушенных  автомобильным  ревом  толпах,
клубящихся на тротуарах железобетонных  проспектов).  А  теплые  солнечные
блики протискивались сквозь плотное  кружево  листвы,  плавно  и  невесомо
скользили по лицам... Хорошо!
     Автобус пришлось  ждать  долго,  и  Наташа  нервничала,  выбегала  на
дорогу, высматривала: может, едет уже? Может, уже появился?  Ей  казалось,
что из-за визита к подруге они очень опоздают, и  Антон  обидится.  Виктор
пытался растолковать,  что  Антон  обижаться  совершенно  не  умеет  -  не
помогло.
     А  потом  они  долго-долго  тряслись,  сдавленные  в  людной   духоте
обшарпанного автобуса. Все окна были открыты,  но  в  них  вместо  свежего
воздуха врывалась едкая пыль, и Наташа, вжатая чужими локтями и спинами  в
викторов  живот,  сопереживала  тяжким  мукам  фарша,  запрессованного   в
сосисочную кожуру. Виктор слушал вполуха, услужливо ухмылялся, но на  душе
у него было  муторно.  Он  чувствовал,  что  и  гипертрофированная  боязнь
опоздания, и неостроумные транспортно-гастрономические аналогии - все  это
дымовая завеса.
     А за ней - страх. Изводящий, темный, и причину его  Наташа  изо  всех
сил пытается скрыть. Чего она так боится? Спросить? Скажет, как же...  Что
же делать, господи, как успокоить, защитить? Как защитить, если не знаешь,
от чего? Или от кого? И  сборище  это  еще  сегодняшнее...  Некстати,  как
некстати! Не под силу оно может оказаться Наташе, сорваться она  может  на
этом...  Как   это   Антон   высказался?   Чрезвычайное   и   внеочередное
антиупыристическое совещание, так, что-ли? Ему бы все в игрушечки  играть,
балбесу.
     Они чуть было не проехали нужную остановку, потому  что  зазевавшийся
Виктор слишком поздно начал пропихиваться к выходу и еле  успел  выдернуть
Наташу из автобуса до того, как в него принялись вдавливаться дожидавшиеся
снаружи.
     А  снаружи  процветал  мир  частного  сектора:   аккуратные   домики,
ухоженные чистые садочки, переулочки, тупички. И заборы, заборы, заборы...
     Идти было еще порядочно, и Наташа настроилась было снова поскулить на
тему  опоздания,  но  вдруг  умолкла  на  полуслове,  больно  и  судорожно
вцепилась в руку Виктора. Глаза ее замутились таким  неприкрытым  страхом,
что Виктор похолодел. Никогда еще не видел он таких глаз у Наташи. Да  что
же это с ней происходит, что она увидела такое жуткое?!
     Наташа увидела Толика. Это было дико, нелепо, но именно на Толика был
устремлен ее помертвевший от ужаса взгляд.
     А Толик и не смотрел в  их  сторону.  Он  топтался  невдалеке,  возле
ветхого гнилого  забора,  поминутно  взглядывал  на  часы,  кусал  губы  в
нетерпении - явно кого-то ждал. И в облике его не было  ничего  пугающего.
Одет он был, как всегда, в нечто модное и невообразимо импортное, и был бы
просто шикарен, если бы не взмок так обильно - иноземная одежка  оказалась
явно не по погоде.
     Так может, дело не в Толике? Но ведь больше нет никого вокруг,  и  не
видно ничего, и не слышно... Разве  что  за  забором,  возле  которого  он
торчит, мечется что-то, по габаритам скорее  напоминающее  теленка,  а  не
собаку, кидается на хлипкие доски, заходится остервенелым  лаем...  Может,
Наташа этого пса испугалась, ведь того и  гляди  забор  проломит  зверюга,
выскочит. Ну да, как бы не так...
     Это чтобы Наташу,  которая  лезет  целоваться  к  каждому  встречному
кабыздоху, не взирая на его рост и манеры, напугал лай за  забором?!  Чушь
какая...
     Наверное,  плохо  Виктор  владел  лицом  в  эти   минуты,   наверное,
оглянувшаяся на него Наташа поняла, как ему муторно.  Потому  что  сделала
вид, будто и не было ничего, стала весела и беспечна -  слишком  беспечна,
впрочем, чтобы беспечности этой можно было бы верить.  А  страх...  Он  не
ушел, нет - отступил, притаился в глубине ее глаз ледяной мутью.
     Толик наконец-то заметил их,  замахал  рукой,  заухмылялся.  Пришлось
подойти.
     -  Здорово,  археолог,  -  Виктор  пожал  протянутую  потную  ладонь,
держался   подчеркнуто   по-приятельски,   стараясь   подавить    невольно
вспыхнувшую неприязнь. Мало ли, может Наташе  просто  привиделось  что-то,
ведь бывает же так. А может, ему самому просто примерещился Наташин испуг?
Ох, вряд ли... - Ты чего тут торчишь? Нас ждешь?
     Толик замялся, покраснел почему-то.
     - Да так... Ну, в общем жду, но не вас. Вы идите, а то  Зеленый  уже,
наверное, затосковал. А я немного опоздаю, вот.
     - Ты бы, Толик, с нами пошел лучше, - Наташа склонила голову на  бок,
прищурилась. - А то гав-гав выскочит, кусь-кусь сделает...
     - Эта псина, что  ли?  -  Толик  мотнул  головой  в  сторону  забора,
сотрясающегося от наскоков  жаждущего  крови  хищника.  -  Да  пусть  себе
прыгает. Она привязана, наверное.
     - А ты, чем гадать, полез бы,  да  проверил:  привязана  или  нет,  -
улыбнулся Виктор. - Только за нами потом не беги, если не привязана...
     Когда они отошли достаточно далеко, чтобы Толик перестал их  слышать,
Виктор тихонько сказал:
     - А теперь колись. И поподробнее, пожалуйста.
     Наташа глянула на него, очень натурально удивилась:
     - Ты о чем?
     - Ты меня не дури, Наташ. Знаешь ведь - бесполезно.
     Некоторое время Наташа молчала, шла низко опустив голову, до  матовой
белизны стиснув кулачки. Потом решилась.
     -  Хорошо.  Только  ты  подумаешь,  что  я   ну   совсем   психопатка
ненормальная... Понимаешь, я его боюсь.
     - Да это я и сам заметил, - Виктор полез  за  сигаретами.  -  Трудно,
знаешь ли, не заметить, ежели человек побледнемши, задрожамши  и  чуть  не
упамши. А почему ты его боишься, можно узнать?
     - Можно, - Наташа не-то вздохнула,  не-то  всхлипнула...  -  Уж  чего
теперь, если ты сам заметил. Вот ты мне скажи, ты  очень-очень  подумай  и
скажи: может случиться, что Толик... Ну, что он заодно с упырями этими?
     Виктор даже не очень удивился - он и  ожидал  услышать  что-нибудь  в
этом роде.
     - Почему ты так решила?
     И  Наташа  заговорила  -  торопясь,  путаясь,  захлебываясь  словами.
Прорвало наконец...
     - Это я уже  тут  догадалась,  когда  вернулись.  Думала,  понимаешь,
думала... Вот тогда, в каменном веке, были же  у  упырей...  как  это  они
их... дрессированные аборигены... И теперь могут  быть  такие.  Ну  просто
обязательно есть: упыри же не могут тут жить, ну, у нас, на Земле. А им же
надо... ну, контролировать, управлять и все такое. А  Толик...  Ты  пойми,
все  это  по  отдельности,  может,  и  не  значит   ничего,   ну,   может,
совсем-совсем ничего не значит, а вместе если посмотреть - страшно. И вещи
все-все у него дорогие, не наши, а зарплата маленькая очень, и отца у него
нет, а у мамы пенсия только. И как он все время доказывал, что мы ну такие
глупости городим - просто нельзя глупее. И о пещере  этой  со  знаками  он
заранее знал откуда-то...  Говорит:  "Расписку  нашел".  А  если  неправду
говорит? И кость эту жуткую он из пещеры притащил, а что за  кость  такая,
зачем? Может ее и не Странный прятал, может  ее  для  плохого  прятали?  И
потом, когда уже совсем-совсем ясно стало, что правда нам с Глебом снилась
- как он доказывать стал, что пусть упыри что хотят  делают  и  мешать  им
нельзя, помнишь? И может быть, это он Глеба... - Наташа замотала  головой,
умолкла.
     Виктор погладил ее по волосам, проговорил тихонько:
     - Не мог он Глеба, Наташа. Он же тогда еще ничего не знал, это  мы  с
тобой ему все рассказали.
     Наташа вскинула голову, прижала к груди стиснутые кулачки:
     - Да нет же! В том же и дело - нет! Они же  знакомы  были  с  Глебом,
давно-давно  знакомы  были,  Глеб  домой  его  приводил,  я  сама  видела,
понимаешь?  И  знаешь,  когда  они  в  последний  раз  виделись,   знаешь?
Четырнадцатого вечером.
     Толик сам к Глебу пришел, они долго-долго говорили о  чем-то,  больше
двух часов говорили.  Я  на  кухне  возилась,  а  за  стеной  -  бу-бу-бу,
бу-бу-бу... И, вроде, показалось мне, что все больше Глеб говорил, а Толик
перебивал,  спрашивал.   И,   вроде,   ссорились   они.   Понимаешь?   Это
четырнадцатого апреля было, понимаешь? Помнишь, Антон все спрашивал:  "Как
это упыри про Глеба смогли догадаться?" А вот, может, так и смогли...
     Она вдруг низко-низко опустила голову, проговорила поспешно:
     - Ты не смотри на меня, пожалуйста, ты вперед  иди,  ладно,  Вить?  Я
догоню потом...


     "Осторожно, во дворе злой  каратэист".  Эта  надпись  на  калитке  не
оставляла ни малейших сомнений в том, что Антон живет именно здесь.
     Маленький одноэтажный домик с верандой,  обсаженная  цветами  дорожка
ведет к крыльцу, и ярче махровых астр цветет на ней рыжая борода  хозяина,
степенно шествующего встречать гостей.
     После кратких, но весьма бурных приветствий  Антон  загнал  Наташу  и
Виктора в комнату, на дверях которой  красовалась  корявая  надпись:  "Без
бутылки не входить", велел сесть по углам и  не  мешать,  а  сам  принялся
таскать на стол всякую всячину, приговаривая:
     - Водка - мужикам, вино - для ба... для барышень, говорю. Родителей я
в Сочи выгнал, так что дома кроме нас - только старый маразматик  Терентий
Нилыч, но он глуп, как пробка, глух, как  пень,  и  вообще  кот,  так  что
мешать не будет. Кстати, если этот  хмырь  станет  шляться  под  столом  и
играть в голодающих Поволжья - за хвост  и  в  форточку.  Он  сегодня  уже
нажрался на всю оставшуюся жизнь. Тут под забором двое алкашей  с  утречка
похмеляться приладились, так он у них  закусь  спер...  А  чего,  археолог
загулял что-ли, не придет?
     - Придет, куда он денется!  -  Виктор  поигрывал  зажигалкой,  искоса
поглядывал на Наташу (съежилась на стуле, улыбается, но глаза нерадостные,
скучные). - Торчит там на углу, ждет кого-то... Не знаешь, кого бы это?
     Антон закончил возиться со  снедью,  привалился  к  стене  -  руки  в
карманы, борода торчком, рот до ушей:
     - Если я хоть что-то понимаю в Толиках, то наш  голубок  вознамерился
кольцеваться ("Жениться то-есть", - перевел Виктор для  Наташи).  Наблюдал
это я давеча особу, каковую он сейчас дожидается, и понял: будет он ей  по
утрам кофий в постель и тапочки к парадному подъезду подавать, вот чтоб  у
меня борода отсохла!
     Толик заявился минут через десять, бережно ведя под  руку  полненькую
девушку, похожую на  взъерошенного  галчонка.  Звали  девушку  Галочкой  -
прозорливость ее родителей восхищала.
     Некоторое время собравшиеся предавались легковесному трепу - так,  по
пустякам. Потом Антон возмутился:
     - Елкин дрын, вы сюда языки чесать пришли, или делом  заниматься?!  А
ну, марш все за стол! Тут водка прокисает, а они зубоскальствуют...
     Треп, однако, продолжался и за столом. В разгар ржания над  очередной
Антоновой хохмой Виктор обнаружил, что кто-то ненавязчиво снимает  с  него
носок. Выяснилось, что старый маразматик  Терентий  Нилыч  угнездился-таки
под столом и пытается завязать отношения.  Наташа  вытащила  его  на  свет
божий, пристроила  было  у  себя  на  коленях,  но  Антон  рявкнул:  "Кыш,
пернатое!" и кот сгинул.
     - Боится, стервец, - самодовольно ухмыльнулся Антон. - Уважает, стало
быть.
     - А почему он - пернатое? - поинтересовалась Наташа.
     И Антон охотно пояснил:
     - А потому, что птицей взвиться  способен.  Это,  конечно,  ежели  за
хвост раскрутить как следует.
     - Знаешь, Тоша,  -  Виктор  прищурился.  -  Если  ты  подобную  штуку
попробуешь при Наташе выкинуть, то, пожалуй,  сам  птичкой  взовьешься.  И
каратэ  твое  не  поможет.  Хвоста  у  тебя  нету,  конечно,  зато  борода
имеется...
     - Упаси боже! - Антон замахал руками. - И в мыслях не держал.  Это  я
так,  расчетным  путем  установил.  По  аэродинамическим   характеристикам
объекта.
     Они бы, наверное, долго еще  трепались  и  хохмили,  встречая  каждую
шутку с восторженной заинтересованностью, каждую тему развивая несообразно
с  пустячностью  обсуждаемого  азартно  и  многословно.  Потому,  что  это
оттягивало главный разговор - неуютный  и  нерадостный;  потому,  что  это
оттягивало миг, когда надо будет взять на себя ответственность и решить  -
решить слишком важное за слишком многих, чтобы миг этот не был страшным.
     Но время шло, пора было начинать. И Толик начал.
     - Леди и мужики! - он дурачился, но лицо его было  серьезно  и  голос
подрагивал. - Вообще-то Галочку я сегодня  привел  не  только,  чтобы  вас
перезнакомить. Вот... Думаю, что  присутствие  специалиста  ее  профиля  и
квалификации при сегодняшнем разговоре не помешает.
     - Ой! - Антон округлил глаза. - Всю жизнь мечтал познакомиться - если
не с упырем, то хоть со специалистом по оным!
     Галочка потупилась.
     - Я специалист не по упырям, - она  вздохнула.  -  Я  спец  по  белой
горячке.
     Антон глянул на Толика, покачал головой с горькой укоризной:
     -  Гад  ты  все-таки,  археолог!  Привел  такого   человека,   и   не
предупредил... А мы тут балуемся водочкой. Нехорошо!  -  Он  повернулся  к
Гале. - А позвольте  уточнить:  специалист  -  это  как?  Это  то-есть  вы
мастерски в это  самое  состояние  умеете  впадать,  или  других  туда  не
пускаете?
     - Последнее, - Галочка поджала губы.
     Толик скрипнул зубами.
     - Нарвешься, Зеленый! Кончай хамить!
     Антон протестующе вскинул ладонь:
     - Никак не могу  закончить,  потому  как  и  не  начинал.  Я,  может,
интересуюсь с практической точки зрения, может у меня у самого  эта  самая
горячка?
     - Очень такое может быть, - Виктор покивал задумчиво  и  печально.  -
Даже наверняка так и есть. И - пари держу -  розовый  слон  тебе  является
каждодневно... В зеркале...
     Виктор  умолк,  оглянулся  на  Наташу  -  очень  его  тревожило,  что
неразговорчивая она такая сегодня, хмурая, скучная, на  себя  не  похожая.
Наташа заметила и поняла этот осторожный  взгляд,  улыбнулась  в  ответ  -
рассеяно, как-то неловко... Нет, не к такой улыбке ее привык Виктор, не  к
такой. Но пусть так, пусть  хотя  бы  так  -  только  бы  не  плакала  она
больше...
     Толик закусил губу, хлопнул по столу ладонью:
     - Ребята, мы прекратим сегодня пустозвонить, или нет?
     -  Уже  прекратили,  -  Виктор  переглянулся  с  Антоном.  -  Мы  уже
посерьезнемши и проникнумшись, правда?
     Антон кивнул. Он действительно стал почти серьезен.
     Толик вертел в пальцах стакан:
     - А Галочка... Галочка работает  в  наркологическом  диспансере,  она
действительно специалист по белой  горячке.  Она  психолог,  между  прочим
очень  известный  специалист.  Если  хотите  знать,  ее   статью   недавно
напечатали в  журнале  английского  медицинского  общества,  вот.  И,  как
психолог, Галочка может нам здорово помочь. Так что простите, но я ей  все
рассказал.
     - Ну, и  как?  -  осведомился  Антон  заинтересованно.  -  Скорую  не
вызвала?
     - Нет, - скрипнул зубами явно начинающий терять терпение Толик.
     - Сама со сдвигом, значит, - одобрил Антон. - Наш человек.
     -  Да  умолкни  ты!  -  Наташа  встряхнулась   наконец,   заговорила,
притронувшись к галочкиной руке. - Вы...
     - Ты, - поправила Галочка, заулыбавшись.
     - Ну, ты, - Наташа тоже улыбнулась.  -  Ты,  Галя,  на  этого  рыжего
внимания не обращай. Он серьезным быть ну совершенно не умеет.
     Наташа приумолкла, потом, сделав над  собой  усилие,  которое  только
Виктор мог заметить и оценить, посмотрела Толику в глаза:
     - Ты про кость нам расскажешь что-нибудь?
     - Расскажу,  конечно,  -  Толик  оставил  в  покое  стакан,  принялся
теребить свой нос.  -  Я  ее  смотрел  на  рентгене  и  на  ультразвуковом
дефектоскопе. Картина, в общем, такая: кость, как  я  и  думал,  заполнена
глиной. Вот... Кроме глины внутри имеется  какая-то  ажурная  конструкция,
предположительно металлическая. Возможно, это золото, но точно  установить
не доставая нельзя, а доставать я не стал - боялся испортить.  Это  похоже
на две спирали - одна в другой, с каким-то утолщением. Вот и  все.  Ну,  и
еще установил возраст: восемьдесят тысяч лет плюс-минус лапоть, вот.
     - Так... - Виктор хрустнул пальцами. - А замазка?
     - Возраст  тот  же,  восемьдесят  тысяч.  Определил   ее   элементный
состав... - Толик умолк.
     - Ну, и?..
     - Ну, показал результаты нашим химикам...
     - А химики что?
     - А химики  попросили  не  морочить  им  голову,  вот.  Сказали,  что
пятивалентного кислорода не бывает.
     - И все?
     Толик пожал плечами.
     - Они еще много чего говорили, но я не могу повторить: тут девушки...
     Некоторое время все  молчали.  Потом  Виктор  спросил,  ссутулившись,
мрачно глядя в стол:
     - Ну, и кто возжеламши по поводу вышеизложенного высказаться?
     Антон подергал себя за бороду:
     - Ну, допустим, я возжелал. Только я не знаю, чего говорить...
     Толик замотал головой, осклабился:
     - Зеленый, если бы не ты, мы бы точно  все  спятили.  А  насчет  этой
кости... В общем, по-моему, это пеленгатор, вот.
     Антон  сделал  страшные  глаза,  воздел  руки,  будто  в  невыразимом
ликовании:
     - Свершилось! Сколько лет тебя знаю, археолог, все думаю: "Ну  должен
же он хоть раз в жизни что-нибудь  умное  сморозить,  ну  даже  по  теории
вероятности - должен!" И - свершилось, наконец!
     Затем обычным тоном добавил:
     - Что пеленгатор, так это и козе ясно, радость моя.