опасливым отвращением  за
то, что они утонули, но не умерли, и сродни ползучим.
     Странный говорил старикам, что утонувших ловить легче, чем охотиться,
что они вкусные,  но  старики  только  плевались.  Странный  говорил,  что
крылатые и прочие ловят и едят утонувших. Но старики сказали, что крылатые
и прочие едят много такого, чего не возьмет в  рот  Настоящий  Человек.  А
Беспалый  вспомнил,  как  Большой  Корнеед  размазал  по  камням   дохлого
трупоеда, который вонял от Реки до самых Хижин,  и  все  Корнееды,  жившие
вблизи, приходили валяться по этим камням  и  тереться  шкурой  о  мерзкую
падаль. И Беспалый спросил, станет ли теперь и Странный поступать так же.
     Тогда Странный сделал из волокон жгучей травы странное и  назвал  его
"сеть", и этой сетью поймал много утонувших и варил их очень долго,  чтобы
никто не догадался, что было сварено, а  потом  дал  попробовать  всем.  А
потом Слепящее поднималось на небо столько раз, сколько пальцев на руке  и
еще два раза, и Странный снова собрал стариков и спросил, не случилась  ли
в Племени беда  от  плохой  еды.  Старики  смогли  вспомнить  только,  что
Горлогрыз свалился со скалы и свернул себе шею, но, наверное, не от еды. И
это не беда, а наоборот. И Странный рассказал старикам,  чем  он  накормил
всех, и старики поняли, что это хорошо, хотя некоторых вытошнило.
     А еще Странный придумал выкопать возле водопоя большую яму и  закрыть
ее ветками. Старики спрашивали: "Зачем?", а он сказал: "То, что  упадет  в
яму, можно будет съесть". Но первым в яму упал Однорукий,  и  Странный  не
позволил его есть, хотя проку от Однорукого  нет,  каждый  скажет.  И  все
забыли о яме. Но  потом  в  нее  провалился  такой  большой  рогатый,  что
Настоящие Люди три восхода Слепящего встречали сытыми, и поняли,  что  это
хорошо.
     И еще Странный придумал собирать у Реки рыжую землю и делать из нее и
воды грязь, а из грязи  этой  лепить  горшки,  которые  потом  сами  собой
становятся твердыми, и сколько ни лей в них воды, почему-то  опять  грязью
не делаются.
     И еще  Странный  придумал  убивать,  не  приближаясь,  убивать  очень
маленьким копьем, которое бросает не рука, а бросают палка и жилы рогатых.
И так можно убивать и рогатых, и Ночных Убийц, и немых, и это хорошо.
     И еще Странный придумал говорить "я", "ты", "он", если забыл имя  или
лень его повторять, и еще придумал много-много полезных вещей.
     И еще. Это Странный придумал назвать Кошку Кошкой,  а  не  Гривастой,
как раньше. Сказал: в земле  немых  есть  такой  маленький  -  похожий  на
Желтого Убийцу, но маленький - который вздергивает верхнюю губу  и  шипит,
когда сердится. Как Кошка...
     А теперь Странный живет в пещере один и не хочет говорить ни с кем из
Людей, кроме Хромого и Кошки.
     Он сказал, что Хромой и Кошка - самые Люди из всех  Настоящих  Людей.
Хромой сомневался, но Кошка сказала, что если  уж  это  говорит  Странный,
значит так и есть.
     И еще Кошка сказала, что раз они  не  такие,  как  все,  то  понятно,
почему они живут вместе, хотя Кошка  пережила  на  три  зимы  больше,  чем
Хромой. И Хромой не стал спорить, хотя знал, что это не так.
     Сначала ведь Хромой Кошку не замечал,  он  думал,  что  Кошка  -  это
просто Кошка, как все. Но потом ее захотел взять в свою хижину Узкоглазый,
который видел больше зим, чем Хромой, и уже  мог  взять  себе  женщину.  А
Хромой давно искал случая напакостить  этому  вонючему  трупоеду,  который
всем говорил, что Хромой сделал ему некрасивую серьгу для носа и что Шаман
делает лучше.
     Месть удалась: он побил Узкоглазого и не подпускал  его  к  Кошке,  и
старики решили отдать ее Хромому; правда он был еще  слишком  молод  иметь
свою женщину, но в Племени были лишние девочки.
     И только потом Хромой понял, что Кошка - это Кошка,  и  другой  Кошки
нет... Нет... Нет... Нет теперь Кошки - ни  другой,  ни  этой,  никакой...
Забрали, увели Кошку, схватили не руками и увели. И где искать? Хромой  не
знает, а Странный знает, но не говорит. Вай-вай-вай-воу-у-у!..
     Странный сплюнул, отвернулся, кусая губы:
     - Перестань выть. Воем ты Кошку  не  вернешь.  И  никак  не  вернешь.
Забудь.
     - Не хочу, - Хромой мрачно смотрел в пол. - Расскажи дорогу.
     - Отдать им еще и тебя?! А вот им...  -  Странный  сделал  непонятный
жест, вскочил, заметался из угла в угол.
     - Ты сказал: "Отдать тебя"? - Хромому показалось, что он ослышался. -
Они меня хотят?
     - Да, - Странный снова подсел к очагу, уперся взглядом в огонь.  -  И
тебя, и Кошку, и других. Таких, как вы.
     Хромой сморщился, силясь понять, прижал кулаки к вискам.
     - Но ты говорил, что таких, как мы - я и Кошка -  в  Племени  нет.  А
теперь сказал - другие. Другие такие, как мы. Кто?
     - В Племени... - Странный усмехнулся горько и едко. -  Кроме  Племени
есть еще племена. А в них есть такие, как вы. И более Люди, чем вы -  тоже
есть.
     Хромой совсем растерялся.
     - Но кроме Племени Людей нет. Есть немые, но они немые - не Люди...
     - Немые! Ну конечно - немые... - смех Странного был сухим и  дробным,
будто галька посыпалась. - А  ты  знаешь,  как  немые  называют  Настоящих
Людей? Двуногие трупоеды, вот как.
     - Немые - называют?! - глаза Хромого полезли на лоб. - Они  не  могут
называть! Они немые. Не знают Речи, бормочут без смысла...
     Странный устало вздохнул:
     - Нет. Просто у немых и у Племени разная Речь. Племя не понимает Речь
немых. Немые не понимают Речь Племени. Считают немыми вас.
     - Немые - Люди... - Хромой силился осознать услышанное, силился и  не
мог. - Немые - Люди... Ты спутал, Странный,  говоришь  невозможное.  Среди
немых Людей нет. Немые грязные, вонючие, трусливые, безобразные. Настоящий
Человек на немого и помочиться не захочет. А Речи немые не  знают.  Рычат,
тявкают без смысла - я слышал сам.
     - Да, - мрачно осклабился Странный. - Так говорят  Настоящие  Люди  о
немых. И немые о Настоящих Людях говорят так. И  Настоящие  Люди  украшают
Хижины черепами немых. А немые обдирают волосы и кожу  с  голов  Настоящих
Людей. А Люди Звенящих Камней рады и  сыты.  Потому,  что  они  едят  вашу
злобу, как вы - мясо рогатых. И делают так, чтобы злоба была, чтобы  злобы
было больше, больше,  больше.  И  это  не  самое  мерзкое  из  их  деяний.
Трупоеды..
     Лицо Хромого сморщилось - просительно, жалко:
     - Не понимаю... Не люблю не понимать...  Плохо...  Ты  говорил:  Люди
Звенящих Камней могучи. Страшнее духов. Теперь сказал:  едят  нашу  злобу.
Значит, своей злобы нет - ели бы свою. Значит, не могут убивать -  убивали
бы немых сами, сколько надо съесть. Не могут. Ждут, чтобы убили мы. Значит
- слабы. Не понимаю. Почему боишься их ты - сильный?
     - Ты не поймешь, Хромой. - В голосе Странного не осталось ни  ярости,
ни силы - только бесконечная тупая усталость. - Не можешь понять. Рано.  И
дети твои не поймут. И дети их детей не  поймут.  Много,  много  поколений
придет и уйдет прежде, чем вы поймете. Вот почему ты нужен  мне.  И  Кошка
нужна. Была нужна.
     Хромой застонал, ударил кулаками о камни.
     - Я и Кошка нужны тебе.  Я  и  Кошка  нужны  Людям  Звенящих  Камней.
Почему?!
     - Когда-то, - Странный говорил, будто бредил, - вы были почти так  же
сильны, как и Люди Звенящих Камней. Они испугались вашей силы. Они сделали
так, что вы стали такие, какие вы есть теперь. И я хочу, чтоб  такие,  как
ты и Кошка - почти Люди - рожали детей, чтоб ваши дети были  больше  Люди,
чем вы, а их дети - больше Люди, чем они; чтоб вы скорее,  скорее,  скорее
снова  стали  сильны;  чтоб  вы  растоптали  гнусных   трупоедов,   смели,
уничтожили без следа, без памяти, всех! Всех!! Всех, сколько их есть здесь
и везде!!!
     Напуганный этим истерическим воплем  Хромой  вжался  в  стену.  Таким
Странного он не видел никогда. И  все-таки  желание  понять,  понять  хоть
что-нибудь, пересилило страх, и Хромой отважился на новый вопрос:
     - Для этого мы - я и Кошка - нужны тебе. А им?
     Странный снова сник.
     - И им - для этого. Чтоб вы - все вы, Настоящие Люди,  немые,  все  -
быстрее стали сильными. Чем больше вашей силы, тем больше вашей злобы. Чем
больше злобы - тем больше еды для них. Но это не главное. Главного  ты  не
поймешь. А когда вашей силы станет слишком много, они опять отнимут ее.  И
еще - они не любят делать руками. Им нужны такие, которые могут делать то,
что они говорят. Очень мало, но нужны.
     - Делать что?
     - Разное. Ловить таких, как ты. Много другого. Не поймешь.
     - А для чего мы им еще?
     - Не поймешь, - Странный растирал руками лицо.  -  Ты  ведь  думаешь,
если двум племенам тесно на одной равнине, выход один - убивать.
     - А как иначе? - пожал плечами Хромой.
     - Не знают. Хотят узнать. И для этого им нужно, чтобы Настоящие  Люди
и немые жили в тесноте, хотя Мир велик. И чтобы  Настоящие  Люди  называли
немых  тявкающими  без  смысла,  а  немые  Настоящих  Людей  -   двуногими
трупоедами...
     Хромой жалобно заскулил:
     - Не понимаю...
     - Не плачь, - казалось, что Странный и сам готов заплакать. -  Ты  не
сможешь понять. Рано. Слишком рано. Но те, кем  вы  станете  потом,  через
много-много поколений - они смогут понять. И я должен сделать  так,  чтобы
они узнали. Узнали, зачем Люди Звенящих Камней создали Мир и вас,  узнали,
как с ними сражаться, как побеждать прежде, чем они снова лишат вас  силы,
снова сделают такими, как теперь...
     Новая мысль поразила Хромого:
     - Ты говоришь про нас - "вы", про них - "они". Значит, ты - не они  и
не мы. А кто?
     Странный не-то вздохнул, не-то всхлипнул:
     - Ты ведь видишь сны, Хромой. И бывает так, что во сне ты - не совсем
ты, и не здесь - далеко. Представь, что человек умер во сне. Сразу умер  -
не успел проснуться. И тот он, который ему приснился - остался.
     Хромой долго молчал, сосредоточенно ковырял набившуюся между пальцами
ног грязь. Потом поднял глаза на Странного:
     - Если бы ты был не ты,  а  Однорукий,  я  бы  понял  все:  ты  забыл
нагнуться, входя в пещеру, и испортил у себя в голове. Но ты не Однорукий.
Ты - Странный. И я понял только: хочешь, чтоб у  меня  были  дети.  Теперь
пойми ты: без Кошки не будет детей - я один не смогу. Расскажи дорогу.
     Странный щурился на огонь, тер подбородок.  И  вдруг  какая-то  мысль
молнией вспыхнула в его глазах. Мысль, поразившая, казалось, его самого.
     - Скажи, Хромой... Только не вздумай вилять языком... Вы знали, что я
делаю здесь, в пещере? Ты и Кошка - знали?
     -  Да,  -  Хромой  потупился.  -  Ты  выбиваешь  на  камне   рисунки.
Непонятные. Странные. Там, глубоко. Нам было интересно, и мы  подсмотрели.
Ты пришел с факелом и стал бить  камнем  по  камню.  Там  было  уже  много
рисунков, а ты выбивал новые. А потом ты учуял нас, глянул  туда,  где  мы
прятались, и твоя рука искала нож. И  мы  сразу  убежали,  потому  что  ты
смотрел... Так ты смотрел на Шамана, когда убивал.
     - Значит, мне не показалось, - Странный подбросил в очаг хворосту.  -
Только я не мог вас учуять. Мой нос слаб,  а  факел  был  рядом  и  вонял.
Просто кто-то из вас слишком громко сопел.
     Хромой угрюмо шмыгнул носом:
     - Кошка. Она очень думала.
     - О чем?
     - Не сказала. Спросила, можно ли нарисовать слова.
     Странный тяжело вздохнул:
     - Умная.
     Он надолго умолк. Хромой тоже притих, понимая, что нельзя мешать  его
мыслям.
     Наконец Странный хлопнул ладонями по коленям, встал, подошел к выходу
из пещеры, заговорил, не оборачиваясь к Хромому, глядя в ночь:
     - Все, что знает Кошка, и о чем догадалась Кошка, знают  теперь  Люди
из Долины Звенящих Камней. Значит, они найдут меня. Скоро.  Меня  победили
опять, и все было зря. Слушай, Хромой, я расскажу  дорогу.  Иди,  если  не
жалко себя. Но запомни: ты можешь идти  не  раньше,  чем  Слепящее  успеет
взойти и снова взойти. Понял?
     Хромой торопливо закивал, глядя на Странного снизу вверх.
     - Знаешь место, где Река раздваивается подобно жалу  ползучих?  Когда
дойдешь, будешь ждать меня. Я пойду с тобой, потому,  что  все  было  зря.
Понял?
     Хромой снова радостно закивал.
     - Тогда слушай дорогу.
     - Зачем? Зачем говорить, если ты отведешь меня сам?
     Странный коротко глянул через плечо:
     - Путь далек и опасен, Хромой. Я могу умереть прежде, чем  мы  увидим
Долину.


     Слепящее поднялось уже высоко. От его лучей не было  спасения  здесь,
на Реке, и едкий пот заливал глаза, и сводило пальцы,  силящиеся  удержать
проскальзывающее во взмокших ладонях весло. Но челнок упорно и  мощно  шел
против течения, хотя временами Хромому казалось, что он застыл на месте, а
движутся - медленно и плавно - берега Реки.
     Челнок Хромому оставил Странный. Это был  хороший  челнок,  легкий  и
прочный, способный выдержать двух человек, оружие и запас еды. И  Странный
велел взять с собой побольше оружия и еды, потому что путь опасен и далек.
А сам ушел. Не сказал,  куда  и  зачем.  Сказал  только:  "Отправишься  не
раньше, чем дважды увидишь восход Слепящего".
     Вдох - выдох. Вдох - выдох. Два гребка с одной стороны  челнока,  два
гребка с другой. Ломит  поясницу,  болят  плечи,  горят  ладони,  натертые
веслом. Никогда еще  Хромому  не  приходилось  грести  так  долго.  Против
течения. Одному. Но Жало Реки уже близко, и  дальше  все  станет  легко  и
просто, потому что он будет не один.
     Гнетущее предчувствие беды  пришло,  когда  Хромой  увидел  крылатых,
услышал их жадные крики. Как их много, как мерзко  и  громко  они  кричат,
ссорятся, дерутся... Из-за чего?
     Вот и Жало - длинный  острый  каменистый  мыс,  где  встречаются  два
ленивых потока, и оба они - Река. Днище челнока затарахтело по  гальке,  и
Хромой, схватив копье, прыгнул на осклизлые прибрежные валуны, а  крылатые
с криками вились над головой, и от огромной бесформенной груды  впереди  с
рычанием шарахнулись два  трупоеда.  Хромой  почти  бежал,  оскальзываясь,
спотыкаясь о камни, туда, к  этой  груде,  пока  нестерпимое  зловоние  не
остановило его.
     На взрытой гальке Речного Жала лежал  огромный  Корнеед.  Дохлый.  Со
вспоротым брюхом. Рана его  была  ужасна,  но  умирал  он  долго  и  успел
отомстить. И его  лапа  -  тяжелая  лапа  с  длинными  мощными  когтями  -
успокоилась  на  обезображенном,   исклеванном,   изгрызенном   трупоедами
человеческом черепе. А тело человека было там, под исполинской неподвижной
тушей, под грудой вывалившихся из распоротого брюха кишок.
     Что-то звякнуло под ногой Хромого.  Он  медленно  нагнулся  и  поднял
тяжелый длинный нож с побуревшим от крови лезвием из  Звенящего  Камня,  с
резной роговой рукоятью, которую Хромой делал для Странного сам.


     ОЧЕРЕДНОЕ  ПОСТУПЛЕНИЕ.  ЭКЗЕМПЛЯР  СЕРИИ  "С",  КОД   -   "СТУПЕНЬ".
ВОСТОЧНЫЙ АРЕАЛ. ПОЛОВОЗРЕЛАЯ САМКА.  ФИЗИЧЕСКИЕ  НЕДОСТАТКИ  ОТСУТСТВУЮТ.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ГРАДИЕНТ ВЫШЕ НОРМЫ. ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ  ГРАДИЕНТ  СУЩЕСТВЕННО
ВЫШЕ НОРМЫ.  ИНСТИНКТ  ПОЗНАВАНИЯ  ГИПЕРТРОФИРОВАН  ЗА  СЧЕТ  НЕДОРАЗВИТОЙ
АГРЕССИВНОСТИ.  МАКСИМАЛЬНЫЙ  ЭНЕРГОИМПУЛЬС  -  1,5  НОРМЫ  ПРИ  АКТИВАЦИИ
НЕЙРОЦЕНТРОВ ПОЗНАВАНИЯ.
     РЕКОМЕНДАЦИИ:
     1.1. ОСЕМЕНЕНИЕ ОТ САМЦА ПОВЫШЕННОЙ АГРЕССИВНОСТИ.
     1.2. РЕАССИМИЛЯЦИЯ В АРЕАЛЕ ОТЛОВА.
     2.1. АКТИВАЦИЯ НЕЙРОЦЕНТРОВ ПОЗНАВАНИЯ.
     2.2.   ЭКСПЛУАТАЦИЯ   В   КАЧЕСТВЕ   ЛОКАЛЬНОГО   ЭНЕРГОДОНОРА    ДЛЯ
СТАБИЛИЗИРОВАННЫХ СИСТЕМ.
     СЧИТЫВАНИЕ  ПАМЯТИ  ОБЯЗАТЕЛЬНО  ПРИ  РЕАЛИЗАЦИИ   ЛЮБОГО   ВАРИАНТА,
ПОСКОЛЬКУ  АРЕАЛ  ОТЛОВА  СОВПАДАЕТ  С   ГИПОТЕТИЧЕСКИМ   МЕСТОНАХОЖДЕНИЕМ
ОТСТУПНИКА.



                                2. ТЕМНОТА

     Мелкий надоедливый дождь. Он начался так давно, что Хромой уже  забыл
- когда. Может быть, в тот день, когда Река  обмелела  настолько,  что  он
пропорол о камень днище челнока и брел к берегу по колени в ледяной  воде,
волоча тяжелый,  полный  воды  челнок,  оскальзываясь  на  гальке,  падая,
разбиваясь в кровь. А потом искал на безжизненном берегу пищу для костра и
для себя, но кругом были только камни, камни, камни, и он ничего не  нашел
- так и уснул, скорчившись на голых промозглых камнях,  дрожа  от  холода,
страха и злобы.
     А может быть, дождь начался в тот далекий-далекий день, когда  Хромой
дошел, дополз, докарабкался-таки  до  гребня  Синих  Холмов,  которые  так
красивы  издали,  которые  вблизи   оказались   безводными,   каменистыми,
мертвыми. И не синими они были, эти холмы, а серо-желтыми,  цвета  старого
высохшего черепа... Но нет, тогда дождь уже шел, и Хромой растирал  мелкие
холодные капли по лицу и груди,  пожирая  глазами  раскинувшийся  впереди,
далеко внизу, огромный Мир. Новый Мир, в который,  казалось,  опрокинулось
холодное серое небо, опрокинулось  и  разбилось  на  бесчисленные  осколки
озер. А между озерами наливались осенней желтизной рощи, и стыли в  зыбких
влажных туманах луга, и это было  очень  красиво,  но  Хромой  не  замечал
красоты - там, внизу, были деревья и трава, а значит - еда. Костер. Жизнь.
     Мелкий надоедливый  дождь.  Он  начался  невесть  когда,  в  один  из
бесконечной вереницы дней, отделивших Хромого от начала пути, от  Племени,
от Речного Жала, на  котором  он  стоял,  глотая  слезы,  перед  останками
Странного, сжимая в руке нож из Звенящего Камня - его  последний  подарок.
Как давно это было! Улетают  птицы  и  облетают  деревья,  глубокая  осень
изводит Хромого надоедливым холодным дождем,  а  тогда,  на  Речном  Жале,
неистовый летний зной изводил его вонью издохшего Корнееда.
     Хромой лежит в холодной, сизой от множества  мелких  водяных  капелек
траве, на склоне низкого плоского  холма,  на  котором  нет  ничего,  одна
трава. А позади - далекая гряда Синих Холмов. Она такая же далекая, как  в
те вечера, когда Хромой приходил к Обрыву смотреть на закат; и Синие Холмы
снова синие и такие красивые, что их злые мертвые камни вспоминаются,  как
глупый сон.
     До сих пор Хромой жил, чтобы идти. Теперь идти некуда и цели нет.
     Впереди, за этой надоедливой моросью - хмурое озеро  и  рожденная  им
извилистая узкая река с черной водой, суетливая, неприветливая,  пенящаяся
водоворотами, такая непохожая на величавую Реку родного Племени...
     Долина. Широкая долина, залитая  тяжелым  белым  туманом,  он  дышит,
шевелит седыми космами, клубится над озером, зыбкими струями  переливается
через берега черной реки... И мрачная, под собственным весом  изнемогающая
громада - четыре плоские каменные глыбы, накрытые пятой - топит подножие в
этом тумане, и кажется, будто она плавно колышется над землей, не  касаясь
ее, и это страшно. Все так, как говорил Странный - Хромой  помнит.  И  еще
Хромой помнит, как он спросил Странного: "А потом?"  И  Странный  ответил:
"Потом - ждать. Люди Звенящих Камней сами найдут тебя".
     Хромой ждет. Он встречает у  этой  долины  третий  восход  Слепящего,
которое здесь не слепит, которое здесь -  тусклое  белое  пятно  в  низких
серых тучах.
     Хромой ждет. Ждет, когда Люди Звенящих Камней найдут его. Ждет, чтобы
убить их всех, и забрать Кошку.
     Но вокруг  -  только  туман  и  дождь,  только  сырость  и  холод.  И
одиночество, которое с начала пути шло по следам Хромого, как  Серая  Тень
по следам больного рогатого. Оно дождалось своего, впилось жадными клыками
в загнанное, павшее духом сердце.
     И крепнет,  крепнет  в  душе  Хромого  отчаяние.  Отчаяние  и  злоба,
холодная, мутная, как этот дождь, как туман, как воды черной  реки.  Злоба
на холод и сырость, на людей из долины, отнявших то,  что  дороже,  нужнее
всего именно сейчас, когда, кажется, с радостью  глянул  бы  даже  в  лицо
немого. Злоба на себя, на свой темный изводящий страх. Ведь это именно  он
не пускает Хромого туда, в долину, к цели пути, - страх,  а  не  сказанное
когда-то Странным. Страх, который Хромой из последних сил прячет  от  себя
самого.
     И злоба на этот мир. Плохой мир. Здесь все х