него доходит, он быстро прикасается  рукой  к  бороде,  и  в
глазах у него загорается злобный блеск.
     - А тебе ясно, что тогда случится? - тихо и грозно спрашивает он.
     - Я думаю, ты не прав, - отвечает Хеминг.
     - Ты знаешь, чего ждет народ? Чтобы ты сам заколол ее!
     - А я отказываюсь! И  тебе  не  поможет,  если  ты  выполнишь  угрозу
королевы и убьешь еще несколько человек, чтобы бросить  с  нею  в  курган.
Лучше убей меня одного. Это не слишком утешит  их,  я  понимаю.  Ведь  они
жаждут увидеть, как будет исполнена воля твоей покойной матери. Она хотела
восторжествовать надо мной, заставив меня  убить  ту  женщину,  которую  я
люблю, понимаешь?
     - Да.
     - А если я откажусь?
     - Ее все равно убьют.
     - Но твоей покойной матери и всем  этим  людям  не  безразлично,  кто
именно ее убьет.
     Хальвдан не слишком силен в искусстве спора,  он  злится,  когда  его
припирают к стене. Но Хеминг тут же успокаивает его.
     - Я придумал другое.
     - А что? Надо спешить. Люди ждут.
     - Единственное, чего мне надо, - это облегчить участь Одни.  Я  знаю,
ее убьют в любом случае. Но я хочу  избавить  ее  от  того,  что  ее  ждет
сейчас.
     - А что ее ждет?
     - Воины.
     Хальвдан смачно смеется.
     - А ты уверен, что ее нужно избавлять  от  этого?  Может,  ты  только
лишишь ее последнего, хе-хе, удовольствия? Ладно, хватит, ты и сам  небось
понимаешь, что это невозможно. Если я сейчас прикажу  воинам  уйти,  народ
разорвет нас.
     - А если ты сам пойдешь к ней?
     - Я?.. Хальвдан отшатывается.
     - Это большая... необычная честь. Кто знает, может,  людям  это  даже
понравится... такая неожиданность. Сам сын королевы... отсылает  воинов...
какая честь и для его покойной  матери,  и  для  женщины,  которая  должна
последовать за нею в царство мертвых! Ну как? - Теперь  Хеминг  кричит.  -
Выбирай! Или ты сделаешь, как я велю, или пусть кто угодно убивает меня  и
Одни.
     Хеминг осмелился употребить слово "велю" - правда, негромко, шепотом,
потому  что  давно  понял:  викинг,  ходивший  на  запад,  больше  склонен
выполнять приказания, чем отдавать их. Он видит, как робкое тщеславие  уже
щекочет Хальвдана: может, и правда мне?..
     - Эй вы! - кричат из толпы. - Чего вы ждете?
     Воины за стеной недовольно ворчат, они уже не в силах владеть собой.
     - Слышишь их? Как с ними сладишь? А может, все-таки попробовать?..  -
заикаясь, говорит Хальвдан.
     - Напои их больше.
     Хальвдан машет Арлетте, чтобы она  поднесла  воинам  питье.  Наверно,
Хеминг заранее предупредил ее обо всем. Воины за  стеной  снова  пьют,  на
этот раз больше, чем раньше. Возможно, в этот напиток попали другие тайные
приправы  Арлетты.  Кроме  нее,  это  никому  не  известно.  Ропот  воинов
постепенно слабеет.
     - Ну как, согласен? - спрашивает Хеминг. - Или я говорю:  отказываюсь
убивать Одни, или ты говоришь: согласен!
     Хальвдан рывком оборачивается к толпе и кричит:
     - Приказываю воинам выйти из-за стены!
     - Что? - кричат в толпе. - Чего ты нас дурачишь?
     Нечасто хевдинг из Усеберга  бывает  хозяином  положения.  Он  широко
улыбается, зубы блестят, борода красива, как будто он  даже  прибавился  в
росте, выпрямившись и словно согнав с плеч жир, который вдруг стек ему под
мышки, где его скрыл плащ.
     Я сам иду к ней! - кричит он. - Это последняя честь, которую я  окажу
моей покойной матери, нашей общей повелительнице!  Я  хочу  один  обладать
женщиной, которая последует в курган за моей матерью!
     Выступление Хальвдана настолько неожиданно,  что  никто  не  успевает
опомниться и подать голос. Народ воспринимает это как победу  Хальвдана  и
словно становится его соучастником в этом обладании. Воины, не попавшие  в
избранную  восьмерку,  ревут  от  удовольствия  и  благодарности.  Их  рев
увлекает за собой всю толпу.
     - Иди к ней! Иди! - слышатся голоса.
     Хальвдан с необузданной силой, которая проявляется у  него  в  редких
случаях, выгоняет из-за стены пьяных до бесчувствия воинов.
     - Вечером вы получите всех женщин, каких пожелаете! - кричит он.
     Потом отступает в сторону и кланяется. Одни  проходит  мимо  него  за
стену. Хальвдан машет Хемингу, приглашая и его последовать за ним.
     Воцаряется мертвая тишина.
     Никто ничего не видит, но некоторым кажется, будто они что-то слышат.
За стеной викинг, ходивший  на  запад,  совсем  обессилел  после  большого
душевного напряжения.
     - По-моему, ты сейчас уже ни на что не годишься,  -  говорит  Хеминг,
глядя на него.
     Одни глупо улыбается, она пьяна, и разум ее замутнен. В голове у  нее
звучит песня. Она опирается на Хеминга, забыв о том, что ее ждет.
     - Можешь не сомневаться, об этом никто не узнает, я умею  молчать,  -
говорит Хеминг Хальвдану. - Во всем Усеберге нет человека, который умел бы
молчать так, как я...
     Хальвдану  остается  лишь  удовольствоваться   этим   обещанием,   он
возвращается к людям уже не таким победоносным, улыбается через силу.
     При  виде  его  толпа  ревет,  мужчины  кричат,  им   любопытно,   он
удовлетворенно кивает и машет рукой.
     Одни и Хеминг тоже выходят из-за стены.


     Теперь осталось последнее.
     По древнему обычаю, Одни  должна  выходить  к  людям  обнаженной,  но
одежды ее не разрезаны и по-прежнему целиком скрывают ее  от  глаз  людей.
Больше Хеминг уже не смеет отказывать народу в его  праве.  Одни  стоит  у
стены, она еще пьяна, он медленно снимает с нее одну вещь за другой -  как
часто он делал это,  обуреваемый  радостью.  От  холода  хмель  постепенно
проходит, и Одни вдруг вскрикивает. Хеминг машет Арлетте.  Та  подходит  и
дает Одни выпить, и снова мысли Одни уносятся прочь. Она глупо  смеется  и
забывает о том, что сейчас случится.
     Прижимается лицом к груди Хеминга и замирает.
     Толпа тоже замерзла, не слышно даже  дыхания,  умолк  ветер,  и  море
сегодня словно потеряло голос. Одни целиком во власти хмеля, она  начинает
петь. Пляшет вокруг Хеминга. Он не мешает ей. Пусть  с  пляской  войдет  в
другой мир. Он тоже пляшет  с  нею,  но  ноги  с  трудом  держат  его,  он
осторожно подводит ее к стене, так чтобы она прислонилась к ней спиной.
     Глядит ей в глаза. Хочет навсегда запомнить их.
     Наклоняется к ее губам и целует их. Губы у Одни теплые, как всегда.
     Мгновение Хеминг стоит не шевелясь.
     Но он знает свой долг и исполняет его.
     Она повисает в его объятиях,  порыв  ветра  подхватывает  ее  длинные
светлые волосы.
     Хеминг осторожно опускает ее на землю.


     Между Эйнриде и Хемингом был уговор: они вдвоем отнесут Одни в курган
на носилках, сделанных ими только для нее.  Но  теперь  Эйнриде  не  может
нести носилки. Одни лежит на земле, мужчины и женщины молча стоят  вокруг.
Губы у  Хеминга  сжаты,  лицо  сурово  и  неприступно,  даже  Хальвдан  не
осмеливается  подойти  к  нему.   Поэтому   происходит   заминка.   Хеминг
оборачивается к Гюрд и просит ее позвать старого Бьернара. Тот приходит из
загона для лошадей, он попытался там скрыться.  Они  с  Одни  всегда  были
друзьями. Она подсовывала ему  лишний  кусок,  если  он  у  нее  случался.
Бьернар, когда мог, помогал ей с тяжелой работой. Поэтому Хеминг и  хочет,
чтобы носилки в курган отнес Бьернар. Бьернар  подчиняется,  он  поднимает
носилки и, прижав их к себе, несет к кургану. У входа он  останавливается,
там внутри виден корабль с обрубленной верхушкой мачты.  Бьернар  вытирает
босые ноги о брошенные у входа еловые лапы. Входит внутрь.  Оставляет  там
носилки и возвращается.
     Тогда Хеминг склоняется над мертвой Одни и  поднимает  ее.  Входит  в
курган с нею на руках и кладет ее на носилки, которые делались  специально
для нее и в ее присутствии - она сидела рядом и следила, чтобы все было по
ее вкусу. Какое-то время он остается с ней наедине, заставляя всех  ждать.
Потом выходит и забирает ее платье. Опять  идет  в  курган  и  при  слабом
свете,  проникающем  внутрь  через  входное  отверстие,  одевает  ее  -  в
последний раз его руки касаются ее одежды и ее тела.  Потом  он  поднимает
Одни с носилок и кладет на ложе,  украшенное  искусной  резьбой.  И  стоит
рядом, склонив голову.
     Всхлипывает, уходит, снова возвращается и еще некоторое  время  стоит
рядом с нею. И наконец покидает ее.
     Люди возле кургана нетерпеливы, они уже начали забивать коней.  Режут
и быков, от запаха крови животные пугаются и протяжно мычат. Один из коней
вскидывается на дыбы и громко ржет, его тут же ловят. И забивают.
     Туши вносят в курган.
     Хеминг уходит прочь.
     Спускается ночь, в Усеберге начинается праздник.


     Первая ночь после похорон. В  Усеберге  начинается  праздник.  Еще  в
сумерках несколько рабов забросали отверстие кургана землей. Чтобы  курган
был  засыпан  по  всем  правилам,  им  придется  работать  много  дней.  В
пиршественном покое за длинным столом  собрались  мужчины.  Менее  знатные
сидят на лавках вдоль стен,  рабыни  хлопочут  вокруг  гостей.  Но  Хеминг
уходит оттуда. Мы с ним встречаемся на дворе. Один глаз у Хеминга  налился
кровью. Голос звучит глуше обычного.
     - Где Хаке? - спрашивает он.
     Я не знаю, где Хаке, и Хеминг покидает меня, но  я  прошу  разрешения
пойти вместе с ним. Он молчит, и я понимаю, что  он  не  возражает  против
моего присутствия. Не оборачиваясь, он снова спрашивает:
     - Где Хаке? Я весь день не видел его...
     Но я не знаю, где Хаке.
     - Его не было, когда королеву клали в курган. Где он? - вдруг  кричит
Хеминг, повернувшись ко мне.
     Мне нечего ответить ему. Мы стоим перед курганом. Грозный и  мрачный,
он вздымается к темному небу.
     К нам подходит Арлетта.
     - Где Хаке? - спрашивает у нее Хеминг.
     Она отвечает, что Хаке, наверное,  обучает  сокола.  У  Арлетты  свои
обязанности, и ей хочется, чтобы мы поскорей ушли оттуда. Мы  отступаем  в
темноту. Нам видны смутные очертания Арлетты, она  трижды  обходит  вокруг
кургана. Арлетта тихо поет:

                          Будь проклят тот,
                          кто нарушит покой:
                          пусть сгниет его плоть,
                          переломятся кости
                          и высохнет горло,
                          пусть умрут его дети,
                          сгорит жена
                          и все его родичи
                          впредь станут врагами
                          и осквернят
                          его прах,
                          Так будет проклят тот,
                          кто нарушит мир
                          здесь.


     В темные тихие часы  между  полуночью  и  зарождающимся  днем  Хеминг
возвращается к кургану. Он попросил меня пойти вместе с  ним.  В  руках  у
него лопата, у меня - факел, но он не зажжен. Во всех домах  Усеберга  уже
спят перепившиеся мужчины и женщины. Вокруг усадьбы,  пошатываясь,  бродят
дозорные. Но воин, который должен охранять курган, сбежал, боясь, что духи
умерших выйдут из кургана: ведь курган еще не засыпан как  следует,  да  и
духи не успели заснуть достаточно крепко. Возле кургана никого  не  видно.
Ветер дует с моря. Смутно угадываются бегущие облака. Трава за сегодняшний
день сильно истоптана. Чуть тронутая морозом, она поскрипывает под  нашими
босыми ногами. Хеминг подходит к кургану и в темноте откидывает насыпанную
рабами землю. Он работает быстро и ожесточенно, еще несколько  взмахов,  и
все готово. Теперь можно проникнуть внутрь. Я  зажигаю  факел.  У  меня  с
собой котелок с углем, пламя мы загораживаем  ладонями.  Наше  предприятие
очень опасно. Если кто-нибудь увидит у кургана огонь, сюда  придут.  Но  у
нас с Хемингом  уговор:  если  сюда  придут,  мы  обратимся  в  бегство  -
размахивая факелом, мы двинемся на пришельцев, один из  нас  будет  рыдать
голосом  молодой  женщины,  другой  выть,  как  старая  больная  королева,
оплакивающая жизнь и готовая покарать любого, кто в эту ночь не  склонится
перед ее волей.
     Но никто не приходит. Хеминг проникает в курган. Я наваливаюсь грудью
на бревна и свечу ему факелом. Он знает дорогу и быстро находит ее. Я вижу
очертания ложей. Когда мои глаза привыкают,  я  различаю  орлиный  профиль
королевы, старой и высохшей, но даже сейчас она внушает чувство уважения и
страха. Хеминг откидывает покрывало и находит ее руку.
     Он долго возится с застежкой, но она хорошо известна ему, и  в  конце
концов он снимает колокольчик. Колокольчик не зазвенел. Я понимаю, что это
больше всего тревожило Хеминга. Он осторожно снова укрывает королеву и  на
корточках отодвигается от нее. В кургане очень тесно. Туда уже  поставлены
и сани и бочки. Хеминг не хочет нарушать их порядок.
     Он  поворачивается  к  молодой  женщине,  не  знаю,  что  он   сейчас
чувствует. Мне слышно его частое дыхание. Он откидывает с  нее  покрывало,
берет ее руку и надевает на нее колокольчик.
     Колокольчик издает легкий звон.
     Звон красивый и грустный, я никогда не слыхал подобного звука: в  нем
и последнее прости, и пожелание удачи. Хеминг склоняется перед покойницей.
     Выбирается из кургана.
     Быстро засыпает землей отверстие.
     Ночь еще не кончилась.
     Мы покидаем Усеберг.


     Светлеет, мы идем через болото: он - впереди, я - отстав на несколько
шагов. Иногда он останавливается и  оборачивается  ко  мне.  Один  раз  он
улыбнулся и сказал - он благодарен мне, что я не оставил его одного.
     - Ты идешь в Фоссан? - спрашиваю я.
     - Так будет лучше, - отвечает он.
     Мы входим в лес, тропа становится шире, можно  даже  идти  рядом,  мы
невольно касаемся друг друга. И мне кажется, что ему это приятно.
     На вершине холма мы находим ровное  место  и  садимся,  отсюда  вдали
видно море. У нас с собой немного вяленого мяса. Я отдаю его  Хемингу,  он
должен есть первый, но он возвращает мясо  мне,  чтобы  первый  ел  я.  Не
споря,  я  откусываю  кусок  и  протягиваю  остальное  Хемингу.  Он   тоже
откусывает и опять отдает мне. Хорошо, когда люди, которые  понимают  друг
друга, могут есть вместе.
     Неожиданно с неба падает сокол и бьет Хеминга. Я бросаюсь  в  сторону
под ветки разлапистой ели. Опрокидываюсь  навзничь,  потом,  приподнявшись
выглядываю из-под дерева, в ушах у меня свист крыльев.  Битва  в  разгаре.
Хеминг успел прикрыться  рукой,  и  сокол  промахнулся.  Человек  и  птица
дерутся  ожесточенно,  не  на  жизнь,  а  на  смерть,  и  оба  они  хорошо
подготовлены к этой борьбе. Человек весь в крови. Но он не кричит. А птица
все бьет его клювом. Ему удается схватить  ее  за  крыло  и  отшвырнуть  в
сторону. Но она опять налетает,  хотя  тут,  между  деревьями,  ей  трудно
махать крыльями. Птица загоняет человека в заросли можжевельника. На  меня
находит какое-то оцепенение, и я не помогаю ему. Сокол  норовит  выклевать
Хемингу глаза, но повреждает лишь кожу на лбу; пошатнувшись, Хеминг падает
на спину между камнями, успев ударить птицу ногой по горлу. Таким  образом
он выигрывает время.
     Поднимается.
     Желтые птичьи глаза глядят в налитые кровью  глаза  человека,  Хеминг
идет на  сокола,  раскинув  руки  и  растопырив  пальцы,  перья  у  сокола
взъерошены, клюв приоткрыт, из горла вырывается хриплый крик.
     И снова начинается схватка.
     Человек падает на хвою, и птица тут же бьет его, сильная, обезумевшая
от ненависти. Он перекатывается на живот.  Она  старается  ударить  его  в
затылок, но он увертывается, и клюв птицы со всего  маху  бьет  по  камню.
Птица кричит от боли. Человек сбрасывает ее с себя и наваливается на  нее,
они катятся по земле и попадают в яму с водой - человек внизу, ему  ничего
не стоит захлебнуться. Но он не выпускает птицу. Тянет к себе ее голову  и
держит ее под водой. Острые когти рвут его, и он кричит от боли.
     Человек вылезает из воды. Вылезает и птица.
     Оба мокрые и окровавленные. И снова идет битва.
     Это уже последняя схватка.  Птица  бьет  человека.  Пошатнувшись,  он
пытается схватить ее и не может. Но тут я начинаю  кричать.  На  мгновение
птица теряется. Она понимает, что теперь у нее  два  врага.  В  это  время
человек успевает броситься на нее и схватить за горло.
     Он держит ее мертвой хваткой.
     Птица пускает в ход когти, из рук человека хлещет кровь, он с  криком
увертывается. Но птица слабеет,  и  он  последним  усилием  сдавливает  ей
горло.
     Наконец он может отбросить ее от себя.
     Потом подходит к ней и наступает ей на голову.
     И падает без чувств.


     В первый день я промыл Хемингу раны и перевязал платком,  разорванным
на длинные полосы. Время от времени он приходит в себя, и я даю ему  пить.
Он лежит на подстилке из хвои. К вечеру холодает, но  я  не  смею  разжечь
костер - его могут увидеть. Ночью Хеминг приходит в себя. Теперь  я  верю,
что он выживет. Он съедает немного мяса и благодарит меня за то, что я  не
бросил его.
     - Я не помог тебе как следует, - говорю я.
     - Ты очень помог мне, - отвечает он и улыбается.
     Проходят ночь и день, Хеминг силен,  мало-помалу  он  возвращается  к
жизни. Говорит, что завтра сможет продолжать путь  и  будет  рад,  если  я
немного провожу его.
     Я обещаю ему это.
     Занимается день, Хеминг встает, и мы идем дальше. Он вывихнул ногу. Я
срезаю ему костыль, и он неуклюже прыгает по камням, но  постепенно  кровь
расходится и поступь его делается мягче, вскоре он уже что-то напевает.
     - Вернешься когда-нибудь? - спрашиваю я его.
     - Нет, - отвечает он.
     В полдень  мы  садимся  отдохнуть,  в  лесу  шелестит  ветер,  Хеминг
улыбается и говорит, что это похоже на ее пение.
     И  вдруг  мы  слышим  голос  -  далекий  или  очень  слабый?   Хеминг
приподнимается. Мы не можем понять,  плачет  там  кто-то  или  зовет  нас.
Налетает сильный порыв ветра, и голос пропадает. А может,  он  нам  только
померещился? Может, это просто скулил голодный лисенок?
     И снова слышится тот же голос, нет, это человек.  Хеминг  вскакивает,
лицо его покрывает смертельная бледность.
     - Это она!.. Она пришла за мной!
     Он думает о королеве Усеберга, старшей из двух погребенных в  кургане
женщин.  Быстро  оглядывается.  Хотя  понимает:  если  это  она,  ему  нет
спасения. И опять слышится тот же голос. Нежный и  звонкий.  Лицо  Хеминга
светлеет:
     - Нет, она!.. - Теперь он думает о молодой.
     Шуршит хвоя, и мы видим маленькое существо: ребенка, девочку, которую
они с Одни купили у  отца  и  из-за  которой  Одни  отказалась  бежать  из
Усеберга.
     На этом я заканчиваю свой рассказ.