другом. В замкнутом обществе неизбежно возникает элита.  Дети  состоя-
тельных людей не могут начинать снизу. Не могут, если не отменить  права
наследственности. А его нужно отменить. Его и отменили. Теперь, хоть  ты
сын дворника, хоть министра, судьба твоя в твоих руках. Справедливо? Да!
Демократично? Конечно! Итак, люди довольны, природа цела.
   - Да, необычный прогресс получается. Я бы даже сказал, уникальный.
   - Уникальный? - переспросил Унитер.
   - Именно Уникальный. Ни на одной из планет содружества ничего  подоб-
ного нет. Это должно наталкивать вас на размышления.  Или  вы  считаете,
что вы и вправду авангард?
   - Лидеры УНП так и считают. И знаете, быть может, справедливо  счита-
ют. Ведь что проповедуете вы? Неограниченный экспоненциальный рост,  ко-
лонизацию космоса. Да что там космоса, всей Вселенной. Ведь так?
   - Примерно так.
   - Но возникает вопрос: почему же эту вашу Вселенную до сих пор  никто
не освоил? За десять-то миллиардов лет, с вашим  экспоненциальным  прог-
рессом такого наворочать можно было, голова кругом идет. Ан  нет  ничего
этого во Вселенной. Не видно никаких следов колонизации. Где  они,  ваши
странники меланхолические, посттехнократические пилигримы? Нет их.  Зна-
чит, и не было этой колонизации. Ни к чему она. Не будете же вы  утверж-
дать, что вы первые такие умники во Вселенной?
   - Мы занимаемся этой проблемой, - сказал Варгин.
   - Именно занимаетесь, а здесь ее уже решили. Все разумное,  что  ког-
да-либо появилось во Вселенной или появится в ней, встает на путь нетри-
виального прогресса!
   "Последние слова докладчика утонули в аплодисментах, все встали, заз-
вучала скорбная музыка," - произнес про себя Варгин. Ему на память приш-
ла речь президента Чироги на товарищеском ужине. Варгин понял, что здесь
он ничего нового не узнает. Он решил отказаться от раков с мясом, нежным
как поцелуй девушки.
   - Спасибо за интересную беседу. Все было на высоком уровне,  особенно
библиотека. А раки - как-нибудь в следующий раз.
   - Когда же он будет, этот следующий раз? Поди, скоро уезжаете?
   - Да, завтра улетаю, - сказал Варгин. - Но надеюсь еще побывать у вас
на Санатории.
   - Неужели Санаторий так приглянулся?  -  сверкая  маленькими  хитрыми
глазками, сказал Унитер. - Или, может быть, душу здесь нашли родную, не-
мужеского полу? Ладно, ладно, - заметив, что Варгину не  понравился  его
тон, - приезжайте хоть отдохнуть. Приезжайте к нам лет через десять, вот
тогда поспорим, поговорим на общие темы. И раков покушаем. Это я уж  вам
точно обещаю.
   Варгин сухо попрощался и вышел. В воздухе пахло  паленым,  по  дворам
жгли листья. Надо собирать вещи, пора домой, к своим двукрылам, -  поду-
мал Варгин. Но двукрылы уже не грели душу. Он перебирал в памяти все,  о
чем здесь узнал, и не мог ни за что уцепиться. Вот если  бы  на  кострах
жгли не листья, а борцов с мракобесием. Но об этом, как говорил один фи-
лософ, можно только мечтать. Ах, как ему  хотелось  за  что-нибудь  уце-
питься! Вмешательство должно быть мотивированным, серьезно  мотивирован-
ным.
   Он подошел к телефону-автомату. Постоял немного и все же решил позво-
нить. В трубке зазвучал знакомый голос:
   - Кэтрин Гвалта у телефона.
   - Это я.
   - Здравствуйте.
   - Это я, Варгин.
   - Я поняла.
   - Кэтрин, давай уедем отсюда. Здесь скучно.
   - Куда уедем?
   - На Землю.
   На том конце провода глубоко вздохнули.
   - Что же вы там со мной будете делать?
   - Ты не хочешь?
   - Я хочу, но это было бы слишком глупо с моей стороны, лететь с  вами
на Землю.
   - Перестань называть меня на "вы". Почему глупо?
   - Потому что я очень привязчивая.
   - Что еще за глупости?
   - Конечно, глупости. Вот и вы это понимаете...
   - Я ничего не понимаю.
   - Ну, как вам объяснить. Это же просто: если я привыкну к вам,  я  не
смогу быть без вас.
   - Вот и хорошо. Значит, едем?
   - Нет, это исключено.
   - Кем исключено?
   - Обстоятельствами. Здесь у меня любимая работа и важное дело.  Я  же
не могу все бросить.
   - Какое у тебя здесь дело? - перебил ее Варгин, нарываясь на скандал.

   - Вы прекрасно знаете, какое дело.
   - Да ведь бред это все, нервное заболевание, общественный выверт. Это
утопия. Через десять-двадцать лет все развеется как дым. Развитие не ос-
тановишь искусственно, нельзя сказать человеку: не выдумывай ничего  но-
вого. То есть, сказать, конечно, можно, но  сделать  нельзя.  Все  равно
найдется какой-нибудь Кулибин, Эдисон, Лавуазье. Ты ему на работе запре-
тишь думать, он дома начнет выдумывать, в сарае. Днем  запретишь,  ночью
будет во сне придумывать. Тут уж ничего не поделаешь.
   - Очень даже поделаешь. Если припрет, то все получится,  -  возражала
Кэтрин. - И потом, зачем так утрировать? Никто не запрещает думать, экс-
периментировать, изобретать. Вот как раз и думай, как устроить  нетриви-
альное развитие. Знаете, сколько нерешенных проблем?
   - Представляю, - с издевкой сказал Варгин.
   Кэтрин, почувствовав это, продолжала ледяным голосом:
   - Больше я не намерена выслушивать ваши необоснованные  выпады.  Про-
щайте.
   Она положила трубку. Вот и поговорили.
   Выходя из будки телефона-автомата, Варгин чуть не наступил на дворня-
гу.
   - Вы звонить? Пожалуйте, - Варгин приоткрыл  дверь  будки,  приглашая
собаку войти. На приглашение человека собака ответила усиленным маханием
хвоста.
   - Значит, звонить не будем.
   Варгин потрепал дворнягу и пошел прочь. Та увязалась за ним. Так  они
прошли метров сто. Дальше Варгин собирался ехать на такси.
   - Ну, псина, пока. Иди домой, иди. Видишь, мне нужно ехать.
   Рыжая лохматая дворняга не собиралась идти домой. Варгин стал  рыться
по карманам, надеясь найти хоть крошку. Собака следила за его  движения-
ми, наклоняя голову то в одну, то в другую  сторону.  Ничего  съестного,
конечно, в карманах не было. Чтобы у собаки не осталось  никаких  сомне-
ний, Варгин даже вывернул карманы.
   - Вот видишь, ничего у меня нет. Так что прощай.
   Варгин остановил такси и попросил отвезти его  в  отель.  Через  нес-
колько минут он обернулся и увидел, что дворняга рысью бежит за машиной.
Она старалась изо всех сил, но не поспевала. Постепенно она стала отста-
вать, и когда подрагивающее рыжее пятнышко стало еле  заметным  на  фоне
далеких прохожих, домов и деревьев, Варгин остановил машину и вышел.
   К отелю человек и собака подошли пешком. У отеля Варгин сказал:
   - Ты меня подождешь здесь. Я быстро, только посмотрю, нет ли чего  от
министра Глоба. А потом мы пойдем к Жаркомбе. Может быть, она хоть  тебя
полюбит.
   У портье Варгин выяснил, что никакой почты на этот раз ему не  посту-
пало. Значит, нужно разыскать министра и напомнить о статье Ремо Гвалты.
Кроме того, недурно было бы выполнить главную задачу: Выяснить,  кто  же
этот самый Феликс Жижин? У Варгина не было никаких конкретных идей,  ка-
ким образом это сделать, кроме того, чтобы пойти к Кэтрин и попросить ее
о помощи. Все это нужно было успеть за считанные часы.
   Варгин с трудом уговорил таксиста на провоз четвероного  пассажира  -
уж больно вид был заброшенный у рыжего пса, да и родословная  подкачала.
Подходя к двери Кэтрин, Варгин сказал собаке:
   - Ну, была не была, не бойся. Я сам боюсь.
   Он позвонил.
   - Кто там? - спросили из-за двери.
   - Мы.
   - Ой, какая хорошая собака, - открывая дверь, воскликнула Кэтрин.
   Псина завиляла хвостом. По всему было видно, что они понравились друг
другу.
   - Вот встретил по дороге... - оправдывался Варгин. - Ничего, что  она
такая лохматая? Зато у нее глаза красивые.
   - Сами вы лохматый, - оттаивая, сказала Кэтрин. - Заходите  же.  Надо
ее срочно стирать.
   - Ты собираешься ее оставить у себя?
   - Конечно. Она ведь ничья, совсем бездомная. Другая  ведь  к  вам  не
пристанет.
   Варгин не спорил.
   - Как же ее зовут? Кстати, почему ее?
   Варгин пожал плечами. Они рассмеялись.
   - Я думаю, его зовут Рыжик, - сказал Варгин.
   - Рыжик так Рыжик. Пойдем-ка, Рыжик, в ванную.
   Пока Кэтрин "стирала" собаку, Варгин стоял на подхвате. При  этом  он
пытался выспросить насчет своих дел. Кэтрин не обращала внимания на  его
вопросы. Она была полностью поглощена важным делом.
   - Отстанете вы от меня наконец со своим Глобом? Дайте лучше  полотен-
це. Да не это, чистое дайте.
   - Чистое, чистое, - бурчал Варгин. - А чем это не чистое? Я же  выти-
рался им утром...
   - Ну, ворчун.
   - Годы свое берут, - объяснил Варгин.
   Рыжик смотрел на своих мучителей взглядом, полным недоумения. У  него
хватило терпения выдержать насильственное купание, но вытирание полотен-
цем было выше его сил. Рыжик выскочил из рук Варгина  и  занялся  сушкой
сам.
   - У него неплохо получается, - сказала Кэтрин, вытирая лицо. -  Пожа-
луй, лучше запереть его здесь, пока он не высохнет.
   Они оставили пса сушиться и вышли в гостиную.
   - Теперь я тебе совсем не нужен, - сказал Варгин.  -  Теперь  у  тебя
есть настоящий друг.
   - Теперь у меня есть два настоящих друга, - поправила Кэтрин.
   Она потрепала Варгина по голове.
   - Как ваши дела? Встречались вы с этим, как его...
   - Унитером, - подсказал Варгин. - Да, встречался.
   - Он рассказал что-нибудь о Ремо?
   - В общем, ничего особенного. Все, как говорил Альфред Глоб.  Получа-
ется банальная история об  интеллигенте,  не  разобравшемся  в  реализме
действительной жизни. Опять же, мафия или банда оголтелых технократов.
   - Вы не верите в это?
   - Не знаю. Все вроде бы сходится. Одного только я не  понимаю:  зачем
надо было на меня нападать?
   - Но ведь Глоб же объяснил. Преступники боятся, что после смерти Ремо
остались списки.
   - Это я понимаю. Но ведь списков-то  они  не  нашли.  Почему  же  они
больше не роются у тебя дома?
   - Может быть, удалось обезвредить всю организацию? - высказала  пред-
положение Кэтрин.
   - Может быть, - думая о чем-то своем, согласился  Варгин.  -  Кэтрин,
мне нужно связаться с Глобом.
   - Глоб сегодня звонил мне в гимназию и спрашивал, где вы.  Ладно,  не
злитесь, - заметив реакцию Варгина, сказала Кэтрин.  -  Он  сказал,  что
статью Ремо отдаст завтра перед отлетом. И просил, чтобы вы не  пытались
его разыскивать. Он уехал в провинцию по срочному делу.
   - Так, они уже знают, куда надо звонить, - недовольно поморщился Вар-
гин.
   - Ничего не поделаешь. От Глоба ничего не скроешь.
   - Ты не боишься... - Варгин замялся, - ну,  в  общем,  что  я...  что
мы...
   - Это мои проблемы, - сказала Кэтрин.
   Она встала и вышла. Вскоре она появилась в  сопровождении  роскошного
огненно-рыжего пса. Тот, увидев Варгина, радостно завилял хвостом и ска-
зал:
   - Гав.

   * * *

   В двадцать часов ноль ноль минут пятеро обитателей восьмого блока бы-
ли выведены в коридор подземного сооружения  фабрики-прачечной.  Громким
голосом, так, чтобы было слышно всем обитателям соседних  блоков,  кори-
дорный зачитал:
   - Решением Высшего Специализированного Консилиума УНП группа  опасных
государственных преступников в составе Натаниеля Рубака (кличка Корень),
Хенеса Халоша (кличка Хлыщ), Жоржа Шабата  (кличка  Серый),  Ласло  Чечу
(кличка Желудь) за подготовку и  организацию  побега  заключенного  Ремо
Гвалты (кличка Бычок) с целью нанесения ущерба интересам родины пригова-
риваются к смертной казни.
   Коридорный сделал паузу и затем продолжал:
   - Заключенный Ивон Форбер (кличка Карлик) за вступление в  контакт  с
враждебными лицами и передачу  секретной  информации  приговаривается  к
восьмистам пятидесяти годам тюремного заключения строгого режима. Смерт-
ный приговор привести в исполнение в течение двадцати четырех часов.
   По коридору пронесся тяжелый выдох, наполненный одновременно  удивле-
нием и ужасом. Пятеро дикарей были ошарашены услышанным. Сказанное  нас-
только противоречило их представлениям о ходе событий, что на  их  лицах
появилось какое-то обиженное детское выражение.
   Закончив свою речь, коридорный отделил приговоренных к смерти и отвел
их в спецблок. Тягостное молчание прервалось странной речью Желудя,  ко-
торый до сего времени больше одной фразы в день не говорил:
   - Великое очищение наступает, когда выпьешь  из  прозрачного  родника
вселенской истины. Спасите, наконец, Вселенную, не продохнуть  ей,  глаз
не протереть от зловоний ваших и испражнений. Так и  задохнется  она,  в
пыли на дороге, на коленях ползая, алкая милости вашей, надеясь  на  жа-
лость и милосердие, не мечтая ни о чем более, нежели как сохранить конс-
танции свои мировые...
   Все это Желудь говорил на одном дыхании, так что его речь прерывалась
хрипом - он набирал в легкие воздух. Желудь продолжал:
   - Не нужно спасать живое, спасите мертвое и спасетесь  сами.  Опомни-
тесь наконец, остановитесь и одумайтесь. Куда идете? С чем  идете?  Путь
ваш ложен, средства необдуманны, цели неясны. Так вернитесь же к заветам
отцов и дедов и пусть покой посетит ваши души. Пусть  государство  будет
маленьким, а население - редким. Пусть будут в нем различные оружия,  но
пусть ими не пользуются. Пусть народ помнит о смерти и не уходит далеко.
Пусть будут у него лодки и колесницы, но пусть им не  будет  применения.
Пусть будут у них щиты и оружие, но не будет против кого их  направлять.
Пусть люди снова вернутся к узелкам. Пусть пища их будет сладкой, одежда
красивой, жилище удобным, а жизнь  радостной.  Пусть  соседские  царства
расположатся так близко, что будут видны издали, крик петухов и лай  со-
бак будет доноситься от одного к другим, а люди царств никогда не  будут
иметь нужды друг в друге.
   Так за несколько минут Желудь выговорил свою месячную  норму.  Однако
дикари не обратили должного внимания на это из ряда вон выходящее  собы-
тие. Лишь коридорный, внимательно слушавший тираду Желудя, сказал:
   - Ай да Желудь, ай да молодец. Видать, осталась в твоей  голове  мыс-
лишка-другая. Начитанный ты мужик. Но  теперь  уже  поздно  индульгенцию
выспрашивать, хотя, если подать прошение на имя президента...
   Коридорный сильно ошибался, если думал, что слова Желудя были  своего
рода раскаянием обезумевшего технократа. Скорее всего, это был  нарыв  в
помраченном сознании больного человека, до которого через толщу вышедших
из строя нервных связей дошел трагический  смысл  приговора.  Во  всяком
случае, дальнейшее поведение Желудя показало, что это был  действительно
сиюминутный порыв сомнительного содержания.
   Остальные обитатели блока номер восемь еще находились в полном  тран-
се. Понурив головы, они сидели на кушетках. Первым очнулся Корень. У не-
го вдруг сильно начала чесаться правая голень. Именно это занятие верну-
ло его к анализу событий. Ему теперь казались совсем смешными их необос-
нованные надежды на быстрое освобождение. Все, что они узнали от Фарбера
о землянине, превратилось в разрозненные обрывки случайных событий.  По-
явление Варгина в Санаториуме, которое они связали с бегством Бычка, те-
перь представлялось совершенно второстепенным явлением. Действительно, -
думал Корень, - если бы Бычок дошел и все рассказал, разве так бы реаги-
ровала Земля? Вряд ли. Тут бы дело не обошлось без  комиссии  сообщества
как минимум, а то и прямого десанта. Разве мог быть вынесен  этот  дикий
приговор? Тем более, в такое время. Значит, Ремо не дошел.
   - Погиб Ремо, значит, - уже вслух договорил Корень.
   - Погиб, погиб, - подтвердил коридорный.
   Коридорный стоял возле двери, изучая реакцию дикарей. Он  смотрел  на
них с какой-то злой жалостью. Вот, мол, сами вы этого хотели, вот и  по-
лучили. Он и рад бы уйти - чего больше? Но его  удерживало  что-то.  Это
что-то было жалостью, но не к ним, обреченным на смерть, а  к  себе.  Он
знал, что припрет его неопределенная тоска и отвращение ко всему,  будто
он чего-то не доделал, не докончил. Конечно, он будет гнать от себя неп-
риятные мысли и наверняка прогонит их далеко и навсегда, но прежде измо-
тается навязчивой идеей, будто он царапает шершавую стенку  коридора,  и
ногти с пальцев отдираются со страшной пронзительной болью. Конечно,  не
этой именно идеей, но очень похожей, другой, связанной  все-таки  с  его
работой. И тут уж лучше раньше начинать с ней бороться,  доведя  все  до
полного абсурда, до полного отвращения к себе самому. Поэтому он и  топ-
тался в камере. Ему было явно недостаточно произведенного  эффекта,  ему
хотелось знать, видеть и мучить, но не ошарашенных  внезапным  известием
людей, а людей прочувствовавших и сломавшихся, окончательно  отбросивших
всякие фантазии о грядущей жизни. Все это он попрячет по углам, в подва-
лах и кладовках своего мозга, зароет в чердачном хламе детских и юношес-
ких воспоминаний, откуда потом, через много времени,  будет  выдергивать
понемногу, снабжая роскошной словесной кожурой, рассматривать, причмоки-
вая и цокая языком, а потом будет записывать в плоские, как  галантерей-
ные зеркала, романы.
   Когда Корень, человек не нервный, до крови расчесал себе ногу, бормо-
ча о смерти Ремо Гвалты, душа коридорного встрепенулась,  словно  хищник
при виде мяса. Он повторил:
   - Погиб, бедняга, чуть было не добрался. Испугался высоты,  закачался
и - в пропасть, о камни. Трах, тарарах. Или  нет,  не  трахнулся  он,  а
шмякнулся. На самую высокую высоту забрался, вплоть  до  самопожертвова-
ния, до самоотречения, и с самых этих сверкающих высот обратно в  грязь:
шмяк! - Коридорный показал рукой, как это должно было  выглядеть.  -  Но
ведь в чем ирония? За идею Бычок погиб, а точнее, в борьбе с идеей. Кра-
сиво? Не спорю. Было бы красиво, если бы не одна поправочка,  такая  ма-
ленькая-маленькая ремарочка весьма пикантного содержания.
   - О чем это ты? - спросил своего мучителя Корень. - Какая ремарочка?
   - Как же, известная ведь. Неужто Бычок не посвятил вас,  друзей,  со-
ратников, мучеников? Неужто не знали, за чьи идеи  вы  тут  щи  тюремные
хлебаете, света белого не видите? Ай да Бычок, ай да математик  ты  наш,
испугался, значит. Да, не простая это наука - в глаза  жертве  смотреть,
очень непростая. Куда проще кровь за свободу проливать, жизней своей как
монетой играть, отцом-радетелем себя выставлять, аплодисменты срывать  у
зрителей. - В глазах коридорного опять замелькали злые огоньки. -  Укрыл
он от вас, значит, свои грешки юношеские. Ну, смех и слезы. Погиб он  от
своей же собственной глупости. Нет, не глупости, теперь это уже не  глу-
пость называется, теперь это уже государственная политика,  светлый  наш
путь. Так сказать, дорога счастья к самопроцветанию во веки  веков.  На-
чертал таинственные апокрифы и в журналы научные послал -  читайте,  умы
великие, восхищайтесь красотой невообразимой, сама природа, и та до  та-
кого не додумалась, а я - гениальный Ремо Гвалта - волею божией смог.  А
умы великие лопухами оказались, никакого внимания  молодому  таланту  не
оказали и тем самым себя дискредитировали в его же глазах. Ладно, сказал
им математик, мысленно, конечно, и начал в жизнь свои идеи внедрять. Вот
и внедрил, царство ему небесное. Ну, его не жалко, а вы за  какие  грехи
на смерть идете? А, Корень, чувствуешь, как складывается финал?
   - Что же ты сказать хочешь? Что Ремо Гвалта... - Корень не докончил.
   - Именно он и сотворил весь наш нетривиальный прогресс, гори он ясным
пламенем. Не сам, конечно. Одно дело - придумать, другое -  воплотить  в
сознание миллионов. Тут характер надо иметь недюжинный,  твердость  духа
проявить. Ведь переступать же пришлось через многое. Здесь  уже  спраши-
вать - "кому", "за что", справедливо", "не справедливо" -  некогда.  Нет
здесь уже этих интеллигентских штучек "любит - не любит", "простит -  не
простит". История все простит и полюбит, только не сопляков этих, навро-
де вашего Бычка. Это же на бумаге только, закорючка в уравнении под наз-
ванием "катализирующие источники", а в жизни это люди,  сотни  и  тысячи
людей, кстати, таких же, как и он сам. Написать-то легко: "Положим ката-
лизирующие источники равными н