во
дворец незамеченными. Тогда вы сможете начать поиски изгнанного вождя.
   Этлон посмотрел на Габрию. Его испугало ее бледное лицо.
   - А как мы попадем во дворец? - спросил он Хан'ди.
   - Я уже обдумал это, - ответил тот. - У меня есть  одна  идея,  но  мне
необходимо внедрить в дело человека, чья помощь может нам понадобиться.
   - Так что же нам делать сейчас?
   - Ждать. День-два самое большее. Мы должны начать действовать до  того,
как мэр вторгнется в Портейн. Если она распустит Союз, все Пять Королевств
будут вовлечены в войну. Но мы должны  все  тщательно  продумать,  она  не
глупа.
   Он поднялся, чтобы уйти, его великолепные одежды переливались  в  свете
лампы.
   - Встретимся  завтра,  если  все  будет  хорошо.  -  Его  темные  глаза
остановились на Габрии: - Если я не вернусь  через  два  дня,  попытайтесь
любым способом вырвать Бранта из ее рук.
   Габрия молча протянула ему свою руку, ладонью вверх. Дворянин кивнул  и
накрыл ее своей ладонью. Они сплели пальцы, давая друг другу обет бороться
до конца.
   Через минуту Хан'ди вышел.
   Этлон подождал, пока не услышал, как за  торговцем  захлопнулась  дверь
дома, затем нетерпеливо повернулся к Пирсу.
   - То, что он сказал, правда?
   Лекарь помедлил с ответом,  поставив  на  ящик,  служивший  им  столом,
пустую чашку.
   - К несчастью, да, - сказал он с сожалением. - Возможно, все  правда  -
от первого до последнего слова.  Здешние  люди  запуганы,  но  всему  есть
предел. Требуется лишь искра, чтобы они взорвались.
   Этлон  задумчиво  посмотрел  на  темное  отверстие  входа,  где   исчез
прадешианец.
   - Вы думаете, что Хан'ди планирует этот взрыв заранее?
   - Несомненно.
   - Я только надеюсь, что мы не сгорим в его пламени, - проворчал Бреган.
Остальные молча кивнули в знак согласия.



11

   Три дня они провели в ожидании, сидя в своем шерстяном убежище,  и  эти
дни были для них очень томительными. Закрытое  пространство  было  подобно
тюрьме для людей, привыкших к просторам равнин.  К  тому  же  они  боялись
привлечь чье-нибудь любопытное внимание чересчур громкими разговорами  или
движением. Их навещал Сенги, приносил еду и питье,  сообщал  все  новости,
которые знал, словом, всячески старался устроить их поудобнее,  но  он  не
мог успокоить все возраставшей тревоги.
   Хан'ди передал им записку, сообщая, что он  жив  и  продолжает  начатое
дело. Однако сам он прийти не смог. Габрия очень беспокоилась за него и за
его друзей.
   Мысли были в постоянном напряжении, все чувствовали  себя  неважно.  Но
особенно Габрия тревожилась за Пирса. Старый лекарь проводил большую часть
времени, потягивая вино Сенги и разговаривая сам с собой. Он сидел на полу
у стены, устремив неподвижный взгляд в одну точку, и вся его  фигура  была
воплощением скорби, согнувшаяся под тяжестью воспоминаний.  Габрия  молила
богов, чтобы их ожидание поскорее кончились.
   Вечером третьего дня,  когда  дом  полностью  опустел,  Хан'ди  наконец
вернулся. Он принес с собой карту дворца. С ним был пожилой, бедно  одетый
человек с кожей, изборожденной морщинами.
   Роскошное платье Хан'ди исчезло, уступив место кольчуге, кожаным штанам
и ярко-голубой накидке с вышитым золотом дельфином. Его обычно  сдержанные
черты горели оживлением. Он протянул руки и крикнул:
   - Этой ночью мы вступаем в войну!
   Путешественники, повскакав с мест, сгрудились вокруг него, одновременно
задавая вопросы и восклицая. Пирс с трудом поднялся с пола и тоже  подошел
к ним.
   - Потише, пожалуйста! Сейчас я все объясню.
   Хан'ди пытался перекричать их всех. Наконец они замолкли. Хан'ди кратко
объяснил им план атаки дворца и взятия в плен Бранта. Когда  он  закончил,
все переглянулись и посмотрели на него  так,  будто  видели  его  впервые,
пораженные дерзостью его замыслов.
   - Вы это серьезно? - спросила Габрия.
   - Абсолютно. Все пункты плана до сих пор были выполнены в точности.
   - Ты слишком рассчитываешь на свой план, - сухо заметил Пирс.
   Глаза Хан'ди сверкнули:
   - Этот план не провалится.
   - А ему можно доверять? - спросил Этлон, указывая на человека,  который
не произнес до сих пор ни слова.
   - Он из одного древнего племени, что населяют Холмы Красного Камня.  Он
дал слово, что все, что он знает, - правда и что  он  проведет  вас,  куда
будет нужно. Он скорее умрет, чем нарушит клятву, - ответил Хан'ди.
   Этлон поскреб подбородок.
   - Звучит красиво, - он замолчал. - Но вы-то дадите нам клятву?
   Дворянин посмотрел прямо в глаза вождю:
   - Я клянусь вам перед богом, клянусь честью моей семьи: я подниму людей
на такую войну, какой еще не видывал этот город.
   Вождь пристально посмотрел на Хан'ди и, казалось, был удовлетворен тем,
что он прочел в его взгляде. Затем сказал торжественно:
   - А я клянусь перед лицом наших Богов, что мы  будем  следовать  вашему
плану и сделаем все, что в наших силах, чтобы найти Бранта.
   - И убьете его, если будет нужно, - добавил Хан'ди. - Не оставляйте его
в руках этой женщины.
   Этлон кивнул:
   - Хорошо.
   - А что насчет мэра? - спросила Габрия.
   - Если все пойдет как нужно, вам не придется  беспокоиться.  Она  будет
слишком занята войной и бунтом народа.
   Пирс колебался. Он один понимал, какому риску подвергал их всех Хан'ди,
поднимая весь Пра-Деш на вооруженный мятеж.
   - А ты уверен, что армия пойдет за нами?
   Хан'ди хлопнул рукой по рукоятке меча, пристегнутого к поясу:
   - Да, я уверен. Личные войска мэра - нет, но основная  масса  армии  не
желает войны с другим государством, это принесет им лишь новые бедствия  и
трудности.
   Пирс качнул головой:
   - Мой друг, твоя дерзость поразительна. Да пребудет с тобой Элайя.
   - Того же и тебе, лекарь! - Хан'ди окинул их всех взглядом: - Завтра мы
встретимся. Удачи вам, друзья.
   Он повернулся, чтобы уйти, затем обернулся и сжал руку Габрии.
   - Спасибо тебе. Колдунья, - прошептал он.
   Когда он ушел, друзья привели в готовность оружие и вещи. Все  ненужное
им они аккуратно сложили у стенки.
   Пирс сменил  длинное  одеяние  лекаря  на  обычную  короткую  тунику  и
шерстяные штаны.
   Маленький лекарский саквояжик он прикрепил к поясу.
   Сейчас он стоял, глядя в пол и, по-видимому, глубоко задумавшись. Когда
Габрия тронула его за рукав, он вздрогнул от неожиданности.
   - Все в порядке? - спросила она.
   Его лицо было  мертвенно  бледным.  Казалось,  что  прошедшие  три  дня
состарили его на десять лет.
   Лекарь облизал сухие губы:
   - Я никогда не думал, что еще раз войду туда, во дворец. Я  не  говорил
тебе, что моя дочь умерла в его подземелье?
   Сердце Габрии дрогнуло.
   - Вы только сказали мне, что мэр убила ее.
   - Пытала ее, - поправил он горько.
   - У нас есть карта Хан'ди. Вам нет нужды идти с нами.
   Пирс резко поднял голову:
   - Нет, я пойду. Ради нас обоих. И потом, проводник лучше карты.
   - Спасибо, - сказала она с облегчением и благодарностью.
   - А как же Тэм и Тредер? - спросил Сайед. - Мы оставим их у Сенги?
   Он не успел произнести последних слов, как был  встречен  оглушительным
лаем. Тэм рванулась вперед и прижалась к Сайеду, обняв его обеими  руками.
Габрия, Сайед и Этлон зажали уши руками, чтобы не слышать сумасшедшего лая
Тредера, но они не смогли закрыть глаза на отчаянную просьбу собаки.
   - Он хочет сказать, что Тэм боится оставаться одна, - крикнула Габрия.
   Выражение сострадания и симпатии пробежало по лицу Сайеда.  Он  сел  на
корточки, девочка уткнулась лицом ему в шею. Он что-то тихо зашептал ей на
ухо. Лай Тредера сейчас же смолк, собака радостно замахала хвостом.  Сайед
поднял глаза на Этлона и виновато улыбнулся.
   - Когда я был маленьким, я тоже не любил оставаться один. Я возьму ее с
собой.
   Вождь кивнул, а Тэм улыбнулась застенчиво и благодарно.
   Когда они были готовы к выходу, Этлон дал знак незнакомцу указывать  им
дорогу. Старец не знал  ни  их  языка,  ни  распространенного  повсеместно
портового жаргона. Поэтому он только фыркнул и направился  к  выходу,  все
последовали за ним.
   Когда путешественники  ступили  на  улицу,  дыхание  весеннего  воздуха
показалось им необычным. Город  напряженно  молчал,  ночь  была  тиха,  но
чувствовалось, что это лишь затишье перед бурей.
   Группа спешила вслед за своим проводником. И хотя этот человек с холмов
годился Этлону в дедушки, в проворстве и ловкости движений он  не  уступал
юноше. Он уверенно вел их в темноте, меж магазинов, складов и  мастерских.
Несколько раз путешественники были вынуждены скрываться в тени,  пропуская
редкие, но начинавшие встречаться им все чаще группы людей,  возбужденных,
сердитых, размахивающих кухонными ножами,  пилами  и  другими  предметами,
могущими служить оружием.
   Предсказанная Хан'ди смута начиналась.
   Но вскоре шум и гневные речи остались позади. Группа миновала  портовый
район и, направляемая проводником, поднялась к  холмам,  к  стене  старого
города.
   Габрия оглянулась назад, в темноту, затем подняла  глаза  к  небу.  Его
ясную черноту застилали тучи. Далеко, где-то над морем, вспыхивали молнии.
Габрия помедлила, оставив своих. Странное чувство овладело  ею:  все,  что
совершалось сейчас, совершалось по воле  богов,  и  сама  природа  была  в
согласии со смелыми людьми, рискующими собою в  эту  ночь.  Встряхнувшись,
девушка поспешила вслед Этлону.
   Старец вел путешественников вверх, к южной части Холмов Красного Камня,
к тому месту, где крутые, откосные  склоны  сливались  с  диким,  бушующим
морем.
   Немногие отваживались забираться сюда: уж слишком отвесны  и  каменисты
были холмы для приятного путешествия. Только старые, древние племена  жили
здесь, на этих суровых землях, разъезжая на  своих  полудиких  жеребцах  и
ничуть не соблазняясь жизнью в  прекрасном  городе.  Только  им,  людям  с
холмов, были известны здесь все тропы и пропасти.
   Было уже совершенно  темно,  когда  группа  достигла  узкого  ущелья  в
полумиле от городских стен. Луна и звезды совершенно скрылись  за  тучами;
ночь освещалась лишь яркими  вспышками  далеких  молний  да  светом  огней
огромного города, лежащего внизу, у подножия холмов.
   Путешественники обернулись, чтобы взглянуть на пройденный ими  путь,  и
были немало удивлены свету факелов, потоками  заливавшему  улицы  Пра-Деш.
Толпы людей приближались к городским воротам.
   Габрия знала, что успех  операции,  разработанной  Хан'ди,  зависит  во
многом от армии: если восстанет достаточно людей, ворота будут  открыты  и
городские толпы смогут выплеснуть свой гнев на дворец мэра. Разглядеть же,
что происходит в казармах и у стен дворца,  было  трудно,  но  по  шуму  и
звукам горнов, доносящимся оттуда, можно было предположить,  что  всеобщее
смятение добралось и туда. Габрия вознесла богам молитву, прося, чтобы все
шло, как задумал Хан'ди.
   Они пробирались по узкому дну ущелья, как им показалось,  уже  довольно
долго, когда их проводник дал знак остановиться. Огромная гранитная глыба,
утыканная, как еж, ветками и молодыми деревцами, уже  возросшими  на  слое
покрывавшей ее земли, по-видимому, закрывала вход в какой-то  туннель.  Не
говоря ни слова, старец принялся обрывать ветки, вырывать могучие растения
с корнем, чтобы освободить  проход.  Быстро,  как  воробей,  он  нырнул  в
образовавшийся узкий лаз, оставив остальных снаружи.
   -  А  ведет  ли  эта  дорога,  куда  нам  нужно?  -   спросила   Габрия
подозрительно.
   Проводник их тем временем выглянул из темной  дыры  и  сердитым  жестом
приказал им следовать за ним. Один за другим  воины,  Габрия  и  последним
Тредер очутились внутри пещеры.
   Все старались  держаться  поближе  друг  к  другу.  Пещера  была  такой
невысокой, что они едва смогли распрямиться, и настолько темной, что  даже
в такой тесноте невозможно было  разглядеть  лица.  Никто  не  отваживался
сделать ни шага вглубь.
   Внезапно чуть поодаль от них  вспыхнуло  пламя:  проводник  при  помощи
своего кремня зажег несколько факелов и передал их мужчинам, к великому их
облегчению, затем он снова поманил их рукой, и темнота, простиравшаяся  за
пределами освещенного пространства, поглотила его.
   - Думаю, в доме Хан'ди мне было лучше, - вздохнул  Бреган,  разглядывая
низкие, сочащиеся водой своды.
   - Пожалуй, и мне тоже, - сказал Этлон, обреченно посмотрев  на  светлое
пятно входа.
   Один за другим, цепочкой,  путешественники  двинулись  вслед  за  своим
немым гидом в глубины земли.


   Совсем близко от них, в темной, маленькой  каморке  подземелья  дворца,
прислонившись спиной к стене, стояла мэр, устремив взгляд своих узких глаз
на Бранта. Она не была уверена, что  он  сможет  повторить  свой  опыт,  и
потому колебалась. Она бы,  конечно,  предпочла  повременить  с  созданием
горфлинга и отправкой армии в Портейн, но всего несколько минут  назад  ей
сообщили, что улицы города запружены толпами возмущенных людей и что толпы
эти направляются к ее  дворцу.  Армия,  солдаты,  которых  она  содержала,
предали ее, открыв городские ворота.
   Она стиснула зубы и скривила губы в усмешке.  О,  как  полетят  с  плеч
головы, повинные  в  измене!  Улицы  будут  запружены  кровью  предателей,
поклялась она себе. А сейчас... Толпа и  солдаты  уже  вступили  в  бой  с
гвардейцами, все еще преданными ей.
   Битва  разгоралась,  и  слишком  близко  от  дворца,  чтобы  оставаться
равнодушной.
   Мэр стукнула кулаком о стену со злостью. Это дело рук чертового  Хан'ди
Кадоа. Она могла  бы  предвидеть  такой  поворот  событий,  но  что  можно
сделать, если за его спиной стоят все влиятельные купеческие гильдии?
   Нет, после этой ночи семья Кадоа будет стерта с лица земли, равно как и
все купечество. А эта ночь осталась ей для того, чтобы создать горфлинга.
   У противоположной стены комнаты Брант склонился над  большой  книгой  в
кожаном переплете и монотонно читал  слова  заклинания.  Вокруг  него  уже
начала образовываться аура, аура  силы  и  власти.  Даже  глаз  мэра  смог
различить слабое зеленоватое сияние. Мужчина, казалось, ничего не  замечал
вокруг, всецело поглощенный книгой и стоявшей перед ним маленькой  золотой
клеткой.
   Его голос был ровным и бесстрастным. В свете маленькой лампы мэр видела
капли пота на его лбу; чуть  позже  очертания  его  фигуры  начали  слегка
расплываться, будто колебался воздух в комнате. Затем, к радости  женщины,
в центре клетки возникла маленькая стрелка света.
   Она знала из книги, что эта  стрелка  света  означала,  что  контакт  с
другим миром установлен и дверь в него приоткрыта.
   Брант  медленно  выпрямился  и  перешел  ко  второй  части  заклинания:
необходимо было полностью открыть дверь в другой мир и вызвать горфлинга.
   Мэр становилась нетерпеливой. Она бы вытащила горфлинга своими  руками,
если бы только было возможно. Но к тому же она  знала,  что  эти  создания
безгранично злы и обращаться с ними следует осторожно.
   Поэтому она подавила в себе нетерпение, наблюдая за  тем,  как  стрелка
пламени  обернулась  огненным  кольцом,  окружность  которого  расширялась
миллиметр за миллиметром. Когда вход в круг пламени  был  уже  размером  с
ладонь, Брант внезапно замолк.
   - В чем дело, придурок? - зашипела мэр. - Продолжай!
   Брант преодолел внутреннее сопротивление, готовясь сказать что-то.  Его
рот открылся, а руки сжались в кулаки.
   - Нет, - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Не это.
   Мэр сделала шаг в его сторону, глаза ее вспыхнули.
   - Продолжай! - приказала она.
   Изгнанный вождь побледнел. Недели воздействия наркотиков и психического
контроля не прошли для него бесследно, его воля была совершенно подавлена.
Он повернулся к книге и клетке.
   В тот момент, когда он осмелился отказать, зеленая  аура  стала  четче.
Возросло силовое поле магии, увеличив диаметр огненного кольца  в  клетке.
Свет его стал таким ярким, что мэр закрыла глаза.
   Она лишь один раз моргнула, чтобы увидеть: маленькое, сморщенное личико
появилось внутри кольца пламени. Мэр затаила дыхание. На этот раз Брант не
сбился и медленно  втянул  горфлинга  в  клетку  из  того  мира,  где  тот
находился.
   Маленькое создание осторожно огляделось  и  притаилось,  рыча,  в  углу
клетки. Брант скомандовал, и огненное кольцо исчезло.
   Глаза мэра, привыкнув к свету,  уставились  на  уродливое  существо  за
золочеными прутьями.  Горфлинг  напоминал  маленькую  обезьянку  необычной
породы  с  длинными  конечностями  и  сморщенным  детским   личиком.   Мэр
содрогнулась, когда создание обернуло к ней глаза, во взгляде  которых  не
было ничего человеческого. Она быстро повернулась к Бранту и прошептала:
   - Надень на него ошейник.
   Это была самая опасная часть заклинания. Возложить на горфлинга золотой
ошейник значило для колдуна обрести над  ним  полный  контроль.  Однако  в
книге давался весьма туманный  намек,  что  человеку  не  следует  трогать
горфлинга руками. Мэр не знала почему, но искушать судьбу не собиралась.
   Брант взял ошейник  в  руки.  Он  много  раз  практиковался  на  мелких
животных в том, что ему предстояло  сделать,  и  достиг  больших  успехов.
Однако ни он, ни мэр не предполагали, что горфлинг так хитер и проворен.
   Он метался по клетке, увертываясь от  ошейника  с  легкостью.  Снова  и
снова Брант  пытался  замкнуть  его  на  шее  горфлинга,  но  все  попытки
кончались крахом. Мэр кусала губы от досады.
   - Да поймай же ты его! - вскричала она.
   В этот момент ошейник, запутавшись золотой цепью в прутьях, выскользнул
из пальцев Бранта и упал на пол клетки.
   Реакция мужчины, чьи чувства и мысли  притупились  под  действием  яда,
была  простой  и  естественной.  Он  сунул  руку  меж  прутьев,   стараясь
дотянуться до ошейника.
   - Нет! - завизжала мэр.
   Она схватила мужчину за руку,  но  было  поздно.  Горфлинг  налетел  на
пальцы Бранта и вонзил  зубы  в  его  кожу.  Брант  скорчился  от  боли  и
попытался выдернуть руку из клетки, но  горфлинг  вцепился  в  его  пальцы
очень крепко. На пол клетки полетели клочья кожи.
   Вкус крови привел горфлинга в неистовство. Он громко зарычал и принялся
яростно терзать когтями и зубами руку Бранта. Тот кричал  и  корчился  так
сильно, что мэр не могла на него смотреть.
   Наконец горфлинг стих. Мэр отступила назад,  глаза  ее  расширились  от
ужаса,  потому   что   чудовище   начало   расти.   Его   тело   налилось,
запульсировало, охваченное красным  сиянием,  изо  рта  капала  кровь.  За
какие-то мгновения оно было уже величиной с клетку.
   Мэр  попятилась  к  двери,  оставляя  Бранта  на  милость  судьбы.  Она
надеялась, что чудовище останется в клетке, но  пока  ее  рука  нащупывала
дверной замок, горфлинг разломал прутья своей золоченой  тюрьмы.  Брант  и
мэр застыли, словно пригвожденные к месту.
   Все еще не выпуская окровавленной руки мага, горфлинг  вперил  глаза  в
женщину. Мэр поймала его взгляд и была уже не в силах отвести глаз от  его
черных глубин.
   На нее глядело зло, такое всеобъемлющее зло, существования которого  не
могла предположить даже она, зло, настолько мощное и  разрушительное,  что
оно полностью поглотило ее мысли, мозг, разум, который теперь мог осознать
лишь одно: приближение разрушительного террора.
   Женский визг заполнил маленькую комнату. Где-то в глубинах  подсознания
вспыхнула искорка самосохранения, а рука неосознанно  потянулась  к  ручке
дверного замка. Горфлинг броском когтистой  лапы  достал  масляную  лампу,
стоящую на столе, и молниеносно швырнул ее в женщину, уже успевшую открыть
дверь и с криком бросившуюся вниз по коридору.
   Лампа разбилась о деревянную обшивку двери, вылившееся масло вспыхнуло,
сбегая  огненными  ручейками  на  пол.  Горфлинг  скривил  рот  в  злобном
ликовании, затем обернул глаза к Бранту.
   Тот не двигался. Лицо его было белым от страха и  боли,  вместо  нижней
части  правой  руки  остались  лишь  кровавые  ошметки.  Но  под  взглядом
Горфлинга он не мог пошевельнуться.
   Чудовище