знала, не выдержало бы  такого  испытания.  Но,  с
другой стороны, Габрия знала - и Этлон, должно быть, тоже,  -  что  у  нее
есть шанс выжить. В отличие от других женщин клана  она  владела  мечом  и
луком. Она может проголодаться, но никогда не умрет от голода.
   Талар подался вперед, его глаза пылали огнем - огнем ненависти жреца  к
ереси.
   - Это незаконно! Эта женщина - скверна!  Создание  зла!  Если  ее  нога
ступит в святой храм Богини Матери, весь наш клан будет проклят!
   Пирс вскочил, протестуя. Лекарь, пастух, еще несколько человек окружили
Талара плотным  кольцом.  За  Габрию  начали  вступаться  и  другие,  пока
просторный зал не заполнился орущими голосами. Весь этот шум обрушился  на
девушку снежной лавиной. Она стиснула зубы, молча слушая все  возрастающий
рев.
   - Тихо! - вмешался Этлон. - Хватит! - Он подождал, пока  шум  полностью
не прекратился  и  все  лица  повернулись  к  нему.  -  Жрец  Талар  имеет
возражение. Может быть, судьи объяснят свое решение и дадут наконец  отдых
страстям?
   Вперед выступила жрица Амары. Ее длинное зеленое  одеяние  представляло
резкий контраст с темными одеждами других людей в зале. Эта немолодая,  но
все еще красивая  женщина  пользовалась  в  клане  не  меньшим,  чем  леди
Тунголи, почетом и  уважением.  Ее  сверкающие  зеленые  глаза,  казалось,
пронзили Талара насквозь.
   - Это я предложила суду назначить местом изгнания храм Амары.
   - Вы?! - воскликнул Талар.
   Габрия тоже была поражена. Она не могла  отвести  взгляда  от  женщины,
которая подошла к Талару и остановилась напротив него.
   - Я думаю, что знаю о  нраве  богини  больше  вашего,  Талар.  Мужчина,
который следует богу в борьбе и смерти, еще не может постичь тайну жизни и
рождения. Я верю в то, что Габрия находится  под  покровительством  Амары.
Она выжила, несмотря ни на что, и это доказывает, что  Амара  заботится  о
своей дочери. И аргументы Кантрелла, если хотите, это больше, чем красивые
слова знаменитого певца.  -  Она  умолкла  и  посмотрела  на  барда.  -  Я
предложила послать Габрию в храм Амары, - продолжала она, -  чтобы  узнать
намерения Богини. Если девушка в милости у Амары,  она  останется  жить  и
вернется к нам. Если же нет, Богиня Мать  так  накажет  ее,  как  ни  один
смертный не в силах вообразить.
   Все смотрели на Габрию. Никто не говорил ни слова. Наконец  лорд  Этлон
поднял руку:
   - Да будет так. Изгнание леди Габрии начнется сегодня с восходом  луны.
Она вернется через шесть месяцев, в день полнолуния.
   Он повернулся на каблуках и вышел. Двери захлопнулись за  ним,  означая
конец собрания.
   Талар презрительно фыркнул и направился  к  выходу.  В  открытую  дверь
ворвался осенний ветер.  Казалось,  холодный  воздух  отрезвил  людей.  По
одному, по двое они отводили глаза и уходили,  пока  в  зале  не  остались
только Габрия и Кантрелл.
   Девушка глубоко вздохнула, отошла от очага и села на ступеньки помоста.
   - Всего десять дней, как мы вернулись, и они уже отделались от меня,  -
сказала она с горькой улыбкой.
   Старый бард не сразу ответил. Он перебирал струны своей арфы.
   Кантрелл потерял зрение прошлым летом, когда Медб исполосовал его  лицо
в припадке гнева. Бард нашел приют в Хулинин Трелд. С тех пор древняя арфа
редко покидала его руки. Он ослеп, но музыка давала ему  ощущение  полноты
жизни.
   Сейчас он играл, складывая новую балладу о Габрии.  Песни  о  героях  в
клане любили, и не худо было бы им напомнить о храбрости девушки. Он играл
для нее, зная, что музыка может сказать больше, чем голос. Но вот  сильным
ударом по струнам он остановил звучание и подождал, пока последнее эхо  не
замерло.
   Кантрелл встал и бережно положил арфу на скамью.
   - Я рад, что ты будешь рядом. Мы все  будем  ждать  твоего  возвращения
домой.
   - Домой, - печально повторила Габрия. - Мой единственный дом  разрушен.
Я не думаю, что когда-нибудь обрету другой.
   Глазами, полными отчаяния, она посмотрела на дверь,  за  которой  исчез
Этлон. У нее даже не было возможности попрощаться с ним.
   Кантрелл тронул ее за руку, затем раскрыл объятия и прижал ее к себе.
   - Ты переживешь это, дитя. Тебя ждут еще более тяжелые испытания.  Будь
готова к ним.
   Габрия улыбнулась:
   - Это одно из твоих пророчеств, бард?
   - Нет. Я чувствую это - как приход ночи. Скоро взойдет луна. Тебе лучше
уйти.
   Габрия подняла со ступенек золотой плащ Хулинина, накинула его на плечи
и побрела к высоким двойным дверям. Вслед ей зазвучала арфа.
   Она уже собиралась уйти, когда очень знакомый голос позвал  ее.  Габрия
резко обернулась и увидела Этлона, спешащего к ней со свертком в руке. Она
подбежала к нему, обхватила руками его шею  и  спрятала  лицо  у  него  на
груди.
   Он горячо обнял ее:
   - Я не мог позволить тебе уйти без единого слова.
   Она подняла глаза:
   - Шесть месяцев - это так долго. Я никогда так долго не была одна.
   - Я тоже не хочу этого, - ответил Этлон, - но  нужно  соблюдать  закон,
иначе у нас никогда не наступит мир. - Он заглянул в ее печальные  зеленые
глаза: - Ты не будешь совсем одна.  С  тобой  Нэра,  и  хотя  я  не  смогу
приходить, я буду наблюдать за тобой и оберегать тебя, как только смогу. -
Он вдруг улыбнулся: - Богиня тоже присмотрит за тобой. Я уже  заплатил  ей
за тебя. Ты станешь моей женой, когда вернешься?
   Она смотрела в сторону:
   - За шесть месяцев ты можешь переменить свое решение.
   Этлон нежно приподнял пальцем ее подбородок.
   - Я скорее переменю клан. Я буду ждать тебя. Прими  это,  -  он  вложил
сверток в ее руки, потом крепко поцеловал ее. - И прими мою любовь.
   Последнее объятие - и он ушел.
   Девушка проводила его  взглядом,  на  сердце  было  тяжело.  Подойдя  к
выходу, она посмотрела вниз, на зимний лагерь Хулинина  в  свете  сумерек.
Шатер вождей находился на склоне большого холма, за ним, до  подножия  гор
Дархорна, простиралась широкая долина. На  севере  река  Голдрин  рвалась,
устремив свои  воды  на  плодородные  земли  долины.  Здесь  клан  Хулинин
проводил целую зиму, охраняя стада и  постепенно  утрачивая  свои  кочевые
привычки.
   С возвышения, на котором она стояла, Габрия видела весь лагерь целиком.
У реки паслись многочисленные стада. Клан Хулинин был большим и крепким, и
Габрия надеялась когда-нибудь обрести здесь дом. Но  сейчас  она  не  была
уверена, что  это  когда-нибудь  случится.  Двести  лет  борьбы  с  магией
оставили глубокий след в человеческой психологии. Габрия сомневалась,  что
магия вообще когда-нибудь будет разрешена законом -  по  крайней  мере,  в
течение ее жизни.
   Даже лорд Этлон ничем не мог помочь.  Он  также  допускал,  что  Габрия
имеет талант в магии, но только потому, что это допущение могло поколебать
уверенность судей в виновности Габрии. Но Габрия была для  них  не  просто
единственным оставшимся в живых человеком погибшего клана, в бою она  была
смела, как мужчина, и,  кроме  того,  открыто  использовала  свою  власть,
дарованную ей запретной наукой. Она слишком отличалась от них. Только одно
существо принимало Габрию целиком, такой, какая она есть, - Нэра.
   Девушка вложила два пальца в рот и пронзительно  свистнула.  Часовые  у
дверей делали вид, что не  замечают  ее,  но  они  не  могли  не  обратить
внимания на великолепную кобылицу, скачущую по главной дороге.
   Это была хуннули, лошадь очень редкой породы. Хуннули  были  крупнее  и
умнее любых других лошадей и не подвластны колдовству.
   Печальное лицо Габрии внезапно озарилось улыбкой, когда  черная  лошадь
остановилась у входа в шатер. Девушка знала, что каждый, кто видит  сейчас
Нэру, любуется ею.
   Габрия вскочила на ее спину.
   "Мы будем жить", - прозвучал в  ее  мозгу  голос  Нэры.  Телепатические
мысли хуннули были полны любви и сострадания.
   - Мне придется уйти в храм Амары. Хулинин хочет,  чтобы  я  исчезла  на
несколько месяцев, - раздраженно ответила Габрия.
   Лошадь тряхнула головой:
   "Это все же лучше, чем смерть".
   Губы Габрии скривились в иронической усмешке.
   - Думаю, ты права, - она засунула сверток Этлона за пояс и сказала: - Я
должна покинуть лагерь до восхода луны, но  сначала  я  хочу  заглянуть  в
шатер Пирса. Они не говорили, что я должна уехать с пустыми руками.
   "Нам лучше поторопиться. Луна вот-вот поднимется из-за горных вершин".
   Нэра вышла на дорогу, ведущую к  шатру  Пирса.  Его  дом  был  убежищем
Габрии в последние  шесть  месяцев.  Пирсу  потребовалось  совсем  немного
времени, чтобы понять, что Габрия - женщина, но он не выдал  ее,  несмотря
на грозившую ему опасность. Он даровал  ей  поддержку,  когда  она  больше
всего в ней нуждалась.
   Габрия соскочила с лошади и вошла в шатер. Просторный дом  был  пуст  и
темен, только на столе горела лампа. Девушка осмотрелась. Пирса  нигде  не
было. Согласно приговору ему следовало избегать ее, чего ни один из них не
вынес бы, окажись Пирс сейчас рядом.
   Она нашла свой старый рюкзак - кое-что из того, что осталось на  память
о Корине, - и начала собирать вещи. Их было не много: пара туник,  кожаный
плащ, ботинки, одеяло, маленькая  деревянная  шкатулка,  где  она  хранила
камень, и ножны от отцовского кинжала, хотя самого оружия уже не было.
   Когда  лорд  Медб  пал  в  Аб-Чакане,  Габрия  думала,   что   навсегда
освободилась от штанов, меча  и  славы  воина.  Сейчас  это  все  пришлось
вспомнить, чтобы выжить во время изгнания. Она  скинула  юбку  и  натянула
теплые штаны: это будет удобнее. Со вздохом она пристегнула к  поясу  свой
короткий меч. Она будет одна в течение долгой зимы, и, хотя храм  недалеко
от лагеря, возможна встреча с волками, медведями, дикими львами. С оружием
в руках она чувствовала себя уверенней.
   Габрия уже хотела было уходить, когда заметила большой  кожаный  мешок,
лежащий у очага. Алый плащ Корина лежал сверху. Девушка заглянула в  мешок
и улыбнулась. Пирс нашел способ попрощаться. Мешок был набит едой: сушеное
мясо, хлеб, бобы, сушеные фрукты и  фляга  с  лучшим  вином  Пирса.  Этого
хватит на много дней. Полная благодарности, она взяла мешок и собрала  все
свое имущество в два больших узла.
   Нэра терпеливо ждала ее у  входа.  Когда  Габрия  наконец  появилась  и
перекинула узлы на спину лошади, Нэра мягко передала: "Жрец смотрит".
   Габрия осторожно обернулась и увидела Талара, стоящего в тени шатра. Он
наблюдал за ними с нескрываемым гневом и отвращением.
   - Он не выполняет приказа Этлона, - сказала Габрия язвительно.
   "Смотри, не он один!"
   Девушка застегнула на шее золотой плащ Хулинина.
   - Покажем всем, как хуннули и всадник покидают лагерь.
   Нэра рысью вышла на  главную  тропу.  На  мгновение  она  остановилась,
принюхиваясь  к  холодному  вечернему  воздуху,  затем  тряхнула  головой.
Громкое  ржание  раздалось  по  лагерю.  Неожиданный  шум  заставил  людей
выглянуть из шатров. Жеребцы в стойлах громко вторили,  и  неистово  лаяли
собаки.
   Нэра снова гордо заржала.  Габрия  выхватила  меч  и,  подняв  его  над
головой, издала боевой клич Корина.
   Лошадь мчалась вперед. Ее глаза светились зеленовато-золотистым светом,
копыта стучали по мерзлой земле, пока она галопом проносилась по лагерю.
   Габрия наклонилась к голове лошади.
   - Прощай, Хулинин! - крикнула она темным шатрам и людям, провожавшим ее
взглядом.
   Стоя в дверях шатра вождей, лорд Этлон улыбался, наблюдая за  ними.  Он
бы мог догадаться, что уход Габрии не будет спокойным. Он  сжал  пальцы  в
кулак, поднял руку в молчаливом салюте и опустил ее, лишь когда  лошадь  и
всадник исчезли в темноте ночи.


   Было уже совершенно темно. Габрия и Нэра,  миновав  кладбище  Хулинина,
добрались до храма, окруженного деревьями. Церемонии в  храме  проводились
всего несколько раз в год, поэтому он  был  маленький  и  очень  скромный.
Прямоугольный каменный алтарь находился напротив единственной двери храма,
круглое окно над алтарем выходило  на  восток,  пропуская  свет  взошедшей
луны.
   Габрия отпустила Нэру, перенесла вещи в храм и развела огонь в одном из
углов, подальше от окна. Жуя сушеное мясо,  она  расположилась  у  огня  и
поплотней закуталась в одеяло. Холодный воздух, дувший из окна,  заставлял
пламя колебаться.
   Хотя у Габрии были опасения, все же она не  боялась  Амары,  вступая  в
храм. Несмотря на беспокойство Талара, она всегда чувствовала себя под  ее
защитой. И все же храм был таким пустым и странным.
   Габрия слышала стук копыт Нэры снаружи и от  всего  сердца  благодарила
Амару за свою черную лошадь. Девушка привыкла  к  людям,  к  шуму  лагеря.
Тишина одиночества была пугающей. Габрия подумала, что у нее не хватило бы
сил вынести шесть месяцев изгнания, не будь рядом  хуннули.  Шесть  долгих
месяцев без Этлона.  Габрия  устроилась  поуютнее  и  задумалась  о  вожде
Хулинина. Когда она впервые увидела  Этлона,  она  возненавидела  его.  Он
командовал войском и, кроме того, был первым  помощником  своего  отца.  У
него тоже была лошадь хуннули, жеребец Борей, который позже погиб от  руки
лорда Медба. Но Габрия быстро поняла,  что  этот  мужественный,  властный,
иногда порывистый  человек  всецело  предан  клану.  Он  был  первым,  кто
заподозрил, что Габрия - женщина, и когда ее тайна  открылась,  он  был  в
таком  гневе,  что  чуть  не  убил  ее.  Ее  спасло   только   неожиданное
вмешательство магии, а горячая  поддержка  Нэры  и  Борея  убедила  Этлона
пощадить ее. Враждебность и недоверие переросли в уважение и любовь.
   Но вышло так, что любовь их не успела расцвести. То  глубокое  чувство,
которое они испытывали друг к другу, было для них  новым.  Габрия  боялась
теперь, что шесть месяцев разлуки сыграют роковую роль для их отношений.
   Думая об Этлоне, Габрия вспомнила о свертке, который он передал ей. Она
еще не открывала его. Девушка быстро развязала кожаные тесемки.  Несколько
небольших предметов упало ей на колени, каждый был туго упакован в широкую
полосу шерстяной материи.
   Она обрадовалась: каждый кусок ткани был  достаточно  большим.  Из  них
можно было смастерить одеяло или рукавицы. Но лучшим подарком был  пакетик
с костяными иглами, засунутый меж свертков. Кроме этого она нашла в узелке
маленькую лампу, отверстие для фитиля было залито воском сверху, чтобы  не
вылилось масло, пару  варежек,  отороченных  кроличьим  мехом,  топорик  и
теплую шапку.
   Нераспечатанным оставался один  длинный  узкий  сверток,  перехваченный
золотым пояском. Поясок  был  маленький  и  твердый,  покрытый  узором  из
удивительных скачущих лошадей. Это был  даже  не  поясок,  а  браслет.  Он
пришелся  Габрии  впору.  Такие  подарки  было  в  обычае   делать   между
влюбленными парами, и  Габрия  поняла,  что  таким  способом  Этлон  хотел
сохранить их любовь. Эта мысль согревала ее.
   Она развернула последний сверток. Золотистая  ткань,  покрывавшая  его,
упала вниз, и небольшой кинжал скользнул ей в руку. У  Габрии  перехватило
дыхание. Лезвие кинжала  было  сделано  из  очень  редкой  стали,  которую
выплавляли  только  в  Ривенфорже,   в   королевстве   Портейн.   Рукоятка
соответствовала размеру ладони и была инкрустирована маленькими рубинами и
топазами. Красный - цвет плащей Корина и золотой - Хулинина.
   Глаза Габрии наполнились слезами, пока она  рассматривала  кинжал.  Это
был бесценный подарок. Женщины обычно не носили такого оружия,  но  у  нее
однажды уже был  кинжал.  То  был  подарок  лорда  Сэврика  ее  отцу,  она
подобрала его в дымящихся руинах Корин Трелд. Это была единственная  вещь,
оставшаяся от отца. Но в тот день, когда она лицом к  лицу  столкнулась  с
Медбом, она превратила кинжал в меч, который сломался о тело врага.
   А ведь Этлон понял, что значил для нее тот старый кинжал. Его-браслет -
это знак любви, а кинжал был знаком того, что она  начнет  новую  жизнь  и
обретет новый дом.
   Габрия утерла слезы и отложила подарки в  сторону.  Она  вытащила  свои
старые ножны и вложила в них кинжал, затем  пристегнула  оружие  к  поясу.
Было приятно ощущать сбоку тяжесть оружия.  Она  снова  укрылась  одеялом.
Угли в очаге постепенно становились золой.
   Глядя на потухающий огонь, Габрия дала себе  клятву,  что  вынесет  все
трудности изгнания. Она вернется в Хулинин Трелд в начале весны и  сделает
все возможное, чтобы клан  и  его  вожди  полюбили  ее.  Она  обязана  это
сделать.



2

   Габрия не отдавала себе отчета в том, насколько события  прошлого  лета
истощили  ее  эмоционально  и  физически,  пока   не   имела   возможности
расслабиться.  В  первые  же  дни  одиночества  она  слегла  в  лихорадке,
преследуемая мучительным кашлем. Долгие дни, одна в маленьком  храме,  она
ворочалась на жесткой постели в бреду своих видений. У  нее  едва  хватало
сил, чтобы принести воды и дров. Ее охраняла Нэра,  беспокойно  ожидая  ее
выздоровления.
   Однажды  холодной  ночью,  сквозь  туман  воспаленной  дремоты   Габрии
показалось, она слышит стук копыт Нэры, приближающейся к храму. Потом стук
шагов  по  плитам.  Внезапно  она  осознала  близкое  присутствие  другого
человека.
   Она тщетно боролась с дремой, когда прохладная рука легла ей на  лоб  и
знакомый голос что-то мягко сказал ей. Чашка с теплым питьем  оказалась  у
ее губ. Не открывая глаз, она выпила и погрузилась в спокойный сон.
   Пирс остался с ней на ночь и незаметно ушел на заре, оставив  ей  дров,
кувшин с водой и небольшой котелок с супом. Он не  приходил  больше  после
той ночи: в этом не было нужды. Питье из трав смягчило течение болезни,  а
короткое присутствие Пирса пробудило в ней  интерес  к  жизни.  Габрия  не
знала, каким образом он узнал о ее беде. Она могла лишь  благодарить  свою
покровительницу, что лекарь был привязан к ней настолько, что навестил  ее
на свой страх и риск.
   Та пища, которую  Пирс  оставил  ей,  помогла  поддержать  силы  в  дни
выздоровления. Но, по мере того как болезнь уходила, а силы  возвращались,
Габрия увидела, что запасы исчезают довольно быстро. Двух бобов в день  ей
было явно недостаточно.
   Наконец пасмурным холодным утром она взяла лук и, оседлав Нэру, выехала
на охоту. Она надеялась подстрелить немного дичи. К своей великой радости,
Габрия обнаружила, что не разучилась владеть  луком.  Она  принесла  домой
оленины и в ту же ночь устроила пир.
   Тренировка и мясная пища - вот все, что ей требовалось, и скоро  Габрия
почувствовала себя еще более сильной, чем прежде. Теперь, верхом на  Нэре,
Габрия выезжала каждый день, чтобы поохотиться, поудить рыбу  или  запасти
диких плодов.
   Ее здоровье, ее дух окрепли в полной мере. Она с  радостью  заметила  и
то, что, по мере того как она становилась  сильнее,  ослабевала  неутешная
скорбь по семье, уходили горечь, ярость и желание мести, что сжигали ее  в
прошедшие дни борьбы. Оставалось чувство удовлетворения и свободы.
   Уходили  последние  дни  осени,  и  Габрия  начинала  ощущать  прелесть
одинокого житья в маленьком храме, состояния душевного покоя и  дружеского
внимания к ней ее меньшого брата. Здесь она была ближе к  Амаре  и  каждое
утро в свете восходящего солнца преклоняла колени пред алтарем,  благодаря
Богиню Мать за поддержку.
   Нэра, казалось, тоже наслаждалась покоем и тишиной. Жеребенок,  зачатый
Бореем, конем хуннули лорда Этлона, рос и  распирал  ей  бока,  когда  она
удовлетворенно щипала жесткую зимнюю траву.
   И хотя никто не навещал их, издали Габрия часто  видела  лорда  Этлона,
наблюдавшего за ней. Его забота значила  для  Габрии  так  много.  В  знак
признательности она всегда махала ему рукой.
   Единственной вещью,  которая  начала  тревожить  Габрию  по  прошествии
времени, было однообразие ее жизни. Она проводила много  часов  ежедневно,
добывая пищу или стараясь придать храму более уютный вид. Но бывало и так,
что делать было нечего. Тогда одиночество находило лазейку, и она начинала
тосковать по шуму трелда. В такие минуты она тщетно пыталась  занять  себя
чем-нибудь, чтобы от