терней в живот,
тот выдохнул "Уф-ф!" и расслабил хватку.  Девчонка,  уже  успевшая  схватить
нож, прыгнула на парня. Повернувшись, тот встретил ее ударом в  челюсть,  от
которого она  без  сознания  рухнула  на  землю.  И  не  успел  братец  Джон
приблизиться к нему, как тот схватил его за складки рясы и оторвал от земли.
Далее братец Джон осознал, что переваливается через изгородь. Он шлепнулся о
жесткую землю, перевернулся  через  голову,  почувствовал,  как  мир  вокруг
завертелся, сообразил, что кувырком летит в ров, с силой врезался  спиной  в
землю, а затем... услышал чей-то пронзительный голос:
   - Эй, Джон, эй, Джон! Вот он я, Джон!
   Придя в себя, он услышал тот же самый голос:
   - Эй, Джон! Вот он я!
   Братец Джон лежал плашмя на спине, вокруг него  вздымались  серые  стенки
рва, а высоко в небе висела  крыша  города,  которая  теперь  потеряла  свою
прозрачность, позволявшую  видеть  синеву  аризонского  неба.  За  пределами
купола спустилась ночь,  а  свод  сиял  как  днем,  отдавая  с  закатом  всю
накопленную энергию лучей солнца.
   Застонав, братец Джон попытался присесть, дабы убедиться,  все  ли  кости
целы. Но не смог даже пошевелиться.
   - Матерь Божья!- выдохнул он.- Я парализован! Спаси меня, Святой Джейрус!
   Но обездвижен он оказался не полностью и мог шевелить руками и ногами. Но
грудь была словно придавлена к земле каким-то огромным весом.
   Он повернул голову и едва не потерял сознание от ужаса. Так вот  что  это
был за вес, давивший на него. Огромная птица, куда крупнее человека...
   Она взгромоздилась на послушника, утвердив на груди гигантские  когтистые
лапы и пришпилив его к земле. Увидев, что человек открыл глаза, она  подняла
одну ногу, продолжая придерживать его другой.
   - Эй, Джон!- завопила она.- Вот он я, Джон!
   - Вот он ты,- сказал братец Джон.- Не хочешь ли отпустить меня?
   Он не ждал от своих слов никаких результатов, ибо было ясно, что огромная
птица- если это существо  вообще  считалось  птицей-  всего  лишь  повторяло
слова, как попугай.
   Он осторожно изменил положение рук, опасаясь  обеспокоить  горовица,  что
могло повлечь за собой неприятные последствия. Это существо  могло  в  любой
момент разорвать его на куски, пустив  в  ход  ужасные  трехпалые  лапы  или
тяжелый, остроконечный, как у моа, клюв. Было ясно, что оно прыгнуло за  ним
в ров, но братец Джон не знал, с какой целью.
   Согнув руки в локтях, он пустил в ход предплечья и стал ощупывать  грудь.
Он пытался понять, что же такое лежит у него на груди; та была голой, потому
что огромная птица, скорее всего, разодрала ему рясу.
   Его замутило. На груди у него лежало яйцо.
   Оно было небольшим, размером примерно  с  куриное.  Братец  Джон  не  мог
представить, почему столь огромное существо откладывает такие крохотные яйца
и с какой стати именно на него. Но так  случилось,  и  никуда  от  этого  не
деться.
   Увидев, что рука человека коснулась яйца, горовиц протестующе завопил,  и
над лицом братца Джона навис огромный клюв. Послушник закрыл глаза,  вдохнув
зловонное дыхание плотоядного существа. Но клюв не коснулся его, и он  снова
открыл глаза. Клюв продолжал висеть в нескольких дюймах от  его  физиономии,
готовый опуститься, если человек повредит яйцо.
   Братец Джон  вознес  более  длинную,  чем  обычно,  молитву  и  попытался
прикинуть, как выпутаться из этой ситуации.
   И ничего не смог придумать.  Попытка  высвободиться  силой  была  слишком
рискованна, и он оказался в той редкой для себя ситуации,  когда  никого  не
мог уболтать. Повернув голову, он взглянул на  край  рва,  откуда  свалился,
надеясь, что хоть какие-то посетители  обратят  на  него  внимание.  Но  там
никого не оказалось. Братец Джон понял, в чем дело. Посетители парка  скорее
всего отправились домой на ужин или по делам, а вторая волна гуляющих еще не
нахлынула.  И,  вполне  возможно,  что  еще  долго  никто  не  появится.  Не
осмеливался он и звать на помощь из тех же опасений разозлить горовица.
   Оставалось лишь неподвижно лежать на спине и ждать, когда огромная  птица
соблаговолит отпустить его. Но, похоже, делать этого она  не  собиралась.  В
силу какой-то причины она спрыгнула в ров, чтобы отложить на человеке  яйцо.
И выпрыгнуть обратно не могла. А это означало, что близится время, когда она
проголодается.
   - Кто  мог  подумать,  что,  когда  я  получал  указание  отправиться  на
Вайлденвули, мне уже суждено было погибнуть в городском  зоопарке  всего  на
полпути от города. Непостижимы пути твои, Господи,- пробормотал братец Джон.
   Он продолжал лежать, глядя в мерцающую крышу  над  головой,  на  огромный
клюв и черные,  с  розоватыми  белками,  глаза  птицы  и  время  от  времени
посматривая на край рва в надежде, что кто-то пройдет мимо.
   По прошествии времени ему показалось, что  место  на  груди,  где  лежало
яйцо, начало зудеть. С каждой минутой  зуд  становился  все  сильнее,  и  он
испытывал идиотское желание почесаться-  идиотское  потому,  что  это  могло
стоить ему жизни.
   - Матерь Божья,- сказал он,- если ты решила  помучить  меня,  дабы  перед
смертью я вспомнил все свои грехи, считай, что добилась успеха. Или близка к
нему, не уделяй я столько внимания зуду. Я  с  трудом  вспоминаю  мои  самые
непростительные грехи, ибо меня раздирает проклятое желание почесаться. Я не
могу сопротивляться! Я должен!
   Тем не менее он не осмелился. Решиться- означало совершить  самоубийство,
то есть непростительный грех, поскольку в нем нельзя было покаяться,  а  это
представлялось Кэрмоди немыслимым. Или, точнее, не немыслимым, ибо  он  таки
думал об этом; наверное, правильнее было бы сказать- невозможным?  Хотя  это
не имело значения. Если бы только он мог почесаться!
   Ему показалось, что прошло несколько часов, хотя на самом  деле  миновало
не больше пятнадцати минут, и наконец зуд стих. Жизнь опять  стала  если  не
приятной, то по крайней мере терпимой.
   Как раз в эту минуту наверху возник парень, что скинул его в ров.
   - Пошевеливайся!- заорал он.- Я кину тебе веревку!
   Братец Джон наблюдал, как парень привязал один конец каната к изгороди, а
другой скинул в ров. Интересно, он, наверное, думает, что  можно  ухватиться
за канат и влезть наверх, совершенно не обращая внимания на огромную  птицу.
Он хотел было подозвать своего спасителя  и  сообщить,  что  не  может  даже
сесть, но побоялся, что звук голоса разозлит существо.
   Однако ему не пришлось ничего предпринимать. Едва веревка коснулась  дна,
горовиц выпустил человека и  кинулся  к  ней.  Ухватившись  за  канат  двумя
небольшими верхними конечностями, он уперся ногами  в  стенку  рва  и  полез
наверх.
   - Эй!- вскочив, заорал братец  Джон.-  Сынок!  Не  позволяй  ему  вылезти
отсюда! Он убьет тебя!
   Парень, застыв на месте, смотрел на горовица,  ползущего  по  канату.  Но
едва только макушка  существа  показалась  над  краем  рва,  он  очнулся  и,
подскочив поближе, изо всех сил треснул по клювастой  голове.  Издав  вопль,
птица выпустила канат и  полетела  на  дно.  Свалившись  на  землю,  горовиц
откатился на несколько футов и замер, вытаращив остекленевшие глаза.
   Братец Джон не стал медлить. Он подскочил к канату  и,  быстро  перебирая
руками, полез наверх. Но на полпути почувствовал, как  канат  натянулся,  и,
посмотрев вниз, увидел, что горовиц пришел в себя и, яростно кудахча,  лезет
следом.
   - Эй, Джон!- время от времени вскрикивал он.- Я здесь, Джон!
   Братец Джон  подтянулся  еще  на  несколько  футов  и,  зависнув,  лягнул
украшенную хохолком голову. Удар оказался сильным- птица снова  сорвалась  и
шлепнулась на землю, где, переводя дыхание, лежала  так  долго,  что  братец
Джон успел подтянуть к себе канат.
   - Необходимо сообщить персоналу зоосада,- сказал он.- В противном  случае
бедное создание может  умереть  с  голоду.  Кроме  того,  мне  кажется,  оно
является собственностью заведения.
   - Ты меня не колыхаешь,- ответил парень, и  братец  Джон  истолковал  эти
слова как подтверждение тому, что выразился неясно.- Дум-дум-  и  на  ком-то
пошли трупные пятна.
   - Птица всего лишь действует в соответствии со  своей  природой,-  сказал
братец Джон.- Не в пример мне или тебе, она не обладает свободой воли.
   - Воли-неволи,- сказал парень.- Дай-ка набалдашник.
   - Ты хочешь взглянуть на яйцо?- спросил братец Джон.
   Он опустил голову и стал изучать странное яйцо. Когда он лез  по  канату,
оно не упало, а напротив, держалось на коже, как приклеенное.  Он  попытался
оторвать его от груди, но вслед за яйцом потянулась и складка кожи.
   - Чем дальше, тем интереснее,- сказал  братец  Джон.-  Может,  откладывая
яйцо, птица выделила какой-то клейкий секрет. Но чего ради?
   И тут он вспомнил, что не поблагодарил своего спасителя.
   - Большое спасибо за помощь,- промолвил он.- Хотя  должен  признать,  что
удивлен... прости, что упоминаю об этом... ибо ты меня и скинул туда.
   - Соскочил со сковородки,- ответил парень,  имея  в  виду,  что  перестал
соображать.- Как съехал  на  трах,  так  и  слетел  с  катушек.  Она  совсем
сдвинулась на трахании. Пришлось пройтись ей по клавишам.
   - Выбил ей зубы?- догадался братец Джон.
   - И списал ее,- уточнил парень.-  Сказал  ей:  "Испарись!"  Да  она  меня
сколько раз доводила до ручки.
   - То есть ты велел девушке оставить тебя в покое, потому что из-за нее ты
постоянно попадаешь в неприятности?
   - Оно. Кого-то охладил, и меня начнут поджаривать.
   - То есть, если ты кого-то убил, то тебя пошлют в заведение, где займутся
корректировкой твоей личности? Возможно. Однако тот факт, что ты  пришел  ко
мне на помощь, свидетельствует о том, что еще не все потеряно.  Я  хотел  бы
как-то помочь тебе, но  пока  мне  нечего  предложить.-  Внезапно  он  начал
яростно чесаться, продолжая:- Разве что кроме долбаных  вшей,  которыми  эта
птичка наградила меня. Могу я для тебя что-нибудь сделать?
   Парень безнадежно пожал плечами.
   - Что в лоб, что по лбу... На Вайлденвули отправляешься?
   Братец Джон кивнул. Парень посмотрел на рдеющий купол неба над головой.
   - Ну, пока.  Здесь,  в  этой  муравьиной  куче  только  и  остается,  что
лечь-встать. Там, в глубоком космосе, те  же  болваны,  но  все  же  немного
другие.
   - Да, если с Земли ты переберешься на приграничную  планету,  то  станешь
совершенно другим человеком,-  сказал  братец  Джон.-  К  тому  же  получишь
возможность освоить американский язык. Да благословит тебя Бог, мальчик мой.
Я должен идти. А если тебя сподобит оказаться на  Вайлденвули  раньше  меня,
расскажи там, что я прилагаю все  силы,  дабы  оказаться  на  месте.  Матерь
Богородица, братец Фрэнсис сказал, что  надо  пройти  всего  лишь  несколько
миль!
   Он двинулся в путь. За его спиной раздался хриплый вопль:
   - Эй, Джон! Я здесь, Джон! Твой старый приятель, Джон!
   Передернувшись, братец Джон осенил  себя  крестным  знамением  и  ускорил
шаги. Но чудовища во рву он так и не мог забыть.  Паразиты,  которые  теперь
копошились под рясой, старательно вгрызаясь в кожу,  не  позволяли  выкинуть
его из памяти. Не говоря уж о яйце, примостившемся на груди.
   Сочетание того и другого навело послушника на мысль, что неплохо бы найти
уединенное место на берегу водоема и искупаться. Он испытывал  надежду,  что
таким образом сможет избавиться от блох и растворить клейкий состав, который
надежно держал яйцо на груди. Но отыскать место, где бы его никто не увидел,
оказалось не так  легко.  Новая  партия  отдыхающих  уже  заполнила  парк  и
нежилась на песчаных пляжах или купалась. Братец  Джон  старательно  отводил
глаза от обнаженных фигур. Но было просто невозможно не обращать внимания на
женщин, которые лежали  поодаль  или  проходили  мимо.  И  он  оставил  свои
старания.
   Ведь до того как вступить в ряды  ордена  Святого  Джейруса,  он  вдоволь
нагляделся на обнаженных женщин на пляже и дома.  И  все  страстные  призывы
Церкви, как и в предыдущие столетия, не могли заставить верующих  отказаться
от укоренившихся привычек окунаться в воду в более чем откровенных купальных
костюмах. Церковь давно перестала выражать  протесты  по  поводу  нудистских
купаний и возражала лишь против появления голых на улицах.  Хотя  невозможно
предсказать, какой политики она станет придерживаться  лет  через  двадцать.
Случалось, что голый человек показывался на улице или в  магазине,  где  его
арестовывали за непозволительную обнаженность, точно так же,  как  женщин  в
шортах или купальниках, застигнутых  вне  пляжа,  арестовывали  в  начале...
кажется, двадцатого столетия?  Миряне  могли  позволить  себе  обнажаться  в
местах публичного купания- но только не священнослужители.  В  сущности,  им
даже запрещалось находиться в таких местах. И братец Джон одним  пребыванием
здесь презрел обеты своего ордена, не говоря уж о Церкви в целом.
   Но порой неожиданное развитие событий требовало нарушения правил, а блохи
так свирепо грызли его, что он испытывал настоятельную потребность как можно
скорее избавиться от них прежде, чем станет являть собой постыдное зрелище.
   Братец Джон обогнул чуть ли не всю лагуну и наконец нашел то, что  искал:
высокий береговой откос, со  всех  сторон  заплетенный  кустами.  Продираясь
сквозь заросли, он чуть было не наступил на парочку, которая,  должно  быть,
не сомневалась, что пребывает в блаженном одиночестве в садах Эдема. Миновав
их, он стал ввинчиваться  в  гущу  зарослей,  покуда  пара  окончательно  не
исчезла из виду, но ему еще долго не давали покоя раздававшиеся из-за  спины
звуки.
   Торопливо стянув  рясу,  Кэрмоди  прыгнул  с  песчаного  откоса  в  воду.
Окунувшись  в  прохладные  струи,  он  было  поежился,  но  через  мгновение
почувствовал себя  довольно  комфортабельно  и,  вспомнив  басню,  как  лиса
избавлялась от блох, начал медленно погружаться в  воду.  Он  надеялся,  что
насекомые вскарабкаются на макушку и, когда он окунется с  головой,  наконец
исчезнут.
   Он набрал в грудь воздуха и, опустив голову под  воду,  досчитал  до  ста
восьмидесяти. Вынырнув,  он  не  увидел,  как  предполагал,  флотилию  блох,
отплывающих от пристани его носа. И все-таки они куда-то  делись,  поскольку
больше его не мучили.
   Затем, посчитав, что вода уже размягчила клей, он попытался избавиться от
яйца. Но безуспешно.
   - Не  хватало  еще,  чтобы  оно  приросло  ко  мне,-  пробормотал  он  и,
побледнев, вытаращил глаза:- Спаси меня, Святой Джейрус!  Вроде  так  оно  и
есть!
   Он  с  трудом  подавил  приступ  паники  и  постарался  обрести  если  не
спокойствие, то по крайней мере логичность. Может, у яйцекладущих  горовицев
те же привычки, что и у ос. Наверное, они привыкли откладывать яйца на трупы
и даже на живые существа. А яйцо способно выпускать тонкие отростки, которые
проникают в кроветок восприемника.  С  их  помощью  яйцо  получает  питание,
необходимое для роста и формирования эмбриона. Горовицы, по всей  видимости,
сделали шаг в эволюции по сравнению с существами, у которых эмбрион питается
через плаценту, суть которого состоит в том,  что  эмбрион  развивается  вне
тела восприемника, а не внутри его.
   Но  братцу  Джону  как-то  не  хотелось   вникать   в   биологические   и
зоологические тонкости. Эта штука, приросшая к его  телу,  была  дьявольской
пиявкой, которая сосала из него кровь.
   Хотя положение, может, и не носит фатального характера. Если он  раздавит
яйцо, щупальца скорее всего оставят его его в покое.
   Но необходимо было принимать во внимание  и  этический  аспект.  Яйцо  не
являлось   его   собственностью,   которой   он   мог   распоряжаться,   как
заблагорассудится. Оно принадлежало зоосаду.
   Братец Джон подавил желание вырвать из своего тела окровавленные щупальца
и забросить их как можно дальше. Он должен вернуть  яйцо  властям  зоопарка.
Пусть даже это займет много времени, пока он  изложит  долгую  и  запутанную
историю, как оказался в таком положении и каким образом к его телу  приросло
яйцо.
   Он выкарабкался на берег и растерянно застыл на месте. Его ряса  исчезла.
По щекам у него потекли слезы.
   - Все хуже и хуже!- простонал он.- Каждый шаг к  Вайлденвули  отбрасывает
меня на два шага назад! Как мне выпутаться из этой неразберихи?
   Братец Джон возвел глаза к небесам.  Но  таковых  не  было,  над  головой
мерцал купол рукотворной крыши. Он видел свет, но не откровение.
   Ему припомнился девиз ордена Святого Джейруса: "Поступай, как поступил бы
он".
   - Да, но он никогда не находился в таком положении!- сказал вслух  братец
Джон.
   И все же, размышляя о жизни Святого Джейруса, он пришел к выводу, что тот
всегда выбирал меньшее из  двух  зол,  хотя  такой  подход,  случалось,  мог
привести к злу и большему, чем отвергнутое. В таком случае, имея возможность
выбирать, святой предпочитал большее зло.
   "Джон,- сказал он про себя,- ты не философ.  Ты  человек  действия,  хотя
порой некому дать тебе дельный  совет,  как  поступать.  Ты  вечно  не  умел
выпутываться из неприятностей. Поэтому и вляпался в очередную передрягу.  Но
ты всегда полагался на мудрость своих чувств, которые и  спасали  тебя.  Так
что действуй!"
   Первым делом необходимо было одеться. Обыскивая пляж в поисках того,  кто
стащил облачение, братец Джон еще мог себе позволить  оставаться  голым,  но
сомневался, что вор или шутник  станет  дожидаться  его  с  доказательствами
своих действий в  руках.  Ему  нечем  было  даже  прикрыть  яйцо  на  груди.
Следовательно, пока он не решит эту задачу, все будут откровенно глазеть  на
него, что может повлечь за собой очередные неприятности. Если он удалится от
пляжа, могут вызвать копов, и  он  окажется  за  решеткой.  И  ему  придется
многословно объяснять, что случилось,- и не только светским  властям,  но  и
своему начальству.
   Нет. Он обязан разыскать одежду. Затем необходимо раздобыть денег,  чтобы
позвонить руководству зоосада и избавиться от яйца. Далее  каким-то  образом
нужно разжиться средствами на билет до Вайлденвули.
   Братец Джон снова осторожно забрался в заросли кустарников.  Пара  лежала
на  прежнем  месте,  предавшись  сну  в  объятиях  друг   друга.   Беззвучно
пробормотав: "Лишь в долг. При встрече верну"-  он  дотянулся  до  кустов  с
развешанной мужской одеждой и стянул ее. Затем вернулся на берег и оделся.
   Его поступок вызывал отвращение в силу нескольких причин.  Во-первых,  он
предоставил полиции еще один повод  искать  его.  Во-вторых,  когда  мужчина
откроет глаза, то окажется в том же самом двусмысленном положении, в котором
только что пребывал братец Джон, хотя, конечно, он сможет послать женщину за
какой-нибудь одеждой. В-третьих, широкий килт, который он натянул  на  себя,
был украшен кричащими горчично-желтыми кругами с розовыми точками, что  само
по себе являлось преступлением против хорошего вкуса, не говоря  уж  о  том,
что, в-четвертых, килт был грязным и зловонным. И в-пятых, пластрон, которым
послушник прикрыл грудь, был ядовито-синего цвета с блестками.
   -  Омерзительный  вкус,-  передернувшись,   сказал   братец   Джон.   Его
беспокоило, что он превратился в довольно забавную фигуру.-  Но  это  лучше,
чем носить всем на обозрение болтающееся на груди яйцо,- добавил он и  через
парк направился в сторону города.
   Он предполагал  зайти  в  будку  таксофона  и  отыскать  адрес  директора
зоопарка. После чего отправиться к нему домой и рассказать о яйце. А дальше,
сказал он себе, остается полагаться на Господа Бога и на смекалку (?) братца
Джона. Кроме того, каким-то образом необходимо вернуть владельцу  похищенную
(одолженную) одежду вкупе с какой-нибудь компенсацией.
   Братец Джон неторопливо добрался до  границы  парка.  Теперь  он  уже  не
оглядывался на белокожие тела и на расписанные разными цветами ноги  пляжной
публики. Его охватило давно забытое ощущение знобящего страха и возбуждения,
что в любой момент может раздаться крик "Держи вора!" И ему пр