вас за сорок тысяч световых лет  только  ради
испытания,- ответил братец Фрэнсис.- Вы нужны  на  Вайлденвули,  и  вас  там
ждут. Так что отправляйтесь.
   Неторопливость не была свойственна  братцу  Джону  Кэрмоди.  Едва  только
приняв решение, что обычно не требовало у него много времени,  он  сразу  же
приступал к делу. Он тут же отправился в общую  душевую,  войдя  в  которую,
снял рясу, обнажив белое незагоревшее тело и черные  до  паха  ноги.  Бросив
рясу в прямоугольное отверстие в стене, он  направился  в  душ,  где  пробыл
недолго, ибо, хотя душевая  была  полностью  автоматизирована,  существовало
убеждение, что членам ордена полагается только холодная вода. Правда, раз  в
месяц позволялось пользоваться теплой.
   Поеживаясь, он вышел из-под душа и обсох  в  струе  такого  же  холодного
воздуха, которая шла из вентиляционного отверстия  в  стене.  Затем  вытянул
рясу из прямоугольной прорези  под  той,  куда  бросил  грязное  одеяние,  и
натянул ее, пробормотав  несколько  слов  благодарности  за  то,  что  орден
наконец  установил  стиральные  машины.  На  такой  захудалой  планете,  как
Вайлденвули, стирать скорее всего придется руками. И  кроме  того,  учитывая
его подчиненное положение, облачения других членов ордена тоже.
   Одернув рясу, он направился в свою келью. Она представляла собой  комнату
шесть футов на семь, с люминесцентными стенами, на одной из  которых  висело
распятие, с подвесной койкой, убиравшейся на день,  с  откидным  столиком  и
нишей в стене, где Кэрмоди хранил все свое имущество:  молитвенник,  историю
Церкви с 1 года нашей эры по 2260-й, латинскую  грамматику  и  жизнеописание
Святого Джейруса. Все это  он  сложил  в  болтавшийся  за  плечами  капюшон,
превратив его в подобие дорожного мешка,  и,  опустившись  на  колени  перед
распятием, произнес:
   - Господь и Учитель, наставь меня на путь истинный. Аминь.
   Встав, он направился к дверям кельи и, прежде чем переступить  порог,  на
ходу снял со стены длинный пастушеский посох.  Всем  братьям  предписывалось
иметь  при  себе  таковой,  когда  они  выходили  во  внешний  мир,  если  в
изолированной капсуле Города Четвертого Июля существовало такое понятие.
   Уже миновал полдень, и жаркое солнце аризонского лета клонилось к закату.
Братец Джон счел, что было лишь чуть жарче, чем в стенах гостиницы. В данное
время дня пластиковая крыша над городом тускнела, чтобы отражать большинство
солнечных  лучей.  Но  братец  Джон  уже  предвкушал,  как  покинет  пределы
городских стен, пусть ему и предстояло окунуться в  палящий  жар  Аризоны  в
середине лета. Он давно уже чувствовал себя как  в  клетке  и  хотя  никогда
вслух не сетовал на свое положение, давно испытывал к  этому  позыв.  В  чем
следовало бы покаяться и получить заслуженное воздаяние.
   На какое-то мгновение он помедлил.  Он  знал,  что  космопорт  расположен
рядом с Четвертым Июля, но не имел представления, в какой  стороне.  Поэтому
он подошел к копу.
   Коп был одним  из  новых  типов,  Марк  LIV.  Лицо  и  тело  состояли  из
танталового  сплава,  но  глаза  представляли   собой   живую   протоплазму,
давным-давно изъятую у  какого-то  трупа  и  взращенную  в  лаборатории.  Он
обладал  определенной  свободой  действий,   ибо   мозг   его,   скрытый   в
металлической  брюшной  полости,  был  отнюдь  не  механизмом,  дистанционно
управляемым из подземной штаб-квартиры,  а  серой  белковой  массой,  как  у
человека, вдвое большим по размерам и обладавшим половинным, по сравнению  с
человеческим, интеллектом. Коп не мог вести вежливый светский разговор и тем
более  был  не  способен  к  оскорбительным  высказываниям,  но  со   своими
обязанностями справлялся отменно, не говоря уж о  том,  что  его  невозможно
было подкупить или переубедить. И не в  пример  своим  предшественникам,  он
передвигался не на колесиках, а на ногах с плоскими ступнями.
   Присмотревшись к жетону на его груди, братец Джон спросил:
   - Офицер О'Мейли, где находится космопорт?
   - Что именно в космопорте?- осведомился полицейский.
   Говорил он громко и без интонаций, и у  братца  Джона  пошли  мурашки  по
спине, словно он общался с человеком, у которого изъяли душу.
   - Ах да, я и забыл,- спохватился братец Джон.- Я так давно уже не общался
с полицейскими. Обычно они стреляли в  меня.  Я  должен  был  спросить,  как
добраться до космопорта, n'est ce pas*?


   - - - -
   * Не так ли? (фр.)
   - - - -


   - N'est ce pas?- повторил коп.- На каком языке вы говорите? Я свяжу вас с
управлением.- Огромной кистью с серым чешуйчатым покрытием он уже взялся  за
микрофон, торчащий на голове сбоку.
   - На американском,- торопливо остановил его  братец  Джон.-  Я  хотел  бы
узнать, как отсюда попасть в космопорт Четвертого Июля?
   - По трубе, или у вас своя машина?- уточнил коп.
   Сунув руки в объемистые карманы рясы, братец Джон вывернул их.
   - Бреду посуху,- грустно сказал он.
   -  Вы  сказали,  что  говорите   по-американски.   Пожалуйста,   говорите
по-американски.
   - Я хочу сказать, что добираюсь  до  космопорта  пешком,-  сказал  братец
Джон.- Прогуливаюсь.
   На  несколько  секунд  коп  погрузился  в  молчание.  Его   металлическая
физиономия была совершенно бесстрастной, но обладающему  живым  воображением
братцу Джону показалось, будто по ней скользнуло и тут же исчезло изумленное
выражение.
   - Я не могу проинформировать вас, как добраться до него  пешком,-  сказал
коп.- Минутку. Я переадресую ваш вопрос управлению.
   - В этом нет необходимости,- перебил его братец Джон.
   Он  уже  предвидел  долгие  объяснения  с  управлением,  когда   придется
растолковывать, почему он  предпочитает  идти  пешком  от  города  до  столь
отдаленного  пункта.   И   возможно,   ему   потребуется   ждать   появления
копа-человека, который станет разбираться с ним на месте.
   - Я могу до самого конца идти вдоль трубы,- сказал он, показывая  на  ряд
высоких металлических  стержней,  каждый  из  которых  поддерживал  огромное
металлическое кольцо.- Каким  образом  мне  попасть  к  ближайшему  входу  в
космопорт Четвертого Июля?- добавил он.
   На этот раз коп молчал две секунды. После чего сказал:
   - Вы не имеете в виду дату четвертого июля? Вы имеете в  виду  космопорт,
именуемый "Четвертого Июля"? Верно?
   - Верно,- подтвердил братец Джон.
   - Городские службы рады услужить вам,- сказал коп.
   Братец Джон тут же отошел от него. От взгляда живых глаз на мертвом  лице
он испытывал смущение. Но не мог отделаться от мысли, в самом  ли  деле  эти
полицейские такие уж неподкупные. Ах, если бы с этим  копом  общался  давний
Джон Кэрмоди, все было  бы  по-другому!  Вопросы  задавал  бы  не  смиренный
брат-послушник ордена Святого Джейруса, а  самый  продувной  жулик  во  всей
вселенной, и уж он-то доподлинно выяснил бы,  в  самом  ли  деле  существует
такой коп, которого невозможно ни подкупить, ни обмануть, ни уломать.
   "Джон Кэрмоди,- сказал себе братец Джон,- ты еще очень далек от чистоты в
мыслях. И страдать тебе неизбывно под грузом своих грехов. Да обережет  тебя
Господь! Не успел ты выйти за стены обители и  едва  столкнулся  со  внешним
миром, как уже вспоминаешь прошлые деньки как доброе  старое  время.  Ты  же
чудовище, Джон Кэрмоди, ужасающее чудовище, достойное подобающей кары. И нет
в тебе ничего от раскаявшегося грешника, каковым ты себя представляешь".
   Он пошел вдоль линии. Наверху сквозь кольцо на шесте со свистом пролетела
капсула трубопоезда  и,  остановившись  в  сотне  ярдов  от  него,  высадила
пассажиров. Иметь бы ему деци-кредитку, в  просторечии  называемую  "десси",
которой можно было расплатиться за проезд. Будь у него хоть одна,  он  бы  в
два счета миновал те десять миль от городских ворот до  космопорта,  которые
сейчас ему предстояло "брести посуху".
   - Джон,- со  вздохом  сказал  он,-  если  бы  твои  мысли  были  горячими
скакунами...- и хмыкнул, представив, как въезжает в этот город на коне.
   Вот бы поднялась паника! Люди  толпами  сбегались  бы  поглазеть  на  сие
чудовище, которое видели раньше только в три-ди  или  в  зоопарке!  А  потом
зеваки, взывая к полицейским, в ужасе улепетывали  бы,  к  нему  спешили  бы
блюстители закона, и он... оказался бы в тюрьме. И его признали бы  виновным
в преступлении не только  светского  порядка,  но  и  церковного.  Смиренный
брат-послушник, в котором не  должно  быть  ничего,  кроме  смирения,  гордо
гарцует  на  лошади...  или  это  лошадь  гарцует?   Виновен   в   нарушении
общественного порядка, в призыве к мятежу и Бог знает, в чем еще.
   Кэрмоди снова вздохнул, продолжая путь. К счастью, подумал он, человек  в
состоянии  одолеть  это  расстояние,  если  будет  держаться  узкой  тропки,
проложенной вдоль столбов. Не в пример прошлым временам, когда  существовали
улицы для людей, город превратился в  лабиринт  тесных  двориков  и  высоких
заборов, за которыми на маленьких полосках травы  стояли  одинокие  семейные
домики; основные помещения располагались под землей. А еще  ниже  помещались
заводы, фабрики и конторы, в которых люди зарабатывали себе на  жизнь.  Если
вообще это существование можно назвать жизнью.
   Он шел и шел, а над ним проносились горожане, восседавшие то  в  капсулах
трубопровода, то в своих  личных  крылатых  машинах  (их  можно  было  брать
напрокат в своей компании). Как-то мимо него порхнула  малиновка,  и  братец
Джон сказал:
   - Ах, Джон, если бы ты верил в эту пагубную доктрину о  переселении  душ,
то предпочел бы начать новое существование в виде птицы. Но,  конечно,  тебе
это не суждено, так стоит ли жалеть о восторге крылатого полета? Это боль  в
ногах наводит на столь опасные мысли. Иди же, Джон, иди! Волочи свою усталую
задницу.
   Он отшагал еще мили две, когда к своей радости  увидел  открытый  вход  в
парк. Это был один из двух больших городских парков,  в  котором  собирались
обыватели, чтобы получить  представление  о  внешнем  мире.  Здесь  тянулись
извилистые песчаные дорожки, груды валунов  напоминали  миниатюрные  горы  с
пещерами; здесь высились деревья, населенные птицами и белками,  и  тянулись
озерца с гусями, утками и лебедями, где порой на водной поверхности шла рябь
от плещущихся рыб.
   По сравнению с геометрической точностью посадок, которые  он  только  что
покинул, парк казался сущим раем. Но увы! В этом раю не  было  змей,  но  он
кишел Адамами и Евами с  маленькими  Каинами  и  Авелями,  что  валялись  на
травке, пили, орали, храпели, занимались любовью,  ссорились,  смеялись  или
сидели с мрачным видом.
   Поразившись, братец Джон остановился. Он так  долго  находился  в  стенах
обители Девы Нашей Города Четвертого Июля, что и забыл, как выглядит скопище
людей.
   Топчась на месте, он услышал звук, от которого все вокруг смолкли. Где-то
пронзительно выла сирена пожарной машины.
   Повернувшись, он увидел, что от таверны на краю парка  тянется  дымок.  И
над верхушками деревьев,  прорезая  воздух,  летела  красная  игла  пожарной
лестницы.
   Братец Джон кинулся  в  сторону  таверны.  Она  была  одной  из  немногих
закусочных в городе на поверхности  земли  и  напоминала  бревенчатый  салун
периода ранней Америки. Здесь любители пикников могли  вкушать  "атмосферу",
забывая об обширных, убийственно чистых и светлых кафетериях своих компаний,
в которых обычно питались.
   Стоявший в дверях владелец "етова старова аризонского  салуна"  преградил
вход братцу Джону.
   - Никаких грабежей!- заорал он.- Пришибу первого, кто попытается  войти!-
В здоровых мясистых лапищах он держал здоровенный тесак.
   Братец Джон остановился и, переводя дыхание, сказал:
   - Я не собираюсь вас грабить, друг мой. Я прибежал посмотреть, не могу ли
чем-нибудь помочь.
   -  Никакой  помощи  не  нужно,-  ответил  владелец,  продолжая  угрожающе
вздымать тесак.- Пару лет назад у меня тоже случился  пожар,  так  вломилась
толпа и до приезда полицейских утащила все, что только можно. И  больше  мне
этого не надо.
   Братца Джона стали подталкивать сзади. Он оглянулся и обнаружил,  что  за
его спиной сгрудилась толпа мужчин и женщин,  которые  подпихивали  его.  Не
подлежало сомнению, что до  появления  полиции  они  намеревались  ворваться
внутрь, утащить все, на что удастся наложить  руки,  и  разгромить  таверну.
Таким привычным образом, когда в городе что-то случалось, они выражали  свое
неприятие  замкнутого  образа  жизни  и  бездушия  представителей  городских
властей.
   Владелец надежно утвердился в дверном проеме и гаркнул:
   - Я расколю череп первым же мужчине или женщине, которые попробуют  войти
сюда! И да поможет мне Бог!
   Собравшиеся взревели от ярости и зарычали на человека, который  осмелился
не подпускать их к добыче. Выбрасывая этакие ложноножки, готовые к  насилию,
толпа  двинулась  вперед,  и,  подпираемый  ею,  братец  Джон  волей-неволей
оказался во главе банды грабителей.
   К счастью, в этот момент на толпу упала тень подъехавшей пожарной машины,
которая тут же обдала  злоумышленников  струей  пены.  Все  подались  назад,
судорожно хватая ртами воздух, ибо пенная масса перекрыла доступ кислорода в
дыхательные пути. Братец Джон  сам  чуть  не  задохнулся  прежде,  чем  смог
выбраться из груды пены, облепившей его с головы до ног.
   И тут же, истошно завывая сиреной, с неба свалился полицейский  вертолет.
Оттуда, блестя металлическими сочленениями ног и  округлых  грудных  клеток,
поблескивая живыми черными глазами, которые казались влажными на неподвижных
танталовых лицах, высыпали копы и  принялись  окружать  толпу.  Их  громовые
голоса перекрывали всеобщий галдеж, и вскоре в парке воцарился порядок.
   Пожарные вошли в таверну и через десять минут покинули ее. Большая  часть
из них погрузилась в пожарную машину, а несколько человек  остались  убирать
пену. Еще один полицейский выслушал рассказ владельца таверны и тоже ушел.
   Хозяином таверны  был  невысокий  коренастый  мужчина  лет  пятидесяти  с
густыми висячими черными усами. Раздувая их, он не менее пяти минут  ругался
по-американски, на лингво и на мексиканском диалекте. Затем  стал  закрывать
двери заведения.
   Братец   Джон,   который   остался   понаблюдать,   чем   все   кончится,
поинтересовался:
   - Почему вы закрываетесь? Разве теперь у вас не все в порядке?
   На самом деле почему его  не  очень  интересовало;  главным  образом,  он
надеялся как-то перекусить. Вот уже не менее  получаса  желудок  урчал,  как
голодный пес.
   - Все,- ответил хозяин.- Но вышел из  строя  автошеф-повар  и  задымился-
потому-то я и вызвал пожарных.
   - А вы сами не могли его отремонтировать?
   -   Нет,   потому   что   я   подписал   новый    контракт    с    союзом
электриков-ремонтников,- пробурчал усатый хозяин.- И мне не позволено ничего
ремонтировать. А они теперь бастуют, требуя повышения зарплаты. Черт  бы  их
побрал! Скорее прикрою бизнес, чем впредь  стану  иметь  с  ними  дело.  Или
придется  ждать,  пока  из  Мехико  не  приедет  мой  брат  Хуан.   Он   сам
технарь-электронщик и знает, как запустить автошефа. Но он  прибудет  только
на следующей неделе. И когда он появится, мы этим ублюдкам покажем.
   - Так уж получилось,- сглатывая слюну при мысли  о  яствах,  кроющихся  в
этом заведении, улыбнулся братец Джон,- что, кроме  всего  прочего,  я  тоже
специалист по электронике. И могу запустить вашего автошефа.
   Трактирщик уставился на него из-под густых бровей:
   - И что ты за это хочешь?
   - Хороший обед,- ответил братец Джон.- И денег  на  такси  и  трубопоезд,
чтобы добраться до космопорта.
   Хозяин оглянулся.
   - А тебя не беспокоят неприятности с  профсоюзом?  Они  свалятся  нам  на
голову, как автобус, у которого отказал антиграв.
   Братец Джон задумался. Бурчание в животе уже  было  слышно  невооруженным
ухом.
   - Не хотелось бы, чтобы меня сочли скэбом. Но если ваш брат в самом  деле
через несколько дней отремонтирует устройство, не вижу  ничего  страшного  в
том,  чтобы  заблаговременно  привести  его  в  порядок.   Кроме   того,   я
проголодался.
   - О'кей,- сказал владелец.- Похороны за твой счет. Но должен предупредить
тебя, что на кухне у меня имеется соглядатай. Наблюдатель.
   - Он может прибегнуть к насилию?- спросил братец Джон.
   Трактирщик извлек сигару изо рта и уставился на послушника:
   - Где ты был всю жизнь?
   - Я несколько лет отсутствовал на Земле,- объяснил братец  Джон.-  И  все
это время находился в достаточно уединенном заведении.
   Он не счел нужным уточнять, что весь первый год провел в госпитале Джонса
Хопкинса, где после того, как сдался полиции, прошел  курс  реабилитационной
терапии.
   Владелец пожал плечами и через  обеденный  зал  провел  братца  Джона  на
кухню, где показал на большую картину на стене, "Утро на Антаресе II" работы
Трюдо.
   - Выглядит совсем как картина,- сказал он.- Вот это и есть "наблюдатель".
Телепередатчик. Профсоюз следит за мной из  своей  штаб-квартиры.  Стоит  им
увидеть, что ты ремонтируешь шеф-повара,  они  решат,  что  их  обдурили,  и
примчатся сюда, как волки.
   - Я не испытываю желания делать что-то незаконное или неэтичное,-  сказал
братец Джон.- Но что случится, если  мы...  то  есть  я...  обесточу  вашего
"наблюдателя"?
   - Ничего не  получится,  разве  что  расколотить  его,-  мрачно  произнес
хозяин.- Подача энергии осуществляется дистанционно из помещения профсоюза.
   - А что, если его занавесить?- поинтересовался братец Джон.
   - В профсоюзной штаб-квартире тут же раздастся сигнал  тревоги,-  ответил
хозяин таверны.- И  один  из  этих  копов-зомби  тут  же  отволочет  меня  в
каталажку. С  моей  стороны  противозаконно  тем  или  иным  образом  мешать
"наблюдателю" глазеть, что у меня тут делается. Я даже обязан круглые  сутки
жечь свет на кухне. И что хуже всего, именно я обязан  оплачивать  счета  за
электричество, а не этот гребаный профсоюз.
   Сочное словцо не смутило братца Джона. Подобные выражения давно перестали
считать вульгарными или неприличными; не имело никакого значения,  выражался
человек по-английски или прибегал к латинскому оригиналу, ссылка на телесные
функции уже  не  воспринималась  как  оскорбление.  Тем  не  менее  культура
двадцать третьего столетия имела другие табуизированные слова, и,  пусти  он
их в ход, это могло бы оскорбить братца Джона.
   Послушник попросил плоскогубцы, кусачки, отвертку и изолирующую  ленту  и
засунул голову в дыру, образовавшуюся после того, как пожарные сняли стенную
панель. Трактирщик принялся нервно  ходить  взад  и  вперед,  отчаянно  дымя
сигарой, словно индеец, который с помощью дыма  костра  умоляет,  чтобы  ему
скорее прислали денег из дому.
   - Может, мне и не стоило подпускать тебя  к  этой  работе,-  сказал  он.-
Профсоюз натравит на  нас  банду  своих  головорезов.  Может,  они  тут  все
разнесут. Может, потащат меня в суд. Ведь ты  же  не  мой  брат.  Вот  когда
ремонтник является совладельцем заведения, они ничего не могут сделать.
   Братец Джон не отказался бы поесть перед началом работы. Желудок  у  него
бурчал все громче, а кишечник был готов совершить грех каннибализма.
   - А почему бы вам не вызвать копов?-  спросил  он.-  Они  бы  тут  навели
порядок.
   - Ненавижу этих зомби с металлическими задницами,- ответил владелец.- Как
и любой порядочный человек. Поэтому никто не обращается к полицейским,  пока
совсем уж не подопрет. Люди начинают брать наведение порядка  в  свои  руки,
потому что терпеть не могут иметь дело с копами. Я уж лучше предпочту, чтобы
мне все тут разгромили, и заплачу за  ремонт,  чем  попрошу  о  помощи  этих
проклятых зомби.
   - Неподкупные и бесстрастные силы охраны закона всегда были  недостижимым
идеалом,- сказал братец Джон.- Наконец они у нас появились...
   - Не будь ты духовным лицом, я бы сказал, куда ты  можешь  засунуть  свои
слова,- возразил трактирщик.- Но вот что я хочу узнать. Почему  вы,  монахи,
назыв