й,  и
он испытал чувство облегчения  оттого,  что  из-за  тумана  увидеть  лодки
сверху нельзя; но тут же подумал, что в любом случае опасности  нет.  Едва
ли армия, использующая эту планету в качестве базы для ведения межзвездной
войны, придаст какое бы то ни было значение двум  утлым  суденышкам  с  их
пассажирами - десятью людьми и пятью крылатыми конями.
     Зажатые между дождем и волнами, они плыли и плыли. От  воды  как  дым
поднялась  тьма.  Наступила  долгая  холодная  ночь.  Наконец   забрезжил,
придавая все более ясные очертания туману, дождю и волнам, сероватый свет.
Внезапно сумрачные рыбаки (их было по двое в каждой лодке), встревожились,
схватились за руль и начали напряженно вглядываться  в  туман.  Вдруг  над
лодками  поднялась  скала,  видная  только,  когда  в  клубящемся   тумане
появились разрывы. Лодки стали ее огибать, над парусами  нависли  каменные
глыбы и низкорослые, расплющенные ветром деревья.
     Яхан, поговорив с одним из рыбаков, перевел Роканнону:
     - Мы сейчас рядом с устьем большой реки,  на  одном  ее  берегу  есть
место, где можно пристать, а других таких мест близко нет.
     Яхан еще не договорил эти слова, когда нависшие глыбы вдруг исчезли в
тумане еще более густом, туман этот заклубился над лодкой, а  по  ее  килю
внезапно ударило сильное течение, и лодка заскрипела.  Улыбающаяся  голова
дракона  на  носу  заплясала.  Рыбаки  в  обеих  лодках  начали  громко  и
возбужденно перекликаться.
     - Река разлилась, - перевел Яхан. - Они пытаются повернуть... держись
крепче!
     Роканнон еле успел схватить Кьо за  локоть,  когда  лодка  зарыскала,
закачалась, зачерпывая бортами воду, а потом заплясала  в  каком-то  диком
танце среди противоборствующих течений; рыбаки, выбиваясь из сил, пытались
вернуть ей устойчивость; за белым туманом  не  видно  было  даже  воды,  а
крылатые кони, завывая от ужаса, рвались из сковывающих их движения пут.
     Драконья голова, перестав качаться, наконец снова пошла  вперед,  как
вдруг мощный порыв ветра с облаком густого тумана перекинул парус и  резко
накренил  лодку.  Парус,  громко  хлопнув,  прилип  к   воде,   и   лодка,
соответственно,  легла  на  борт.  Теплая  красная  вода  коснулась   лица
Роканнона, наполнила рот, залила глаза. Во что-то вцепившись, он судорожно
пытался перевести дыхание. Оказалось, что держится он снова за Кьо  и  оба
они барахтаются в бушующем, теплом, как кровь, море, а оно  кидает  их  из
стороны в сторону, переворачивает и уносит все  дальше  от  опрокинувшейся
лодки. Роканнон закричал, зовя на помощь, но непроницаемый  туман  ответил
мертвым молчанием. Есть ли  где-нибудь  берег,  и  если  да,  то  в  каком
направлении и как далеко? Он поплыл туда, где еще маячил смутно  в  тумане
корпус перевернутой лодки; теперь Кьо держался за его локоть.
     - Роканнон! - послышалось совсем близко.
     Из белого хаоса вынырнула улыбающаяся до ушей драконья голова на носу
второй лодки. Миг - и рядом  с  ними  в  воде  оказался  Могиен  и  начал,
одновременно борясь с  течением,  обматывать  Роканнона  и  Кьо  веревкой.
Роканнон ясно видел лицо Могиена, дуги его бровей и  потемневшие  от  воды
золотистые волосы. Кьо и Роканнона втащили в лодку, потом - Могиена.
     Сразу после них подобрали Яхана и одного из двух  толенских  рыбаков,
управлявших лодкой Роканнона. Другой рыбак и оба  крылатых  коня  утонули,
оказавшись под перевернутой лодкой. Уцелевшую лодку вынесло  тем  временем
во внешнюю часть бухты, здесь течения и ветры были  слабее,  чем  в  самом
устье.  Переполненная  промокшими  безмолвствующими  людьми,  она   плыла,
покачиваясь, по красной воде сквозь мглу.
     - Но ведь ты совсем  не  мокрый,  Роканнон!  Как  такое  возможно?  -
заговорил наконец Могиен.
     Все еще не оправившийся от потрясения,  Роканнон  посмотрел  на  свою
насквозь пропитанную водой одежду и не понял, что Могиен имеет в виду.  За
него, улыбаясь, ответил дрожащий от холода фииа:
     - На Скитальце две кожи.
     Только  тогда  Роканнон  понял  и  показал  Могиену  эту   "кожу"   -
герметитовый костюм, который он, чтобы уберечь себя от сырости  и  холода,
надел накануне  вечером,  оставив  открытыми  лишь  голову  и  кисти  рук.
Герметитовый костюм у него сохранился, и под костюмом по-прежнему  был  на
груди "Глаз моря"; но рации, "Путеводителя" с картами, лазерного пистолета
и всего  остального,  что  связывало  Роканнона  с  его  цивилизацией,  он
лишился.
     - Яхан, ты возвращаешься домой.
     Слуга и господин стояли в тумане  друг  против  друга  на  незнакомом
берегу, вокруг клубился туман, и прямо под ногами у  них,  вскипая,  шипел
прибой.
     Теперь на трех крылатых коней приходилось шесть всадников. Маленького
Кьо  мог  посадить  к  себе   какой-нибудь   из   "среднерослых",   другой
"среднерослый" мог посадить с собой Роканнона, но посадить  кого-нибудь  к
тяжелому Могиену было нельзя: любой конь быстро выдохся бы.  Поэтому  один
из трех "среднерослых" должен был вернуться вместе  с  рыбаками  в  Толен.
Могиен решил, что вернуться должен Яхан, самый молодой из ольгьо.
     - Я отправляю тебя домой не потому, что ты сделал что-то не  так  или
не сделал того, что должен был сделать, Яхан. А теперь иди в лодку, рыбаки
ждут.
     Слуга не двинулся с места. Позади него рыбаки гасили  ногами  костер,
который путники разожгли, чтобы приготовить пищу. Неяркие искры взлетали и
тут же гасли.
     - Повелитель, - прошептал Яхан, - отправь домой Иота.
     Коричневое лицо Могиена помрачнело, и  он  положил  руку  на  рукоять
меча.
     - Иди, Яхан!
     - Не пойду, Повелитель.
     Меч со свистом вылетел из ножен, и Яхан, издав полный отчаянья  крик,
повернулся и растаял в тумане.
     - Подождите его  немного,  -  сказал  Могиен  рыбакам;  лицо  его  не
выражало никаких чувств. - Потом отправляйтесь. И мы отправимся тоже, но в
другую сторону, - и он повернулся к Кьо. -  Маленький  Повелитель,  ты  не
поедешь на моем коне, пока он не летит?
     Кьо сидел у костра, съежившись как от холода; с тех пор как они сошли
на берег Фьерна, он не ел ни разу и не вымолвил ни слова.  Могиен  посадил
его в седло своего серого коня и  пошел  впереди,  повернувшись  спиною  к
морю. Роканнон последовал за Могиеном, не  переставая  удивляться:  только
что готов был в  холодной  ярости  убить  человека  и  тут  же  приветливо
обращается к другому. Высокомерный и преданный, беспощадный  и  добрый,  в
самой непоследовательности своей Могиен был царствен.
     От толенских рыбаков они знали, что восточнее этой  бухты,  к  берегу
которой они пристали, есть селение,  и  путники,  оставаясь  все  время  в
куполе мертвенно-бледного тумана, лишавшего их способности  видеть,  пошли
на восток. На крылатых конях можно  было  бы  подняться  над  туманом,  но
животные, обессилившие и понурые после  двух  дней,  которые  они  провели
связанными в лодке, лететь не хотели.  Их  вели  Могиен,  Иот  и  Рахо,  а
Роканнон замыкал шествие, время от времени поглядывая украдкой по сторонам
- вдруг появится Яхан, к которому он относился особенно хорошо.  Чтобы  не
мерзнуть, он остался в своем герметитовом костюме, не  надел  пока  только
плотно облегающего голову капюшона. Но, несмотря на защиту, которую обещал
герметитовый костюм, на душе у Роканнона было тревожно  оттого,  что  идти
приходится по незнакомой местности и в густом тумане,  сквозь  который  не
видно ни зги, и он напряженно  искал  глазами  в  песке  что-нибудь  вроде
палки. В промежутке между ложбинок, прорезанных  в  песке  краями  крыльев
шагающих впереди коней, среди лентообразных водорослей  и  пятен  засохшей
морской соли он увидел наконец то, что искал - длинную белую  палку,  явно
выброшенную на берег морем; Роканнон вытащил ее из песка и теперь,  обретя
оружие, почувствовал себя уверенней, но, задержавшись, чтобы взять  палку,
он отстал  от  остальных.  Заспешил,  догоняя  их.  Вдруг  справа  выросла
незнакомая фигура. Он поднял было палку, но его обхватили сзади и повалили
на спину. Чем-то холодным и мокрым зажали рот. Он стал вырываться,  но  от
удара потерял сознание.
     Когда Роканнон начал приходить в себя и ощутил  боль,  он  обнаружил,
что по-прежнему лежит на спине в песке. Над ним высились две огромные, как
ему показалось, фигуры; лишь смутно различимые  в  тумане,  они  стояли  и
спорили о чем-то на диалекте ольгьо. Он понимал только отдельные  слова  и
короткие фразы.
     - Оставим его здесь, - сказал один.
     - Лучше убьем, - сказал второй.
     Тогда Роканнон перевернулся на бок, натянул на голову и лицо  капюшон
герметитового костюма  и  его  запечатал.  Один  из  ольгьо  повернулся  и
пристально посмотрел  на  Роканнона;  Роканнон  увидел,  что  ольгьо  этот
закутан в меха.
     - Надо отвести его к Згаме, - сказал первый.
     Они поговорили еще, а потом, взяв  Роканнона  за  руки,  подняли  его
рывком и потащили, когда он встал, за собой; он вынужден был бежать, чтобы
не упасть. Он пытался вырваться, но перед глазами у него  все  плыло  и  в
голове был туман. Этот туман, однако, не помешал ему увидеть,  что  вокруг
потемнело, услышать голоса, увидеть стену из  кольев,  глины  и  плетеного
камыша и укрепленный в ней пылающий факел. Потом - потолок, снова  голоса,
мрак.  И  в  конце  концов  уже  ничком  на  каменном  полу,  он   очнулся
окончательно и приподнял голову. В нескольких шагах от него горел огромный
костер. От костра его отделял частокол голых  ног  и  свисающие  над  ними
обтрепанные края меховой одежды. Он поднял голову выше и увидел, что прямо
перед ним стоит ольгьо, белолицый, черноволосый, бородатый,  закутанный  в
меха в черную и зеленую полоску,  на  голове  была  четырехугольная,  тоже
меховая шапка.
     - Ты кто? - спросил ольгьо, глядя ненавидящим взглядом на Роканнона.
     - Я...  я  прошу  гостеприимства  этого  дома,  -  сказал,  с  трудом
поднимаясь на колени, Роканнон. Надо было выиграть время.
     - Ты уже с нашим гостеприимством познакомился,  -  сказал  бородатый,
наблюдая, как Роканнон ощупывает голову. - Этого мало? Тебе добавить?
     Грязные ноги и обтрепанный мех задвигались, темные  глаза  впились  в
Роканнона, белые лица заухмылялись.
     Роканнон поднялся на ноги и выпрямился. Стал ждать молча, не шевелясь
и наконец почувствовал, что головокружение прошло, а пульсирующая  боль  в
голове начала  слабеть.  Тогда  он  поднял  голову  и  посмотрел  прямо  в
блестящие черные глаза бородатого.
     - Ты Згама, - сказал он.
     Бородатый, явно испугавшись, попятился. Роканнон,  не  раз  в  других
мирах попадавший в похожие переделки, попытался сохранить инициативу.
     - Я Скиталец. Я пришел с севера через море, с суши, что по ту сторону
солнца. С миром я пришел и с миром уйду. Миновав дом Згамы,  уйду  на  юг.
Пусть никто не остановит меня!
     - О-о-о-о! - выдохнули все рты. Роканнон по-прежнему не мигая смотрел
на Згаму.
     - Хозяин здесь я, - прорычал тот злобно, но не очень  убедительно.  -
Моего дома не минует никто.
     Роканнон смотрел ему в глаза и молчал.
     Згама понял, что в единоборстве  глазами  он  проигрывает;  его  люди
по-прежнему испуганно и удивленно таращились на пленника.
     - Что ты на меня уставился? - заорал Згама.
     Его слов Роканнон будто не слышал. Он уже понял, что  Згама  из  тех,
кто никогда не признает своего поражения, но менять тактику было поздно.
     - Не смотри! - еще громче заревел Згама.
     Он выхватил из-под своей меховой одежды  меч,  взмахнул  им  и  нанес
удар, после которого голова Роканнона должна была  бы  покатиться.  Однако
она осталась на своем месте. Роканнон пошатнулся, но меч отскочил  от  его
шеи как от камня.
     - О-о-о-о-о! - выдохнули все изумленно.
     А незнакомец уже снова стоял неподвижно и смотрел в глаза Згаме.
     Згама  заколебался;  казалось,  он  вот-вот  отступит  и  даст  этому
странному пленнику уйти. Однако упрямство взяло верх.
     - Хватайте его! - проревел Згама.
     Никто не тронулся с места, и тогда он сам схватил Роканнона за  плечи
и повернул. Только после этого, осмелев, схватили Роканнона  и  остальные,
но Роканнон не сопротивлялся. Герметитовый костюм надежно защищал  его  от
вредных химических веществ, высоких температур и радиоактивности, а  также
от ударов, наносимых такими предметами, как пули или мечи;  однако  костюм
не мог помочь Роканнону высвободиться из цепких рук десяти или  пятнадцати
сильных мужчин.
     - Никому не миновать дома Згамы, Хозяина Длинной Бухты! - главарь дал
наконец волю своей ярости. - Я понял, что ты шпион  желтоголовых  Ангьена.
Пробрался сюда, говоришь как ангья, знаешь всякую  ворожбу,  а  следом  за
тобой с севера приплывут лодки с драконами на носу. Ну уж  нет!  Я  хозяин
тех, у кого нет хозяев. Пусть только желтоголовые и их рабы-блюдолизы сюда
сунутся - они узнают вкус бронзы! А ты выполз из моря, чтобы  погреться  у
моего костра, так? Хорошо, погреешься. И  жареным  мясом,  шпион,  наешься
досыта. Привяжите его к столбу, вон к тому!
     Глумление Згамы подняло у его  людей  дух,  и  они,  отталкивая  друг
друга,  кинулись  привязывать  пленника  к   одному   из   двух   столбов,
поддерживавших над очагом огромный вертел; после этого они стали класть  к
ногам Роканнона дрова.
     Потом наступило молчание. Мрачный, казавшийся из-за мехов на нем  еще
крупнее, чем он был на самом деле, Згама выдернул из костра горящую ветку,
потряс ею перед самыми глазами Роканнона  и  поднес  к  дровам.  Те  сразу
вспыхнули. В один миг загорелись плащ и туника Роканнона, которые ему дали
в Халлане, и вокруг головы, перед его лицом заплясали языки пламени.
     - У-у-ух! - выдохнули все.
     - Смотрите! - крикнул кто-то.
     И они увидели сквозь дым, что пленник стоит, как стоял  до  этого,  и
по-прежнему глядит в глаза Згаме. На голой груди лежала золотая цепочка, а
на ней висел большой драгоценный камень.
     - Педан, педан, - запричитали, прячась по темным углам, женщины.
     Наступившую,  пронизанную  страхом  и  растерянностью  тишину   снова
нарушил дикий рев Згамы:
     - Он сгорит! Он  должен  сгореть!  Дэхо,  подбрось  еще  дров,  шпион
поджаривается слишком медленно! - И, подтащив  мальчика,  которого  только
что назвал, к куче дров, заставил его подкладывать их в  костер.  -  Дайте
что-нибудь поесть! Вы слышите, женщины? Ну, теперь  ты  видишь,  Скиталец,
как мы гостеприимны? Ты видишь, как мы едим?
     Женщина протянула Згаме деревянную миску с  большим  куском  мяса  на
ней, Згама схватил кусок и, стоя прямо перед  Роканноном,  впился  в  мясо
зубами; по его бороде потек сок. Его примеру  последовали  двое  или  трое
стоявших у него за спиной. Большинство же предпочло держаться в  отдалении
от Роканнона, но и им пришлось, как  того  захотел  Згама,  есть,  пить  и
радостно кричать; время от времени они начинали подзадоривать друг  друга,
и тогда кто-нибудь из них подходил к костру и подбрасывал туда полено  или
два; пленник по-прежнему стоял среди языков пламени и  молчал,  и  на  его
странной блестящей коже играли красноватые отсветы огня.
     Наконец костер у него под ногами погас, а шум вокруг стих. По  углам,
на теплой золе улеглись спать, не снимая с себя меховых лохмотьев, мужчины
и женщины. Двое уселись сторожить; у того и у другого в руке была  фляжка,
а на коленях лежал меч.
     Роканнон закрыл глаза. Скрестил два пальца, распечатав  этим  капюшон
герметитового костюма. Долгая ночь сменилась долгим рассветом.  Из  клубов
тумана, вплывавших в открытые проломы окон, появился Згама; следя за  тем,
чтобы не  поскользнуться  на  вымазанном  жиром  полу,  перешагивая  через
храпящие тела, он подошел к Роканнону и на него уставился. Взгляд, которым
пленник ответил Згаме, был по-прежнему спокойным и твердым,  взгляд  Згамы
был полон бессильной злобы.
     - Ну гори, гори! - и Згама, повернувшись, ушел.
     Снаружи к Роканнону доносилось глухое воркование хэрило; этим жирным,
покрытым перьями домашним животным, чье мясо служило  пищей  для  ангья  и
ольгьо, обрезали, чтобы животные не  улетели,  крылья,  и  здешние  хэрило
паслись по-видимому на прибрежных скалах.
     Мужчины ушли, в доме осталось только несколько  женщин  с  маленькими
детьми, и женщины эти, даже когда пришло время жарить  мясо  к  ужину,  от
Роканнона старались держаться подальше.
     Уже тридцать часов Роканнон стоял прикованный к столбу, у него болели
ноги, и его мучила жажда. Жажда была хуже всего. Без еды он мог обходиться
очень долго и, наверно, так же долго, если не дольше,  мог  оставаться  на
ногах, хотя голова у него уже кружилась; но без воды он  мог  продержаться
еще только один долгий день этой планеты.
     Вечером языки пламени снова заплясали перед его лицом, и  сквозь  них
он видел бородатое, угрюмое, белое лицо  Згамы;  но  перед  его  мысленным
взором стояло другое лицо, обрамленное золотыми волосами и темное, -  лицо
Могиена, к которому он испытывал  теперь  не  только  дружеские,  но  и  в
каком-то смысле отеческие чувства. Ночь  тянулась  и  тянулась,  и  костер
горел и горел. Роканнон думал о маленьком фииа Кьо,  похожем  на  ребенка,
вызывающем смутную тревогу, связанным с ним узами, которые  он,  Роканнон,
не пытался понять; заново слышал, как воспевает героев Яхан, как ворчат  и
смеются, чистя скребницей большекрылых коней, Иот и Рахо; видел снова, как
снимает с шеи золотую цепочку Хальдре. Из прежней жизни, хоть он и побывал
на многих мирах, много узнал, много сделал,  ему  не  вспоминалось  сейчас
ничего. Прошлое в нем сгорело. Сейчас  ему  чудилось,  будто  он  стоит  в
Халлане, в большом длинном зале, увешанном  гобеленами,  на  которых  люди
сражаются с великанами, и Яхан, протягивая  ему  чашу  с  водой,  говорит:
"Пей, Повелитель Звезд. Пей".
     И он выпил воду.



                                    5

     В чаше, когда Яхан, снова наполнив, протянул  ее  Роканнону,  плясали
Фени и Фели, две самые большие луны.  Костер  погас,  в  нем  тлело  всего
несколько углей. Вокруг было темно, только лунный свет проникал в  оконные
проемы, и в тишине только временами было слышно, как  ворочаются  и  дышат
спящие.
     Яхан почти бесшумно открепил цепь  от  столба,  и  Роканнон,  ноги  у
которого отекли, прислонился к столбу.
     - Наружные ворота охраняют всю ночь, -  услышал  он  шепот  Яхана.  -
Поэтому  бежать  лучше  завтра  днем,  когда  они  погонят  пастись  своих
хэрило...
     - Нет, лучше завтра ночью.  Ноги  болят,  идти  быстро  я  не  смогу.
Придется схитрить. Надень цепь на крюк, Яхан, вот на этот - она будет меня
поддерживать. Я сам смогу снять цепь с крюка, когда понадобится.
     Кто-то проснулся и сел, зевая, и Яхан, блеснув в лунном свете улыбкой
до ушей, припал к полу и слился с темнотой, Роканнон снова увидел  его  на
рассвете: вместе с другими, одетый, как и все, в грязные  шкуры,  он  гнал
хэрило пастись, черные волосы на голове у него торчали как  щетина.  Опять
подошел Згама и злобно уставился на  Роканнона.  Роканнон  понимал,  Згама
половину своих стад и жен отдал бы ради того, чтобы  избавиться  от  этого
пленника с его сверхъестественными, наводящими ужас  способностями.  Згама
проспал в теплой золе, ею была выпачкана  вся  его  голова,  и  он  больше
походил на обожженного  огнем  человека,  чем  Роканнон,  чье  тело  сияло
белизной. Тяжело ступая Згама ушел, и до вечера помещение почти  опустело.
Роканнон коротал  время,  делая  малозаметные  со  стороны  изометрические
упражнения.  Когда  какая-то  женщина,  проходя  мимо,  увидела,  что   он
потягивается, он не только не прервал упражнения, а еще стал раскачиваться
и запел негромко  без  слов.  Женщина  упала  на  четвереньки  и  так,  на
четвереньках, скрылась, хныча, за дверью.
     За  окнами  начало  смеркаться,  угрюмые  женщины  поставили  в  очаг
вариться  похлебку  из  мяса  и  морских  водорослей,  а  снаружи   вскоре