ететь именно в этом  направлении.  И  теперь,
когда ему предстояло проникнуть одному на огромную базу, Роканнону  меньше
всего хотелось привлекать к себе внимание.
     Уже на закате, привязав своего крылатого на пологом склоне холма,  он
продолжал  свой  путь  пешком.  И  вот  теперь,  через  несколько   часов,
приближался к группе строений по ту сторону огромной  и  пустой  цементной
равнины ракетодрома. Ракетодром был только один, и, поскольку весь  личный
состав войск и материальная часть находились теперь здесь, на планете,  им
пользовались очень редко. Когда до ближайшей цивилизованной планеты восемь
световых лет, вести войну при помощи традиционных грузопассажирских ракет,
передвигающихся со скоростью ниже световой, едва ли кому-нибудь  придет  в
голову.
     База, когда ты видел ее собственными глазами,  оказывалась  огромной,
ужасающе огромной, но большая часть строений служила  жильем  для  личного
состава. Здесь размещалась почти вся армия мятежников. В то время как Союз
Всех Планет попусту тратил время, обыскивая и покоряя их  родную  планету,
мятежники  делали  ставку  на  следующее   обстоятельство:   исключительно
маловероятно, чтобы среди всех миров Галактики  их  смогли  обнаружить  на
этом, не имеющем даже имени. Роканнон знал, что  некоторые  из  гигантских
бараков сейчас пусты: за несколько дней до этого  значительный  контингент
солдат и техников был отправлен, как  он  "услышал",  на  другую  планету,
которую мятежники завоевали или убедили присоединиться к  ним  в  качестве
союзника. Прибудут туда отправленные  без  малого  через  десять  лет.  Он
чувствовал уверенность фарадейцев.  По-видимому,  ход  войны  их  радовал.
Одной хорошо укрытой базы и шести  ССК  было  достаточно,  чтобы  угрожать
безопасности Союза Всех Планет.
     Эту ночь Роканнон выбрал заранее: из всех  четырех  лун  на  небе  до
полуночи будет только пойманный  притяжением  планеты  маленький  астероид
Хелики. Когда он приближался к вытянувшимся цепочкой ангарам,  Хелики  уже
висела над холмами, однако у него не было чувства, что кто-то  его  видит.
Ни оград, ни часовых не было. Зато космос в  радиусе  нескольких  световых
лет  от  Фомальгаута  непрерывно  наблюдали   специальные   автоматические
устройства. В аборигенах этой безымянной планетки,  застрявших  на  уровне
бронзового века, фарадейцы угрозы для себя не видели.
     Когда ангары с отбрасываемой ими тенью остались позади,  Хелики  была
уже полной и светила с  наибольшей  возможной  для  нее  яркостью.  И  она
наполовину убыла к тому времени, когда он  оказался  у  цели:  шести  ССК.
Сверхсветовые корабли лежали  гуськом  под  смутно  различимым  в  темноте
огромным шатром из маскировочной сети, похожие на шесть исполинских черных
яиц. Немногочисленные деревья вокруг (это  была  опушка  Виарнского  леса)
казались рядом с ними игрушечными.
     А  теперь,  несмотря  на  связанный   с   этим   риск,   нужно   было
"прислушаться". Он остановился в тени деревьев и, напрягая предельно  слух
и зрение, направил мысленно внимание на яйцевидные  корабли,  на  то,  что
внутри их и вокруг них. В каждом (он понял еще в  Брейгне)  днем  и  ночью
сидел пилот, готовый в случае опасности в один миг исчезнуть отсюда вместе
со своим ССК.
     Так поступили бы шестеро пилотов  лишь  в  одной  ситуации:  если  бы
стационарный центр управления в четырех милях отсюда, на восточной границе
базы, был благодаря диверсии или бомбовому  удару  уничтожен.  Тогда  долг
каждого пилота заключался бы в том, чтобы при  помощи  автономной  системы
управления корабля увести его отсюда. Но полет на ССК  был  самоубийствен:
при "передвижении" со скоростью выше световой гибла любая  жизнь.  Поэтому
все пилоты в этих  шести  кораблях  были  фанатиками,  готовыми  в  случае
надобности  пожертвовать  жизнью.  Но   даже   они,   сидя   и   дожидаясь
исключительно  маловероятного  мгновенья  славы,  страдали  от  скуки.   И
Роканнон сейчас почувствовал, что в одном ССК находился не один человек, а
двое. Внимание обоих было чем-то поглощено. Между ними находилась какая-то
расчерченная на квадраты плоскость. Этот образ уже много  раз  всплывал  в
сознании Роканнона в предшествующие вечера, и Роканнон  сделал  сам  собой
напрашивающийся  вывод:  двое   пилотов   играют   в   шахматы.   Роканнон
"прислушался" к тому, что происходит в соседнем ССК, и  обнаружил,  что  в
этом корабле никого нет.
     Быстрым шагом Роканнон пошел между  редкими  деревьями  по  траве,  в
сумраке казавшейся серой, к пятому кораблю в цепочке, поднялся по трапу  и
вошел  через  открытый  люк  внутрь.  Внутри,  как  оказалось,  ССК  резко
отличался от обычных космических кораблей.  Сплошь  хранилища  управляемых
снарядов, пусковые установки, гигантские компьютеры, реакторы - вызывающий
жуть лабиринт с коридорами, достаточно широкими для  того,  чтобы  по  ним
могли  проезжать  ракеты  с  боеголовками,  способными  уничтожить  каждая
огромный город. Поскольку ССК следовал не через  пространственно-временной
континуум, у него не было ни переднего, ни заднего конца, не  было  вообще
никакой видимой логики в конструкции корпуса. Подавляя  в  себе  туманящий
сознание страх, Роканнон стал искать ансибл и проискал его целых  двадцать
минут.
     Лишь на миг после того, как нашел наконец машину  и  перед  ней  сел,
позволил себе Роканнон "прислушаться" к соседнему  кораблю.  Сразу  всплыл
образ руки,  замершей  в  сомнении  над  белым  слоном.  Роканнон  тут  же
переключил внимание на  другое.  Запомнив  координаты,  стоящие  на  шкале
ансибла, он заменил их координатами Базы Наблюдения за РФЖ Восьмой области
Галактики в Кергелене, на планете Новая  Южная  Джорджия  -  единственные,
которые он помнил. Потом включил передатчик ансибла.
     Когда  какой-нибудь  из  его  пальцев  (только  левой  руки)  нажимал
клавишу, буква, которой клавиша соответствовала,  одновременно  появлялась
на небольшом черном экране в комнате на планете в  восьми  световых  годах
отсюда:

     СРОЧНО СОЮЗУ ВСЕХ ПЛАНЕТ.  База  боевых  ССК  фарадейских  мятежников
находится  на  Фомальгауте-2,  Юго-Западный  Континент,  28ё28'   северной
широты, 121ё40' западной долготы, приблизительно в 2 милях  северо-востоку
от широкой реки. База замаскирована,  однако  должна  быть  видима  как  4
квартала из 28 групп бараков и ангаров  на  ракетодроме,  протянувшемся  с
востока на запад. 6 ССК находятся не на самой базе, а с  ней  рядом,  чуть
юго-западнее  ракетодрома,  на  опушке  леса  и  замаскированы   сетью   и
светопоглотителями. Удар должен быть только прицельным, так как  аборигены
в  мятеж  не   вовлечены.   Я,   Гаверал   Роканнон,   из   Фомальгаутской
Этнологической Экспедиции. Я единственный уцелевший ее  участник.  Передаю
через ансибл на борту одного из вражеских ССК. До рассвета здесь  остается
около пяти часов.

     Он хотел было добавить: "Дайте мне часа два,  чтобы  я  успел  отсюда
убраться", но не стал. Если фарадейцы сейчас его поймают, они могут, чтобы
спасти свои ССК, перевести их в другое место.  Он  выключил  передатчик  и
восстановил на шкале прежние координаты. Проходя по металлическим  мосткам
в огромных коридорах, он  "заглянул"  опять  в  соседний  корабль.  Игроки
встали из-за доски, двигались.  Один  в  тускло  освещенных  помещениях  и
коридорах, Роканнон побежал. Подумал было, что повернул не в  ту  сторону,
но тут же прямо перед собой увидел люк, скатился по трапу вниз и  помчался
вдоль бесконечно длинного корпуса корабля  и  наконец,  миновав  следующий
корабль, такой же бесконечно длинный, нырнул во мрак леса.
     Бежать по лесу он не мог - во-первых, оттого, что каждый вдох обжигал
легкие,  а  во-вторых,  оттого,   что   под   деревьями   царила   полная,
непроницаемая тьма. Пробираясь так быстро,  как  только  мог,  вдоль  края
ракетодрома, Роканнон достиг его конца и тем  же  путем,  каким  пришел  к
базе, отправился назад, теперь это было легче,  потому  что  Хелики  опять
прибывала, а часом позже взошла также и Фени. Время уходило, а сам он, как
ему казалось, не двигался в темноте ни на шаг, оставался  на  месте.  Если
базу бомбардируют, пока он от нее близко, ударная волна или бушующее пламя
неизбежно его настигнут, и сейчас, с трудом находя  во  мраке  дорогу,  он
испытывал панический ужас при мысли о том, что вот-вот за спиной  вспыхнет
свет и уничтожит его. Но почему ничего не произошло до сих пор, почему они
так медлят?
     Была еще ночь, когда он добрался до  двуглавого  холма,  где  оставил
привязанным своего крылатого. Животное, рассерженное тем,  что  в  местах,
где можно хорошо поохотиться, ему  этого  сделать  не  дали,  зарычало  на
Роканнона. Тот прижался к теплому боку крылатого и, как Кьо,  стал  чесать
его за ушами.
     Потом Роканнон сел на крылатого, чтобы поехать  на  нем  не  взлетая.
Тот, продолжая лежать на животе, долго не поднимался. Наконец, протестующе
подвывая, крылатый встал и невыносимо медленным  шагом  пошел  туда,  куда
направил его Роканнон - на север.  Хотя  и  с  трудом,  но  теперь  они  с
крылатым  могли  разглядеть  вокруг  поля  и  холмы,  селения,   брошенные
жителями, и вековые деревья, но взлетел крылатый, лишь когда на  восточных
холмах забелел восход. Взмыв  наконец,  крылатый  нашел  высоту,  где  дул
попутный для него ветер, и поплыл по воздуху в светлых лучах  зари.  Время
от времени Роканнон оглядывался. Все позади дышало миром, на западе  вновь
заполненное туманом русло пересохшей  реки.  Роканнон  "прислушался"  -  и
ощутил мысли, действия, грезы своих врагов; там ничего не изменилось.
     Что ж, он сделал все что мог. В конце концов он не  всемогущ.  Одному
человеку не под силу справиться с начавшим войну народом. Измученный всем,
что было, подавленный поражением, он летел к Брейгне, единственному месту,
где его приютят. Гадать, почему Союз Всех Планет  так  долго  не  атакует,
было бесполезно. Не атакует - и все, важен только сам этот  факт.  Решили,
наверно, что его послание - просто-напросто ловушка. Возможно и другое: он
неправильно запомнил координаты, а всего лишь одна неправильная цифра  уже
могла низвергнуть сообщение в бездну  вне  времени  и  пространства.  Ради
того, чтобы это сообщение было отправлено, умерли Рахо, Иот, Могиен, а оно
не дошло по назначению. И он теперь до конца своей жизни изгнанник,  чужак
на чужой для него планете.
     Это последнее, в конце концов, несущественно. Ведь он  один  человек,
всего-навсего. А судьба одного человека не имеет значения.
     "Если она не имеет значения, то что имеет?"
     Эти слова, которые он запомнил, всегда жгли его память. Он оглянулся,
словно отводя взгляд от всплывшего в  памяти  лица  Могиена,  и  с  воплем
загородил глаза искалеченной рукой, закрылся  от  беззвучно  выросшего  до
самого неба на равнинах у него за спиной ослепительно белого цвета дерева.
     Повергнутый  в  ужас  ревом  и  силой  налетевшего  ветра,   крылатый
Роканнона, издав  вопль,  метнулся  вперед,  потом  упал  вниз.  Роканнон,
сбросив державшие его в седле ремни, повалился ничком на грунт  и  прикрыл
голову руками. Но отгородиться он не смог - отгородиться не от света, а от
ослепившей тьмы, от сопереживания гибели одновременно,  в  одно  и  то  же
мгновенье, тысячи человек. Миг бесконечной смерти. А потом - молчание.
     Он поднял голову и услышал - молчание.



                                  ЭПИЛОГ

     Спустившись перед самым закатом во дворе  Брейгны,  Роканнон  слез  с
седла и остался стоять  возле  крылатого,  измученный,  с  седой  поникшей
головой.  Его  окружили  все  жившие  в  замке   золотоволосые   и   стали
расспрашивать, что за огромный огонь вспыхнул на юге,  правду  ли  говорят
скороходы с  равнин,  будто  Чужие  все  уничтожены.  Почему-то  они  были
уверены, что он знает. Он стал  искать  глазами  Ганье.  Когда  он  увидел
наконец ее лицо, дар речи к нему вернулся, и он, запинаясь, заговорил:
     - Враги уничтожены. Больше они здесь  не  появятся.  Твой  Повелитель
Ганхинг отмщен. Как и мой Повелитель Могиен. Как и твои  братья,  Яхан;  и
как народ Кьо; и как мои товарищи. Враги все мертвы.
     Они расступились, давая ему дорогу, и он вошел в замок.
     В один из вечеров через несколько дней после  этого,  в  ясные  синие
сумерки, какие бывают после грозы с ливнем, он прогуливался вместе с Ганье
по мокрой от недавно  прошедшего  дождя  террасе  башни.  Ганье  спросила,
собирается ли он покинуть Брейгну.
     После долгого молчания он ответил:
     - Не знаю. Яхан,  по-моему,  хочет  вернуться  на  север,  в  Халлан.
Несколько  ваших  юношей  тоже  хотели  бы  отправиться  туда   морем.   И
Повелительница Халлана ждет, конечно, вестей о сыне... Но  Халлан  не  мой
родной дом. У меня нет дома на вашей планете. Я не вашего племени.
     Кое-что она уже о нем знала, поэтому спросила:
     - А твои соплеменники не появятся, чтобы тебя разыскать?
     Он окинул взглядом расстилавшуюся внизу прекрасную страну; далеко  на
юге блестела в летних предзакатных сумерках река.
     - Может, и появятся, - ответил он. - Через  восемь  лет.  Смерть  они
умеют посылать сразу,  зато  жизнь  продвигается  много  медленней...  Кто
теперь мои соплеменники? Ведь я уже не тот, кем был раньше.  Я  изменился;
мне довелось пить из родника в горах. И я не хочу  больше  слышать  голоса
врагов.
     Молча они прошли семь шагов до парапета; потом Ганье, подняв глаза  к
синим, туманным, высящимся неприступной крепостью горам, сказала:
     - Останься с нами.
     Роканнон помолчал, потом ответил:
     - Останусь. На некоторое время.
     Но оказалось, что на всю оставшуюся ему жизнь. Когда прибыли  корабли
Союза Всех Планет и Яхан привел искавшую Роканнона  экспедицию  на  юг,  в
Брейгну,  Роканнон  был  уже  мертв.  Народ   Брейгны   оплакивал   своего
Повелителя, и тех, кто разыскивал Роканнона, встретила его вдова, высокая,
золотоволосая, с большим, сияющим, оправленным в золото синим  драгоценным
камнем на груди. И Роканнон так и не узнал, что Союз  назвал  эту  планету
его именем.