его  лицо  в  резком  красном  свете  зари
выглядело измученным и детским.
     - Это ты, Скиталец! - воскликнул он. - Мы  думали...  тебя  нигде  не
было видно... мы думали, ты упал вниз...
     Могиен тряхнул золотогривой головой, словно сбрасывая с себя сон,  и,
взглянув на Роканнона, надолго задержал на нем взгляд. А потом тихо сказал
охрипшим вдруг голосом:
     - С возвращением тебя, Повелитель Звезд, наш друг! Мы тебя дождались.
     - Я встретил... я разговаривал с...
     Могиен поднял руку, останавливая его.
     - Ты вернулся; я радуюсь твоему возвращению. Мы продолжаем  наш  путь
на юг?
     - Конечно, продолжаем.
     - Хорошо.
     И Роканнон почему-то не удивился, что Могиен, который столько времени
до этого был вожаком, теперь говорит с ним как менее знатный властитель  с
более знатным.
     Могиен свистнул в свой беззвучный свисток, и они стали ждать и  ждали
долго, но крылатые кони так и не появились. Путники покончили с последними
остатками очень сытных сухарей фииа и  возобновили  спуск.  Согревшийся  в
герметитовом костюме, Яхан чувствовал себя лучше, и  Роканнон  настоял  на
том, чтобы он пока не снимал костюм.  Хотя  молодому  ольгьо,  чтобы  силы
по-настоящему  к  нему  вернулись,  нужны  были  пища  и  хороший   отдых,
продолжать путь он уже не мог, а  это  было  необходимо:  красный  рассвет
предсказывал ухудшение погоды. Трудным спуск не был, но  был  медленным  и
отнимал много сил. Поздним утром, взмыв из лесов  далеко  внизу,  появился
серый крылатый Могиена. Они навьючили на него седла, сбрую, меховые  шкуры
- все, что несли, и тот поднялся в воздух и стал летать то выше, то  ниже,
то на одном уровне с ними  и  время  от  времени  (возможно,  зовя  своего
полосатого товарища, все еще охотившегося или пировавшего в  лесах)  вопил
пронзительно. Примерно в полдень они достигли  очень  трудного  участка  -
огромного выхода гранита; перебраться через него они могли, только  связав
себя одной веревкой.
     - Возможно, поднявшись на  крылатом,  ты  нашел  бы  для  нас  лучшую
дорогу, чем эта, - сказал Могиену Роканнон. - Как жаль, что второй до  сих
пор не прилетел!
     Почему-то у него было чувство,  что  надо  торопиться;  ему  хотелось
поскорее покинуть этот голый серый склон горы и укрыться под деревьями.
     - Второй был очень усталым,  когда  мы  его  отпустили,  -  отозвался
Могиен, - и, может быть, ему  до  сих  пор  не  удалось  ничего  для  себя
поймать. Мой, когда мы  летели  через  перевал,  нагружен  был  меньше.  Я
посмотрю, что по ту сторону гранитного выступа. Может, перенести разом нас
троих на расстоянии нескольких полетов стрелы  у  моего  крылатого  хватит
сил.
     Могиен свистнул,  и  серый  с  покорностью,  до  сих  пор  изумлявшей
Роканнона в животном столь большом и столь плотоядном,  сделал  в  воздухе
круг и опустился около  них.  Могиен  одним  движением  вскочил  на  него,
пронзительно крикнул,  взмыл  на  нем  в  воздух,  и  по  золотым  волосам
скользнул последний  луч  дневного  светила,  успевший  прорваться  сквозь
утолщающиеся на глазах нагромождения облаков.
     По-прежнему  дул  пронизывающий,  холодный  ветер.  Яхан  съежился  в
каменной выемке, глаза его были закрыты. Роканнон сидел и смотрел в  даль,
на самом удаленном краю которой он скорее угадывал, чем видел блеск  моря.
Он не разглядывал огромный туманный ландшафт,  появлявшийся  и  исчезавший
между проплывающих облаков, а смотрел в  одну  точку  на  юго-юго-востоке.
Закрыл глаза. Прислушался... и услышал.
     Странный дар  получил  он  от  обитателя  пещеры,  хранителя  теплого
источника на этих безымянных горах; дар, которого,  из  всех  мыслимых  он
меньше всего для себя желал бы. Там, в темноте, у бьющего из глубин ключа,
он был обучен особому  уменью,  которое  его  соплеменники  и  люди  Земли
наблюдали у других разумных видов, но которое у них самих,  за  редчайшими
исключениями, да  и  то  только  в  форме  коротких  всплесков,  абсолютно
отсутствовало.  Держась  как  за  якорь  спасения  за  свою   человеческую
сущность, он в страхе отринул обладание во всей полноте той силой, которой
обладал и которую предлагал хранитель родника. Что  в  Роканноне  от  этой
встречи осталось, так  это  способность  "слышать"  представителей  одного
разумного вида, способность "слышать" из голосов всех миров один  голос  -
голос его врага.
     Когда Кьо был с ними, Роканнон усвоил от  него  начатки  общения  без
помощи слов; но он не хотел узнавать мысли своих товарищей,  когда  те  об
этом даже не подозревают. Там,  где  есть  верность  и  любовь,  понимание
должно быть всегда взаимным.
     Но за теми, кто убил его товарищей  и  нарушил  мир,  он  был  вправе
следить, вправе их "слушать". Он сидел на гранитном выступе и  вслушивался
в мысли людей в постройках среди холмов на тысячи футов вниз от него и  на
сто  километров  от  него  вдаль.  "Слушал"  невнятную  болтовню,  гуденье
голосов, далекий гомон  и  бушеванье  страстей.  Разобрать  в  общем  гаме
отдельные голоса он был не в состоянии  также  из-за  множества  (наверно,
сотни) разных мест, откуда те доносились; он слушал, как слушает  младенец
- не выделяя из шума составляющие шум звуки. У  хранителя  родника  был  и
другой дар, о нем Роканнон только слышал на одной из планет, где до  этого
побывал; дар "распечатывать" в другом индивиде телепатическую способность:
и обитатель пещеры научил Роканнона ее направлять, но  Роканнон  не  успел
научиться пользоваться ею в полной мере. Его голова, заполнившаяся  чужими
мыслями и чувствами, сейчас кружилась; казалось, тысяча незнакомцев  нашла
в ней приют. Ни одного слова разобрать он не мог. "Слышал" он не слова,  а
намерения, желания, чувства, пространственные ощущения  многих  индивидов,
безнадежно перемешавшиеся в его нервной системе; ощущал ужасающие  вспышки
страха и зависти, потоки довольства, бездны сна,  невероятно  раздражающее
головокружение от полупонимания-получувства. И вдруг что-то  поднялось  из
этого хаоса, что-то абсолютно четкое, более ощутимое,  чем  чужая  рука  у
тебя на коже. Кто-то двигался по направлению к нему, кто-то, кто "услышал"
его, Роканнона. Ощущение было очень ярким и  сопровождалось  переживаниями
скорости, пребывания в небольшом  замкнутом  пространстве,  любопытства  и
страха.
     Открыв глаза, Роканнон посмотрел вперед, словно надеясь увидеть перед
собой лицо человека,  которого  "слышал".  Тот  был  недалеко,  совершенно
определенно,  и  приближался.  Но  ничего  не  видно  было  вокруг,  кроме
опускающихся все ниже облаков. Несколько маленьких снежинок закружились  в
ветре. Слева вздымался огромный выступ, преграждавший им путь. Яхан  стоял
рядом с Роканноном и смотрел на него  испуганно.  Но  Роканнон  сейчас  не
способен был утешить Яхана: ощущение его собственного  присутствия  в  его
собственном сознании не оставляло его ни на  миг,  и  прервать  контакт  с
чужаком он не мог.
     -  Там...  там...  воздушный  корабль,  -  хрипло,  словно   во   сне
пробормотал он. - Вон там!
     Там, куда он показал, не было ничего, только воздух и облака.
     - Вон там, - повторил шепотом Роканнон.
     Яхан посмотрел снова и громко вскрикнул. Довольно далеко от скалы, на
которой они стояли, появился на своем сером Могиен,  он  к  ним  летел,  а
далеко позади него, среди быстро несущихся  облаков,  показалось  внезапно
что-то большое и черное, похоже, парившее неподвижно  или  очень  медленно
двигавшееся. Могиен мчался, подгоняемый ветром, не зная о том,  что  летит
сзади; лицо его было обращено к горе,  он  искал  на  ней  взглядом  своих
товарищей - две крохотные фигурки  на  крошечном  карнизе  среди  камня  и
облаков.
     Черная машина стала больше, придвинулась; ее лопасти,  громко  треща,
нарушали царившее на этой  высоте  безмолвие.  Еще  яснее,  чем  он  видел
вертолет, Роканнон ощущал  человека  внутри  кабины,  ощущал  непонимающее
прикосновение  сознания  к  сознанию,  агрессивный,  пытающийся  сам  себя
обмануть страх.
     - Прячься! - шепнул он Яхану.
     Но сам был не  в  силах  даже  пошевельнуться.  Вертолет,  захватывая
вращающимися лопастями клочья облаков, неуверенными рывками продвигался  к
ним, все ближе и ближе. Наблюдая вертолет снаружи,  Роканнон  одновременно
наблюдал из его кабины, не зная, что именно он ищет две маленькие  фигурки
на скале. И испытывал при этом страх, страх... Яркая  вспышка,  обжигающая
боль в теле Роканнона, невыносимая боль.  Психический  контакт  прервался,
словно его не было. Роканнон снова был  самим  собой,  стоял  на  каменной
площадке, прижимая правую руку к груди, ловя ртом воздух, глядя,  как  все
ближе подбирается вертолет, как вращаются с громким стрекотом лопасти, как
целится установленный в носу вертолета лазер...
     Справа, из полной воздуха и облаков бездны, вынырнуло серое  крылатое
животное, и человек, сидевший  на  нем  верхом,  резко  закричал  -  будто
засмеялся пронзительным, торжествующим смехом. Один взмах широких  крыльев
- и конь с седоком врезались прямо в парящую машину. Будто что-то огромное
разорвали на две части; какой-то  миг  казалось,  что  последует  страшный
вопль, но он так и не прозвучал; а потом воздух опустел.
     Двое, вжимавшиеся животом в скалу, смотрели во все глаза.
     Снизу не доносилось ни звука. Клубясь, через бездну плыли облака.
     - Могиен!
     Это имя Роканнон выкрикнул вслух. Ответа не было. Были  только  боль,
страх и молчание.



                                    9

     По крыше громко стучал дождь. В комнате царил полумрак,  но  дышалось
легко.
     Около кровати Роканнона стояла женщина, ее лицо было  ему  знакомо  -
гордое темное лицо под короной золотых волос.
     Он хотел было ей сказать, что Могиен погиб, но язык не слушался.  Вид
женщины поверг его в крайнюю растерянность: ведь Хальдре  из  Халлана  уже
старуха, и волосы у нее седые, а другой золотоволосой женщины, которую  он
знал, давно нет в живых, и в любом случае  он  видел  ее  только  раз,  на
планете в восьми световых годах отсюда.
     Он снова попытался заговорить.
     - Лежи спокойно, Повелитель, - сказала она на "общем языке",  правда,
звуки этого языка она выговаривала немного по-другому.
     Помолчав, она, оставаясь на том же месте,  заговорила  снова  так  же
негромко, как в первый раз:
     - Это замок Брейгна. Вы пришли вдвоем, оба в снегу с головы до ног, с
перевала. Ты был на грани смерти, и тебе  долго  придется  восстанавливать
свои силы. Еще будет время для разговоров.
     Времени было сколько угодно, и под аккомпанемент дождя оно  проходило
незаметно и мирно.
     На следующий день или, быть может, на следующий после  следующего,  к
Роканнону пришел Яхан; он страшно похудел и прихрамывал, а лицо было все в
рубцах - обморожено. Но менее приятными были перемены в его  манере  вести
себя с Роканноном: в нем  появились  почему-то  раболепие,  приниженность.
Поговорив  с  ним  немного,  Роканнон,  преодолевая  чувство   неловкости,
спросил:
     - Ты что, Яхан, меня боишься?
     -  Я...  постараюсь  не  бояться  тебя,  Повелитель,  -  ответил  тот
запинаясь.
     Когда Роканнон оказался наконец в  состоянии  сойти  без  посторонней
помощи в  Зал  Пиршеств  замка,  он  обнаружил  такие  же,  как  у  Яхана,
благоговение и страх на всех лицах, хотя лица эти  были  смелые  и  умные.
Золотоволосые, темнокожие, высокорослые - древнее  племя,  лишь  одним  из
колен которого были ангья, когда-то ушедшие через море на север  -  таковы
были лиу, Повелители Суши, с незапамятных времен живущие здесь, на  холмах
предгорий, и на холмистых равнинах дальше к югу.
     Сперва он подумал, что на них действует его внешняя непохожесть,  его
темные волосы и светлая кожа: но ведь таким был и Яхан,  а  Яхана  они  не
боялись. Они вели себя с Яханом как с  Повелителем,  равным,  что  бывшего
халланского раба ошеломляло и радовало. Однако с Роканноном они обращались
как с Повелителем над Повелителями, как с кем-то, кому равных здесь нет.
     Обращались  так  с   Роканноном   все   -   за   одним   исключением.
Повелительница Ганье, невестка  и  наследница  старого  властителя  замка,
овдовела за несколько месяцев до этого; но всегда рядом с ней  можно  было
видеть ее золотоволосого маленького сына. Роканнона застенчивый мальчик не
боялся, более того, он тянулся к этому странному взрослому и  расспрашивал
того о горах, о странах на севере и о море. Роканнон терпеливо отвечал  на
его вопросы.  Мать  слушала,  спокойная  и  ласковая,  как  лучи  дневного
светила; иногда поворачивала к Роканнону,  улыбаясь,  свое  лицо  -  точно
такое, как у женщины, когда-то, давным-давно, появившейся в музее.
     В конце концов он спросил у нее, что о нем думают в Замке Брейгна,  и
она ответила откровенно:
     - Думают, что ты из богов.
     Употребила она слово, которое он впервые услышал в деревушке у  замка
Толен: _п_е_д_а_н_.
     - Это не так, - сказал он строго.
     У нее вырвался короткий смешок.
     - Почему они так думают? - спросил он  раздраженно.  -  Разве  у  лиу
появляются боги с седыми волосами и искалеченными руками?
     Лазерный луч с вертолета ударил в его правое запястье, и с тех пор он
правой рукой почти не мог пользоваться.
     - А почему бы им и не появляться такими? -  сказала  Ганье,  улыбаясь
гордо, но ласково. - Однако тебя считают богом потому,  что  ты  пришел  с
горы.
     Лишь через несколько мгновений понял он, что она имеет в виду.
     - Скажи, Повелительница Ганье, ты знаешь о... хранителе родника?
     На ее лицо набежала тень.
     - Об этом народе мы знаем только из преданий. Очень давно - с тех пор
сменилось девять поколений властителей Брейгны -  Йоллт  Большой  поднялся
туда, где высоко, и вернулся изменившимся. Мы поняли, что ты встретился  с
ними, Самыми Древними.
     - Как вы смогли это понять?
     - Когда ты бредил, ты все время говорил о цене, о полученном даре и о
цене, которую за него заплатил. Йоллт заплатил  тоже...  Ценой  была  твоя
правая рука, Повелитель Скиталец? - с неожиданной робостью спросила она.
     - Нет. Я отдал бы обе свои руки, чтобы спасти то, что я потерял.
     Он встал и подошел к окну этой комнаты в  башне,  окну,  из  которого
открывался вид на долины и холмы до самого моря. Высокий холм, на  котором
стоял замок Брейгна, огибала река, разливавшаяся дальше вширь между холмов
более низких, ярко сверкающая, потом исчезавшая в туманных далях, где лишь
с трудом можно  было  разглядеть  деревни,  поля,  башни  замков  и  среди
бушующих синих гроз и внезапно прорывающихся вниз лучей  дневного  светила
снова блеск реки.
     - Мест прекраснее я не видел, - сказал Роканнон,  думая  о  том,  что
Могиену увидеть их так и не довелось.
     - Для меня они не так прекрасны, как были раньше.
     - Почему, Повелительница Ганье?
     - Из-за Чужих!
     - Расскажи о них, Повелительница.
     - Они появились у нас в конце прошлой зимы; их много, они  летают  на
больших воздушных лодках, и их оружие все сжигает. Никто не знает,  откуда
они - о них не упоминается ни в одном предании. От реки Виарн до моря  они
теперь единственные хозяева. Они убили или прогнали из родных мест жителей
восьми владений. Мы, живущие на этих холмах, теперь  их  пленники;  мы  не
смеем даже пасти свои стада на старых  пастбищах.  Сперва  мы  попробовали
воевать с Чужими. И мой муж, Ганхинг, был убит  их  сжигающим  оружием.  -
Взгляд Ганье скользнул по  обожженной,  искалеченной  руке  Роканнона,  на
мгновенье она умолкла. - Они... убили его еще во время первой оттепели,  и
он до сих пор не отмщен. Мы, Властители Суши, смирились и избегаем  встреч
с Чужими! И некому заставить их заплатить за смерть Ганхинга!
     - Они заплатят за нее,  Повелительница  Ганье;  заплатят  сполна.  Ты
поняла, что я не бог, но, надеюсь, не считаешь  все-таки,  что  человек  я
вполне обычный?
     - Нет, Повелитель, - отозвалась она. - Не считаю.
     Дни проходили за днями, долгие дни лета длиною в  год.  Белые  склоны
вершин над Брейгной стали синими; зерно на  полях  Брейгны  созрело,  было
сжато, опять посеяно и уже созревало снова, когда однажды к концу  дня  во
дворе, где в это время объезжали крылатых, Роканнон подсел к Яхану.
     - Я продолжу свой путь на юг, Яхан. Ты останешься здесь.
     - Нет, Скиталец! Разреши и мне...
     Яхан не договорил, вспомнив, быть может,  окутанный  туманом  морской
берег, где, увлеченный жаждой приключений, он ослушался Могиена. Роканнон,
улыбнувшись дружелюбно, сказал:
     - Одному мне будет легче. А вернусь, уверен, я скоро.
     - Но ведь я поклялся быть твоим верным рабом, Скиталец. Очень  прошу,
разреши мне пойти с тобой.
     - Когда утрачиваются имена, клятвы теряют силу. Ты  поклялся  служить
Роканнону, и было это по ту сторону гор. По эту сторону гор  нет  рабов  и
нет человека, которого зовут Роканнон. Прошу  тебя  как  друга,  Яхан,  не
говори больше об этом ни со мной, ни вообще с кем бы то ни было, но завтра
перед рассветом оседлай мне халланского крылатого.
     И на следующий день, еще до  рассвета,  Яхан,  крепко  держа  поводья
последнего оставшегося крылатого из Халлана, серого с полосами,  стоял  во
дворе прилетов и ждал Роканнона. Этот крылатый появился  в  Брейгне  через
несколько дней после них, полуобмороженный, ослабевший от  голода.  Теперь
он снова стал гладким, и его снова  переполняла  энергия,  он  то  и  дело
грозно рычал и бил своим полосатым хвостом.
     - Твоя вторая  кожа  на  тебе,  Скиталец?  -  спросил  Яхан  шепотом,
затягивая ремни на бедрах  Роканнона.  Говорят,  Чужие  стреляют  огнем  в
каждого, кого завидят верхом на крылатом близ мест, где они живут.
     - Она на мне.
     - Но ты не берешь с собой и одного меча?
     - Нет. Не беру. Слушай меня внимательно, Яхан:  если  я  не  вернусь,
открой мою сумку - она лежит у меня в комнате. В сумке ты найдешь  кусочек
ткани, на нем много черточек и кружочков и еще нарисована  эта  местность;
если кто-нибудь из моего народа когда-нибудь здесь появится, отдай им  все
это, хорошо?  Там  же  и  ожерелье.  -  Лицо  Роканнона  потемнело,  и  он
отвернулся. - Его отдай Повелительнице Ганье, если я не вернусь и не смогу
отдать сам. Пожелай мне удачи.
     - Пусть умрет твой враг, не оставив сыновей, -  сквозь  слезы  сказал
гневно Яхан и отпустил поводья.
     Крылатый  взмыл  в   бесцветное   теплое   небо   летнего   рассвета,
развернулся, загребая крыльями как огромными веслами, и,  поймав  северный
ветер, исчез за холмами. Яхан стоял и смотрел. А  из  окна  высокой  башни
вслед улетавшему смотрело темное лицо  с  нежными  чертами,  смотрело  еще
долго после того, как исчез из виду крылатый с седоком  и  в  небе  взошло
дневное светило.
     Странным было путешествие к месту, которого Роканнон никогда до этого
не видел и, однако, представлял себе очень хорошо благодаря  впечатлениям,
поступившим  в  его  сознание  из  сознаний  нескольких  сот  людей.  Хотя
зрительных впечатлений  не  было,  были  осязательные  ощущения,  а  также
ощущения времени, места и  движения.  Часами  в  течение  ста  дней,  сидя
неподвижно в своей  комнате  в  замке  Брейгна,  тренировался  Роканнон  в
восприятии этой информации и наконец получил точное, хотя и не  выраженное
в словах или зрительных образах, представление о территории вражеской базы
и размещенных на этой территории строениях. И теперь он подробно знал, что
представляет собой база, как в нее пройти и  где  находится  то,  что  ему
нужно.
     Но было очень трудно после долгих и напряженных тренировок  отключить
сейчас, когда он приближался к своим врагам, обретенную им способность,  а
взамен использовать только глаза, уши и разум. После встречи с  вертолетом
он знал, что чувствительные индивиды могут на близких расстояниях  ощущать
его присутствие. Он "притянул" вертолетчика к себе, и тот, вероятно,  даже
не понял, что заставило его л