Урсула ЛЕ ГУИН

                            ПЛАНЕТА РОКАННОНА




                             ПРОЛОГ. ОЖЕРЕЛЬЕ

     Где сказка, а где быль на этих мирах,  спрятавшихся  за  бесконечными
годами? На безымянных, называемых живущими на них просто  "мир",  планетах
без истории, где лишь в мифе продолжает жить прошлое и  исследователь,  их
посещая снова, обнаруживает, что совершенное им здесь всего несколько  лет
назад уже успело стать деяниями божества. Сон разума рождает тьму,  и  она
наполняет эти зияющие провалы во времени, через  которые  ложатся  мостами
лишь трассы наших летящих со скоростью света кораблей; а  во  тьме  бурно,
как сорняки, разрастаются искажения и диспропорции.
     Когда пытаешься пересказать историю  одного  человека,  обыкновенного
ученого Союза Всех Планет, который не так уж много лет назад отправился на
такую вот малоисследованную, безымянную планету, ты  оказываешься  как  бы
археологом среди тысячелетних руин:  то,  продираясь  сквозь  переплетения
листьев и цветов, лиан и веток, выходишь вдруг, как из темноты на свет,  к
геометрической правильности колеса или к  отшлифованному  угловому  камню;
то, вступив в ничем не примечательный  и  озаренный  лучами  солнца  вход,
находишь внутри мрак, а в нем  -  мерцанье  огонька,  которого  не  ждешь,
сверкание драгоценных камней, едва заметное движение женской руки.
     Где быль, а где сказка, где одна истина и где другая?
     Синий драгоценный камень вспыхнул и тут же, отправившись  в  обратный
путь, погас, но вся история о Роканноне озарена его светом. Так начнем же:

     Восьмая область Галактики, N 62: ФОМАЛЬГАУТ-2.
     Контакт установлен со следующими Разумными Формами Жизни (РФЖ):
     Вид 1.
     Подвид  А.  Гдема.  Разумные  гуманоиды,  обитают  под   землей,   на
поверхность выходят только ночью; рост 120-135 см,  кожа  светлая,  волосы
темные.  В  момент  контакта  жили  расслоенными  на  касты   сообществами
городского типа; система правления олигархическая. Особая  характеристика:
телепатия в пределах планеты.  Культура  ранней  стали,  ориентирована  на
техническое развитие. В 252-254  гг.  миссия  Союза  Всех  Планет  подняла
уровень до Промышленного-С. В 254 г. олигархам района Кириенского моря был
подарен корабль-автомат (запрограммированный  только  на  полеты  к  Новой
Южной Джорджии и обратно). Статус С-Прим.
     Подвид В. Фииа. Разумные  гуманоиды,  обитают  на  поверхности,  днем
бодрствуют; средний рост 130 см, кожа и волосы у наблюдавшихся  индивидов,
как правило светлые. Живут,  насколько  позволяют  судить  кратковременные
контакты, оседлыми сельскими, а также кочевыми сообществами. Телепатичны в
пределах планеты; возможно, обладают также способностью  к  телекинезу  на
небольших  расстояниях.  По-видимому  атехнологичны;  контактов  избегают,
внешние  проявления  культурного  развития  минимальны  и   неопределенны.
Налогообложение пока представляется невозможным. Статус Е (?).
     Вид 2.
     Лиу. Разумные гуманоиды, обитают  на  поверхности,  днем  бодрствуют;
средний рост свыше 170 см; общество аристократическое, клановое,  культура
героико-феодальная; техническое развитие остановилось на стадии бронзового
века;  тип  поселения   -   деревня-крепость.   Следует   особо   отметить
горизонтальное  общественное  расслоение,  совпадающее   с   делением   на
следующие псевдорасы: ольгьо, "среднерослые", светлокожие и  темноволосые;
ангья - "властители", очень высокие, темнокожие, светловолосые...

     - Вот из них, - проговорил Роканнон.
     Он перевел взгляд со страницы  "Карманного  указателя  Разумных  Форм
Жизни"  на  стоявшую  посреди  длинного  музейного  зала   очень   высокую
темнокожую женщину. Прямая и неподвижная, в короне золотых волос, она,  не
отрывая взгляда, рассматривала какой-то экспонат за  стеклом.  Возле  нее,
явно чувствуя  себя  не  в  своей  тарелке,  беспокойно  топтались  четыре
непривлекательных карлика.
     - А я и не подозревал, что на Фомальгауте-2, кроме подземных жителей,
есть еще столько разной публики, - сказал хранитель музея Кето.
     - Я тоже. Вон, в графе "не вполне  достоверно",  перечисляются  виды,
контакт с которыми не установлен. Похоже, что давно  пора  заняться  этими
местами поосновательней. Ну, теперь мы хоть знаем, откуда она взялась.
     - Хотелось бы мне узнать о ней побольше...


     Она происходила из древнего рода, была потомком первых  царей  ангья,
и, хотя семья ее обеднела, волосы,  это  неотчуждаемое  наследство,  сияли
чистым и неподвластным времени золотом Маленькие фииа склонялись перед ней
еще тогда, когда она босоногой девочкой носилась  по  полям  и  комета  ее
волос пламенела в неспокойных ветрах Кириена.
     Она была совсем юной, когда Дурхал из Халлана увидел ее и стал за ней
ухаживать, а потом увез ее от полуразрушенных башен и продуваемых насквозь
ветрами залов ее детства в собственный высокий замок. В Халлане, на склоне
горы, блеск и величие торжествовали пока победу над временем, но  уюта  не
было и здесь. Окна без стекол, голые каменные полы; в холодное время можно
было, проснувшись, увидеть на полу перед окном наметенную длинную  полоску
снега. Молодая жена Дурхала становилась узкими босыми  ступнями  прямо  на
запорошенный снегом пол и, заплетая в косы золото своих волос, смотрела на
отражение мужа в серебряном зеркале, что висело в их комнате, и  смеялась.
Это  зеркало,  да  еще  свадебное  платье  его  матери,  расшитое  тысячью
крошечных бисеринок, составляли все их  богатство.  Здесь,  в  Халлане,  у
некоторых его сородичей, хоть и не столь знатных, как Дурхал, до  сих  пор
были целые сундуки  парчового  платья,  мебель  из  позолоченного  дерева,
серебряная упряжь для крылатых коней, латы и в серебро  оправленные  мечи,
драгоценные камни  и  драгоценности  -  на  них  молодая  супруга  Дурхала
смотрела  с  завистью,  оглядывалась  на  усыпанную  драгоценными  камнями
диадему или на золотую брошь даже тогда,  когда  носящая  их,  исполненная
почтения к ее, Семли, родословной и замужеству, уступала ей дорогу.
     Четвертыми от Высокого Трона Халлана сидели во время трапез Дурхал  и
Семли, так близко к старому Властителю, что тот нередко собственной  рукой
наливал вино  Семли  и,  разговаривая  с  Дурхалом,  своим  племянником  и
наследником, об охоте, глядел на молодую пару с  хмурой  любовью  старика,
который уже ничего не ждет от будущего. С тех пор как появились Повелители
Звезд с их домами, взлетающими на столбах огня, и с их  страшным  оружием,
делающим ровное место там где только что стоял холм, надежд на  будущее  у
ангья Халлана и всех Западных Земель и вправду оставалось совсем  немного.
Повелители звезд нарушили все древние обычаи, запретили любые войны, и  (о
позор!) пришлось платить им  небольшую,  но  дань  -  для  войны,  которую
Повелители Звезд собираются вести с каким-то непонятным  врагом  где-то  в
провалах между звезд, у самого конца лет. "Это будет также и ваша  война",
- сказали Повелители Звезд,  но  уже  целое  поколение  благородные  ангья
сидят, постыдно праздные, в своих залах пиршеств и смотрят, как ржавеют их
двойные мечи, как вырастают, не нанеся ни одного удара в бою, их  сыновья,
а дочерям без добытого в геройском бою приданого, которое привело бы к ним
знатного жениха, приходится выходить замуж за бедняков  и  даже  хуже,  за
"среднерослых". Печальным становилось лицо Властителя  Халлана,  когда  он
обращал взгляд на золотоволосую чету и слушал, как смеются они, отхлебывая
горьковатое вино и весело болтая в холодной, разрушающейся, величественной
крепости их рода.
     Лицо Семли мрачнело, когда, глянув в зал, она видела на местах,  куда
более  удаленных  от  трона,  чем  ее  место,  среди  даже  полукровок   и
"среднерослых", на их белой коже и в черных волосах сверканье  драгоценных
камней. Сама она и серебряной заколки для волос  не  принесла  в  приданое
мужу. Платье, расшитое бисером, она убрала в сундук до дня свадьбы  дочери
- если дочь у нее родится.
     Именно дочь у них и родилась, и ей дали имя Хальдре, и, когда пух  на
ее коричневой маленькой  головке  стал  длиннее,  он  засиял  нетускнеющим
золотом, наследием царственных поколений - единственным золотом, каким  ей
предстояло владеть...
     Семли не решалась заговорить с мужем о том, чего ей не  достает.  Как
ни ласков был с нею Дурхал, но он был горд и испытывал  лишь  презрение  к
зависти, к суетным желаниям, и она боялась его  презрения.  Но  с  сестрой
Дурхала, Дуроссой, она о том однажды заговорила.
     - Когда-то моя семья владела сокровищем, - сказала она.  -  Это  было
ожерелье, золотое, с большим  синим  драгоценным  камнем  -  кажется,  его
называют сапфир?
     Дуросса пожала плечами,  улыбаясь:  она  тоже  не  знала  точно,  как
называется такой камень.  Разговор  происходил  в  конце  теплого  времени
восьмисотдневного года. Семли  сидела  вместе  с  Дуроссой  на  освещенной
солнцем каменной скамейке перед окном, высоко в Большой  Башне,  там,  где
были  покои  Дуроссы.  Рано  овдовевшую,  бездетную  Дуроссу   выдали   за
Властителя Халлана, ее дядю, брата ее  отца.  Из-за  того,  что  брак  был
заключен между родственниками и был вторым и для мужа и для жены,  Дуросса
не получила титула  властительницы  Халлана,  который  со  временем  могла
получить Семли: но сидела она рядом  со  старым  Властителем,  на  высоком
троне, и с властителем вместе управляла. Она была старше  Дурхала,  своего
родного брата, души не чаяла в его молодой жене и наглядеться не могла  на
светловолосую крошку Хальдре.
     - За него отдали, -  продолжала  Семли,  -  все  богатства,  которыми
завладел мой предок Лейнен, когда завоевал Юг. Сокровища  целого  царства,
ты  только  вообрази,  за  одну-единственную  драгоценность!  О,  она   бы
наверняка затмила все здесь, в Халлане, даже эти камни,  похожие  на  яйца
птицы кооб, которые носит твоя двоюродная сестра Иссар. Драгоценность была
так красива, что ей дали имя - назвали "Глаз  моря".  Ее  носила  еще  моя
прабабушка.
     - И ты никогда ее не видела? - лениво спросила Дуросса, глядя в  окно
на зеленые склоны гор, туда, куда долгое лето  слало  свои  бесконечные  и
жаркие ветры бродить по  лесам,  а  потом  уноситься,  кружась,  по  белым
дорогам к дальнему морскому берегу.
     - Она пропала еще до моего рождения. А отец рассказывал, что ожерелье
украли до того, как в наших владениях впервые появились Повелители  Звезд.
Сам он не любил говорить о нем, но одна старая ольгьо, которая знала много
всяких историй, рассказывала мне, что о том, где ожерелье, знают фииа.
     - Ах, как бы я хотела увидеть их! -  воскликнула  Дуросса.  -  О  них
упоминают в стольких песнях и сказаньях; почему их никогда  не  увидишь  у
нас, в Западных Землях?
     - Наверно, слишком высоко для них, слишком холодно зимой.  Они  любят
солнечные долины юга.
     - Они похожи на "людей глины"?
     - Этих я не  видела  никогда;  на  юге,  где  я  жила,  "люди  глины"
стараются держаться от нас подальше. Кажется, у  них  белая  кожа,  как  у
ольгьо, и их тела безобразны. У фииа светлые волосы, они похожи на  детей,
только совсем худые, и еще они умудренней детей. А вдруг  они  и  в  самом
деле знают, где ожерелье, кто украл его и где оно спрятано?  Ах,  если  бы
было так: я вхожу в Зал Пиршеств Халлана, сажусь рядом с мужем, а на груди
у меня сверкает богатство целого царства, и я затмеваю  всех  женщин,  как
мой муж затмевает всех мужчин!..
     Дуросса наклонилась к младенцу, который, сидя между матерью и  теткой
на звериной шкуре, рассматривал коричневые пальчики своих ног.
     - Семли глупая, - проворковала она девочке, - Семли, что сверкает как
падающая звезда, Семли, мужу  которой  не  нужно  никакого  золота,  кроме
золота ее волос...
     А Семли, чей взгляд уносился над зелеными летними склонами к далекому
морю, ответила ей молчанием.
     Но когда миновала еще одна холодная пора  и  Повелители  Звезд  снова
явились за данью, нужной им для войны против конца света  (в  этот  раз  с
ними были двое маленьких коренастых "людей глины", переводчиков,  и  ангья
опять почувствовали себя настолько униженными, что готовы были  восстать),
и прошла еще  одна  теплая  пора,  Хальдре  подросла  и  стала  прелестным
щебечущим ребенком, и Семли принесла ее однажды в  залитые  солнцем  покои
Дуроссы. На Семли был поношенный синий плащ, а капюшон на  голове  скрывал
ее золотые волосы.
     - Пусть эти несколько дней Хальдре побудет у тебя, Дуросса, -  сказал
она; движения ее были быстры, но лицо спокойно. - Я отправляюсь на  юг,  в
Кириен.
     - Повидаться с отцом?
     - Отыскать свое наследство. Твои двоюродные братья из Харгета смеются
над Дурхалом. Даже этот полукровка Парна над ним насмехается - ведь у жены
Парны, этой черноволосой неряхи с расплывшимся лицом, на постели  атласное
покрывало, в ухе - серьга с бриллиантом, и у нее целых три платья, а  жене
Дурхала свое единственное платье приходится штопать...
     - В чем гордость Дурхала, в жене или в том, что на нее надето?
     Но, словно не расслышав вопроса, Семли продолжала:
     - Властители Халлана становятся беднее всех, кто приходит к ним в Зал
Пиршеств. Я должна принести приданое своему господину,  как  приличествует
женщине с моей родословной.
     - Семли! Дурхал знает о том, что ты собралась сделать?
     - Скажи  ему,  что  все  кончится  хорошо  и  возвращение  мое  будет
счастливым. - И юная Семли весело засмеялась.
     Она наклонилась и поцеловала дочь, а потом повернулась, и, прежде чем
Дуросса успела вымолвить хотя бы слово,  стремительно  унеслась  прочь  по
залитым солнцем каменным плитам пола.
     Замужние женщины ангья лишь изредка, в  крайней  нужде,  садились  на
крылатых коней, и Семли после замужества тоже ни  разу  не  покидала  стен
Халлана; и теперь, садясь в высокое седло, она  опять  почувствовала  себя
подростком, буйной девственницей, носящейся с северным ветром  над  полями
Кириена на полуобъезженных крылатых конях. Конь, что сейчас уносил ее вниз
с высоких холмов Халлана, был  породистей  тех;  гладкая  полосатая  шкура
плотно облегала полые, рвущиеся к небу кости; зеленые глаза  жмурились  от
встречного ветра, могучие, но легкие крылья били вверх-вниз, вверх-вниз, и
Семли то видела, то нет, то видела, то нет облака над собой и холмы далеко
внизу.
     На третье утро она была уже в Кириене и вот  сейчас  вновь  стояла  в
одном из внутренних дворов замка, у полуразрушенной стены. Всю эту ночь ее
отец пил, и утреннее солнце, сквозь проломы  в  потолках  тычущее  в  него
своими длинными лучами-пальцами,  очень  раздражало  его,  а  вид  дочери,
стоящей перед ним, усиливал это раздражение.
     - Зачем ты здесь? - проворчал он, отводя от нее взгляд опухших глаз.
     - Я жена Дурхала. Я пришла за своим приданным, отец.
     Пьяница недовольно пробурчал что-то, но она в ответ  рассмеялась  так
ласково, что он, хотя и кривясь, снова посмотрел на нее.
     - Это правда, отец, что ожерелье с камнем, которое  называется  "Глаз
моря", украли фииа?
     - Откуда мне знать, правда ли это? Так мне  рассказывали  в  детстве.
Ожерелье пропало,  по-моему,  еще  до  этого  грустного  события  -  моего
рождения. Иди своей дорогой, дочь.
     Серый и раздувшийся, как существо, что оплетает  паутиной  развалины,
он поднялся и, пошатываясь, двинулся в подвалы, где прятался от света дня.
     Ведя за собой крылатого коня, на котором прилетела,  Семли  вышла  из
родного дома и, спустившись по крутому склону холма, мимо деревни  ольгьо,
хмуро, но почтительно ее  приветствовавших,  через  поля  и  пастбища,  на
которых паслись  огромные,  с  подрезанными  крыльями,  полудикие  хэрило,
направилась в Долину, зеленую, словно свежевыкрашенная миска, и  до  краев
наполненную солнечным светом. На дне долины было селение фииа;  Семли  еще
спускалась, а маленькие, тщедушные человечки уже бежали  ей  навстречу  из
своих домиков и огородов и, смеясь, кричали слабыми и тонкими голосами:
     - Привет тебе, молодая наследница Халлана, высокородная  из  Кириена,
Оседлавшая Ветер, Семли Золотоволосая!
     - Привет вам, Светлые, Дети Солнца, фииа, друзья народа ангья!
     Они повели ее в деревню, в один из их хрупких  домиков,  а  крохотные
дети бежали  следом.  Когда  фииа  становится  взрослым,  нельзя  сказать,
сколько ему лет. Семли трудно было даже отличить одного  от  другого  или,
когда они, как мотыльки вокруг свечи, носились вокруг нее, быть уверенной,
что она разговаривает с одним и тем же фииа.
     - Фииа не крали ожерелье Властителей Кириена! -  воскликнул,  отвечая
на ее вопрос, человечек. - К чему фииа золото, госпожа? В теплое  время  у
нас есть солнце, в холодное - воспоминание о  нем;  еще  -  желтые  плоды,
желтые листья в конце теплого времени, и еще у  нас  есть  золотые  волосы
Властительницы Кириена; другого золота нет.
     - Тогда, может быть, драгоценность украли ольгьо?
     Крохотными колокольчиками зазвенел вокруг нее смех и умолк не скоро.
     - Разве осмелились бы они? О Властительница Кириена, как и кто  украл
драгоценность, не знают ни ангья,  ни  ольгьо,  ни  фииа.  Только  мертвые
знают, как пропала она в те давние времена, когда у пещер на  берегу  моря
любил гулять в одиночестве твой прадед, Кирелей Гордый.  Но,  может  быть,
оно найдется у кого-то из Ненавидящих Солнце?
     - "Людей глины"?
     Снова смех, только громче и напряженней, чем прежде.
     - Садись с нами, Семли, солнцеволосая, с севера вернувшаяся.
     Она села с ними за их трапезу, и приветливость ее была так же приятна
им, как их гостеприимство - ей. Но когда она сказала, что, если ожерелье у
"людей глины", она отправится к  "людям  глины",  смех  начал  стихать,  а
кольцо вокруг нее - редеть. И наконец рядом  с  ней  остался  только  один
фииа, тот самый, возможно, с кем она говорила до начала трапезы.
     - Не ходи к "людям глины", Семли, - сказал он.
     Ее сердце екнуло, а потом все потемнело вокруг - это фииа поднял руку
и, медленно опустив ее,  закрыл  ею  свои  глаза.  Плоды  на  блюде  стали
светло-серыми, чистой воды в чашах как ни бывало.
     В далеких горах разошлись пути фииа  и  гдема.  Разошлись  много  лет
назад, -  сказал  фииа,  тщедушный  и  тихий.  -  А  еще  раньше  мы  были
нераздельное целое. В них есть то, чего нет в нас. В нас есть то, чего нет
в них. Подумай о свете, траве и плодоносящих деревьях; подумай, что не  по
всем дорогам, по которым можно спуститься вниз,  можно  так  же  подняться
вверх.
     - Моя дорога, добрый хозяин, ведет не вниз и  не  вверх,  а  прямо  к
моему наследству. Я пойду туда, где оно находится, и с ним вернусь.
     Фииа, негромко смеясь, ей поклонился.
     За последними домами она вновь села на крылатого коня, и, ответив  на
возгласы  фииа  криком  прощания,  взлетела  в  послеполуденный  ветер   и
понеслась на юго-запад, к пещерам в скалистых берегах Кириенского моря.
     Ей было страшно: вдруг, чтобы найти тех, кто ей нужен, придется войти
в эти подземелья глубоко-глубоко? Ведь рассказывали,  будто  "люди  глины"
никогда не выходят на свет солнца и боятся даже  света  Большой  Звезды  и
лун. Коварный ветер задул с  запада,  резкий,  порывистый,  вихрящийся,  и
крылатый конь ее вскоре изнемогал  от  борьбы  с  ним.  Тогда  она  решила
спуститься.  Едва  оказавшись  на  песке,  конь  сложил  крылья,  заурчал,
довольный, и улегся, подобрав под себя ноги. Семли стояла рядом,  прижимая
к шее концы плаща; она погладила коня за ушами, и тот прянул ими  и  опять
добродушно заурчал. Руке было уютно в теплой  шерсти,  зато  глаза  видели
только серое, в мазках облаков небо, серое море, темный песок. А потом  по
песку пробежало какое-то приземистое, темное существо, еще одно  и  еще...
присядут на корточки, перебегут, замрут на месте...
     Она громко их окликнула. До этого они будто ее  не  в