веревочками через каждую ладонь.  Все  оно
было сплошь покрыто мягкими шерстинками более темного цвета. С одного  конца
на тельце было утолщение, на котором Руф разглядел два больших - размером  с
женский кулачок  -  сверкающих  черных  глаза  и  россыпь  глазок  поменьше,
заходящих на затылочную область. Хотя как такового затылка  у  шетширо-циор,
конечно, не было.
   Вдоль  всего  тельца  у  существа  торчали  маленькие  ножки,  снабженные
крохотными коготками. Никаких  серьезных  ран  таким  оружием  нанести  было
невозможно.  Однако  Руф  хорошо  помнил  их  легкое  прикосновение   и   по
достоинству оценил, как ловко управляется шетширо-циор со своими  неуклюжими
и неразвитыми на первый взгляд конечностями.
   - Ты удивительный человек, - серьезно сказала  "личинка".  -  Теперь  мне
понятно, отчего ты стал Избранником. Твои мысли выглядят  совершенно  иначе,
чем мысли любого подобного тебе существа.
   (Похоже, там мелькнуло слово  "уродам,  но  он  вовремя  заменил  его  на
нейтральное "существа.)
   Руф дал бы руку на  отсечение,  что  человек  в  этой  ситуации  смущенно
склонил бы голову и  покраснел.  Шетширо-циор  сделал  неуклюжее  и  смешное
движение нижней частью пухлого туловища.
   - Ты имеешь право рассказать мне о том, кто такой  Избранник  и  кто  его
избрал?
   - Имею. Но не стану этого делать, потому что есть другие, те, кто  сумеет
объяснить это быстрее и точнее, чем я. Я - Созидатель.  Мое  дело  создавать
совершенные по форме предметы или  чинить  те,  форма  которых  нарушена  по
разным причинам. Твое тело повреждено, и я воссоздаю  его.  Но,  -  поспешно
помыслила "личинка", - я  всего  лишь  садовник,  который  поливает  цветок,
созданный Творцом.
   Слушай, Избранник, а что такое - шадофнихх?
   Руф не удержался и захохотал.
   Тело отзывалось на смех сильной болью, однако он удивленно  заметил,  что
не чувствует того зуда, который обычно возникает в местах заживающих ран.
   - Что ты делаешь? - переполошился шетширо-циор. - Тебе не должно быть так
плохо...
   - Я смеюсь, - отвечал Руф.
   С него сошло семь потов, пока он придумал, как показать новому знакомому,
что такое веселье и отчего в подобных случаях человек реагирует смехом.
   Созидатель волнообразно шевелил конечностями, двигал  мощными  жвалами  и
даже несколько раз издал тихий писк,  что  было  проявлением  очень  сильных
эмоций. Он схватывал мысли, что называется, на лету, но многие понятия  были
настолько чуждыми  для  него,  что  несчастное  создание  переспрашивало  по
несколько  раз.  Положение  усугублялось  тем,  что,  как  выяснилось,   Руф
совершенно  не  контролировал  свои  мысли  -  и  шетширо-циор   слышал   их
многократно  отраженными.  Он  довольно  быстро  запутался  в  шквале  новых
образов, а объяснять, что к чему, пришлось долго.
   Но Руф был только рад этому. Его утешала возможность договориться даже  с
таким непохожим на человека существом.  И  он  понимал,  что  это  состояние
внушено ему извне, кем-то могучим и мудрым, и был спокоен. Он не  тревожился
за свою дальнейшую судьбу, будто бы давно уже ждал чего-то подобного  и  оно
наконец свершилось.
   (А ведь и впрямь ждал. И там, на тропинке, когда  Килиан  так  мучительно
долго вытягивал из ножен свой раллоден, чтобы нанести единственный  решающий
удар, - он ждал. И ведь на самом деле дождался того, что вместо смерти обрел
некую иную реальность. Это уж точно не царство Ягмы.)
   Созидателя звали Садеон. Во всяком случае так это звучало в  человеческом
исполнении, хотя шетширо-циор долго изображал что-то похожее на смех,  чтобы
показать Руфу, как не правильно он думает его  имя.  Однако  удачнее  Кайнен
воспроизвести этот набор шипящих звуков не мог, и в конце  концов  "личинка"
согласилась с новым прозвищем. Даже одобрительно  поколотила  Руфа  по  руке
десятком-другим своих крохотных лапок.
   Все время, пока они переговаривались, Созидатель занимался ранами на теле
человека. И каждое его прикосновение приносило серьезное облегчение.
   - Какой хрупкий. - (В  этот  миг  Руфу  отчетливо  привиделся  старенький
управитель Микхи, сокрушенно качающий лысой головой.)  -  Какой  хрупкий.  А
ведь ты воин?
   - Да, воин.
   - Наши мощнее.
   Руф перевел взгляд вправо. Он не  знал,  отчего  сделал  это,  ведь  даже
движение глаз еще  причиняло  ему  неприятные  ощущения,  однако  ничуть  не
пожалел.
   Двое  возвышались  у  входа,  освещенные  все  тем  же  желтовато-зеленым
холодным светом...
   Огромные тела, закрытые естественными доспехами,  по  восемь  пар  мощных
конечностей, и каждая пара является совершенным и грозным оружием
   Сегментированные хвосты с крюками, отливающие темно-синим  плоские черепа
с парой больших глаз и устрашающими жвалами и  россыпь  мелких  звездочек  -
четыре глаза поменьше. Верхняя часть бронированного туловища,  конечности  и
хвосты существ то и дело переливались  разноцветными  пятнами,  и  от  этого
казалось, что они растворяются в пространстве. Вот только что были -  а  вот
их нет.
   И Руф счастливо улыбнулся, будто встретил  старых  друзей.  Да  так  оно,
собственно, и было.

***

   Они приходили в его сны...

3

   Это случилось, когда Садеон в очередной раз явился  в  обиталище  Руфа  в
сопровождении двоих воинов.
   Теперь Кайнен знал, что воины, масаарининцае, хотя и состоят  в  отборной
гвардии здешнего правителя, сильно отличаются друг от  друга.  Один  из  них
относится к славному роду тагдаше, а другой - к  пантафолтам.  Это  различие
Руфу понять было очень легко. Все равно что ему бы  показали  в  первый  раз
дилорна-копьеносца и раллодена-мечника.
   Пантафолт был мечником, а тагдаше  - копьеносцем.
   У первого туловище было мощнее,  а  естественная  броня  -  даже  на  вид
тяжелее и прочнее. Его череп был более плоским, коротким  и  гладким,  тогда
как у тагдаше на вытянутой голове торчали в разные стороны  острые  выросты,
похожие на многочисленные рога.  Верхние  конечности  пантафолта  напоминали
длинные мечи, а тагдаше второй и третьей  парой  конечностей  мог  колоть  и
пробивать   насквозь   значительные   препятствия.    Впрочем,    у    обоих
сегментированные хвосты заканчивались обоюдоострым лезвием, а  размеры  этих
масаари-нинцае Руф оценил в полтора своих роста.
   Когда-то, когда Килиан водил его по  окрестностям  Каина,  они  ловили  в
ручье  пресноводных  крабов,  кстати  весьма  вкусных.  Краба  было   трудно
ухватить, потому что спереди он защищался клешнями, а  вся  поверхность  его
панциря была усеяна мелкими острыми колючками, и  так  просто  схватить  его
голой рукой не получалось.
   Теперь Руф мог наблюдать исполинских размеров  существо,  броня  которого
была утыкана вовсе не маленькими, но тоже острыми шипами. Он живо представил
себе, как в бою такое существо - пусть даже случайно - заденет человека. Это
будет сплошная рана...
   Прикованный к ложу, не зная, что будет  с  ним  в  ближайшее  время,  Руф
Кайнен все равно оставался воином и командиром. И потому в первую очередь он
оценивал боевые качества своих хозяев.
   Эти существа вызывали восхищение.
   Они двигались легко и  грациозно,  их  движения  были  так  размеренны  и
плавны,  что  могли  даже  показаться  медлительными.  Впрочем,  терпение  -
обратная  сторона  стремительности.  Горе  тому,  кто  недооценит  подобного
противника.
   Руф вообще не видел возможности противостоять воинам аухканов (именно так
называл  свой  народ  Садеон).  Исполинские   размеры,   невероятная   Мощь,
совершенно иной способ мышления и абсолютное хладнокровие - все  это  делало
масаари-нинцае совершенными солдатами и идеальными убийцами.
   Увидев их, Кайнен уже не размышлял о том, кто разгромил  армию  Омагры  и
уничтожил палчелоров столь страшным и жестоким способом.
   Если их хотя бы несколько сотен и они жаждут захватить плодородные  земли
Рамора и установить здесь свое владычество - у мира едва ли существует  хотя
бы ничтожный шанс на спасение.

***

   Впрочем, аухканы были вполне дружелюбны с человеком,  хотя  наверняка  он
представлялся им слабым, жалким и отвратительным - ведь  его  тело  не  было
покрыто  восхитительной  броней,  а  ногти  и  зубы  выглядели  до  смешного
уязвимыми по сравнению с  тем  оружием,  которым  природа  (боги?)  снабдили
масаари-нинцае.
   Скорее уж он походил на Созидателей, однако Руф был твердо уверен в  том,
что и создавать шедевры, подобные тем, что подробно, но безуспешно  описывал
ему Садеон, он не сможет.
   И Руф вынужден был признать, что свирепые
   (не потому ли, что их оружие гораздо совершеннее и наносит страшные раны,
а сила неизмеримо больше? И разве невинные дети, играя на лугу, не  отрывают
крылья  у  мотыльков  и  бабочек,  представляясь  тем  несчастным  какими-то
мифическими безжалостными и всемогущими божествами?)
   Аухканы уже проявили терпение и благожелательность, на  которые  вряд  ли
будет способен человек, случись ему захватить беззащитное,  но  уродливое  и
странное существо. Масаари-нинцае терпеливо ожидали Садеона, который возился
с телом Руфа, всякий раз сообщая, что дела обстоят все лучше и лучше. Они  с
интересом разговаривали с человеком, и хотя общего было крайне мало, но  оно
все же нашлось. Ведь  он  был  солдатом,  и  порой  ему  казалось,  что  они
относятся к нему как к своему товарищу по  оружию,  только  искалеченному  и
изуродованному на поле битвы.
   Намного позже Руф  узнал,  что  таких  инвалидов  действительно  окружают
заботой и вниманием  и если раны настолько тяжелы, что воин  не  пригоден  к
дальнейшей службе, то его поручают крохотным Созидателям, которые  кормят  и
обслуживают беспомощного великана.
   После долгих и неудачных попыток произнести имя  пантафолта  и  вслух,  и
мысленно, Руф, отчаявшись, окрестил его Шанаданхой. А тагдаше после такой же
безуспешной борьбы с языком и разумом человека получил имя Шрутарх. Кажется,
это развлекало их, и они не обижались.
   Имя человека вызвало у них противоречивые чувства. Первая часть далась им
легко, но слово "Кайнен" упорно сопротивлялось. Сошлись на золотой середине.
И вскоре он перестал вздрагивать, когда слышал у себя в мозгу тихое  шипение
и скрежет:
   - Рруффф...
   Но чаще они называли его Двуруким. Это  было  отнюдь  не  оскорбление,  а
всего лишь констатация факта.
   - Рруффф, - сказал Садеон, - сегодня у тебя великий день. Ты  выйдешь  на
солнечный свет и увидишь себя.
   Два великана подошли к его ложу и короткими взмахами верхних  конечностей
отсекли ткань, которая крепила "колыбель" Руфа к стенам пещеры.
   (Он давно уже определил, что покоится в  какой-то  исполинской  колыбели,
сплетенной из тончайших,  очень  мягких  и  прочных  нитей.  Садеон  любезно
сообщил, что это простейшая ткань, которую  создают  пряхи  вопоквая-артолу,
самые маленькие из всех аухканов. Такой же материей,  только  гораздо  более
тонкой и немного клейкой, были перевязаны раны человека. Если Руф  правильно
понял шетширо-циор, то сама материя не давала им воспаляться.  Впрочем,  все
это было еще слишком сложно для его бедных мозгов.)
   Итак, воины взяли "колыбель" и понесли ее к выходу из пещеры.
   Они шли медленно,  останавливаясь  через  каждые  два-три  полета  копья.
Садеон ни на шаг  не  отставал  от  Руфа  и  щебетал  не  умолкая,  стараясь
втолковать, что дает ему возможность постепенно  привыкнуть  к  свету  после
столь  долгого  пребывания  во  тьме.  Ведь,  совершенно  серьезно   сообщил
Созидатель,  будто  удивительную  новость,  глаза  Двурукого   не   способны
затягиваться темной пленкой и могут пострадать,  если  переход  от  мрака  к
свету будет слишком резким.
   Кайнен не выказывал нетерпения. Он слишком много времени провел в  недрах
горы, чтобы теперь волноваться из-за каких-нибудь нескольких литалов.
   Кстати, со временем  аухканов  ему  было  разобраться  сложнее  всего:  у
шетширо-циор оказались какие-то иные принципы  его  отсчета,  ведь  он  тоже
подолгу сидел под землей. И такой ориентир, как закат или  рассвет,  его  не
устраивал.
   Наконец  они  очутились  на  идеально  ровной  площадке,   сделанной   из
незнакомого Руфу вещества.  Так  может  выглядеть  застывшая  лава,  но  при
условии, что какой-то исполин возьмет на себя труд разгладить ее, не оставив
на поверхности ни впадин, ни выпуклостей, ни складок.
   Чаще  всего  мелочи  бросаются  в  глаза  прежде  чего-то   действительно
значимого. И чем сильнее переживает  человек  один  из  поворотных  моментов
своей  судьбы,  тем  смешнее  и  незначительнее  деталь,   на   которой   он
концентрирует свое внимание.  Так  было  и  с  Руфом:  он  настолько  боялся
обнаружить себя калекой, узнать, что лишился руки или ноги, что  не  отрывал
глаз от серой площадки. Хотя она и впрямь заслуживала восхищения.
   Руфа осторожно уложили наземь,  и  Садеон  ловко  и  аккуратно  перекусил
острыми зубками плотную материю, окутывавшую тело Руфа словно мягкое облако.
Затем шетширо-циор распустил боковой шов и отполз  в  сторону,  предоставляя
человеку возможность побыть наедине с собой.
   Масаари-нинцае тоже куда-то исчезли...
   (Этого не может быть!
   Царство мертвых не может выглядеть так странно...
   Но если это не мир, где правит Ягма, то где я?
   Потому что это не я.
   Что они со мной сделали?)
   Он с ужасом таращился на свое тело. На нем появились новые шрамы и рубцы,
хотя они были тоненькими и малозаметными и очень сильно  отличались  от  тех
следов, которые появились задолго до
   (смерти)
   Появления Руфа в мире аухканов. Эти шрамы больше походили на изящный узор
на полотне, сделанный иглой искусной вышивальщицы.
   Руки и ноги человека оказались целыми, и он отлично владел  своим  телом,
что было уж вовсе удивительно после стольких дней полной неподвижности.
   Но дело было вовсе не в этом.
   Самым невероятным, ужасным и невыносимым, тем, что заставило Руфа Кайнена
выть и кататься по шершавой поверхности  площадки,  кусая  и  царапая  себя,
чтобы удостовериться, что он не спит и не бредит, оказался  цвет  его  кожи.
Серо-синий с фиолетовым оттенком цвет,  которого  просто  не  может  быть  у
живого.  Пепельные  ладони,  фиолетово-синие  ногти  с   голубыми   лунками,
кобальтовые нити сосудов... Руф боялся даже думать о том, какого цвета стали
его глаза. Губы наверняка сиреневые. Темные.
   В отчаянии он вцепился острыми зубами в тыльную сторону ладони  и  обмер.
Мало того что сама рука  показалась  ему  мертвенно-холодной  -  кровь  тоже
ощутилась на губах как прохладная жидкость с горьким, очень горьким вкусом.
   Он отнял руку от рта и посмотрел на рану.
   Кровь была голубой....

ГЛАВА 6

1

   Аддону Кайнену, главе клана Кошеное,
   Хранителю Южного рубежа.
   Дорогой и любимый оmец!
   Надеюсь, что ты недолго будешь отсутствовать и  мое  послание  не  станет
выглядеть как весть из твоего далекого прошлого.
   Я очень скучаю по Каину и по  тебе,  но  обстоятельства  сложились  таким
образом, что я не могу ни на литал покинуть Газарру, - Ягма ее забери вместе
со всеми жителями!
   Что-то в последнее время новости у нас сплошь печальные. И мне жаль,  что
приходится сообщать тебе еще одну. Я даже сперва хотела поручить это  своему
советнику, но затем подумала, что негоже тебе принимать самые  важные  вести
из чужих рук и с чужих слов. К тому же это наилегчайшая моя обязанность.
   По приезде в Газарру царь Баадер Айехорн был убит заговорщиками,  которые
не желали, чтобы он объявил меня дочерью и наследницей трона. Их замысел мог
бы увенчаться  успехом,  но  оказалось,  что  еще  накануне  отъезда  Баадер
(никогда не смогу по-настоящему  признать  его  своим  отцом),  предвидевший
любые,  даже  самые  отчаянные  действия  со  стороны  родственников   своей
последней жены, написал несколько указов и  оповестил  Совет  Пяти  о  своих
намерениях.
   У Южных ворот нас приветствовала  многочисленная  толпа  граждан.  Баадер
ехал во главе прогрессии, на колеснице, а меня везли следом  за  ним.  Никто
ничего не успел понять - ведь воины хорошо знали Ваона, брата жены  царя,  и
не препятствовали ему, когда он бросился к колеснице.
   Баадер был убит ударом раллодена в сердце.
   Он, вероятно, даже не понял, что умирает, ибо в  царство  Ягмы  отошел  с
улыбкой на лице и, кажется, счастливым. Это не самая  худшая  смерть,  отец.
Это я знаю наверняка.
   Никому, кроме тебя, я не могу признаться, что  скорблю  по  царю  Баадеру
Айехорну не больше, чем по любому другому человеку, которого лишили жизни во
цвете лет, задолго до положенного срока.
   Кровь Баадера окропила мой хонедим, вот это я запомню навсегда.
   Сопровождающие нас воины подняли убийцу на копья, и он погиб в  мучениях,
выкрикивая проклятия в мой адрес. Однако жители Газарры, которые никогда  не
любили ардалитов, да и любых иных чужаков,  неожиданно  поддержали  меня.  И
когда члены уилила (тайного Совета Пяти) зачитали на площади последнюю  волю
Баадера, народ приветствовал меня громкими криками.
   Меня объявили царицей  Газарры  в  тот  же  день,  а  на  следующий  были
совершены все соответствующие обряды.
   Тело твоего друга и царя я приказала забальзамировать в серебряном чане с
медом, чтобы ты мог проститься с  ним  прежде,  чем  мы  предадим  его  прах
очищающему огню Ажданиоки.
   Затем я объявила народу, что три дня он будет поминать убитого владыку, и
с этой целью из царских стад были  выданы  горожанам  быки,  овцы,  а  также
выкачены из подвалов бочки вина.
   Затем, отец, я распустила Совет Пяти. Не хочу, чтобы кто-то вмешивался  в
мое правление так же, как они вмешались в дела государства, возведя меня  на
престол. Члены Совета были казнены по обвинению в государственной  измене  и
за союз с заговорщиками. Мой добрый народ очень радовался по  этому  поводу.
Всех пятерых сбросили со скалы в море над затонувшим городом. И жрецы разных
богов дружно объявили добрым знаком  внезапное  появление  трех  необычайной
величины эрлаксимов, которых не видели в здешних местах вот уже двадцать или
двадцать  пять  ритофо.  Эрлаксимы  пожрали  несчастных  и  снова  скрылись.
Говорят, Улъкабал принял мою жертву.
   Отец, догадываюсь, что сказал  бы  ты  по  этому  поводу,  но  мне  нужно
удержать власть, а также усилить влияние Газарры в Раморе. Кроме того, члены
Совета Пяти наверняка хотели использовать меня в своих целях  и  уже  видели
себя не только тайными советниками, но и тайными правителями Царя Городов.
   Я люблю тебя, отец. И ты единственный человек,  которому  я  доверяю.  Не
успею я ошибиться, споткнуться или - храни Ягма - упасть, как  меня  тут  же
затопчут многочисленные искатели  царского  венца.  Но  я  не  собираюсь  им
уступать.
   Прошу тебя, отец, прибудь в Газарру так быстро,  как  только  сможешь.  И
прими  золотой  раллоден  таленара.  Я  не  хочу,  чтобы  бездарный  Тис-лен
командовал всеми моими войсками. Армия, уверена,  поддержит  меня.  Пока  же
тебя нет, я укрепляю войска. Я объявила своим воинам, что каждый  из  них  -
кто заслужит, конечно - получит надел земли и денежное содержание от  казны.
Кроме того, я заказала в Шэнне колесницы, а колесничих найдем своих.
   Ирруан не признал решение уилилы и последнюю волю Баадера, требуя,  чтобы
я отказалась от трона в пользу второго  брата  первой  жены  умершего  царя.
Чересчур сложное построение, не правда ли?  Мне  это  представляется  ужасно
забавным, и я много смеялась над речью их посла.
   Но Ирруан должен быть сурово наказан - в назидание остальным.
   Приезжай скорее, дорогой отец, и помоги мне править государством, которое
я хочу создать.
   Килиана я своей властью назначаю на твое место  и пусть хранят  его  боги
от тех врагов, что уничтожили армию Омагры. Мы же должны быть готовы дать им
отпор в любой момент.
   Я жду тебя с нетерпением, любовью и дочерним почтением.
   Твоя маленькая Уна,
   Царица Великой Газарры и Ирруана.

2

   Руф не знал, сколько времени просидел без д