едовать, а  отступить  я  всегда
успею.

    - В стае тебе бы цены не было, - серьезно заметил тэнгу. - Есть  у
меня одна мысль. Я полечу в горы к старому  ямабуси,  которого  раньше
звали Белый Тигр, а как зовут сейчас - понятия не имею. Говорили  мне,
что есть у него одна вещица... Ты же знаешь, Спящие-в-горах много чего
хранят в своих дырявых хижинах...

    На прощание Остронос переправил Бэнкея через ограду императорского
дворца.

    Смолоду  привычный  к  тяжелому  труду  монах  стал  искать   себе
приятелей в дворцовой прислуге - и, разумеется, нашел.

    Как раз тогда  сперва  стала  подтаивать  огромная  снежная  гора,
которую выстроили во дворе для развлечения  государя,  а  потом  выпал
последний, очевидно, за ту зиму снег. Было объявлено - все, кто придет
наращивать любимую государеву гору, получат жалование за  три  дня.  А
кто не придет - с того будет высчитано, как за три дня...

    Разумеется, работа закипела. И к часу Петуха, когда стало темнеть,
а гора приобрела почти что прежний вид, к ее подножию  были  опростаны
большие мешки со свертками шелка. Взял свою плату  и  Бэнкей  -  чтобы
угостить новоявленных приятелей. Денег-то у монаха почти не  водилось,
единственной ценной вещью в его хозяйстве были хрустальные четки, да и
те отнял Кэнске, когда обыскивал связанного Бэнкея.

    Никого не удивило появление во дворце неведомого  монаха,  как  не
удивляли монашки, бродячие заклинатели духов, нищие всякого возраста и
пола, гадальщики, уродцы  и  прочий  пестрый  народ,  приспособившийся
кормиться при молодых господах и дамах. Не смутил  челядь  и  странный
интерес монаха к молоденьким служаночкам.

    Бэнкей искал Норико.

    Когда он лежал связанный в повозке,  то  услышал  кое-что  нужное.
Монах знал, что Норико должна жить во дворце Кокидэн,  что  она  будет
служить госпоже Гэн-но-тюро, что  ее  главная  забота  -  присмотр  за
госпожой кошкой. Но дворцовых нравов он не знал.  Норико  и  без  того
растерялась, попав в такое окружение, да ей еще было  положено  сперва
соблюдать величайшую скромность и сидеть за ширмой.  Она  выходила  из
дворца только когда это требовалось госпоже кошке.

    Бэнкей как-то незаметно прижился во дворце. Невзирая на  обет,  он
вынужден был вглядываться во все хорошенькие круглые личики с длинными
челками. А глядеть приходилось издали. Да еще  осторожничать.  Молодые
господа, Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари,  считали  ниже  своего
достоинства разглядывать дворцовую челядь, но если бы  Юкинари  нос  к
носу столкнулся с Бэнкеем - он узнал бы подозрительного монаха.

    Норико хотела  сказать  ночью  что-то  важное.  И  ради  беседы  с
девушкой  монах  околачивался  вокруг  дворцов  довольно   долго.   Он
надеялся, что Норико хоть что-то расскажет ему про ту ночь,  когда  он
дрался с Рокуро-Куби.

    Но когда Бэнкей выследил-таки девушку, она  ему  доставила  немало
хлопот.

    Норико вынесла на прогулку госпожу кошку. Поскольку зверек не знал
придворных порядков, то и лез на колени к госпоже  Кокидэн,  нисколько
не задумываясь, сухие у него лапки или мокрые  от  растаявшего  снега.
Именно поэтому Норико, выходя из  дворца  с  госпожой  кошкой,  искала
островки подсохшей земли, где уже пробивалась молодая трава.

    Увидев Бэнкея, она отступали на несколько  шагов,  вглядываясь,  а
потом зажала себе рот рукой. Норико уже поняла, что шуметь  во  дворце
запрещается, даже если из-за угла появился странный монах,  отрубивший
голову безвинному старику  гадальщику,  а  потом  похищенный  местными
тэнгу прямо с веревками.

    - Тихо, тихо... -  зашептал  Бэнкей,  приближаясь  к  девушке,  но
стараясь при этом не глядеть ей в лицо. - Только не кричи! И не бойся!
Я тебе ничего плохого не сделаю...

    Норико в отчаянии озиралась. Поздно вечером  вокруг  дворцов,  где
жили дамы, слонялось немало придворной молодежи, не  знающей,  чем  бы
еще себя  развлечь,  и  господ  сопровождали  слуги.  Если  бы  сейчас
показалась хоть одна такая компания, Норико позвала бы на  помощь!  Но
все знали, что госпожа Кокидэн соблюдает  последние  Дни  удаления  от
скверны, и ее дамы - с ней вместе. И молодые господа бродили у  других
дворцов - тех, где жили дамы, всегда готовые ответить на стихи, а то и
принять ночного гостя.

    - Мне нужно узнать от тебя нечто  важное,  Норико,  -  и,  потупив
глаза, монах приблизился к  девушке.  Норико  же  подхватила  с  земли
кошку, собираясь, очевидно, при малейшей  опасности,  запустить  ее  в
лицо монаху.

    - Что  ты  хотела  рассказать  мне  тогда  ночью,  когда  я  лежал
связанный в повозке господина Фудзивара?

    Норико ничего не ответила.

    Бэнкей отступил.

    - Ты боишься меня, - хмуро сказал он. -  А  я  тебе  желаю  только
добра. Может быть, ты в опасности. Может быть, ты видела что-то такое,
что грозит тебе большими неприятностями. И не тебе одной, но  и  всем,
кто был в ту ночь в заброшенной усадьбе.

    Норико отвернулась и по-прежнему молчала, прижимая к груди госпожу
кошку.

    Бэнкей сообразил, в чем тут дело. Даже если  сперва  Норико  и  не
поверила, что он убил гадальщика, то потом, когда он  так  непостижимо
исчез из повозки, почти не оставив следов на снегу,  она  поняла,  что
ошиблась... Ведь ночью, разыскивая монаха, она его называла  почтенным
и благочестивым наставником. А сейчас, того гляди, завопит от ужаса.

    Но на руках у нее удобно  устроился,  обняв  ее  лапками  за  шею,
странный оборотень. И смотрел в лицо монаху круглыми глазами,  слишком
большими для изящной мордочки.

    - Норико, ты знаешь что-то важное. Ты же искала  меня!  -  твердил
монах. - И не думай, пожалуйста, что я убил гадальщика. Зачем мне  его
убивать? Гадальщик погиб потому, что он связался с нечистью и сам стал
зловредным чудовищем. Не я его убил...

    Тут монах замялся. Если вдуматься, то ведь именно он оттащил  тело
Рокуро-Куби к яме и сбросил туда.

    Очевидно, старенький настоятель знал точно, было ли это убийством,
да и можно ли считать убийством уничтожение  ночной  нечисти.  Бэнкей,
откровенно говоря, засомневался в своей правоте.

    Видя, что монах замолчал, девушка попыталась  ускользнуть.  Бэнкей
стремительно заступил ей дорогу.

    - Да не бойся же! - воскликнул он. - Как я могу тебя  обидеть?  Ты
же мне в дочки годишься!

    - У монахов нет дочек, - тихо, но очень упрямо возразила Норико. -
И вообще никакой ты не монах!

    - Это верно, дочки у  меня  нет,  -  согласился  Бэнкей,  -  но  я
действительно монах. Ты разве не знаешь, что во многих монастырях есть
отряды монахов-воинов? Вот я как  раз  такой  монах.  Поэтому  я  умею
выпутываться из веревок,  ходить  по  речному  дну,  даже  ползать  по
потолку.

    - Ты? Такой толстый? - Норико настолько изумилась, что  заговорила
нормальным своим голосом, а голосок у нее был громковатый.

    - Нас называют жирными бездельниками,  это  правда,  -  усмехнулся
Бэнкей. - Но вот ты, такая легонькая, не проползешь по  потолку,  а  я
проползу. Потому что я умею упираться руками  и  ногами  в  потолочные
балки. И пальцы у меня очень цепкие.

    Девушка посмотрела на Бэнкея с интересом.

    - А ходить по воде ты тоже умеешь? - спросила она. И  видно  было,
что девушка ждет утвердительного ответа.

    - Нет, мои учителя меня этому не выучили, - с огорчением признался
монах. - А я знаю, что  есть  такие  умельцы.  Но  их  учат  мастерить
какую-то особенную обувь, вроде варадзи, только вот такого размера.

    Он развел руки чуть ли не на три сяку.

    - Куда же ты подевался той ночью? - Норико все не могла обратиться
к  Бэнкею  с  тем  почтением,  которого  требовал  его   сан,   да   и
неудивительно - одет он был уже не в  рясу,  а  просто  в  потрепанное
платье слуги, да и руки прикрыл рукавами, чтобы его привычка к  холоду
не так бросалась в глаза.

    - За мной друг пришел, - объяснил Бэнкей. -  Повозка-то  стояла  у
ограды. Я выпутался, а он меня там уже ждал...

    Подробностей Бэнкей растолковывать не стал - решил, что девушке  и
такого объяснения хватит.

    - Но если не ты убил гадальщика,  то  кто  же?  -  вполне  резонно
спросила Норико. И Бэнкей  понял,  что  пока  не  убедит  ее  в  своей
невиновности, она не расскажет, что такое видела ночью.

    - Гадальщика убила его собственная злоба, - туманно ответил монах.
- Больше я тебе сказать не могу, пока не  узнаю,  что  ты  мне  хотела
сообщить. Я не хочу зря тебя пугать.

    - Ну и не надо, - обиделась Норико. - Ну-ка, пропусти!  Как  бы  я
госпожу кошку тут не застудила!

    - Ничего твоей госпоже кошке не угрожает, - стараясь не  выглядеть
сердитым, сказал Бэнкей. - Я их навидался в Китае. Это у нас  кошка  -
редкий и невиданный зверь, а там их предостаточно.

    - Ты можешь мне сказать, кто убил гадальщика? -  в  упор  спросила
Норико.

    - Могу. Но ты подумаешь, что я лгу, - честно объявил Бэнкей.

    - По-моему, ты будешь лгать независимо от того, что я  подумаю,  -
заметила девушка. - А я тебя еще почтенным наставником называла...

    -  Постой,  Норико!  -  воскликнул  монах,  когда  девушка   резко
повернулась и мелкими шажками, как прилично служанке из хорошего дома,
заспешила прочь. - Постой!

    И, забежав вперед девушки, остановил ее силой.

    - Как тебе не стыдно!  -  укорила  его  Норико.  -  Ты  же  должен
соблюдать свои десять запретов! А раз ты ко мне прикоснулся - выходит,
ты вовсе не монах?

    - Монах, - глядя в землю и опустив руки, сказал  Бэнкей.  -  Но  я
должен знать, что случилось тогда утром, перед тем, как меня  нашли  в
пустом водоеме с головой гадальщика на груди. Если это ты нашла меня -
то, возможно, ты видела,  кто  сбросил  меня  туда,  и  тебе  угрожает
огромная опасность. А я не хочу тебе зла.

    - Выходит, ты  пробрался  сюда  и  слоняешься  между  государевыми
дворцами, чтобы спасти меня от какого-то зла? - в голосе  Норико  было
явственное недоверие.

    - Я не знаю, как объяснить тебе это...

    Бэнкей, с одной стороны, знал, что незачем  рассказывать  женщинам
про такие вещи, как поиск Пути. А с другой стороны - чем-то он  должен
был сейчас завоевать доверие Норико.

    И тут он встретил взгляд кошки-оборотня.

    Зверек глядел прямо ему в глаза, и Бэнкей мог бы поклясться  -  на
миниатюрной мордочке играла неуловимая улыбка.

    - Ты-то хоть на моей стороне? - взглядом спросил Бэнкей.

    - Ты говори, говори, я тебя слушаю, - отвечал взгляд  оборотня.  -
Мне нравится тебя слушать. А если ты скажешь то, чему я поверю, то  я,
возможно, помогу тебе...

    - Чему же ты поверишь, любезная барышня? - едва заметно усмехнулся
монах. - Что же это такое должно быть, чтобы поверила  кошка,  да  еще
кошка-оборотень? Хотя странный ты оборотень - я же  пальцами  чувствую
нечисть, а ты не вызываешь во мне той дрожи  и  того  холода...  И  ты
привела меня тогда к Рокуро-Куби,  чтобы  я  защитил  от  них  молодых
господ...

    - Ты говори, говори, - молча попросила кошка, - а я  буду  слушать
и, надеюсь, услышу то, что мне надо...

    - Слушай, Норико, я попробую рассказать тебе, почему я желаю  тебе
только добра и готов защищать тебя от  всей  нечисти,  сколько  ее  ни
летает по ночам, - сказал Бэнкей вслух. - Я, видишь ли, не всегда  был
монахом. Когда-то я  был  в  свите  знатного  человека,  и  мы  вместе
побывали в Китае. А потом он стал  наместником  в  одной  из  северных
провинций, и я поехал с ним вместе...

    - Ты тоже жил на севере? - заинтересовалась Норико.

    - Прожил несколько лет. Я водил отряд, мы воевали с варварами.  Ты
же сама с севера и знаешь, что это такое. Я расставлял в горах караулы
и набрел на крошечное селение. Там жила община, которой правили старые
ямабуси - раз уж ты северянка, то нет нужды объяснять тебе, кто  такие
Спящие-в-горах. Господин знал про эту общину и не преследовал ее, хотя
ближе к югу им не дают спокойной жизни.  Господин  был  очень  мудр  и
много в жизни повидал...  Кроме  сюгэндзя,  которые  обучались  тайным
искусствам и охраняли селение, там жило несколько крестьянских  семей.
Уж не знаю, как получилось,  что  все  они  жили  вместе  и  прекрасно
ладили... И в одном дворе я увидел девушку. Ей было четырнадцать  лет.
Я часто смотрел сверху на этот двор и видел, как она готовит еду,  как
нянчит младших братишек, видел даже как-то ее за утренним умыванием...

    - И не стыдно тебе было подглядывать? - возмутилась Норико, но  не
повернулась, не ушла, а присела на помост галереи.

    - Я хотел на ней жениться, - объяснил Бэнкей. - Я только боялся...
боялся ей не понравиться... Знаешь, она была похожа на тебя - росточка
невысокого, волосы чуть ли не до пяток, щечки  кругленькие,  блестящая
челка... Конечно, ей было далеко до дворцовых красавиц. Я и тогда  это
понимал. Я ждал, чтобы она немного подросла и повзрослела.

    - А ты говорил с ее нянькой? - осведомилась Норико. -  Была  же  в
том доме какая-то старая женщина, которая  передала  бы  девушке  твое
предложение?

    - Была, да только я никак не мог решиться... А если решился  бы  -
то не ходил бы сейчас с бритой головой, - признался монах. - Все  было
бы  по-другому.  Я  уже  попросил  у  господина  разрешения  жениться.
Господин жил с семьей в хорошей усадьбе, он был  настолько  добр,  что
пообещал взять мою жену в дом, ты же знаешь, в  усадьбах  должно  быть
много женской прислуги. Госпожа и старшие дамы обучили  бы  ее  всему,
что нужно...

    - Меня тоже сама  госпожа  обучала,  пока  была  жива,  -  сказала
Норико. - А потом, что было потом?

    - Потом настал день, когда я занимался с молодыми воинами во дворе
усадьбы, и вдруг прискакал гонец.  Два  отряда  варваров  вторглись  в
провинцию с гор. Мы сели на коней, разделились, господин сам возглавил
один отряд, я  повел  второй,  десяток  мужчин  на  всякий  случай  мы
оставили охранять усадьбу. Сколько можно было, мой отряд ехал  верхом,
потом мы оставили лошадей и пошли в горы пешком.  Мы  оказались  возле
того селения. Сюгэндзя защищали его изо всех сил. Мы  сверху  увидели,
где они и где варвары. Сюгэндзя отступили к западной околице  селения.
Мы решили зайти с запада и юга, расстрелять варваров сверху  из  наших
луков, а кто останется в живых - взять  в  плен.  И  мы  действительно
прикрыли отступивших сюгэгдзя своими стрелами.

    - А девушка, что же было с девушкой?

    - Ее захватили в плен. Когда я  увидел,  как  отступающие  варвары
ведут с собой несколько девушек, в том  числе  и  ее,  я  велел  самым
метким стрелкам пустить стрелы  в  горло  похитителям  так,  чтобы  не
поранить девушек. И тут я совершил ошибку...

    - Ты промахнулся? - взволнованно спросила Норико.

    - Другое... Я не должен был сам стрелять в того варвара. Почему-то
я решил, что обязан сам освободить девушку! - воскликнул монах, потряс
сжатыми  кулаками  и  бессильно  уронил  мощные  руки.  -   Рука   моя
дрогнула... Одной стрелой я убил их обоих.

    - И девушку? - не поверила ушам Норико.

    - Она истекла кровью прежде, чем мы спустились в  селение.  Ей  не
было и пятнадцати...

    Монах надолго замолчал.

    - Твой господин должен был найти тебе другую жену, - рассудительно
сказала Норико. - Он должен был дать тебе кого-нибудь  из  служанок  в
усадьбе.

    - Он предложил любую. Я отказался.

    - А напрасно, - совершенно по-взрослому заметила  Норико.  -  Тебе
нужно было просто поскорее получить другую женщину.  А  ты  растравлял
свои раны, пока не додумался пойти в монахи.

    - Клянусь тремя сокровищами святого  Будды,  так  оно  и  было,  -
пробормотал Бэнкей. - Сперва ямабуси и сюгэндзя не считали меня своим,
хотя я никогда не  обижал  их  и  даже  защищал  селение.  Потом  было
нападение... А после него старый ямабуси Одинокий Утес нашел  меня  на
том дворе. Оказалось, я сидел под стеной хижины и смотрел на песок,  а
ее хозяин, отец девушки, боялся подойти ко мне. И никому про  меня  не
сказал. Когда Одинокий Утес сообщил мне, сколько дней меня разыскивают
в горах, я ему не поверил. Я полагал, что совсем недавно присел там  и
задумался. Голода-то я и не почувствовал...

    - И влетело же тебе от господина... - прошептала Норико.

    - Нет, - спокойно ответил Бэнкей. -  Он  же  все  знал.  А  теперь
посуди сама - могу ли я желать тебе зла, когда ты  так  похожа  на  ту
девушку?

    - Не можешь, - уверенно сказала Норико. - А  ты  написал  об  этом
стихи?

    Монах уставился на девушку, как на привидение.

    - Какие еще стихи? - изумился он.

    - Знаешь, почтенный  наставник,  оказывается,  по  всякому  случаю
нужно писать стихи, - сообщила Норико и вздохнула. - Я сама это только
здесь, во дворце, узнала. Ведь если так делает государь  -  значит,  и
нам тоже надо?

    - Может, и надо, да только я за всю жизнь двух строчек не  сложил,
- признался Бэнкей. - Не мужское это дело.

    И, вспомнив,  что  монаху  не  положено  смотреть  на  женщин,  он
решительно отвернулся.

    - А они тут пишут, пишут, сколько бумаги изводят!  -  пожаловалась
Норико. - Только и знай - подавай им тушечницу, растирай  тушь,  бегай
за веткой, чтобы привязать к ней послание! А  сколько  одежд  они  тут
посланцам дарят! Принесет такой бездельник даме письмо от поклонника -
а она ему на радостях дарит красивое женское платье! Ну,  зачем  этому
бездельнику женское платье? Чтобы пропить в  городском  кабаке?  А  он
перекидывает платье через плечо и уходит довольный!

    - Это от безделья, - уверенно сказал монах. - Ну так как же, узнаю
я, что ты хотела мне сообщить ночью на постоялом дворе?

    - Сперва скажи, кто убил гадальщика, - потребовала девушка.

    Она, пока Бэнкей рассказывал свою историю, придвигалась к нему все
ближе. Теперь девушка вскочила с настила и стояла вплотную у  него  за
спиной. По взволнованному голосу Бэнкей понял - теперь девушка поверит
той страшной правде, которую он сообщит.

    - Гадальщик был нечистью, которая называется Рокуро-Куби, - мрачно
ответил Бэнкей. - Погиб он потому, что на нем лежало  такое  заклятие.
Если тело Рокуро-Куби сдвинуть с места,  пока  голова  летает  и  жрет
человечину, то  с  рассветом  это  чудище  погибает.  Если  признаться
честно, то я сдвинул его поганое тело. Но плохо другое  -  их  там,  в
заброшенной усадьбе было пятеро. Пятеро людоедов, Норико!  С  одним  я
справился. Четверо  приехали  в  Хэйан  вместе  с  молодыми  господами
Фудзивара и Минамото.

    - Тот старик, которого я видела из носилок? - удивилась девушка.

    - Старик, молодой человек и женщина. Может быть, ты видела женщину
и можешь узнать ее в лицо?

    - Нет, благочестивый наставник, - девушка опять  легко  пустила  в
ход привычное обращение. - Видимо, она села в свою повозку  уже  после
того, как меня усадили в носилки с госпожой  кошкой.  Однако  как  это
печально...

    - Еще бы не печально... - проворчал монах. - Эта  нечисть  орудует
теперь в Хэйане, и не добралась бы  она  до  государева  дворца!  Ведь
голове ничего не стоит перелететь через ограду!

    - Я о другом... Как печально, что ты не женился на той девушке,  -
сказала Норико. - Ты ведь так любил ту девушку...

    - При чем тут она?.. Это все было давно, и больше  я  ни  о  каких
женщинах не помышлял...

    - Больше ты ни о каких женщинах не помышлял... - повторил  певучий
голос.

    Что-то в нем показалось Бэнкею странным.

    Монах резко обернулся - и не узнал Норико.

    Вроде бы только что перед  ним  стояла  звонкоголосая  круглолицая
девушка в простом и опрятном, как положено дворцовой служанке, платье.
Но лицо налилось испускающей свет белизной, черты  его  стали  тоньше,
нежные губы приоткрылись и тянулись к монаху. Это была Норико - и  все
же уже не Норико.

    Юность  этой  женщины  давно  кончилась,  ушла  вместе  с  наивной
прелестью полудетского лица. Она была  сейча