вам  нечто  важное,  отзовитесь!..  -  требовал
девичий шепот.

    - Отзовись, раз уж тебя так просят, - подтолкнул его тэнгу.

    - А если это - Рокуро-Куби?

    Все трое помолчали, вслушиваясь в ночную тишину.

    -  Благочестивый  наставник,  вы  спите?  -  растерянно   спросила
девушка. - Что же делать-то?

    - Я не чувствую близости нечисти, -  сообщил  Остронос,  -  а  ты,
монах?

    - Я тоже. Но, может быть, она еще слишком далеко, чтобы я ощутил?

    - Да нет же, совсем близко. И это наверняка Норико.

    Бэнкей выпрямился, собираясь выйти к девушке из-за повозки. Но тут
раздался еще один голос.

    - Норико! Куда это  ты  направилась?  -  сердито  спросил  старший
кэрай. - Если тебе по твоей надобности, то ты заблудилась! И ступай-ка
сюда, я что-то важное тебе скажу.

    Тут только Бэнкей и тэнгу увидели девушку.  Закутанная  в  тяжелое
зимнее одеяние, она нерешительно шла навстречу Кэнске.

    - Не сердитесь на меня, дядюшка, госпожа кошка  поела  и  спит,  -
торопливо сказала она, оказавшись прямо перед старшим кэраем.

    - Зачем мне сердиться на тебя, дурочка? Присядем-ка мы на оглоблю,
и я тебе кое-что расскажу, от чего твое сердечко обрадуется, -  Кэнске
добродушно приобнял девушку, усаживая ее, и  устроился  рядом  сам.  -
Слушай  внимательно.  Перед  тем,   как   ложиться   спать,   господин
Фудзивара-но Нарихира изволил подозвать меня. И говорит - ты,  старший
кэрай, кажется, родственник этой девушки, которая смотрит за  госпожой
кошкой? Я, конечно, отвечаю - не то, чтобы  родственник,  но  с  малых
годков знаю. Это,  говорит  господин  Фудзивара,  одно  и  то  же.  И,
говорит, вот у меня для девушки  сверток  дорогого  шелка.  Она  будет
служить при дворе, так пусть сошьет себе красивое платье.Тут два куска
шелка, пусть она сошьет себе платье цвета вишни.

    - Цвет вишни  -  это  белое  на  розовом  исподе?  -  обрадовалась
девушка. - Как кстати, это же весенний цвет!

    - Не перебивай пожилого человека, - одернул ее Кэнске. -  Это  еще
не все. Господин Фудзивара  сказал  еще  -  ему  понравилось,  как  ты
заботишься о госпоже кошке. И еще - он уверен, что  ты  будешь  хорошо
прислуживать госпоже Йоко. И еще - он заметил, какие у тебя длинные  и
блестящие волосы, когда ты с госпожой кошкой выходила из носилок.

    - Уж не хочешь лы ты сказать, дядюшка, что я полюбилась  господину
Фудзивара? - удивилась Норико.

    - И это было бы для тебя большой удачей. Ты послушай, -  и  Кэнске
устроился на оглобле поудобнее. - Во-первых, он знатный вельможа, и он
сделает тебе дорогие подарки. У тебя будет много платьев всех  цветов.
Во-вторых, когда ему  не  захочется  больше  оказывать  тебе  любовное
внимание, ты будешь носить его послания госпоже Йоко и обратно, будешь
устраивать им свидания...

    - С чего ты так уверен,  дядюшка,  что  господин  Фудзивара  будет
объясняться в любви моей будущей госпоже?

    - Ну, это и  малому  ребенку  понятно!  Если  у  нее  будет  такая
замечательная кошка, то государь станет  часто  появляться  во  дворце
Кокидэн, он же без ума от этих вонючих... ох, нет, от этих благовонных
зверьков. И он, может статься, приблизит к себе госпожу  Йоко!  А  это
значит, что она замолвит словечко за господина Фудзивара! Видишь,  как
все просто! А тебе останется только получать от всех дорогие  подарки.
А потом понравится тебе достойный молодой человек - ты только  шепнешь
своей госпоже, и он станет твоим мужем.

    - Господин Фудзивара Нарихира сам -  очень  красивый  и  достойный
молодой человек... - вздохнула девушка.

    - Если он тебе нравится - то тем лучше! -  обрадовался  Кэнске.  -
Значит, я побегу и сообщу господину, что ты готова его принять!

    - Как? Сейчас? - испугалась девушка. - Я не могу,  дядюшка,  никак
не могу...

    - Стыд и срам! - отвечал на это Кэнске. - Ты уже взрослая  девица!
Господин тебе честь  оказывает,  а  ты  перепугалась,  как  маленькая.
Пойдем, пойдем, Норико, приведешь себя в порядок, волосы расчешешь как
следует... Ты же  знаешь,  эти  знатные  господа  прежде  всего  хотят
убедиться, что у девушки волосы мягкие, тяжелые,  черные,  без  всяких
там порыжевших накладных и не вьются!

    - У меня даже платья подходящего нет, чтобы постелить! - строптиво
заявила Норико. - Ты  думаешь,  дядюшка,  молодому  господину  приятно
будет ложиться на мою заношенную ветошь?

    - Вот тут ты, пожалуй, права, - согласился старший кэрай. - Что же
я скажу господину Фудзивара? Может быть, пусть  он  сразу  же  подарит
тебе нарядное платье?

    - Нет, так тоже не годится, - разумно рассудила Норико. - А  скажи
ты ему, дядюшка, вот что. Что за подарок я низко кланяюсь, но  принять
господина никак не могу. Скажи, что сама очень  об  этом  сожалею,  но
господину ко мне сегодня приближаться не стоит. А когда мы  приедем  в
Хэйан и я поступлю на службу к госпоже, то там пускай ко мне приходит.
Это же - всего два дня потерпеть, дядюшка.

    - Хитришь ты, Норико,  -  сердито  сказал  Кэнске.  -  Совсем  еще
девчонка, откуда только в тебе эта бабья хитрость? Смотри  только,  не
подведи меня. Прими в Хэйане молодого господина, как  подобает,  чтобы
остался доволен. А теперь идем. Негоже тебе тут в темноте слоняться.

    - Ты иди, дядюшка, я догоню, - пообещала Норико, но старший  кэрай
сурово ухватил ее за руку.

    - Я сказал - идем! Я теперь за  тебя  перед  господином  Фудзивара
отвечаю. Неровен час,  налетит  тут  на  тебя  дурной  человек  -  чем
господина порадуешь? Ну, не упирайся, пошли...

    Когда Кэнске уволок недовольную Норико, Бэнкей  и  Остронос  вышли
из-за повозки.

    - Что же она хотела мне сказать? - растерянно спросил монах.  -  Я
уверен, что очень важную вещь. Может быть, она знает, каким образом  я
попал на дно водоема?

    - Ты полагаешь, она видела твое сражение с Рокуро-Куби? -  в  свою
очередь, спросил  тэнгу.  -  Тогда  она  в  большой  опасности.  Твоих
оправданий никто слушать не станет - потому что все считают, будто  ты
убил гадальщика. И сколько ты ни толкуй городской страже и судьям, что
почтенные господин Отомо и все его семейство  -  гнусные  Рокуро-Куби,
никто тебе не поверит. А если юная девушка скажет это  -  возможно,  к
ней и прислушаются.

    - Что же она сразу не сказала? И вспомнить бы мне, чем закончилась
эта драка... - с тоской пробормотал монах. - И понять  бы  мне,  какую
роль играет во всем этом оборотень!

    - Что ты предпримешь? - поинтересовался тэнгу.  -  Отец-настоятель
передал тебе приказ. Как ты решил прочитать этот приказ?

    Монах присел на ту самую оглоблю от повозки, где только что сидели
Кэнске и Норико.

    Тэнгу ждал ответа долго, но так и не дождался.

    - А если тебе не хочется в Хэйан - шел бы к нам, вольным тэнгу,  -
предложил он. - У нас не соскучишься. Мы тебя многому  научим.  Заодно
всей стаей и голову  отцепим!  Я  не  знаю,  чего  ты  ищешь  и  какое
состояние души называешь "Путь", но,  возможно,  твой  путь  пролегает
через наши тайные гнезда...

    - Я родился человеком, - возразил монах, - и не сбивай ты  меня  с
толку. Уж не хочешь ли ты сказать, что на  вот  этой  голове  вырастут
перья?

    Он похлопал широкой ладонью по своей бритой макушке.

    - А что же! - развеселился тэнгу. - Воображаю, до чего ты  станешь
хорош! Но знаешь ли, старый разбойник,  с  перьями  тоже  не  все  так
просто...

    Остронос, все еще улыбаясь, провел серым  веером  из  перьев,  что
держал в руке, по лицу сверху вниз.

    И лицо на мгновение стало совсем иным  -  только  улыбка  осталась
прежней.

    Веером словно смело и красноту, и длинный острый нос. Монах увидел
очень даже приятную физиономию в  надвинутой  по  самые  брови  черной
облегающей шапочке-шлеме, с боков закрывающей щеки, а снизу -  и  весь
подбородок. Серый же веер, замерший у  самого  лица,  оказался  не  из
перьев, а из тонких и острых металлических  пластин.  Это  был  боевой
сигнальный веер, какие монаху доводилось уже видеть в Китае.

    Тэнгу взмахнул веером снизу вверх - и опять перед  глазами  монаха
явились красный длинный нос-клюв, а также перья чуть ли  не  от  самых
глаз.

    - Когда ты наконец перестанешь меня морочить? - с досадой  спросил
Бэнкей.

    - Когда ты наконец  поймешь,  что  ищешь  то,  чего  на  свете  не
существует? - и Остронос сердито отвернулся.

    Оба приятеля, монах и тэнгу, помолчали некоторое  время,  сидя  на
оглобле.

    - Тэнгу, тэнгу,  восемь  тэнгу,  а  со  мною  -  девять  тэнгу!  -
неожиданно пропел монах. -  Если  дождик  не  пойдет,  будем  до  утра
плясать!

    - Тэнгу, тэнгу, девять тэнгу, а  со  мною  -  десять  тэнгу!  -  с
готовностью подхватил Остронос. - Если тигр не придет, будем  до  утра
плясать!

    И хлопнул монаха веером по плечу.

    - Ну так как же? - и Остронос,  подражая  старенькому  настоятелю,
покашлял и скрипуче произнес три загадочных слова.

    - - Отступить нельзя, - твердо сказал Бэнкей. - Возможно,  девочка
в опасности. Да и за укус  я  хотел  бы  рассчитаться,  хотя  месть  -
недостойное монаха чувство. Опять же - оборотень... С ним бы  беды  не
случилось...  Так  что,  раз  отец  настоятель  приказал,  то  и  буду
преследовать!





                             Часть вторая



    Норико притаилась за плетеной ширмой.  Ее  молодая  госпожа  Йоко,
которую здесь звали  совсем  иначе  -  Гэн-но-тюро,  вместе  с  другой
придворной дамой, носившей имя  Акико,  но  имевшей  еще  и  прозвище,
которого  Норико  не  могла   выговорить,   укладывались   спать,   но
укладывались как-то странно. Похоже, они  собирались  принять  ночного
гостя.

    Ничего удивительного в этом не было - Норико в самом начале  своей
придворной карьеры уже шарахнулась как-то утром от висевших в  женских
покоях на церемониальном занавесе пурпурных мужских  штанов.  Служанки
ее втихомолку подняли на смех, а госпожа потом объяснила, что  главное
- утонченные отношения между мужчиной и женщиной.

    Ведь когда придворная дама обменивается с  кем-то  стихами  -  это
только отрадно и для нее, и для ее  подруг.  Полученные  стихи  дружно
обсуждаются, идет поиск скрытого в них смысла,  потом  пишется  ответ,
переписывается на дорогой бумаге, бумага сворачивается особым  образом
и, обратившись в  толстую  длинную  полоску,  завязывается  узлом  или
скручивается по краям. Затем послание прикрепляется к ветви дерева или
стеблю цветка, а ожидающий снаружи слуга  получает  награду  и  уносит
письмо своему господину. Все это - очаровательно и вызывает волнение в
сердце, и если дама  в  конце  концов  позволяет  избраннику  какие-то
вольности - кому какое дело? Вот уж  это  касается  только  мужчины  и
женщины, и никого больше!

    Норико сперва удивилась - если бы у  нее  дома  кто-то  в  усадьбе
позволил себе такие изысканные утонченности, старый господин  живо  бы
навел  порядок.  А  через  день  или  два  после  сделанного  госпожой
Гэн-но-тюро  внушения  ее  отыскал  посланец  Фудзивара   Нарихира   с
очередным свертком шелка, очень красивого, чтобы  сшить  платье  цвета
глицинии, бледно-лилового с зеленым исподом.

    Норико честно расхвалила господина Фудзивара Нарихира перед  своей
госпожой, хотя пришлось и приврать - вовсе он не заботился в дороге  о
госпоже кошке.

    Все сложилось великолепно - отдохнувший после  дороги  зверек  был
представлен госпоже Кокидэн, вызвал огромный восторг,  и  теперь  ждал
лишь той минуты,  когда  на  него  упадет  благосклонный  взор  самого
государя. Но у юной госпожи Кокидэн как раз начались Дни  удаления  от
скверны, она прикрепила к прическе листок  алой  бумаги  с  китайскими
иероглифами и не покидала внутренних покоев.

    Девушке не нравилось лишь одно  -  Кэнске  сказал  ей  ночью,  что
господин Фудзивара желал бы навестить ее,  но  уже  который  день  она
проживает во дворце Кокидэн, а  от  него  только  исправно  передаются
свертки шелка!

    Кэнске был прав - молодого господина больше интересовала красавица
Йоко. А еще больше - благоволение государя. Все зависело от того,  как
придворная  дама  его  новой  супруги  расскажет   историю   кошачьего
путешествия - начиная с потонувшего судна и  кончая  явлением  госпожи
кошки во дворце Кокидэн.

    И все же Норико было очень досадно.

    Она ругала себя за то, что в ту ночь  испугалась,  как  маленькая,
наговорила глупостей Кэнске, а нужно было все  сделать  наоборот  -  и
тогда  она  не  высматривала  бы  теперь  Фудзивара   Нарихира   из-за
бамбуковых штор.

    Дворец  Щедрых  Наград  -  Кокидэн,  где  государь  поселил  новую
супругу, стоял рядышком с Дворцом  Чистой  Прохлады  -  Сэйредэн,  его
личной резиденцией. И Норико могда, изловчившись,  не  только  слышать
вечернюю перекличку во дворце, но и увидеть  кое-кого  из  придворных,
кто наряжен в эту ночь на дежурство при  особе  государя.  Правда,  ее
сердила беготня стражников - они каждый  вечер  суетились  так,  будто
дворец осаждали злые духи, и так грохотали сапогами, что дрожали  полы
и колыхались занавеси.

    Норико выросла на севере - она знала, как бесшумны бывают огромные
мужчины, готовясь встретить лицом к лицу настоящую опасность.

    Минамото Юкинари собирался стать куродо шестого,  а  то  и  пятого
ранга, а между тем заново подружился с молодыми  придворными,  которых
не видел целый год - с того  самого  дня,  как  его  отец,  получив  в
пятнадцатый день первой луны  пост  наместника  отдаленной  провинции,
быстро собрал свое небольшое семейство, написал дочке прощальную танка
и отправился исполнять государеву службу.

    Он заказал себе новые наряды самых  модных  оттенков,  брал  уроки
танцев, верховой езды, борьбы и стрельбы из  лука,  записался  даже  в
школу чиновников, но главным его  наставником  сделался,  естественно,
Фудзивара Нарихира. Тому приятно было иметь такого преданного ученика,
и он таскал за собой Юкинари, куда бы ни направлялся.

    На сей раз Норико не повезло - оба молодых господина были,  видно,
на другом конце огромного императорского дворца.

    Собственно, большим дворцом неимоверной величины и высоты, как  по
наивности полагала раньше Норико, он не  оказался.  Это  было  великое
множество довольно крупных одноэтажных построек из хорошего дерева,  с
прекрасными резными столбами и балками-огэси,  соединенных  галереями,
разделенных двориками и обнесенных одной  общей  оградой.  Норико  уже
знала, что  за  дворцом  Сэйредэн,  если  смотреть  с  галереи  дворца
Кокидэн, был дворец Кеседэн - Архивный дворец. Слева находился  дворец
Дзекэден - Дворец, Одаривающий Ароматами.  Там  проводили  поэтические
состязания, пировали и слушали музыку.

    Больше она узнать и  увидеть  не  успела  -  мужчины  не  очень-то
любили, когда женщины расхаживали между дворцами. Женщинами полагалось
сидеть за ширмами и занавесами, старательно пряча лица.

    Прождав после переклички  довольно  долго,  огорченная  Норико  на
коленях заскользила обратно - к госпоже. Уже давно стемнело, а госпожа
кошка еще не сходила на двор  по  своей  кошачьей  надобности.  Зверек
оказался чистоплотным и не давал покоя, пока не выпускали наружу. Это,
естественно, было обязанностью Норико.

    Но госпожа кошка, очевидно, где-то спряталась и заснула, а госпожа
Акико с невразумительным прозвищем осторожно постучала  металлическими
палочками, которыми размешивают угли в жаровне. Это был принятый среди
дворцовых женщин знак - приглашение войти.

    Норико удивилась - не рановато ли для гостя? И к кому он?  Если  к
госпоже Акико - это еще полбеды. Она почтенная придворная дама, вдова,
любимица госпожи Кокидэн - к ней и гость пожалует такой же  достойный.
Но если избранника ждет госпожа Йоко? Это может быть только  Фудзивара
Нарихира! Значит, он своими посланиями то на голубой,  то  на  розовой
бумаге добился-таки свидания...

    Обе  дамы,  Акико  и  Йоко,   сидели   лицом   к   лицу,   длинная
четырехугольная жаровня была между ними, и они тихо  переговаривались.
Перед  свиданием  полагалось  бы  расчесывать   волосы   и   умащаться
благовониями. Да и разложить постель не мешало бы. И достать  подбитую
ватой ночную одежду. Однако они всего-навсего положили перед  жаровней
узорчатую круглую подушку.

    Дамы так низко склонялись друг  к  дружке,  что  Норико  не  могла
разобрать ни слова.  Ярко  пылавший  в  жаровне  огонь  бросал  на  их
набеленные  лица  блики  света.  Поблескивали  кисти   церемониального
занавеса высотой в три сяку, отодвинутого поближе  к  ситоми,  огоньки
вспыхивали даже на крюках для бамбуковых штор.

    Госпожа Кокидэн занимала во  дворце  внутренние,  северные  покои.
Помещения  для  ее  дам  располагались  между  внутренними  покоями  и
наружной террасой.  Они  делились  на  небольшие  каморки  скользящими
перегородками.  Если  из-за  перегородки  слышался  обычный  шум,  без
которого  немыслимо  любовное  свидание,  никто  не   придавал   этому
значения.  Но  когда  две  придворные  дамы   переговариваются   таким
взволнованным шепотом - значит, речь они ведут никак не о  любви.  Что
же такое затеяли юная госпожа Гэн-но-тюро и почтенная госпожа Акико?

    Раздалось покашливание. Но не снаружи,  а  из  внутренних  покоев.
Акико ответила таким же покашливанием. Занавес отклонился -  появилась
госпожа Кокидэн.

    До сих пор Норико ее не видела - она не  показывалась  из  глубины
своих покоев. Когда она хотела видеть госпожу кошку, ту носила  к  ней
хозяйка - госпожа Гэн-но-тюро.

    Госпожа   Кокидэн   оказалась   подлинной   красавицей,    чарующе
прелестной, хрупкой и грациозной, лицо ее поражало нежной белизной,  а
волосы, подобранные по бокам и завязанные сзади позолоченным  шнурком,
скользили за ней по полу - красавица вползла в каморку  своих  дам  на
коленях.

    - Пожалуйте сюда! Устраивайтесь  поудобнее!  Ближе  к  жаровне!  -
шепотом засуетились дамы вокруг повелительницы,  помогая  ей  сесть  и
красиво раскладывая вокруг ее колен полы шести белых нижних платьев  и
двух верхних  из  глянцевитого  ярко-алого  шелка  и  широкие  длинные
рукава, удобные для того, чтобы греть в них озябшие руки.

    - Вам принесли?.. -  тихо  спросила  очень  взволнованная  госпожа
Кокидэн.

    - Разумеется, разумеется! - с этими словами госпожа Акико потянула
к себе спальное изголовье и из его выдвижного  ящичка  достала  пухлую
книгу. - Принесли сегодня утром в корзине с нижними платьями...

    - Ты все тут поймешь? - открыв первую  страницу,  поинтересовалась
госпожа Кокидэн. - Я узнаю тут лишь некоторые знаки...

    - Постараюсь, госпожа. Я ведь училась вместе с братом.

    - Удивительно, что отец позволил  тебе  учиться  этой  грамоте,  -
заметила госпожа Кокидэн. - Разве тогда это не считалось неприличным?

    - Сперва отца это забавляло, - объяснила госпожа Акико. - Потом  я
опередила брата - и брат старался меня догнать. А уж потом  оказалось,
что я знаю не меньше, чем он, и запрещать мне читать  китайские  книги
было уже поздно.

    Норико удивилась -  все  дамы  были  обучены  чтению,  а  девушки,
которых готовили для государя, - и подавно. Почти все они писали стихи
- слагали танка и низали рэнга, радуя этим  на  состязаниях  государя.
Более того - многие знали наизусть все двадцать томов  "Кокинсю"  -  а
сколько танка в этой огромной антологии, Норико и вообразить не могла.

    Правда, при ней одна пожилая  служанка  неодобрительно  сказала  о
другой даме, не госпоже Акико, что излишнее знание женщине только беду
приносит, особенно знание китайских иероглифов, и в лучшем случае  она
лишится любимого мужчины, а в худшем - накличет вражду злых духов.

    - Только тише, тише, - озираясь, шептала госпожа Йоко.  -  Услышат
другие дамы - стыда не оберемся...

    - В моих покоях все легли спать,  -  сказала  госпожа  Кокидэн.  -
Правда, у старших дам сон чуткий, но в