уститься на корточки и насладиться жутким зрелищем.

    Бэнкей был не из пугливых.

    Он присел - и озадаченно поскреб в затылке.

    Бэнкей знал, как выглядит шея, с которой только что  снесли  мечом
голову. Она не должна представлять собой  ровный  срез,  сверкающий  в
лунном свете, словно отполированный. А если срез похож на  драгоценное
блюдо, то, выходит, перед Бэнкеем - Рокуро-Куби!

    - Рокуро-Куби?! - прошептал он изумленно и посмотрел на  пушистого
оборотня.

    Кошка между тем обошла поляну и,  присев  на  задние  лапки,  чуть
приподняв передние, нюхала воздух.

    Бэнкей пожалел, что  рядом  нет  насмешника-тэнгу.  Сейчас  он  бы
шутить не стал. Однако ямабуси, у которых учился  Бэнкей  в  священных
горах Митакэ и Кумано, рассказывали ему и про эту нечисть.

    Рокуро-Куби посылает ночью свою голову  на  поиски  пропитания,  а
пищей ему служит  все,  что  угодно,  если  только  нет  человеческого
мяса...

    - Ты знаешь, куда они полетели? - спросил Бэнкей у оборотня.

    Трехцветная кошка повернула острую  мордочку  к  усадьбе.  Другого
ответа не требовалось.

    - Ты сиди здесь, - сказал Бэнкей. - Ты сиди, а я пойду взгляну...

    И сам удивился своим словам -  он  проявил  заботу  о  драгоценном
здоровье оборотня!

    Если бы все пять Рокуро-Куби уже залетели в дом, Бэнкей  наверняка
бы услышал шум. А может, и нет. Кэраи  спали  под  навесом,  а  господ
вполне могли опоить сонным зельем.

    Приближаясь к лесенке, ведущей  на  галерею,  Бэнкей  почувствовал
возле своей левой ноги тепло.

    Рядом беззвучно шла трехцветная кошка.

    Она первой вскочила на помост и опять заглянула в глаза монаху.

    - Здесь никого нет,  -  прислушавшись,  ответил  он  на  ее  немой
вопрос, хотя кошка обладала  куда  более  острым  слухом.  -  Чего  ты
хочешь?

    Кошка села у дверей - даже не села, а собралась в комок, подобрала
белые лапки, и всем видом своим показала, что в любое мгновение готова
к прыжку.

    -  Ты  будешь  охранять  усадьбу?  -  понял  Бэнкей.   -   Значит,
Рокуро-Куби туда еще не залетели?

    Кошка, понятное дело, словами  ничего  не  ответила.  Но  пушистый
оборотень чуть прижмурил глаза, и Бэнкей понял - это означало "да".

    - Я пойду в сад, туда, за павильон, - сказал кошке Бэнкей. -  Если
услышишь шум драки, постарайся разбудить кэраев.

    Кошка отвернулась. Бэнкей мог бы поклясться,  что  услышал  вздох.
Стало быть, разбудить кэраев она не могла. И он  оказался  прав  -  не
обошлось без сонного зелья.

    - Основательное же зло припас мне для сражения  отец-настоятель...
- проворчал Бэнкей. - Я не знаю, кто ты и чего ищешь среди  людей,  но
ты должна мне помочь. Охраняй двери, не выпускай людей из усадьбы! А я
попробую уничтожить  это  зло.  Помолись  за  меня,  кошка.  Больше  и
попросить-то некого...

    В саду он крался от дерева к дереву,  пока  не  услышал  негромкие
голоса и не заметил четыре больших шара, парящих над  старой  яблоней.
Пятый  устроился  на  ветке,  свесив  до  заснеженной  земли   длинные
распущенные  волосы,  и  в  лунном  свете  лицо  женщины-людоеда  было
сказочно прекрасным. Но Бэнкей не имел права глазеть на женщин. Он  не
так давно принес монашеский обет, чтобы из-за всякой  ерунды  нарушать
его.

    - А я бы выманил девчонку, - сказала голова фальшивого гадальщика.
- Девчонку никто долго искать не станет.

    - Выманить нужно ее и кого-то из кэраев, - возразил юноша.

    - Да, это разумно, - согласилась с ним женщина. - Что  может  быть
естественнее - девчонка, сбежавшая с красивым кэраем? Спрятать же мясо
мы можем под павильоном.

    - Двух тел нам хватит  надолго,  но  что  это  за  тела?  Девчонка
выросла на простой пище, да и кэрай окажется  жестким,  как  кожа  для
щита, - заявил старик. - Нет,  я  бы  рискнул  и  выманил  кого-то  из
молодых господ. Можно подвести его к обрыву...

    - Молодым господам досталось больше сонного  зелья,  чем  свите  и
кэраям, господин, - почтительно напомнил тот  из  людоедов,  чье  тело
было одето погонщиком быков. Его большая голова была охвачена  грязной
повязкой, над которой торчали вверх жесткие черные космы, да и носик у
этого красавца явно не раз бывал переломан, и ротик был до ушей.

    - Да и не далековато ли обрыв? - спросила  красавица.  -  Мужчина,
выйдя по малой нужде, не поплетется среди ночи неведомо куда!

    - Если вы не хотите выманивать девчонку, то соберемся с  силами  и
выманим младшего из господ, а мясо спрячем под павильоном, -  вмешался
желтоглазый гадальщик. - Он едет с севера, а  там  наместники  и  сами
хорошо кормятся, и детишек выкармливают на славу.

    - А следы? - спросил юноша. - Если бы не снег! Кэраи пойдут искать
его. И спросят о нем нас! Если они что-то заподозрят...

    - Когда ты наконец поймешь, что нам ничего от них не  угрожает?  -
рассердился старик. - Их оружие против нас бессильно. Мы всегда сумеем
их заморочить. Смерть нам, Рокуро-Куби, может принести только одно. Но
уж никак не этой ночью! Все, кто  могли  бы  нас  погубить,  спят  как
убитые!

    Бэнкей чуть не хлопнул себя по лбу. Он вспомнил!

    Если летающая голова не найдет на рассвете своего тела, ей  конец.
Трижды ударившись оземь, она высоко  подпрыгнет,  взвоет  и  сразу  же
умрет.

    Теперь Бэнкей знал, как справиться с Рокуро-Куби.  Но  что  проку,
если до рассвета они могли погубить ни  в  чем  не  повинных  людей  -
Норико, кэрая, Минамото Юкинари...

    Вся беда была в том, что в мире нечисти Рокуро-Куби  происхождения
были  самого  низкого  -  человеческого.  Бэнкей  знал  тайные  знаки,
которыми мог успокоить и расположить к себе пугливого каппу.  Остронос
научил его песенкам тэнгу. И всякая природная нечисть знала и почитала
власть заклинаний. Поняв, что противник - воспитанник ямабуси, нечисть
чаще всего отступала без боя.

    Рокуро-Куби, будучи не в состоянии прочувствовать тонкости этикета
в отношениях между горными отшельниками и нечистью, знали только  одно
- голод. Фальшивый гадальщик отступил  перед  девятиполосной  решеткой
Кудзи-Кири не потому, что знал ее подлинную силу, а  потому,  что  был
один. Сейчас их было пятеро - значит, они без размышлений кинулись  бы
на того, кто встал между ними и желанной пищей.

    Бэнкей, пятясь, вышел из сада и поспешил к поляне.

    Первым следовало убрать  фальшивого  гадальщика  -  он  знал,  что
Бэнкей шел по следу молодых господ, и мог в дальнейшем крепко помешать
монаху.

    Преодолевая отвращение, Бэнкей взял  безголовое  тело  за  ледяные
ноги и поволок в сторону, за  кусты,  где  надеялся  найти  подходящий
откос. Главное теперь было - не свалиться  вниз  самому  в  обнимку  с
Рокуро-Куби.

    Следующим он хотел уничтожить красивого  юношу,  невзирая  на  его
искусство в обращении с флейтой.  Юноша  хотел  погубить  Норико  -  а
монаху она понравилась своим упрямством в выполнении долга. Что  такое
долг - он знал не по рассказам.

    Бэнкей дал обет не прикасаться к женщине и  даже  не  смотреть  на
женское лицо, и потому расправу с красавицей, тоже предлагавшей  убить
Норико, отложил напоследок.

    Ему пришлось тащить гадальщика довольно далеко - вернее, днем  ему
это расстояние показалось бы пустяковым, но  была  ночь,  дающая  силу
нечисти, а монах торопился. Он не обращал  внимания  на  острые  шипы,
царапавшие ему голые ноги. Наконец он скинул тело вниз  -  может,  это
был откос, а может, и просто большая яма. Оно погрузилось в сугроб.

    Бэнкей  поспешил  за  другим  телом,  прекрасно  понимая,  что  до
рассвета еще далеко - и, значит, ему придется выдержать ночной  бой  с
Рокуро-Куби.

    Тело юноши лежало в середине, а  с  краю  -  тело  простолюдина  в
желтом платье погонщика быков. Бэнкей вздохнул и ухватился за  грязные
ноги верзилы. Он был куда тяжелее фальшивогно гадальщика, вдобавок  от
него гнусно пахло. Бэнкей проволок  его  на  расстояние  в  пять-шесть
сяку, споткнулся и сел в снег.

    Взгляд его невольно вознесся к небесам - и на фоне темного неба он
увидел черный шар. Это была одна из пяти летающих  голов  Рокуро-Куби,
очевидно, посланная высматривать сверху, не появится ли кто на  крытой
галерее, окружающей усадьбу.

    Значит,  остальные  Рокуро-Куби  начали  в  четыре  голоса  читать
заклинания, выманивающие кого-то из спящих на свежий воздух.

    Бэнкей вскочил на ноги.

    Конечно, ему  всеми  силами  помогла  бы  загадочная  кошка.  Этот
оборотень покровительствовал людям. Но что  могла  кошка?  В  кошачьем
облике, во всяком случае, она могла  немного.  Остановить,  задержать,
заставить  заняться  собой.  Увидев   госпожу   кошку   блуждающей   в
одиночестве, всякий схватит ее в охапку и понесет  к  Норико,  да  еще
устроит девушке нагоняй  за  то,  что  заснула  и  упустила  сокровище
семейства Минамото.

    Но если Рокуро-Куби выманят подряд двоих, троих, четверых?

    Бэнкей с недостойной монаха ненавистью посмотрел  на  черный  шар,
уже собираясь бежать  за  надежным  посохом.  И  тут  он  почувствовал
взгляд, исполненный куда более яростной, тупой и зверской ненависти.

    Глаза монаха и Рокуро-Куби встретились!

    Теперь все решали мгновения.

    Огромными прыжками Бэнкей бросился к усадьбе. Там у помоста торчал
из снега его посох с заостренным концом,  который  не  только  помогал
пробираться по горным тропинкам, но еще и служил оружием.

    Голова, испустив пронзительный свист, понеслась наперерез.

    Она летела как хищная птица, которая нацелила когти на бегущую  по
земле добычу. Она летела так, чтобы ударить монаха под колени, сбить с
ног и вцепиться в горло. Бэнкей понял это - и, когда  страшная  голова
погонщика быков, взъерошенная и с разинутым ртом,  оказалась  у  самой
земли, резко  подскочил,  поджав  колени  чуть  ли  не  к  подбородку.
Одновременно он соединил на груди руки.

    Священный Пылающий меч Фудо-ме рождался в  груди  Бэнкея,  обретая
рукоять, клинок и боевое пламя.

    Голова врезалась в снег  и  пропахала  его,  вздымая  веера  белых
брызгов.

    Когда она, рыча и отплевываясь, взмыла  ввысь,  Бэнкей  уже  делал
выпад вперед и рассекал правой рукой воздух слева  направо.  Следующим
резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз.

    Серебристые  полосы  мгновенно  образовали  спасительную   решетку
Кудзи-Кири. Она повисла в воздухе между монахом и  Рокуро-Куби,  такая
невесомая, что казалось сплетенной из тончайших паутинок.

    - Фудо-ме! - воскликнул  Бэнкей.  Его  ладонь  налилась  пламенем.
Священный меч был готов к бою.

    Но на свирепой образине Рокуро-Куби не отразилось ни удивления, ни
страха. Тупое чудовище  попросту  не  видело  Кудзи-Кири.  И  пока  не
ощущало силы решетки.

    - Кудзи-госин-хо! - разорвав ее руками,  крикнул  Бэнкей.  Он  был
готов к бешеной схватке. Оставалось только добраться до посоха.

    Чудовище ответило пронзительным свистом.

    Очевидно, это был у Рокуро-Куби сигнал тревоги. Еще четыре  черных
шара  повисли  над  головой  Бэнкея.  И,  уразумев,  что   происходит,
одновременно кинулись на монаха.

    Они не знали, что бросаться ему в ноги не стоит.  И  не  видели  в
воздухе серебристых тающих паутинок - остатков спасительной решетки.

    На сей раз Бэнкей вытянул правую руку вперед и прыгнул,  пропуская
под собой  четыре  разъяренные  головы.  Он  перевернулся  в  воздухе,
перекатился боком через правое плечо  и  оказался  в  неожиданном  для
Рокуро-Куби месте.  Вскочив  на  ноги  и  не  дожидаясь,  пока  головы
опомнятся, Бэнкей помчался за посохом.

    Пять голов собрались вместе, перебросились словами  и  выстроились
для новой атаки. Бэнкей, которому девятиполосная решетка обострила все
чувства, услышал эти слова.

    - Справа... слева... в горло... - донеслось до него.

    Но посох уже вращался в крепких  пальцах  монаха,  готовый  отбить
нападение.

    Четыре головы понеслись с четырех сторон. Пятая,  женская,  взмыла
вверх. Длинные, черные, прямые волосы, распушившись на концах, неслись
за ней, как шлейф.

    Бэнкей легко отбил первыю и вторую атаку, но  тут  черная  пелена,
упав сверху, закрыла его лицо.  Отвратительно  скользкие  волосы  сами
лезли в рот. Он рванулся в сторону, сбился с четкого ритма движений  и
ощутил боль в левой руке. Голова красавца-юноши впилась в нее зубами.

    Бэнкей, ничего не видя, смаху ударил эту голову о свое колено. Она
с воем отскочила.

    Тогда Бэнкей изловчился и захватил чуть ли не все волосы в  кулак.
Отбивая  нападение  взъерошенной  головы  верзилы  посохом,  он  начал
раскручивать женскую голову, полагая, что и она может послужить в  бою
оружием.

    Раздался  тонкий  пронзительный  визг.  Бэнкей,   избавившись   от
застилавшей глаза черной пелены, быстро оглянулся.

    В  усадьбе,  кажется,  никто  не  проснулся.  Но   эти   проклятые
Рокуро-Куби поднимали столько шума, что лучше было бы убраться с  ними
подальше.

    Летающие головы хотя и одурели от ярости, но чувствовали -  Бэнкей
сильный противник, и сила эта не обычного  происхожения.  Будучи  лишь
совращенными с пути  и  добровольно  наложившими  на  себя  злые  чары
людьми, они не понимали природы  этой  силы.  Но  если  бы  поблизости
сейчас оказался обычный человек, а не владеющий  тайными  заклинаниями
ямабуси монах, они от злости вполне могли загрызть его.

    Бэнкей видывал среди  людей  и  такое  -  обнаружив,  что  сильный
противник не по зубам, в слепой ярости уничтожить слабого противника и
испытать при этом удовлетворение.

    Пятясь, монах отступал к саду и только  отбивался,  хотя  Пылающий
меч Фудо-ме дал бы ему силы и для атаки. Но впереди была еще вся ночь.
Бэнкей не знал, как ему продержаться до рассвета. И не хотел рисковать
людьми, которые спали в усадьбе.

    Он решил, что всегда успеет позвать  на  помощь  кэраев.  В  конце
концов, у них есть мечи, луки и стрелы.  Конечно,  в  темноте  обычное
оружие бессильно против нечисти. Но хоть удержать ее на расстоянии оно
сможет. А еще кэраи зажгут факелы. Как  знать  -  не  справится  ли  с
чудовищами обычный огонь?

    И тут Бэнкея осенило.

    - Эй, вы, злюки! - позвал он. - А ну, летите за мной! Я покажу вам
кое-что занятное!

    Ему нужно было привести Рокуро-Куби на полянку, где лежали  в  ряд
их тела. Одного тела уже не было -  и  когда  они  поймут,  что  монах
способен, сражаясь, отпихнуть ногой  и  укатить  невесть  куда  другое
тело, каждая из голов призадумается - а не пострадает ли именно она?

    Размахивая  посохом  и  визжащей  головой  красавицы,   он   повел
Рокуро-Куби туда, где они так неосмотрительно оставили вблизи  усадьбы
свои тела.

    Разъяренные головы все же оказались способны сосчитать до пяти.

    - Мое тело! - взвыл фальшивый гадальщик. - Пропало мое тело!

    - Мое на месте, - отвечал ему старик, - а это главное.

    - Он трогал мое тело! - зарычал погонщик быков.

    - Посмотрите, пожалуйста, что с моим, я ничего не вижу!  -  крайне
любезно попросила голова женщины. Она  описывала  стремительные  круги
над  головой  Бэнкея  -  неудивительно,  что  не   смогла   разглядеть
собственного тела.

    - Я не смогу  соединиться  с  моим  телом!  Я  должен  умереть!  -
причитал между тем гадальщик.

    - Мое не тронуто! - крикнул юноша. - Да  замолчи  же  ты  наконец!
Главное - что гнусный монах пощадил тело нашего господина!

    Это уже относилось к фальшивому гадальщику.

    Бэнкей, продолжая раскручивать голову и посох, переводил дух.

    - Но я еще жив, и я доберусь до него! -  с  этими  словами  голова
гадальщика внезапно кинулась  вперед  и  схлопотала  посохом  по  лбу.
Шлепнувшись в снег, она завертелась у ног монаха  волчком,  выкрикивая
угрозы и проклятия. Монах двинул ее ногой - и голова с воем улетела  в
заснеженный куст.

    - Мы должны его убить во что бы то ни стало, - сказал старик.

    - Выходит, я начну с твоего тела,  -  отвечал  Бэнкей.  -  Я  буду
катить его ногами, пока не докачу до той ямы, где валяется  тело  этой
желтоглазой нечисти.

    - Не трогай тело господина! - Голова  красавца-юноши  зависла  над
телом погонщика быков. - Раз уж тебе хочется убить еще кого-то из нас,
так вот - бери! Этот простолюдин за свою жизнь съел куда больше людей,
чем все мы!

    - Прочь от моего тела!  -  заревел  погонщик  быков  не  хуже  той
скотины, с которой днем имел дело.

    И четыре головы стали гнусно пререкаться, причем каждый  предлагал
Бэнкею начать  с  чужого  тела.  Женщина  сопровождала  их  перебранку
визгом.

    Фальшивый  гадальщик  между   тем   выжидал.   И   когда   Бэнкей,
подзадоривавший  Рокуро-Куби  язвительными  словечками,  на  мгновение
утратил бдительность, голова резко взмыла вверх, целясь прямо в  горло
монаху.

    Он хорошо выбрал время. Спасительная девятиполосная решетка  стала
терять свою силу. Но теряла силу и ночь.

    - Фудо-ме! - услышал Бэнкей собственный голос, но прозвучал  голос
из его уст, или же лишь в сознании, он так и не понял.

    - Фудо-ме! - не столько услышал, сколько ощутил изнутри  кожей  он
ответный огненный клич спасающего Пламенного меча.

    И больше уже не ощущал ничего...




    * * *



    - Я отрублю ему голову!  -  услышал  Бэнкей  приятный,  мелодичный
голос красавца-юноши.

    - Я бы не стал этого делать! - возразил незнакомый монаху,  но  не
менее благозвучный молодой  голос.  -  Это  недостойно,  да  и  просто
неприлично! В конце концов, для такой  надобности  в  Хэйане  имееются
особые люди.

    Зашуршали тяжелые шелковые  одежды,  затоптались  ноги  в  дорогих
кожаных башмаках.

    - Оставь его  в  покое!  -  прозвучал  голос  почтенного  старика,
очевидно, удержавшего юношу. -  Ты  имеешь  полное  право  лишить  его
жизни, и все же пусть его судят по законам в Хэйане. У нас государство
мира и спокойствия, а не северная  провинция,  где  хозяйничает  шайка
разбойников.

    - Вы правы, господин Отомо, - ответил голос Минамото Юкинари. - Мы
отвезем этого негодяя в Хэйан, хотя и  неприятно  будет  находиться  в
одной с ним повозке.

    - Я же сказал, что сяду на коня!  -  это  был  тот  же  незнакомый
голос, принадлежавший молодому мужчине. - До столицы всего день  пути,
если не тратить время зря.

    - День и ночь, господин, - напомнил голос старшего  кэрая  Кэнске,
прозвучавший чуть ли не в самом ухе у Бэнкея.

    - Ночью-то  я  сплю,  а  не  сижу  на  коне,  -  сердито  возразил
незнакомый голос.

    Бэнкей захотел шевельнуться - и  не  смог.  Ощущение  было  такое,
будто его голова, как у Рокуро-Куби, сама по себе, а тело  -  само  по
себе и находится где-то очень далеко.

    Тогда Бэнкей открыл глаза.

    Над ним собрались оба молодых господина  -  Фудзивара  Нарихира  и
Минамото Юкинари, хозяева усадьбы - старик и юноша,  Кэнске  сидел  на
корточках возле  Бэнкея  и  разглаживал  складки  повязки,  охватившей
голову монаха. Удивительно было, что возле самого уха журчала вода.

    Бэнкей обвел глазами местность - и обнаружил,  что  лежит  на  дне
водоема. Накануне зимы воду отсюда  спустили,  и  та,  что  лилась  из
бамбуковых труб, тоже утекала неизвестно куда. Судя по всему, Бэнкей в
последней схватке с Рокуро-Куби отступал до тех пор, пока не  свалился
в водоем, крепко ударившись спиной и затылком о выложенное камнем дно.

    Как это случилось - Бэнкей не помнил.

    Он сосредоточился на своих ощущениях - и, пока Фудзивара  Нарихира
клятвенно обещал Минамото Юкинари провести день  в  седле  без  жалоб,
стал понемногу возвращать себе свое тело.

    Прежде всего, выяснилось, что монах связан. Затем  -  на  груди  у
него лежало что-то тяжелое и неприятное.  И,  наконец,  многочисленные
царапины и укус на руке дали-таки о себе знать.

    - Да и никакой он на самом деле не монах! -  рассуждал  между  тем
старик.  -  У  него