Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
Далия Трускиновская
МОНАХ И КОШКА
(Кайдан)
Часть первая
Темным зимним вечером накануне последнего дня двенадцатой луны
направлялась по извилистой и почти неразличимой в сугробах дороге
вверх, к горному монастырю, небольшая процессия - слишком скромная для
знатного паломника, но при том достаточно нарядная. Да и кто бы
собрался в такую скверную погоду навещать столь отдаленный от столицы
монастырь?
Впереди ехали на сытых лошадях вооруженные и тепло одетые кэраи,
за ними носильщики, скользя и оступаясь, тащили небольшие носилки.
Замыкали это шествие двое всадников - один совсем еще юный, другой
раза в два постарше. Первый был молодой господин, Минамото Юкинари,
второй - старший кэрай, возглавлявший его свиту, любимец старого
господина - Кэнске.
Холодный ветер задувал в широкие рукава одежд, и хотя были они
подбиты ватой, как положено в это время года, но тело пронизывал
нестерпимый холод.
Однако юноша и старший кэрай, как видно, больше заботились не о
себе, а о тех, кто ехал в носилках. Всякий раз, как носильщик
спотыкался, молодой господин в испуге порывался сам ухватиться за
украшенные резьбой ручки, но Кэнске деликатно отстранял его и сам
поддерживал сверху раскачивавшийся кузов.
- Скоро он будет, этот монастырь? - сердито спросил юноша. - Уже
ночь наступила, а мы все взбираемся вверх да вверх! Что же он, на
облаке построен, твой монастырь?
- Я узнаю кривую сосну на повороте, - ответил кэрай. - Теперь уже
совсем близко. Не больше половины ри. Берегитесь, господин!
Но Минамото Юкинари не уберегся - огромный ком снега свалился с
ветки прямо за воротник его роскошного наряда. Юношу прямо
передернуло, а испуганный конь под ним метнулся в сторону от тропы.
Ежась и поводя плечами, между которыми протекла струйка талой
воды, Юкинари сладил с конем и подъехал к самым носилкам.
- Ведь ничего не случится, если я чуть приоткрою занавеску? -
спросил он у Кэнске. - Вряд ли в маленькую щелку так уж сильно
надует...
- Не стоит так волноваться, молодой господин, - усмехнулся кэрай.
- Здоровью вашего сокровища ровно ничего не угрожает.
Минамото Юкинари заглянул в носилки.
Там, закутанная по уши в тяжелые многослойные одежды, сидела
девушка лет четырнадцати. Подол верхнего платья она накинула на голову
и видны были только губы и самый кончик носа.
- Как ты там, Норико? - грубовато спросил юноша. - Не замерзла?
- Не стоит молодому господину обо мне беспокоиться, - выглядывая
из-под края платья,ответила девочка. - Я же выросла на побережье и не
боюсь холодного ветра!
- А как себя чувствует госпожа кошка?
- Госпожа кошка пригрелась и спит. Я держу ее под складками
рукавов... показать молодому господину?
- Не надо, Норико, не смей! Если госпожу кошку прохватит холодным
ветром и она заболеет, мне лучше домой не возвращаться, да и тебе
достанется.
- Я знаю, - сказала девушка. И покрепче прижала к себе зверька.
Минамото Юкинари опустил край занавески.
- Как медленно мы движемся, - пожаловался он. - Если бы не
носилки, мы два дня назад были бы в Хэйане! Мы уже пропустили праздник
изгнания злых духов, пропустим Поклонение четырем сторонам, и будет
чудом, если мы успеем к первому дню Крысы!
- С носилками или без них, но снегопад все равно задержал бы нас,
- возразил кэрай. - Даже не представляю, как в такую погоду люди
выйдут в день Крысы на луга собирать семь первых весенних трав...
Однако вот и монастырские ворота!
- Я не вижу.
- Зато я вижу! Эй, там, впереди! Стойте! Пропустите вперед
молодого господина!
Минамото Юкинари с трудом объехал носилки и оказался во главе
своего маленького отряда. Кэрай Кэнске последовал за ним и ударил
кулаком в ворота.
- Открывайте! - зычно завопил он.
- Кто это пожаловал в такое неподходящее время? - ворчливо
осведомился привратник. - Вот уж воистину неподходящая погода для
паломничества!
- Подходящая или неподходящая, а отворяй ворота! Не то тебе
объяснит про погоду и про паломников сам отец настоятель! - пригрозил
Кэнске. - Вот тоже придумал - заставлять окоченевших людей ждать под
воротами!
- А настоятелю что сказать?
- Что пожаловал молодой господин Минамото Юкинари, сын господина
Минамото Такаеси, и если это имя тебе ничего не говорит, то ты дурак и
невежа!
- Минамото Такаеси? Да не наместник ли это провинции...
провинции...
- Он самый! - рявкнул Кэнске. - Ты хочешь, чтобы сын господина
наместника превратился возле твоих ворот в сосульку?!
Привратник долго и бестолково отворял монастырские ворота, а
Кэнске костерил его на все лады. Минамото Юкинари слушал их
перебранку, но она не раздражала его - юноша смертельно устал и
замерз, так что от одной мысли, что сейчас его накормят теплым ужином
и уложат на мягких дзабутонах, уже на душе становилось радостно.
Ворота открылись ровно настолько, чтобы всадники по одному
протиснулись в монастырский двор, а уж носильщикам и вовсе пришлось
туго.
Когда ворота опять затворились, Юкинари подъехал к носилкам и,
поскольку место было заветреное, смело откинул занавеску.
- Мы приехали, Норико, - сказал он. - Сейчас тебе дадут горячего
рисового отвара и ты согреешься. И смело требуй для госпожи кошки
всего, что ей необходимо! Ты помнишь, Норико, что обещал тебе
господин? Если ты благополучно доставишь госпожу кошку моей сестре, то
останешься служить в ее свите, будешь жить в государевом дворце и,
может быть, даже увидишь самого государя императора! А если с госпожой
кошкой хоть что-нибудь случится...
Юкинари сдвинул густые брови и смерил девушку самым суровым
взглядом, какой только мог перенять у своего властного отца.
- Отец настоятель и его почтенный гость ожидают вас, молодой
господин, - обратился к Минамото Юкинари вышедший из внутренних покоев
монах.
- Я бы охотно обошелся без этих бесед с почтенными гостями,
Кэнске, - сказал Юкинари кэраю. - Жаровня с горячими углями - вот
единственный собеседник, в котором я нуждаюсь. Там наверняка говорят о
божественном и читают сутры... Какой будет позор, если меня от горячей
пищи потянет в сон! Кстати, проследи, чтобы всех моих кэраев хорошо
устроили. И пусть поочередно охраняют девчонку Норико! Святость
святостью, а бывали случаи, когда монахи пробирались в кельи к молодым
паломницам. Мне только этой неприятности недоставало!
- Да я сам лягу возле ее порога, - пообещал Кэнске. - Девчонка-то
хорошая, как она о госпоже кошке заботится! Иная мать так о ребенке не
печется, как она о госпоже кошке. А может, молодому господину будет
угодно?.. Я вам говорю - девчонка хорошая, нетронутая еще, и личико
приятное, и волосы, как у знатной девицы, ниже коленок. Да и сама
Норико, сдается мне, была бы рада...
Молодой господин презрительно хмыкнул. Но монах, которому было
велено сопроводить нового знатного гостя к настоятелю, смотрел на него
во все глаза, ожидая, и Юкинари, сойдя с коня, направился вслед за
ним. После целого дня, проведенного в седле, ноги у него были как не
свои.
* * *
В келье у старенького настоятеля было тепло и уютно. На
лакированном столике уже стояло блюдо с новогодним угощением -
колобками-моти из лучшего риса, а поверх колобков лежали кусочки рыбы
и овощей.
- Добро пожаловать, - негромко сказал настоятель. - Что за
скверная метель преградила вам путь! Я боюсь, что от такого внезапного
ветра замерзнут вишни в государевых садах. Садитесь ближе к жаровне,
согрейте руки.
Гость настоятеля, раскручивавший длинный свиток с картинками,
поднял голову.
- Минамото Юкинари! - воскликнул он, всплеснув многослойными
рукавами. - А мы как раз говорили о твоем отце и о тебе! Вовремя же ты
явился, Юкинари-сама!
- Фуздивара Нарихира! - с неменьшим удивлением отвечал Юкинари,
торопливо подсаживаясь к круглой жаровне из ароматного дерева чэнь,
покрытой темным лаком в золотую крапинку. - Ты-то что здесь делаешь?
Почему ты не в Хэйане? Весь двор готовится к новогодним празднествам,
а ты сидишь в горном монастыре? Что же это такое творится?
- Должно быть, обидел я здешнего тэнгу, - смеясь, отвечал
Нарихира. - Вообрази, Юкинари-сама, отправляюсь я в паломничество, как
подобает, в экипаже, со слугами, в замечательном наряде - на мне было
охотничье платье цвета ярко-желтой керрии и шесть нижних одежд из
палевого шелка-сырца. А густо-лиловые шаровары, естественно, сплошь
затканы узором из виноградных листьев, а края шаровар подобраны кверху
и подвязаны шнурами изящнейшим образом! Это новая мода, я научу
тебя... Когда я ехал, все оборачивались! И бредет мне навстречу
скверный гадальщик! Мне бы проехать мимо, потому что гадальщиков и при
дворе раз в десять больше, чем нужно бы. Так нет же - я велю
остановить быка, гадальщик бросается к моей повозке и, разумеется,
устраивает мне целое представление.
- Уж не тот ли тебе попался негодяй-гадальщик, что и мне,
Нарихира-сама? - спросил Юкинари, двумя пальцами взяв аппетитнейший
моти.- Ведь он в конце концов настоятельно присоветовал тебе
переменить направление пути!
- Как ты угадал? - изумился придворный. - Вот удивительное дело!
Ну, как меняют направление пути, ты знаешь и сам...
- Тише, Нарихира-сама,- сказал Юкинари. - Гляди, отец настоятель
задремал.
Нарихира покосился на старенького монаха. Тот действительно закрыл
глаза и прислонился к стенке.
- В его годы и следует по ночам спать, а не гостей принимать, -
буркнул Нарихира. - Мы ведь с ним до твоего прихода как уселись за
стол в час Петуха, так и не вставали... а сейчас уже час Крысы, надо
полагать?
- По-моему, еще час Свиньи. Ну так заехали вы, чтобы переменить
направление пути, в первую же попавшуюся усадьбу, переждали там часа
два-три, и что же дальше? Двинулись к монастырю?
- Этот проклятый гадальщик попался мне уже вечером, так что я
заночевал со всей своей свитой на мерзком постоялом дворе, где мне
подсосывали каких-то неумытых девиц, Юкинари-сама! Вообрази - знатному
человеку, которому достаточно написать письмо самой известной
придворной даме, чтобы она ответила взаимностью! Но это еще полбеды. Я
рассчитывал, что проведу в монастыре не более суток и сразу же вернусь
в Хэйан. А прибыл туда с опозданием на сутки, во-первых, а во-вторых,
как я уже догадался, разозлил одного из здешних тэнгу. Очевидно, они
не любят охотничьих кафтанов цвета керрии... Вдруг поднялся ветер,
началась метель, повалил мокрый снег - словом, кафтан мой погиб
безвозвратно!
- Ты же сидел в повозке!
- Ты не представляешь, Юкинари-сама, какое это жалкое зрелище -
опрокинутая повозка! Естественно, в такую метель ничего иного и не
могло случиться. Хорошо еще, что повозка с быком удержались на тропе,
а не покатились по крутому склону. И вот я прибыл в монастырь - не
лучше нищего оборванца или того же мерзкого бродячего гадальщика. А в
вершинах сосен как будто даже хохот слышался! Не иначе, на ветке сидел
тэнгу, хлопал крыльями и издевался надо мной...
- И ты пережидаешь здесь плохую погоду? - спросил Минамото
Юкинари.
- Да, и молюсь о том, чтобы боги покарали этого гнусного
гадальщика... погоди, а ты? Что вышло с гадальщиком у тебя?
Юкинари усмехнулся.
- Возможно, я тоже буду молиться о гадальщике, - сказал он. - Но
только для того, чтобы боги вознаградили его и в будущем воплощении он
стал бы, ну, хоть дворцовым слугой!
- Тише, а то разбудишь отца настоятеля, - предупредил Фудзивара
Нарихира.
- Дело в том, что я не собирался ехать в Хэйан так рано, - начал
Юкинари. - Я хотел прибыть к твоему родовому празднику - дню святилища
Касуга.
- Да это же первый день Обезьяны, и до него еще по меньшей мере
две луны! - воскликнул Нарихира.
- Но случилось совершенно неожиданное и неслыханное происшествие.
Ты знаешь, что живем мы у самого побережья и часто наблюдаем морские
осенние бури.
- Когда-нибудь я приеду к тебе полюбоваться морем и мы там сложим
по две-три танка в честь волн и красивых рыбачек, - пообещал Нарихира.
- И непременно чтобы был дымок от солеварен.
- Насчет красавиц рыбачек ничего тебе не скажу, иногда мне
кажется, что их придумал какой-нибудь древний поэт, а может, двести
лет назад они еще и водились. Дымок от солеварен будет непременно, -
усмехнулся Юкинари. - Но соблаговоли, Нарихира-сама, дослушать до
конца. Мы любовались кипящим морем и увидели попавшее в бурю корейское
судно. Должно быть, оно сбилось с пути и два дня пыталось подойти к
берегу, но наконец стало тонуть. Отец приказал рыбакам выйти на лодках
в море, чтобы спасти хоть кого-нибудь, но все, кто был на этом судне,
утонули. Очевидно, плохо молились богу Фунадама-сама. Рыбаки вытащили
из воды - угадай, кого!
- Если все люди утонули... - нерешительно начал Нарихира. -
Животное какое-нибудь? Собаку?
- Кошку!
- Кошку?!
- Кошку! Да еще какую! Нарихира-сама, клянусь тебе, что у самого
императора нет такой красавицы!
- Можно подумать, что у него так уж их много! Да придворных кошек,
мне кажется, можно на пальцах пересчитать. Правда, их могло быть и
больше, но он уже роздал самым знатным придворным несколько маленьких
котят.
- Когда госпожу кошку обсушили и согрели, отец приласкал ее и
велел надеть ей красивый ошейник. А потом позвал меня и сказал - сын,
собирайся в дорогу, я знаю, что ты давно хотел ехать в Хэйан ко двору
государя, и вот замечательный случай! Видишь ли, Нарихира-сама, отец
сразу все придумал и рассчитал. Моя сестра Йоко служит у госпожи
Кокидэн...
- Можешь не продолжать! - воскликнул Нарихира. - Государь совсем
недавно женился на этой красавице, окружил ее новыми придворными
дамами и поселил ее во дворце Кокидэн! Он часто бывает там, и если
твоя сестра вовремя вынесет на руках красивую кошку, судьба ее
обеспечена! Возможно даже, что государь действительно обратит на нее
внимание и приблизит ее к себе. Это было бы неслыханной удачей для
всей вашей семьи!
- Ты прав, именно это и сказал мне отец. Он также велел обращаться
с госпожой кошкой почтительно, потому что она предназначена развлекать
самого государя. Вот почему мы посадили в носилки дочку нашего повара
Норико, а ей за пазуху поместили госпожу кошку. Вот почему мы в такое
неподходящее время двинулись в путь.
- Жаль только, что ты можешь опоздать к восьмому дню Нового года,
- заметил Нарихира.
- Почему, Нарихира-сама?
- Потому что именно в этот день государь присваивает фрейлинам
более высокие звания! Вот было бы кстати... Впрочем, и так все это
замечательно, и ты обязательно прикажешь своей Норико принести госпожу
кошку, но что же было с гадальщиком?
- С гадальщиком? Гадальщик, можно сказать, кинулся под копыта
моему коню, чтобы заставить меня переменить направление пути! Но это
было утром, мы свернули с дороги и вскоре оказались в небольшой
усадьбе. Отродясь я не видывал такой жуткой развалины! А какая там
была вонь!
Фудзивара Нарихира удивленно приподнял красивые брови, и Юкинари
опомнился. Такое восклицание было не к лицу молодому придворному, и
юноша принялся исправлять ошибку.
- Была особенная прелесть в сломанных воротах, от которых уцелели
только столбы, в одряхлевших ступеньках, в утративших блеск полах и
перильцах, - как можно более мечтательно и задумчиво сказал он. - Все
заросло высокой полынью. Обвалилась ограда, водяные травы заглушили
пруд. И мне показалось, что с этой старой усадьбой связана чья-то
печальная судьба. Там могла жить в одиночестве дама, которую бросил
возлюбленный...
Юкинари замолчал, исподлобья глянув на собеседника - одобряет ли
тот его поэтическую речь? Нарихира одобрительно кивал.
- Хозяев и слуг там не было уже много лет, один только старый
привратник... по-моему, не в своем уме, потому что поздравлял нас всех
подряд с праздником Звезд, а был, как на смех, первый день Свиньи...
Старый привратник отвел нас в один из павильонов, где еще уцелела
крыша, - переждать положенное время. Пока мои кэраи играли в сугороку
и в го, я отправился побродить по усадьбе. И погляди, что я нашел!
Юкинари вынул из-за пазухи сверток, размотал бледно-зеленый шелк и
достал лист бумаги. Нарихира взял этот лист, прочитал написанные на
нем строки и с подозрением взглянул на Юкинари.
- Странная же попалась тебе находка! - сказал он. - Бумага
замечательная, такую розовую бумагу делают в Митиноку из коры
бересклета. Почерк... знаешь, как называют такой почерк в Китае?
- Знаю! "Поющая кисть и танцующая тушь"!
- Если судить по замечательному почерку, это натура незаурядная.
Жаль только, что она, как и все женщины, обречена писать только
японскими знаками. А подлинное совершенство почерка и натуры
проявляется только в китайских иероглифах. Возможно, она и рисует
неплохо. Хотел бы я посмотреть на женщину, которая написала эти знаки!
- А я - так лишь об этом и мечтаю! - пылко признался Юкинари. -
Жаль, что танка без последних строчек...
- Скажи лучше - только две первых!
- Да, но ты вслушайся в эти строчки!
"Приди - на твою любовь
отвечу такой любовью,
что звезды..."
- Кстати, это, возможно, особая хитрость - оставить такие стихи
как бы недописанными, - заметил Нарихира. - Очень утонченный ход! Надо
будет попробовать в переписке с моей новой подругой - знаешь, кто это?
Дама из свиты самой государыни! Она уже дважды приглашала меня в свои
покои! Ей это наверняка очень понравится. "...отвечу такой любовью,
что звезды..." Слушай, в самом деле - это очень изысканно!
Представляю, как она будет показывать мое письмо подругам!.. Возможно,
даже самой государыне!.. Знаешь, Юкинари-сама, если эта блистательная
мысль принесет такие плоды, то я уж о тебе позабочусь! Скоро день
Весеннего назначения - если ты хочешь получить хорошую должность в
провинции, считай, что она - твоя!
- Да я только что из провинции! Дай мне хоть год пожить при дворе!
- воскликнул Юкинари. - А если я действительно удостоюсь твоей
благодарности, то помоги мне в другом!
- Отец настоятель зашевелился! - предупредил Нарихира.
Молодые люди замерли.
Настоятель, очевидно, и впрямь заснул. Он сполз вдоль стены и
свернулся клубочком за полированным столиком. Нарихира подвинулся к
нему поближе и вгляделся в морщинистое загорелое лицо.
- В такую погоду горячий обильный ужин и подогретое вино кого
угодно уложат спать, - объяснил он. - Да мы еще обсуждали всякие
заковыристые вопросы. После такой беседы я буду при дворе блистать
знаниями! Ну, какой же помощи ты ждешь от меня?
- Помоги мне найти эту женщину! - и Юкинари указал глазами на лист
розовой бумаги из Митиноку.
Нарихира уставился на него как на безумца.
- Где же, по-твоему, я буду ее искать? - изумленно спросил он. -
Мы же ничего не знаем о ней! Скажи мне хоть, из какого она дома!
- Если бы я знал!