го,  он  обладал  тем  даром,  который  бывает   присущ
человеколюбцам,- его инстинктивно  влекло  туда,  где  была  нужна  его
доброта. Сколько раз встречал он молодых девушек  именно  тогда,  когда
они нуждались в утешении! Его неотразимо влекло к любому  страданию,  к
любой печали. Он уже много месяцев не бывал в доме Тересины. И если нет
какой-то таинственной симпатии между горем и человеколюбием, то  почему
же он пришел туда именно в  тот  самый  день,  когда  в  кастрюлю  были
брошены последние бобы прошлогоднего сбора?
     Он сидел на кухне Тересины, ласково стряхивая детей со своих  ног.
И он смотрел на Тересину внимательными, полными страдания глазами, пока
она рассказывала ему о своей ужасной беде. Он как  завороженный  следил
за ней, когда она вывернула наизнанку последний мешок, чтобы  показать,
что у них не осталось ни единого боба. Он сочувственно кивал, когда она
показывала на детей, от которых скоро останутся только кожа  да  кости,
которые скоро умрут от голода.
     Затем вьеха с горечью поведала, как ее провела пресвятая дева.  Но
тут Хесус Мария отказал ей в сочувствии.
     - Откуда  ты  знаешь,  старая?  -  спросил  он  строго.  -  Может,
пречистая была занята в каком-нибудь другом месте.
     - А как же мои четыре свечи? - визгливо настаивала вьеха.
     Хесус Мария холодно посмотрел на нее.
     - Что такое четыре свечи для пресвятой девы? - сказал он. - Я  раз
был в церкви, где перед ней горели сотни свечей. Ее свечами не удивишь.
     Но мысль о беде Тересины жгла его как огонь. В  тот  же  вечер  он
произнес перед друзьями в доме Дэнни вдохновенную и трогательную  речь.
Из глубин своего великого сердца он исторг красноречивейший,  пламенный
призыв помочь этим детям, у которых не осталось бобов. И слова его были
исполнены такой силы, что огонь, пылавший в его груди, зажег сердца его
друзей. Они вскочили на ноги. Глаза их засверкали.
     - Эти дети не будут голодать! - восклицали они. -  Мы  клянемся  в
этом!
     - Мы живем в роскоши, - сказал Пилон.
     - Мы уделим им от нашего достатка, - согласился Дэнни.- А если  им
нужен дом, пусть живут здесь.
     - Завтра мы начнем! - воскликнул  Пабло.  -  Хватит  лениться!  За
работу! Нам нужно многое сделать.
     Хесус    Мария    почувствовал    радость    пророка,    обретшего
последователей.
     И слова их не были  пустой  похвальбой.  Они  собирали  рыбу.  Они
обчистили огород отеля  "Дель  Монте".  Это  было  чудесно.  Воровство,
свободное от позорного клейма, преступление, совершаемое во имя  благой
цели, - что может быть приятнее?
     Пират повысил цену своих дров до тридцати  центов  и  каждое  утро
заходил в три лишних ресторана. Большой Джо снова  и  снова  крал  козу
миссис Палочико, и каждый раз она благополучно возвращалась домой.  Все
больше и больше припасов накапливалось в доме Тересины. На  ее  крыльце
лежали  ящики  с  латуком,  подпорченная  макрель  благоухала  на  весь
квартал. Но пламя милосердия не угасало в груди друзей.
     Если бы вы могли заглянуть  в  протоколы  полицейского  управления
Монтерея, вы заметили бы, что в это время по городу  прокатилась  волна
мелких краж. Полицейская машина металась от дома  к  дому.  Тут  украли
курицу, там обобрали целую грядку тыкв. Компания  Палдини  сообщила  об
исчезновении двух стофунтовых ящиков мускула морского уха [Морское  ухо
- вид съедобного моллюска].
     В доме Тересины становилось тесно. Кухня была  завалена  всяческой
снедью. Заднее крыльцо тонуло в овощах.
     По всей Тортилья-Флэт стоял запах продуктового склада.
     Друзья носились по городу, совершая одно тайное  похищение  чужого
имущества  за  другим,  и  подолгу  беседовали  с  Тересиной,  обсуждая
дальнейшие планы.
     Сперва  Тересина  с  ума  сходила  от  радости  при  виде   такого
количества еды, а кроме того, ей очень льстило  подобное  внимание.  Но
через неделю в ее  душу  закрались  неко  торые  сомнения.  У  младенца
начались желудочные колики, у Эрни болел  живот,  лицо  Альфреде  пошло
красными пятнами. Ползунки и карапузы хныкали не  переставая.  Тересине
было очень неловко объяснять друзьям то, что объяснить было необходимо.
Несколько дней она собиралась с духом, и за это  время  в  дом  прибыли
пятьдесят фунтов сельдерея и ящик дынь. Дольше откладывать было нельзя.
     Соседи уже неодобрительно поднимали брови, встречаясь с ней.
     Она пригласила всех друзей Дэнни к себе на кухню и сообщила  им  о
своих тревогах с большим тактом и осторожностью, чтобы не обидеть их.
     - Зелень и фрукты детям вредны, - объяснила она.  -  От  молока  у
малышей начинается несварение,  когда  их  отнимают  от  груди.  -  Она
показала на заплаканных красных детей. - Видите, они  все  больны.  Они
едят то, что им вредно.
     - А что им полезно? - спросил Пилон.
     - Бобы, - ответила она. - На бобы можно положиться, они остаются у
человека в животе.
     Друзья молча ушли домой. Они притворялись сами перед собой,  будто
это их огорчило, но они знали, что их энтузиазм уже несколько дней  как
остыл.
     В доме Дэнни они стали держать совет.
     О дальнейшем не  следует  рассказывать  в  некоторых  сферах,  ибо
обвинение может оказаться серьезным.
     Полночь  давно  миновала,  когда  четыре  темные  фигуры,  которые
останутся безымянными, крадучись пробежали  по  улицам  города.  Четыре
смутные тени  пробрались  на  железнодорожный  склад  "Вестерн  Уэрхаус
компани". Ночной сторож говорил потом, что он  слышал  какие-то  звуки,
внимательно все осмотрел, но ничего не обнаружил. Он не мог  объяснить,
каким образом это случилось, - как был взломан замок  и  открыта  дверь
склада. Только четыре  человека  знают,  что  сторож  в  ту  ночь  спал
непробудным сном, но они его не выдадут.
     Вскоре четыре тени покинули склад, но  теперь  они  сгибались  под
тяжестью ноши. Было слышно, как тени пыхтят и отдуваются.
     В три часа утра Тересину разбудил звук открывшейся задней двери.
     - Кто там? - закричала она.
     Ответа не было, но она услышала четыре глухих  удара,  от  которых
содрогнулся дом. Она зажгла свечу и поспешила босиком на кухню.  Там  у
стены стояли четыре стофунтовых мешка с розовыми бобами.
     Тересина кинулась обратно в комнату и разбудила мать.
     - Чудо! - кричала она. - Иди на кухню и посмотри!
     Вьеха пристыженно смотрела на четыре крутобоких мешка.
     - Подлая я грешница! - запричитала  она.  -  О  пресвятая  матерь,
сжалься над старой дурой. Каждый месяц до дня  моей  смерти  ты  будешь
получать по свече.
     В доме Дэнни четверо друзей блаженно вытянулись на своих постелях.
Есть ли подушка лучше чистой совести?
     Они проспали чуть ля не до вечера, ибо долг их был исполнен.
     А Тересина по хорошо известным ей  признакам  поняла,  что  у  нее
опять будет ребенок. И, насыпая в кастрюлю новые бобы,  она  от  нечего
делать прикинула, кто из друзей Дэнни к этому причастен.

ГЛАВА XIV
О приятной жизни в доме Данни, о дареном поросенке, о страданиях Верзилы
               Боба и об отвергнутой любви въехо Раванно

     Пайсано Тортилья-Флэт не пользовались часами  -  ни  стенными,  ни
наручными. Порой кто-либо из друзей вдруг становился обладателем часов,
но лишь  на  тот  срок,  который  требовался,  чтобы  выменять  на  них
что-нибудь по-настоящему полезное. В  доме  Дэнни  часы  уважались,  но
только как  средство  обмена.  А  для  собственных  нужд  друзья  могли
пользоваться огромными золотыми часами - солнцем. Эти  часы  были  куда
лучше наручных или карманных, и гораздо надежнее - ведь их никак нельзя
было снести к Торрелли.
     Летом, когда стрелки механических часов подходят к семи,  вставать
бывает очень приятно, но что толку, когда  они  указывают  тот  же  час
зимой? Насколько удобнее солнце! И летом и зимой  самая  пора  вставать
наступает только тогда, когда оно, выплыв из-за соснового леса, щедрыми
лучами заливает крыльцо. Это тот час, когда руки твои уже не дрожат,  а
в животе еще не щемит от голода. Пират и его  собаки  спали  в  большой
комнате, в своем теплом и уютном углу. Пилон, и Пабло, и Хесус Мария, и
Дэнни, и Большой Джо Португалец располагались в спальне. Хотя Дэнни был
добр и щедр, он никому не позволял спать на своей кровати. Большой  Джо
раза два пытался улечься на ней, но получил удар палкой по пяткам,  так
что даже он научился уважать неприкосновенность этой кровати.
     Друзья  спали  на  полу,   и   постели   их   отличались   большим
своеобразием. Пабло кутался в три сшитых  вместе  овчины.  Хесус  Мария
отходил ко сну, засунув руки в рукава одного старого пальто, а ноги - в
рукава другого. Пилон заворачивался в обрывок ковра. Большой  Джо  чаще
всего свертывался калачиком, как собака, и спал одетым.
     Большой Джо был неспособен долго владеть каким-либо имуществом, но
зато умел поистине гениально обменять любую попавшую ему в руки вещь на
вино. Так они и спали, порой довольно звучно, но всегда сладко.  Как-то
холодной ночью Большой Джо попробовал одолжить одну  из  собак  Пирата,
чтобы согреть ноги, но был сильно искусан, ибо собаки Пирата никому  не
желали одалживаться.
     На окнах не было занавесок,  но  щедрая  природа  украсила  стекла
паутиной, пылью и следами дождевых капель.
     - Надо бы вымыть окошко водой с мылом, - как-то заметил Дэнни.
     Острый ум Пилона немедленно взялся за разрешение этой  задачи,  но
она оказалась слишком легкой для него.  Она  была  недостойна  талантов
Пилона.
     - Тогда в комнате станет светлее, - сказал он. - Если  у  нас  тут
будет светло, мы будем меньше времени проводить на  свежем  воздухе.  А
ночью, когда свежий воздух вреден, нам свет не нужен.
     Дэнни покинул поле боя, ибо если  одно  только  упоминание  о  его
планах  вызвало  столь  быструю  и  уничтожающую  критику,  то   какими
сокрушительными логическими аргументами грозит  попытка  настаивать  на
них? Окно  осталось  в  прежнем  виде,  и  по  мере  того  как  паутина
обогащалась все большим количеством сухих  оболочек  тех  мух,  которые
напитали семейство паука своей кровью, а на  слой  пыли  ложился  новый
слой, спальня погружалась в  приятный  полумрак,  позволявший  спокойно
спать там даже з самый ясный и солнечный полдень.
     Друзья спали сладко, но когда по утрам солнечные  лучи  ударяли  в
окошко и, не сумев проникнуть внутрь,  превращали  пыль  в  серебро,  а
мушиные трупы - в маленькие радуги, друзья просыпались, потягивались  и
начинали искать свои башмаки. Они знали, что на крыльце уже тепло,  раз
солнце постучалось в окошко.
     Просыпались они не сразу и не вскакивали с постелей, не  сотрясали
свой организм каким-либо резким движением. Нет, они восставали  от  сна
так же мягко и незаметно, как мыльный пузырь отрывается  от  соломинки.
Еще не совсем проснувшись,  они  брели  в  овраг.  Постепенно  их  воля
выкристаллизовывалась  из  раствора  дремоты.  Они  затапливали  печку,
кипятили чай, наливали его в банки из-под варенья, а затем  усаживались
на залитом солнцем крыльце. Пронизанные  солнцем  мухи  вились  над  их
головами, образуя сияющие нимбы. Жизнь вокруг них  постепенно  обретала
форму, повторяя вчерашний день и предвещая завтрашний.
     Беседа завязывалась медленно, ибо каждый бережно лелеял  последнюю
сладость еще не  развеявшегося  сна.  А  потом  наступали  долгие  часы
интеллектуального   общения.    Приподымались    крыши,    обозревалась
внутренность  домов,  обсуждались  мотивы   поступков,   рассказывались
всяческие  происшествия.  Для  начала  их  мысли  обращались  обычно  к
Корнелии Руис, ибо поистине  редко  выпадали  дни  или  ночи,  когда  с
Корнелией не приключалось чего-нибудь  интересного.  А  ведь  почти  из
всякого происшествия можно извлечь полезное назидание.
     Сосновая хвоя поблескивала в солнечных  лучах.  От  земли  исходил
приятный сухой запах. Кастильская  роза  овеивала  мир  ароматом  своих
цветов.  Это  были  лучшие  часы  в  жизни  друзей  Дэнни.  Борьба   за
существование отступала куда-то далеко. Они судили  своих  ближних,  но
судили их не во имя морали, а просто из любопытства. Узнав  какойнибудь
интересный случай, каждый приберегал  рассказ  о  нем  до  этих  часов.
Большие шоколадные бабочки кружили над розовым  кустом,  опускались  на
цветы и долго сидели, медленно взмахивая  крыльями,  словно  выкачивали
нектар с их помощью.
     - Я видел Альберта Расмуссена, - сказал Дэнни.- Он выходил из дома
Корнелии. У этой Корнелии вечные  скандалы.  Каждый  день  какой-нибудь
скандал.
     - Так уж она живет, - сказал Пабло.- Я  не  из  тех,  кто  бросает
камни, но порой мне кажется, что Корнелия чересчур уж бойка. Она только
и знает, что любовь и драки.
     - Ну, - сказал Пилон, - а чего тебе еще надо?
     - Она не знает, что такое покой, - печально сказал Хесус Мария.
     -А он ей и не нужен, - ответил Пилон. - Дай Корнелии покой, и  она
умрет. Любовь и драки. Это ты хорошо сказал,  Пабло.  Любовь,  драки  и
немножко винца. Тогда человек всегда  молод,  всегда  счастлив.  А  Что
вчера случилось с Корнелией?
     Дэнни торжествующе посмотрел на Пилона. Пилон редко чего-нибудь не
знал. Но на сей раз по его расстроенному виду Дэнни догадался, что  это
происшествие ему неизвестно.
     - Вы все знаете Корнелию, - начал он. - Иногда ее друзья  приносят
ей подарки - курочку, или  кролика,  или  кочан  капусты.  Какой-нибудь
пустячок, но Корнелии это нравится.  Так  вот,  вчера  Эмилио  Мурьетта
принес Корнелии такого розового поросенка. Эмилио нашел его  в  овраге.
Свинья погналась за ним, когда он  схватил  поросенка,  но  он  побежал
очень быстро  и  принес  поросенка  Корнелии.  У  этого  Эмилио  хорошо
привешен язык. Он сказал Корнелии: "Поросенок в доме - сущая благодать.
Он ест что угодно. И ласковее всякой кошки. Такого поросенка нельзя  не
любить. Но потом из него вырастает свинья, и его характер меняется.  Он
становится злым и подлым, и его уже нельзя больше любить. Потом в  один
прекрасный день эта свинья тебя  кусает,  так  что  на  нее  нельзя  не
рассердиться. И тогда ты ее убиваешь и съедаешь".
     Друзья одобрительно закивали головами, а Пилон сказал:
     - Этот Эмилио не так глуп. Посмотрите, сколько приятного обнаружил
он в одном поросенке: привязанность, любовь,  месть  и  сытый  желудок.
Надо мне как-нибудь потолковать с этим Эмилио.
     Однако друзья заметили, что Пилон  завидует  своему  новоявленному
сопернику в логических построениях.
     - Рассказывай дальше про этого поросенка, - сказал Пабло.
     - Ну, - продолжал  Дэнни.  -  Корнелия  взяла  этого  поросенка  и
поблагодарила Эмилио. Она  сказала,  что,  когда  придет  время  и  она
рассердится на этого поросенка, она обязательно угостит  и  Эмилио.  Ну
тогда Эмилио ушел, а Корнелия поставила у печки маленький  ящик,  чтобы
поросенку было где спать. Тут к ней в гости  пришли  знакомые  дамы,  и
Корнелия дала им подержать поросенка на руках и погладить его. А  потом
Конфетка Рамирес наступила ему на хвост. Он  завизжал,  как  паровозный
свисток. А дверь на улицу была открыта.  И  большая  свинья  пришла  за
своим поросенком. Все столы и вся  посуда  разлетелись  вдребезги.  Все
стулья были переломаны. А большая свинья  укусила  Конфетку  Рамирес  и
сдернула с Корнелии юбку, а потом, когда все дамы заперлись  на  кухне,
свинья ушла, а с ней ушел и поросенок. Теперь Корнелия ужасно сердится.
Она говорит, что изобьет Эмилио.
     - То-то и оно, - сказал Пабло.- Вот она, жизнь: всегда все идет не
так, как задумаешь. Совсем как в тот
     раз, когда Верзила Боб задумал покончить с собой.
     Друзья обратили к Пабло исполненные ожидания лица.
     -  Ну,  вы  знаете  Боба  Смоука,  -  начал  Пабло.-  С  виду   он
замечательный вакеро [Вакеро  -  мексиканский  конный  пастух]  -  ноги
длинные, сам худой, только вот ездит верхом  он  плохо.  Когда  клеймят
скот, он часто летает с лошади. Ну, так этот Боб всегда хочет, чтобы им
восхищались.  Когда  устраивают  парад,  он  хочет  нести  флаг.  Когда
устраивают боксерский матч, он хочет быть судьей. На  представлении  он
первый кричит: "Эй, впереди, садитесь!"  Да,  он  хочет  стать  великим
человеком, чтобы все на него смотрели и все им  восхищались.  И  еще  -
чего вы, наверное, не знаете, - он хочет, чтобы все его любили.  А  он,
бедняга, из тех, над кем  всегда  смеются.  Некоторые  его  жалеют,  но
большинство просто смеется над ним.  А  такой  смех  для  Верзилы  Боба
Смоука хуже ножа. Может, вы помните тот раз, когда он  был  знаменосцем
на параде? Боб ехал на большой белой лошади и держался  в  седле  очень
прямо. И вот как раз против того  места,  где  сидят  судьи,  эта  дура
лошадь хлопнулась от  жары  в  обморок.  Боб  перекувырнулся  через  ее
голову, а флаг пролетел по воздуху, как копье, и воткнулся в  землю  не
тем концом. И так с ним всегда.  Чуть  он  состроит  из  себя  великого
человека, как что-нибудь да случится, и все над ним  смеются.  Помните,
как он, когда стал собачником, целый день старался  заарканить  собаку?
Весь  город  сбежался  посмотреть.  Он  накидывал   петлю,   а   собака
прижималась к земле, петля соскальзывала, и  собака  убегала.  Как  все
смеялись! Бобу было так стыдно, что он подумал: "Я убью себя,  и  тогда
им станет грустно. Они пожалеют, что смеялись". А потом он подумал: "Но
я же буду мертвый Я же не узнаю о том, как они жалеют". И  он  придумал
план "Я подожду, пока не услышу, что кто-то хочет ко мне войти. Тогда я
приставлю пистолет ко лбу.  Этот  друг  станет  меня  отговаривать.  Он
заставит меня обещать, что я не застрелю себя. И  тогда  все  пожалеют,
что довели меня до самоубийства". Вот что он придумал. Ну, пошел  он  к
себе домой, а все встречные спрашивали: "Поймал ты  эту  собаку,  Боб?"
Домой он пришел совсем опечаленный. Взял он  пистолет,  зарядил  его  и
стал ждать, чтобы кто-нибудь к нему зашел. Он обдумал, как это будет, и
стал упражняться с пистолетом. Друг скажет: "Ай,  что  ты  делаешь?  Не
стреляй в себя, бедный!" А Боб на это  ответит,  что  не  хочет  больше
жить, потому что все люди такие бессердечные.
     Он думал и думал об этом, но никто так и  не  пришел.  Он  прождал
весь следующий день, и опять никто не пришел.  Но  на  следующий  вечер
пришел Чарли Милер.  Боб  услышал  его  шаги  на  крыльце  и  приставил
пистолет ко лбу, И взвел курок, чтобы все было как следует. "Теперь  он
станет меня уговаривать, - подумал Боб. - И я поддамся на его уговоры".
Чарли Милер открыл дверь. Он увидел, что Боб прижимает ко лбу пистолет.
Но он не стал кричать, нет. Чарли Милер подскочил к нему и ухватился за
пистолет, а пистолет выстрелил и отстрелил Бобу кончик носа.
     И все стали смеяться еще больше. Об этом  даже  в  газете  писали.
Весь город смеялся. Вы все видели нос Боба с отстреленным кончиком. Все
смеялись, но это был нехороший смех, и всем стало не по себе. И  с  тех
пор на каждом параде Верзиле Бобу поручают нести флаг. И  муниципалитет
купил ему сеть, чтобы ловить собак. Но из-за такого носа он все-таки не
может быть счастлив.
     Пабло умолк и, подняв с крыльца прут,  стал  похлопывать  себя  по
ногам.
     - Я помню, каким был его нос раньше, - сказал Дэнни.- Он  неплохой
человек, этот Боб. Вот спросите у Пирата, когда он придет. Пират иногда
сажает всех своих собак в  фургон  Боба,  и  все  думают,  что  Боб  их
изловил, и все говорят: "Вот собачник так собачник!"  Не  так-то  легко
ловить собак, когда ты должен ловить собак.
     Хесус Мария о чем-то размышлял, прислонившись  затылком  к  стене.
Теперь он сказал:
     - Уж лучше быть избитым, чем слушать, как над тобой  смеются.  Над
стариком Томасом, тряпичником, смеялись, пока не свели его в могилу.  А
потом все жалели, что смеялись над ним.
     - И, - продолжал Хесус Мария, - смех смеху рознь. Этот  рассказ  о
Верзиле Бобе очень смешной, но чуть откроешь рот, чтобы засмеяться, как
сердце тебе словно рукой сжимает.