неблагонадежные торговые работники
выехали проводить день торговли в совхоз "Реконструкция".
 Однако  поторопиться  с отъездом  все-таки  следовало,  поэтому  Дыряев
обрадовался, когда старший участковый доложил ему, что погрузка  продуктов и
необходимого инвентаря закончена.
 Подполковник вылез  из  автомашины,  оглядел выстроившихся у  автобусов
милиционеров  и  легионеров и  с досадой отметил,  что по части  выправки  и
молодецкой стати милиционеры заметно уступают иностранцам. "Мало я их гоняю,
- подумал начальник милиции. - Хромает у нас физическая подготовка. Пожестче
мне надо быть с моими оглоедами, ишь разъелись на колхозных харчах!"
 Пригода выделил три львовских автобуса и один "Икарус".  Личный  состав
был готов занять свои места.
 У  забора толпой стояли опечаленные женщины. Центурион Птолемей Прист о
чем-то разговаривал  со своей  бузулуцкой пассией. Он перемежал  родную речь
русскими словами, а недостаток  в словах восполнял выразительностью  жестов.
Клавдия от него не отставала.
 В толпе провожающих Федор Борисович заметил Леночку Широкову. "Это кого
ж она-то  провожает? - заинтересовался подполковник. - Из наших  кого или из
Птолемеевских  бойцов?" Проводив печальный взгляд девушки, начальник милиции
усмехнулся:  "Бедная ты овечка! Да разве  можно в  такого волка  влюбляться?
Узнает  отец, он же тебя из дому не выпустит, и правильно сделает. Была бы у
меня дочь, я бы никогда не позволил ей голову потерять от этого Челентано!"
 Посреди  тоскующей  женской  толпы  одиноким  и  унылым  гусаком  стоял
заместитель  начальника  милиции.  Подполковник  простился  с  ним  холодным
кивком, приподнял подбородок - не робей, парень, не на всю жизнь уезжаем!
 - По машинам! - скомандовал он. Так в приснопамятные двадцатые годы его
дед, командовавший белой сотней и  награжденный впоследствии орденом Боевого
Красного Знамени, командовал:
 - По коням!
 Подойдя к центуриону,  подполковник Дыряев  вежливо  и не без лукавства
поздоровался с грустной женщиной и обратился к командиру будущих соперников:
 - Прошу в машину, Птолемей Пристович!
 К  тому времени гулянка  в  кафе "Тихий Дон"  набирала  свои обороты. С
каждой новой  стопкой правила приличия  становились  чем-то  вроде заповедей
Господних -  где-то изложены, да не  про нас. Шеренга пустых бутылок у кассы
становилась все  длиннее,  а  паузы между стопками  - все  короче.  Уже были
произнесены дежурные тосты и здравицы областным руководителям и Центральному
Комитету,  уже  Скубатиев  пожелал   району  успехов  в  выполнении  решений
очередного  Пленума  и  планов  по зерновым  и мясу, немало  было выпито  за
любовь, мир  во всем мире  и чистое  небо  над головой.  В  кафе  забушевало
подобно степному  пожару  веселье, оно постепенно набирало обороты, и рычала
принесенная  кем-то   из  партактива  гармонь,   и  председатель  ассоциации
товаропроизводителей   Бузулуцка,   выбивая   чечетку  каблуками  остроносых
австрийских туфель, залихватски голосил:

 Вышла девушка на реку,
 Увидала в речке грека,
 Грека стал краснее рака,
 Повернулся к девке...

 И  это была частушечка  из  самых  приличных, потому что  все остальные
можно было воспроизвести печатно примерно в следующем виде:

 На... ты......,
 ...... бедовой?
 ...... звездою!

 Рудольф  Константинович  не пьянел. Только лицо его  багровело и  глаза
становились  уже. Вскоре  Скубатиев стал похож на китайского медного  божка,
восседающего в  распустившемся  лотосе.  От  выпитого морщинки на  его  лице
разгладились,  и  весь  облик Рудольфа Константиновича стал  умиротворенным,
словно он  готовился сфотографироваться  у переходящего Красного Знамени. Со
стороны можно было даже  подумать,  что умудренный житейским опытом патриарх
многочисленного  семейства  снисходительно наблюдает  за невинными шалостями
своих домочадцев.
 Запыхавшегося    товаропроизводителя   сменил   начальник   передвижной
механизированной колонны, веселый от того, что в  свете новых решений партии
ему   удалось  открыть   на  территории   мехколонны   три   самостоятельных
кооператива.  Председатель ассоциации  подошел к Пригоде,  на  ходу  вытирая
лысину большим цветастым платком, и тревожно спросил:
 -  Водки  хватает? Может,  к  Маринке домой  послать  -  пусть  магазин
откроет?
 - Должно хватить, -  успокоил  его Митрофан  Николаевич, заглядывая под
стол. - С пол-ящика еще будет!
 Долговязый секретарь  парткома коптильного  цеха Мерзликин  чечетки  не
отбивал,  но  меха  гармошки  рвал  словно  ворот  тельняшки  на  расстреле.
Непечатных выражений  в  его припевках было поменьше, очень было похоже, что
весь запас ненормативных выражений Мерзликин тратит еще на работе в борьбе с
вороватыми коптильщиками, снабжавшими копчеными морскими  деликатесами почти
весь Бузулуцк.
 -  ...., -  вдруг  сказал  Скубатиев  и попытался  негнущимися пальцами
ущипнуть пышный боте сорокалетней  буфетчицы  кафе. Ее специально приставили
обслуживать  сановных представителей областного центра,  чтобы  сохранить их
моральный облик  в  незапятнанной  чистоте. Но вот  просчитались. Поговорка,
гласящая,  что не  бывает некрасивых  женщин,  бывает  мало  водки,  еще раз
показала  свою  живучесть и истинность.  Глядя  на ставшую вдруг слащавой  и
похотливой физиономию Скубатиева, Митрофан Николаевич Пригода с  облегчением
осознал, что водки оказалось вполне достаточно.


Глава семнадцатая,
 в которой в пионерском лагере центурион и начальник
 милиции обсуждают программу Игр, легионеры ходят без штанов
 и идет общее веселье, а Плиний Кнехт и Ромул Луций
 лелеют свои тайные планы

 Пионерский  лагерь  центуриону  Птолемею  Присту понравился  сразу.  На
аллеях  белели  гипсовые фигуры дискоболов, метателей копий и  юных щекастых
трубачей. Сами аллеи были зелеными и нарядными, а в зелени деревьев и кустов
прятались длинные казармы из красного кирпича. К чистой неторопливой реке от
лагеря уступами спускался пляж с крупным желтым песком.
 С появлением людей лагерь ожил. Легионеры разместились в двух корпусах,
милиционерам  отвели один,  но Деление было условным - сдружившиеся в ночных
дозорах и в борьбе с правонарушителями римляне и россияне селились вместе, и
уже висели в воздухе звонкие шлепки  и  соленые  мужские шуточки,  а на реке
слышались плески и зычное уханье купающихся.
 Оказавшись  в  лагере,   легионеры  сразу   же  избавились  от  изрядно
опостылевших им штанов. Однако  и в доспехи  облачаться причин не  было.  Из
заплечных  мешков  доставались  спортивные  туники,  которые  в  сочетании с
полюбившимися легионерам кедами придавали римским воинам воистину спортивный
вид.
 Подполковник  Дыряев  и  центурион  Прист поселились  в  уютном  домике
медпункта. Ну  не в общем же бараке им было селиться! Авторитет  их требовал
отдельного  жилья.  Проживание  в общих бараках  всегда грозит утратой этого
самого  авторитета.  В  изоляторе  медпункта  поселили  Степана  Николаевича
Гладышева, но не товарищества ради, а исключительно для удобства общения. За
время оккупации  Бузулуцка  римлянами учитель окреп в  латыни настолько, что
пробовал даже шутить.
 Начальники   уселись  на  веранде   и  принялись  составлять  программу
состязаний.
 -  Борьба,  - сказал центурион. -  Это обязательно.  Без  борьбы что за
Игры? Подполковник посопел.
 - Бокс, - в свою очередь предложил он. Учитель рисования перевел.
 -  Ку-лаш-ки?  - по-русски  переспросил  римлянин.  - Бон!  Со  си бон!
Занятие, достойное воина, хотя и придумано греками!
 Бег  тоже  не  вызвал   особых  разногласий.  Небольшие  споры  вызвали
соревнования по стрельбе  из  лука.  Птолемей  Прист настаивал  на включение
этого  вида в  Игры, особо упирая  на то,  что стрельба  из лука для  римлян
является  развлечением, а не предметом  профессионального мастерства. Дыряев
резонно возражал, что  для  его милиционеров луки такая же экзотика, как для
римлян капканы на зверя. Возможно,  что  именно  это неожиданное и необычное
сравнение произвело на  центуриона определенное впечатление, и он согласился
на то, что легионеры будут стрелять из луков, а милиционерам будет разрешено
использовать более традиционные для них пистолеты Макарова.
 -  Гири, -  предложил подполковник. - Выжимание по количеству раз Будет
сразу видно, кто сильнее. Или ты боишься, Птолемей?
 - Римский  солдат  ничего  не  боится, - с достоинством  сказал  тот. -
Римский воин сильнее всех в мире!
 - Значит, записываем гири, - подытожил начальник милиции.
 - Прыжки  в  длину,  - предложил Птолемей Прист. - Я предлагаю прыжки в
длину и метание диска. Молотки у вас  слишком  легкие, а копье - это детское
развлечение. Согласен, Федор?
 - Согласен, - покладисто кивнул подполковник. -  Ну и в конце - футбол.
Так сказать, "Скуадра Адзурра" против "Бузулуцких коршунов". Я,  конечно, не
Бесков, но без финального  футбольного матча  нам  не обойтись. Вы -  ребята
крепкие, тренированные,  сыграетесь быстро.  Но ты, Птолемей, поверь - ничто
так не украшает состязания, как финальный футбольный матч! Согласен?
 - Кто такой  Кубэртен? - спросил центурион. - И что это за состязания в
футболе? Мы деремся на мечах или на ку-лаш-ках?
 - Да нет, в этом матче пузырь ногами  пинают,  - сказал подполковник. -
Главное в футболе - это забить гол.
 Птолемей Прист немедленно продемонстрировал  неплохое  знание  местного
жаргона:
 - Пу-сырь?  -  понятливо  и  выразительно  щелкнул он себя  пальцем  по
кадыку.
 -  Это вечером, - сказал  Федор  Борисович.  - Ты переведи  ему, Степан
Николаевич. Сначала - Игры, а отдых потом. Когда начнем Игры - с  обеда  или
следующего утра?
 Птолемей Прист пожал плечами.
 - Зачем же  начинать тяжелое дело с  обеда?  Вначале надо жертвы  богам
принести  -  Юпитеру,  Вулкану  или,  скажем,  Весте.  Потом   гаруспики  по
внутренностям  погадают,  будут  ли  Игры  удачливыми,  а  потом  полагаются
национальные пляски.  Все, Федор, затянется до позднего вечера. Зачем же - с
обеда? С утра и начнем!
 Подполковник Дыряев внимательно выслушал переводчика.
 - Оптимист! -  саркастически заметил он. - Он думает, что личный состав
до  утра дотерпит! Конечно, где ему знать, что его легионеры вина уже вообще
не  принимают, а разбавленного - в особенности. Поутру они  все  уже ноги  с
трудом волочить будут, а уж гири им вообще неподъемными покажутся!
 -  Риксиа?  - удивился  центурион,  и Федор  Борисович понял вопрос без
перевода.  Вместо  ответа  он  насмешливо  щелкнул  себя большим пальцем  по
кадыку,  как  это  совсем  недавно  удачно  продемонстрировал  центурион.  -
Прикажи, чтобы не пили! - твердо сказал центурион.
 - Хороший ты,  Птолемей,  мужик, - сказал  Федор  Борисович, - но дурак
редкостный.  Прикажи!  Это  тебе так просто, приказал и - дикси.  А с нашими
поркусами  это дело не пройдет, у них вообще  принцип, что говорится, - эрго
бибамус, живем, мол, пока пьем. Не могу я требовать от людей невозможного!
 Птолемей Прист покачал головой.
 - Странный народ! - сказал он привычно.
 -  Странный,  - согласился  главный милиционер  района. - Странный,  но
героичный.
 Скоро выяснилось, что житейский опыт не обманул Дыряева.
 Лучше бы Игры  начались с обеда! Впрочем, обманывать себя  не стоило, к
сожалению, Игры начались именно с обеда.
 После того,  как зарезали двух черных и двух белых баранов, после того,
как  гаруспики забрали  самые лакомые  куски  и, погадав  на  внутренностях,
предрекли Играм  удачу  и дружескую атмосферу, в воздухе  празднично запахло
шашлыками, заголосила  гармошка, закурился голубоватый дымок костров, а  еще
через час, когда легионеры отдали  свою танцевальную дань  хмурому Аресу,  а
милиционеры неведомой Барыне, веселье в лагере начало набирать свои обороты.
 Надо сказать, что это веселье также проходило под знаком состязаний.
 По  пиву  не было  равных сержанту милиции Алексею  Ломову.  Отсутствие
серьезных емкостей в худощавом теле не помешало ему  за два часа  и всего  с
одной небольшой рыбкой опустошить ведро пива. Ломов метил продолжить участие
в соревновании и дальше,  но пива было  куда меньше его любителей,  и первое
место  Ломову  отдали единогласно. На второе место вышел напарник  Ломова по
патрульной машине  Витек  Жеготин, а третье,  к бурному восторгу легионеров,
занял Ливр Клавдий Скавр, который, покончив с пивом,  перешел на вино, выпив
подряд три ковша, не уступающих по емкости пивным кружкам.
 По шашлыкам все  три  призовых  места заняли  римляне. Удивляться  было
нечему, легионеры народ подневольный и кочевой, а в походе неизвестно, когда
поешь вдоволь,  вот они  и пользуются  каждым удобным случаем,  чтобы набить
утробу до предела. Бузулуцкие милиционеры были, напротив, привязаны к дому с
его  наваристыми  щами,  сычугами да чинютками.  Правда, и здесь побежденные
долго  и  громко  сожалели  об  отсутствии  участкового  с  Ивановки Николая
Макушкина, который мог, судя по рассказам сослуживцев, за один присест умять
барана средней величины. Но - побеждает сильнейший!
 В подкидного дурака не было равных  новообращенным контрактникам Ромулу
Луцию и  Плинию Кнехту. Впрочем,  им не было равных и в очко, и  в секу, и в
буру.
 Даже несравненная чемпионская  пара бузулуцкой милиции в лице зампотеха
Доброгневова  и  старшего  участкового Соловьева уступила  этим легионерам с
разгромным позорным счетом.
 Раздосадованный   проигрышем  корникулярий   спустя   некоторое   время
сумел-таки придраться  к  чемпионам и отправил их в экспедицию  по заготовке
дров для праздничного  ночного  костра. Однако  выигранных чемпионами  денег
хватило не только для того, чтобы уговорить отправиться на заготовки других,
но и на две  бутылки водки, с которыми Ромул Луций и Плиний Кнехт уединились
на берегу Дона. Сидя  на прохладном вечернем песке, легионеры мрачно пили из
белых пластмассовых стаканчиков, появившихся в коммерческих киосках.
 -  Сволочь  этот  корникулярий, -  заметил  Кнехт,  разливая  водку  по
стаканчикам.  -  Только карта  пошла,  а  он  нас  -  в  наряд.  Не-е, Рома,
нормальные люди так не поступают!
 - Завидует, - меланхолично опрокинул в себя содержимое стаканчика Ромул
Луций. -  Начальники, блин,  они  все  такие. Им хорошо,  когда подчиненному
плохо. Когда подчиненному хорошо, им,  козлам,  всегда плохо. А  я тебе  так
скажу -  хорошо,  что  не  выпороли!  А  ведь  могли,  блин,  я  уже  совсем
приготовился.
 - А я бы центуриону пожаловался, - возразил Плиний Кнехт. - Я тоже свои
права знаю, квирит!
 Ромул Луций усмехнулся и сплюнул в чистую речную воду.
 - Нашел кому жаловаться, -  сказал он. - Поди  пожалуйся - тебя же  под
кнут и подведут. Видал, как он с начальником милиции сидит? В обнимочку, как
два  пицора.  И  этого учителя  в  коридоре  медпункта поселили. Чтоб, блин,
переводил им. Да ночами спать  надо, а не разговоры вести! Сладкая парочка -
баран  да  ярочка!  и Ромул Луций снова  плюнул в воду, стараясь  попасть  в
мерцающую желтую лунную дорожку.
 Он  прислушался.  В  пионерском  лагере  два дивных  баритона  слаженно
выводили:
 Дульче  эт  декорум эст  пропатриа мори.  Морт  эт фугацем  персеквитур
вирум, Нек патрит имбеллис ювенти Поплитибус тимидокви тербо...
 -  Горация  поют! - хмыкнул Плиний Кнехт. - Красна  им, блин, смерть за
Отечество! Какое Отечество? Нет, ты, блин, скажи, какое Отечество? Что они у
нас забыли? Что они, суки, у нас забыли, я тебя спрашиваю? Фумус патриа  им,
гадам, дульчис! Да  какого патриа им сладок фумус, скажи,  блин? Приперлись,
нашу  свинину  хавают и нас же  в  наряды  посылают! Дура лекс, сед лекс!  -
пьяным голосом, но похоже передразнил он корникулярия.
 - Уж если дура лекс,  то хорошо бы корникулярия выпороть! - Мечтательно
поблескивая глазами, Ромул  Луций разлил по стаканам  остатки  водки. -  Ну,
братила, мементо!
 Плиний Кнехт медленно  выпил, неторопливо понюхал согнутый указательный
палец и подумал вслух:
 - Как бы корникулярия не принесло. Заметит, падла, что мы бухие...
 Ромул Луций спросил товарища:
 - Может, нам все-таки лучше смыться?
 - Ну нет!  - Плиний Кнехт  запустил в лунную дорожку пустой бутылкой. -
Мы еще, квирит, покувыркаемся!
 Он снова прислушался к пению и с пьяной хитринкой засмеялся:
 - Пусть пока попоют,  козлы! Пусть поют, Рома, они еще наших  заморочек
не знают!


Глава восемнадцатая,
 в которой областная комиссия из кафе отправляется в гостиницу,
 Скубатиев идет на свидание и ночью встречается на улицах Бузулуцка
 с архангелами

 Все неприятности начались с окончанием банкета в кафе "Тихий Дон". Путь
в гостиницу пролегал через аллею Цезарей,  о  которой гости  из  области  не
имели  никакого  понятия. Наткнувшись на  череду  белеющих  в густом сумраке
бюстов,  Цыцыгуня  испуганно  вскрикнул  и  спрятался  за  квадратную  спину
ветврача.
 -  Ты  с  ума  сошел?  -  неодобрительно  цыкнул  на  Цыцыгуню  Рудольф
Константинович. - Ты же у меня, друг ситцевый, чуть бутылку из рук не выбил!
 Цыцыгуня дернул тонкими посиневшими губами.
 -  Там  мужики голые  стоят! - шепнул  он, задыхаясь и присвистывая  от
волнения.
 - Шиза пошла! - уверенно поставил диагноз ветеринар.  - Где ты, родной,
голых увидел?
 Сказал и осекся. Цезари, белеющие во тьме, выглядели внушительно.
 - Это  еще что такое? - Скубатиев наморщил лоб и поднял брови,  пытаясь
расширенными глазами рассмотреть белые фигуры. - Что это за хреновина?
 Митрофан Николаевич Пригода сжал локти Скубатиева и Цыцыгуни.
 - Не  бойтесь,  - призвал  он. -  Это наш  учитель  рисования балуется.
Психотерапия своего рода. А мы ему не мешаем.
 Скубатиев подошел к ближайшему бюсту и, сопя, внимательно ощупал его.
 -  В  тюрьму  бы  твоего учителя загнать,  - сказал  он.  - Пугать, так
сказать, решил испытанные партийные кадры!
 Несколько  успокоившийся Цыцыгуня охотно высказался в адрес  неведомого
скульптора,  в словах  его  для  печати предназначалось  все, если разделить
сказанное на гласные и согласные звуки и печатать их порознь. Облегчив душу,
Цыцыгуня обнял товарищей за плечи.  Это  ему показалось,  что он обнял их за
плечи.  Читатель всегда может домыслить, за что  обнял низкорослый секретарь
парткома своих высокорослых товарищей.
 - А не спеть ли нам?
 Скубатиев погрозил ему длинным костлявым пальцем.
 - А вот мы... этого, рано нам еще песни петь. В смысле - поздно уже! Ты
прикинь, что  о нас люди  подумают?  А  если  какой-нибудь  дурак в  область
сообщит? Да нас во всех смертных грехах обвинят - допились, скажут, до того,
что всю ночь  на улицах песни голосили! Не-е, мужики,  нам в гостиницу надо.
Посидели,  погуляли -  и  хватит.  Утро вечера  мудренее, товарищи, утром  и
разберемся  что  к  чему.  И  с черепами этими  каменными разберемся,  и  со
скотиной больной, которую заготовителям резать надо. Опосля, мужики, опосля!
Забыли, что  такое Бузулуцк? Тут на  одном конце  зевнешь, на  другом доброй
ночи пожелают!
 Приплетая  к  происходящему областное  начальство  и  возможные  жалобы
населения, Рудольф Константинович кривил душой.  Еще  в  кафе он  с душевной
теплотой вспомнил  о секретарше  райкома  Клавочке, с которой познакомился в
приемной у Митрофана Николаевича  Пригоды в прошлом году.  Помнится,  против
ухаживаний  секретарша  тогда  не  возражала.  Но  и  вольностей  особых  не
допускала. Поведение  ее  было  по  провинциальным меркам  обычным,  в  меру
игривым  и обещающим, но сейчас в разгоряченном мозгу Скубатиева  вежливость
секретарши показалась  ему  влюбленностью. Теперь  Рудольфу  Константиновичу
казалось,  что Клавочка была в  него влюблена,  влюблена отчаянно, и  только
внутреннее  джентльменство  его, Рудольфа Константиновича,  не позволило ему
воспользоваться этой влюбленностью, как  воспользовался бы  ею  любой другой
командированный, обладающий меньшим тактом и воспитанностью.
 Еще через двести метров  он уже  был твердо уверен, что  всю свою жизнь
Клавочка  ждала  именно  его,  Скубатиева,  но  он,  занятый организационной
работой  и  важными  делами  парти