й. 
Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных монеты. Я поддержал 
компанию. Выиграв, мой партнер довольно осклабился, сгреб деньги -- и 
дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты. 
Я пару раз проиграл -- для затравки, потом пару раз выиграл -- для престижа, а 
там игра завертелась сама собой. Менялись партнеры, росли ставки, деньги 
гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я -- свой парень, и 
обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над 
грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к следующей стадии 
моего плана. 
-- А не выпить ли нам, братва? -- осведомился я как бы между делом. 
Хохот смолк, выдвинутая мною идея была всесторонне обсуждена и с 
сожалением отставлена в сторону. 
-- Выпьешь тут, как же...-- физиономия детины вытянулась и стала кислой-
кислой. -- В заначке пусто, а зараза Зархи, кобель жареный, злобствует, что в 
столицу не взяли! Слова лишнего не скажи... так поднесет, что неделю 
похмеляться будешь... 
-- Сообщаю, парни,-- я таинственно понизил голос до шепота,-- противник 
надрался и потерял бдительность, самое малое, на сутки, а ключи от сотникова 
погребка -- у меня в кармане. Слазим за бочонком? 
-- Ну да,-- недоверчиво протянул один из солдат,-- Зархи, чтоб напиться, как 
раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли... 
-- Кто мне не верит,-- я рубанул ладонью по краю нар,-- пошли смотреть! 
Пригодитесь -- бочонок тащить. Гулять -- так гулять!.. 
Слово "гулять" возымело магическое действие. Вызвались двое -- мой первый 
партнер по игре, несколько обогатившийся за мой счет и теперь согласный на 
все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох. 
Подвох, конечно, был, но вряд ли солдатик мог догадываться о его истинной 
сути. 
Разумеется, факты подтвердились -- Зархи сочно храпел, и от него за лигу 
разило дешевым вином; солдаты радостно отволокли капрала на его койку, 
пару раз уронив по дороге -- а бочонок с вожделенным содержимым только и 
ждал, чтобы его перенесли в казарму. 
Верзила тут же отогнал всех интересующихся и взвалил драгоценный груз себе 
на плечи, и, пока мы шли, плюгавый все крутился под ногами, пытаясь 
поддержать, потрогать, рассмотреть или хотя бы поинтересоваться -- не нужна 
ли какая помощь?.. 
Наше появление было встречено восторженным воплем. Присутствие 
известного труса и перестраховщика -- плюгавого -- убедило казарму в полной 
безопасности происходящего, и веселье стало казарменным в прямом смысле 
этого слова. 
Мне не удалось отвертеться, и пришлось выпить два или три кубка. Ну что ж, 
это еще не самый худший вариант... 
В самый разгар я бросил новую порцию дрожжей в уже готовое сусло: 
-- Парни, а вы что тут -- совсем без баб? 
-- Да не то чтобы совсем... Иногда вот в самоволку по деревням рванешь... ну а 
там уж -- как повезет... 
-- Ладно тебе, не трави душу!.. В той деревне всех телок -- три старухи да 
корова!.. 
-- И мужья с кольями лезут... А пришибешь кого -- начальству доносят!.. На 
сутки с полной выкладкой ставят, в панцире -- на солнцепек!.. 
Я сочувственно поцокал языком и разлил остатки вина. 
-- Ну, а на Празднество Сиаллы слабо сбегать? 
-- Да мы бы хоть сейчас... только сотник... 
-- А что -- сотник? Он -- в столице, а мы -- здесь. Откуда ему знать? 
-- А Зархи? Язык до пупа, болтанет сгоряча... 
-- Ваш Зархи до утра во сне копытом бить будет. А если что и заподозрит -- так 
скажете, что напился и в горячке невесть что увидел!.. 
-- Верно, братва! Пошли!.. 
-- Стремно как-то... Неровен час -- проснется капрал... 
-- Да хрен с ним, с капралом!.. 
-- Плевать мы на него хотели!.. 
-- Собирайся, парни, время не ждет... 
Обо мне уже успели забыть, и я под шумок протолкался к выходу и 
выскользнул из вопящей и гогочущей казармы. 
Дело было сделано. А зелье в вине не даст их порыву остынуть -- это я ощущал 
на собственной шкуре, торопя коня и ерзая в седле... 
 
ВОЗЛЕСЛОВИЕ 
ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС 
 
Сарт явился перед самым началом Празднества. Он был явно чем-то доволен, и 
мне передалась частица его радостного возбуждения. 
-- Ну, дети мои, дерзайте!.. И смотрите, не подведите -- сегодня к нам явится 
много, очень много гостей, и все они будут весьма возбуждены...-- он слегка 
усмехнулся и потрепал меня по плечу. И подмигнул Клейрис. 
-- Да, Учитель,-- ответили мы с Клейрис одновременно. И рассмеялись. 
Зал был битком набит народом. Большую часть, к нашему удивлению, 
составляли изрядно подвыпившие солдаты. Ну и гости!.. Мне даже вдруг стало 
страшно -- и за себя, и за Клейрис, и за весь праздник... и за Учителя... 
Я обернулся -- Сарт кивнул мне из-за колонны в дальнем углу, лукаво собрав 
морщинки возле хитрых глаз, но я заметил, что руки Учителя дрожат. И страх 
ушел. Я сделаю это. Я и мой лей. Мы сделаем все, что возможно. И еще чуть-
чуть. 
Как странно -- в эту минуту я почти не думал о Клейрис... простить себе не 
могу... 
Свечи ярко вспыхнули, с потолка посыпались благоухающие лепестки лоренны, 
главная жрица запела гимн во славу Сиаллы-Несущей Счастье,-- и праздник 
начался. 
Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, потные лица солдат, их 
безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из 
общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И 
тогда я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка, 
звучавшая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и дальше, 
дальше... 
Я видел, как звериный блеск в глазах солдат постепенно сменяется огнем 
искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к 
обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; 
как хмельные морды становятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие 
голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу... 
И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис -- на мгновенье все, 
даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл, и так я 
играл в первый и последний раз в своей раздерганной, промозглой жизни!.. 
Тело Клейрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их струях; оно 
словно менялось вместе с музыкой -- и девушка то выгибалась сладострастной 
кошкой, то гордым лебедем плыла по цветочной воде, то застывала 
безмолвным изваяньем, то превращалась в неистовое, сжигающее пламя -- и из 
пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая цветы и 
поражающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец, выстрелила 
-- сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон восторга 
отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки окрестных 
деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини -- все они скользнули 
в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых тел, а было 
великое таинство единения и потаенное, известное только двоим... 
А я все играл и не видел крови на сбитых пальцах... играл и не видел, играл и... 
*** 
14 
...Ночь. Мать-Ночь Ахайри стоит за окном, подрагивая светляками звезд, 
отголоски Празднества бродят во мне терпким, клокочущим хмелем, и горячее 
тело Лайны-Предстоящей рядом... 
-- Ты молодец, Сарт... 
Я лежу в смятых простынях, вольно закинув руки за голову. Я молчу. Я и сам 
знаю, что я -- молодец. 
-- Ты хорошо поработал, Сарт... 
Я молчу. Я не просто хорошо -- я прекрасно поработал. Праздник удался как 
нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не 
хочу думать, что теперь их -- нас! -- ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не 
хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать о слепом Эйнаре, о теле, 
зарытом не заднем дворе, о своих догадках -- о многом, об очень многом я 
совершенно не хочу думать... 
Я хочу думать о любви, лежащей в основе большинства мифов, о Грольне и 
Клейрис, о пальцах, касающихся струн, и о ногах, переступающих по 
усыпанному цветами полу; о Сиалле-Лучнице и ее сияющих стрелах... 
-- Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня? 
Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой. 
-- Я создал миф, Лайна... Я создал целый венок легенд: легенду о солдатах, 
которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их 
командиров; легенду о пьяной солдатне, протрезвевшей и преобразившейся 
перед таинством Богини, и взамен получившей иное, неземное опьянение... 
Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровождении 
небесных музыкантов... и, наконец, легенду о тех командирах, которые 
запретили своим воинам идти на праздник и были наказаны за святотатство -- 
в столице уже наверняка судачат о четырех офицерах, утративших мужскую 
силу в самый разгар празднества... Достаточно? 
-- Достаточно! -- смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что звездный 
хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности... 
-- Ты знаешь, Лайна,-- задумчиво шепчу я, и темнота затихает, вслушиваясь,-- 
пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиаллу-Страстную и заняться тем, чем и 
положено заниматься в эту ночь. 
-- Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присоединиться -- не 
заниматься же тебе этим в одиночестве? -- и ночь снова заливается смехом, но 
на этот раз таким пьянящим и зовущим... 
...Через некоторое время, расслабленно раскинувшись на постели, я услышал, 
как Лайна прошептала: 
-- Воистину, благословение Сиаллы снизошло на тебя! Раньше я не замечала за 
тобой такого усердия... 
-- Понятное дело,-- бормочу я сквозь сон,-- еще как снизошло... ведь я пил это 
вино вместе со всеми... 
 
ВОЗЛЕСЛОВИЕ 
ЭЙНАР БИЧ БОЖИЙ 
 
...Он проснулся от какого-то смутного предчувствия. 
Одна из жриц Сиаллы добровольно вызвалась ублажать убогого -- и, похоже, 
не прогадала, покинув его ложе только перед рассветом в полном изнеможении; 
но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати, еще не понимая 
причины внезапного пробуждения. 
Темнота окружала его. Он все никак не мог привыкнуть к ней, она давила, 
морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи... 
Плохая темнота... лживая, как вечность... 
Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к двери. Открыл ее, 
постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая 
всклокоченную голову -- и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и 
нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей. 
-- Тихо! -- прошипел у него над ухом знакомый голос, и умелые пальцы 
захлестули горло слепого шелковым шнурком. -- Молчи, калека!.. 
Коридор ожил тихими, вкрадчивыми шагами множества людей; вот они ближе, 
вот они совсем рядом, у двери в соседнюю комнату, и уже слышен тихий скрип 
железа, вставляемого в замок... 
Эйнар медленно прижал подбородок к груди и выпрямился. 
-- Это ты, Ратан? -- спокойно спросил отставной Мифотворец, не выпуская свой 
тюк. -- Можешь не отвечать... Тебя хватка выдает. Ну что ж, держи крепче... 
Тело слепого словно стало распухать, заполняя собой всю широкую рубаху, 
ворот затрещал от напора шейных мышц, и свободно свисавший пояс 
натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию. 
Сзади послышались сдавленные проклятия, пальцы Ратана тщетно пытались 
удержать концы удавки, колено уперлось в затвердевшую спину Эйнара -- и 
сокрушительный удар обрушился на многострадальную голову слепца, 
опрокидывая его в безмолвие... 
Он не слышал нетерпеливых возгласов в коридоре. Два удара слились для него 
в один -- первый, ввергнувший его в бессмысленную незрячесть, и второй, 
сегодняшний, вычеркивающий все время, что прошло между ними, и 
возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы, откуда его с трудом 
вынесли взмыленные кони... 
Стены вздрогнули от хриплого рева, огромный тюк взлетел в воздух и рухнул 
на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком -- и в распахнутое окно 
ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа... 
*** 
15 
...Когда я выскочил в коридор, судорожно натягивая одежду, все было кончено. 
Эйнар бродил между исковерканными телами людей в темно-лиловых 
накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были 
измазаны свежей кровью. 
Эйнар повернулся и долго смотрел на меня, словно не понимая, кого видит 
перед собой... 
...Видит... 
ВИДИТ!!! 
-- ...Расскажи сказку, Сарт,-- наконец прошептал он. -- Расскажи сказку о 
вечном мальчике, которого выучили убивать... а вот как жить -- не выучили... 
Да и зачем -- жить?.. Расскажи сказку, Сарт, ведь ты умеешь... или выколи мне 
глаза... 
На полу возле комнаты Эйнара лежал раздавленный Ратан -- я узнал его не 
сразу, и то лишь по связке ключей на поясе -- а поверх него валялся рваный тюк 
с торчащими из прорех пластинами доспехов. 
Я помнил эти доспехи. Я видел их на человеке, стоявшем напротив меня. На 
Мифотворце Эйнаре Безумном, по прозвищу Бич Божий. 
Я только не знал раньше, что человек, носивший эти латы, способен плакать. 
-- Расскажи мне сказку, Сарт,-- повторил Эйнар, глядя мимо меня, и я услышал 
шаги у себя за спиной. -- Сказку о другом мальчике, которого злые люди 
состарили за один миг... Только конец пусть будет другой... счастливый... 
пожалуйста, Сарт, пусть -- счастливый... 
Я обернулся. По коридору, спотыкаясь, шел Грольн, неся на руках обмякшее 
тело Клейрис. Он подошел к нам, положил девушку на пол и принялся 
бессмысленно укрывать ее какими-то остатками одежды. 
Потом Грольн поднял голову и посмотрел на нас сухими блестящими глазами.-- 
Ты знаешь, Сарт,-- хрипло сказал Грольн Льняной Голос,-- я сегодня умер. 
Научи меня, как жить дальше вот таким... мертвым... 
Я опустился на колени возле Клейрис и откинул ткань с ее груди. К сердцу 
вчерашней богини была приколота записка. Приколота тонким-тонким 
стилетом, больше похожим на шило. Крови почти не было. 
Я вырвал лезвие и выпрямился, глядя на обрывок пергамента. 
"Ты -- неглупый человек, Сарт, и мне было приятно побеседовать с тобой. 
Полагаю, что мы еще встретимся. Извини за неудачного посланца, но другого у 
меня не было. Сам знаешь -- Мифотворцы нынче в цене, мало осталось... 
Искренне твой Таргил, 
Предстоятель Хаалана-Сокровенного." 
-- Я шел к ней,-- прошептал Грольн,-- но он успел раньше... и запер дверь... там, 
внизу, где книги хранятся... маленький такой, старый уже... толстый... 
-- Библиотекарь?!! -- одними губами выдохнул я. 
-- Кто? -- слабо удивился Грольн. -- Я третий год при храме... Здесь нет 
никакого библиотекаря. И никогда не было... 
*** 
16 
...Мы уезжали. Зрячий Эйнар, в глазах которого запеклась вчерашняя кровь, 
страшный в своем бессловесном горе Гро и я. Я понимал, что Грольн Льняной 
Голос доиграл ту мелодию, которую творил для Нее, первой и единственной; и 
я боялся новой музыки, что рождалась в нем сейчас. Да и Эйнар был уже не тот. 
И я. 
Что-то выгорело в нас. В нас и во всем этом проклятом мире. Потому что мы 
были частью мира. Не самой лучшей -- но частью. И пепел хрустел на зубах. 
Нас ждал Дом. Дом-на-Перекрестке. 
В Фольнарке нас никто не провожал. Ни местные, ни Предстоятели. Ни один из 
них не приехал. Даже Лайна. 
*** 
17 
...Все-таки мы немного подождали, прежде чем войти, давая Грольну время 
привыкнуть. Потому что перед ним впервые был -- Дом. 
Дом-на-Перекрестке. 
Здесь и сейчас он действительно выглядел, как заброшенный дом на забытом 
богами и людьми перекрестке -- дряхлый, замшелый, с высокими узкими 
окнами, мутные стекла которых были затянуты паутиной и покрыты 
многолетним, если не многовековым, слоем пыли. 
Тяжелые двери Дома, возвышавшиеся над тремя полуобвалившимися 
ступеньками, были наглухо заколочены. И вообще, Дом производил на всех, 
кому доводилось видеть Его реальное воплощение, настолько мрачное и 
угнетающее впечатление, что всякая охота не только входить в него, но и 
просто находиться поблизости, пропадала мгновенно. 
В данный момент поблизости находились мы. И если я и Эйнар равнодушно 
глядели на очередную ипостась Дома, то Грольн, похоже, испытывал все те 
традиционные чувства, которые положены людям, впервые увидевшим Дом: 
постепенно усиливающееся беспокойство, беспричинный страх, ощущение 
присутствия чего-то недоброго и огромное желание побыстрее унести отсюда 
ноги. 
Так Дом ограждал себя от незваных посетителей... 
-- ...И вы собираетесь здесь жить? -- наконец выговорил Гро, запнулся и 
поправился: -- То есть, я хотел сказать: мы собираемся? 
По интонациям было понятно, что лично Гро здесь жить не собирается. 
Я кивнул. 
-- Собираемся, Гро... Собственно, мы с Эйнаром уже давно здесь живем. И 
ничего, как видишь... Это Он снаружи такой -- неприветливый. А внутри... В 
общем, сам разберешься. Хотя Дом и снаружи бывает разный -- смотря где его 
обнаружишь и с какой стороны подойдешь... 
Эйнар решительно поднялся по ветхим ступенькам и легко распахнул 
"намертво заколоченную" дверь. 
-- Ладно, пошли! Что зря любоваться -- было бы чем... 
И двери Дома тихо закрылись за нашими спинами. 
Слишком тихо. 
*** 
Дома... Мы -- дома. Но почему нас никто не встречает? Ведь Предстоятели 
должны увидеть нового Мифотворца и участвовать в церемонии его 
посвящения... Уж Варна-то с Лайной наверняка бы вышли нас встретить! И 
Махише, я полагаю, отнюдь не безразличен прозревший Эйнар... 
Куда же они все подевались?!. 
-- Не нравится мне это,-- мрачно нарушает молчание Эйнар. 
-- И мне,-- немедленно подхватывает Гро, которому все не нравится с самого 
начала. 
-- Подождем,-- не вполне уверенно предлагаю я. -- Глядишь, кто-нибудь и 
появится... 
Эйнар лишь молча хмурит брови... 
*** 
Через час мы уже не сомневались -- Дом пуст. Куда ушли Предстоятели? Зачем? 
Когда вернутся?.. 
Вопросы без ответов. 
-- Они не придут, Сарт,-- гудит Эйнар у меня над ухом. -- Ну и Дом с ними... 
Начинай Церемонию Выбора. 
Я встаю. Придется нам самим посвящать Грольна. Вряд ли он согласится в 
дальнейшем работать на Варну, но ему теперь больше негде жить, кроме как в 
Доме -- а непосвященного Дом отторгнет или, хуже того... 
Я загнал Грольна в наливающийся холодным зеленым светом круг посреди 
нижнего зала и вместе с Эйнаром побрел на возвышение Предстоящих, куда 
вели четыре -- нет, теперь уже две миниатюрные ступеньки. 
Вообще-то Церемонию Выбора полагалось проводить торжественно, с 
ароматическими свечами в тройных шандалах, с мечущимися по залу 
призрачными тенями, когда все присутствующие облачены в тоги... Ерунда все 
это. Главное -- выбор посвящаемого. Главное -- его противостояние Дому, один 
на один, и никакие свечи не помогут, если... 
-- Слушай внимательно, неофит по имени Грольн,-- голос мой звучал 
непривычно глухо и раскатисто,-- слушай и не говори потом, что не слышал. 
Сейчас ты покинешь этот зал и пойдешь по Дому, Дому-на-Перекрестке -- и 
Дом откроет тебе свою бесконечность и изменчивость. Верь Ему -- Он 
действительно таков -- и не верь Ему. Потому что, пока ты будешь идти, Дом 
будет идти в тебе, затуманивая мысли, лишая разума и растворяя тебя в Себе. 
Не поддавайся этому. Помни -- ты должен найти комнату, единственную 
комнату во всем Доме, которая будет принадлежать тебе. 
Как только ты отыщешь ее -- Дом отпустит тебя и примет, как равного. Тогда 
ты вернешься сюда, в зал Нашедших. Мы будем ждать. Когда ты станешь 
своим, Дом пропустит тебя беспрепятственно. 
-- А как я узнаю, что эта комната -- моя? -- напряженный голос Гро зазвенел, 
грозя сорваться. 
-- Узнаешь. Если пройдешь через Дом. А теперь -- иди! 
И Гро вышел. В узорчатую белую -- нет, теперь уже бледно-розовую дверь. 
Вышел и не вернулся. 
*** 
...Я никогда точно не знал, как течет время в Доме по отношению к 
окружающему миру (или мирам?), но когда за окнами стемнело, мы с Эйнаром 
забеспокоились. 
-- Что-то случилось, Сарт,-- бросил Эйнар, вставая. Это не было 
предположение. Это была уверенность. -- Пошли, мы должны отыскать парня. 
И мы тоже вышли из зала Нашедших в бледно-розовую -- нет, теперь уже 
пурпурную дверь, за которой много часов назад исчез Грольн Льняной Голос. 
На пороге я обернулся и увидел: тройные бронзовые шандалы, горящие 
арома