к не 
хватало в этом простом и пресном мире. 
Вот и все тонкости. Или почти все. 
Часть из этих сказок я знал раньше, часть придумывал тут же, по ходу дела, и 
слепой Эйнар все чаще спускался в зал и молчал, а я все ждал -- когда он 
заговорит... И Эйнар заговорил! -- сперва косноязычно, робко, но потом все 
более уверенно; они, все трое, то и дело перебивали меня, и русло рождавшегося 
мифа разбегалось множеством притоков, а там Гро брал лей, Клейрис вставала 
на цыпочки, а Эйнар глухо бухал кулаком в стену, создавая ритм, основу, и я 
говорил, говорил, и это были лучшие минуты во всех моих жизнях... 
Я видел, что уже не только Гро зачарованно глядит на Клейрис, но и девушка 
все чаще с интересом поглядывает на юного музыканта. Наверное, так и 
должно быть. У Варны-Предстоящей будут отличные Мифотворцы -- мне 
стоило лишь подбросить им мысль, зацепку -- а дальше они все делали сами. И 
даже я начинал иногда видеть то, чего нет на самом деле; то, что несла музыка 
Грольна, что рождал танец Клейрис, что вздымалось из глубин древних 
обрядов, и лучезарно-лукавая Сиалла-Лучница, как живая, вставала передо 
мной... 
Пока все шло хорошо. Слишком хорошо. И я понимал, что должен...-- а вот что 
именно я должен, я как раз и не понимал до конца. 
А потом я нашел вход в нижние ярусы храма, на нижних ярусах я нашел 
библиотеку, а в библиотеке я нашел библиотекаря. 
Вернее, сперва услышал голос. 
-- Здравствуйте, молодой человек,-- сказал голос. -- Вы что-то ищете?.. 
Сначала я не понял, что обращаются ко мне. Я вздрогнул, огляделся и увидел 
стремянку, раскрытую у дальних стеллажей. На верху ее сидел толстый 
человечек, а на полу рядом с лесенкой стоял столик с большой растрепанной 
книгой в черном переплете. 
В одной руке у библиотекаря был целый ворох рукописей, а другой он пытался 
одновременно держаться за перекладину, и при этом не выпускать пузатый 
бокальчик дутого стекла. Я принюхался и мгновенно понял причину столь 
бережного отношения к бокалу. Этот запах нельзя было спутать ни с каким 
другим. 
-- Здравствуйте,-- ответил я, подходя к стремянке. -- Вы знаете, я тоже очень 
люблю хиразский бальзам. И неоднократно слышал, что в компании он 
гораздо полезней для желудка. 
Библиотекарь наконец догадался сунуть рукописи подмышку, ухватился за 
перекладину, высвободив руку с бокалом, пригубил напиток и посмотрел на 
меня с задумчивой меланхолией. 
-- Вы -- лакомка,-- сообщил он вполголоса. Потом снова пригубил бальзам, еще 
немного подумал и добавил: -- Я тоже лакомка. Бутылка под столом, бокал -- 
там же. Много не наливайте. 
Меня несколько удивило наличие второго бокала, словно специально 
приготовленного, но я не стал искушать судьбу лишними размышлениями. Я 
послушался совета, покатал на языке божественный напиток и принялся 
изучать моего гостеприимного хозяина. Да, он мог позволить себе обращение 
"молодой человек", глядя на меня с высоты не только лестницы. Мои тридцать 
семь здесь иначе не смотрелись. 
Лет шестьдесят -- шестьдесят пять, самый расцвет бодрой, деятельной старости 
при спокойном образе жизни и хорошем питании. Чем-то он напоминал 
Трайгрина, Предстоятеля Эрлика -- такой же сытенький, благостный, а взгляд 
настойчивый и с острым прищуром... 
Как игла в вате. 
Дольше молчать было неудобно. 
-- Вы, как я вижу, чернокнижник? -- улыбнулся я, хлопнув рукой по черному 
переплету фолианта. 
Мои слова вызвали мгновенную и бурную реакцию. Библиотекарь живо слетел 
с лесенки, отобрал у меня книгу и успокоился только тогда, когда засунул ее в 
непроходимые дебри стеллажей. 
-- А вы случайно не из храмовых ищеек? -- поинтересовался он, хмуря светлые 
брови. -- Или просто сперва говорите, а потом думаете? Во времена Большого 
Пожара, когда искоренялся Пятый Культ, такого заявления хватало, чтобы 
невинного человека тут же посадили на кол. Это сейчас, говорят, послабление 
вышло -- плетей дадут и отпустят... 
Я чуть не подавился бальзамом. 
-- Пятый Культ? -- невинно переспросил я, кашляя и утирая слезы. -- А нельзя 
ли поподробнее? Я, знаете ли, приезжий... 
Он даже и не подозревал, насколько я -- приезжий... 
Библиотекарь мне попался знающий и разговорчивый. Похоже, он измаялся в 
поисках слушателя и теперь отводил наболевшую душу. Вся дальнейшая беседа 
выглядела одним сплошным монологом с паузами для моих наивных вопросов, 
а также изумленных или восторженных междометий (с мысленными вставками). 
В сжатом виде все выглядело следующим образом: 
В глубокой древности различных культов, культиков и совсем уж крохотных, 
домашних божков была тьма-тьмущая. И, согласно принятому мнению, 
поначалу они каким-то образом уживались между собой, деля сферы влияния. 
(Я-то понимал, что уживались не культы и не боги, а их Предстоятели, которые 
успешно питались верой, отведенной на долю соответствующих богов, и 
довольствовались малым. Способность потреблять веру, насколько я знал, 
передавалась от Предстоятеля к его преемнику, но как это происходило, я не 
знал, и также не представлял себе дальнейшей судьбы старого Предстоятеля, 
ушедшего, так сказать, на покой.) 
Но постепенно одни культы начали возвышаться над другими, поглощая более 
мелкие (так Эрлик, Зеница Мрака, растворил в себе Шиблу-Исторгателя Душ, 
осьминогоголового Ктулху, Кербета-из-Круга и прочих; Инар-Громовержец 
поглотил Огненного Тэрча, Хэрмеша-Громовика, Аввейского Бича, Ра-
Горахти...; остальные преуспели в этом деле ничуть не меньше). 
Со временем в государственной религии наметилось пять наиболее мощных 
культов. (Пять! Пять, а не четыре!..) Они практически не пересекались в делах 
веры, и делить им было нечего или почти нечего. Эрлик, Зеница Мрака и 
Сиалла-Лучница, Мать-Ночь Ахайри и Инар-Громовержец... смерть и любовь, 
ужас хаоса и пламя власти... 
Пятым был Хаалан-Сокровенный, Отец Тайного знания. Или Искушенный 
Халл, как его иногда называли последователи. 
(Тайна -- основа любой веры, а культ Хаалана претендовал на единоличное 
владение ею. Более того, насколько я понял из туманных намеков собеседника, 
на своих закрытых бдениях чернокнижники -- последователи Сокровенного -- 
провозгласили его Единственным и ушли в мир проповедовать новый путь. 
Да, неглупый Предстоятель был у Искушенного Халла... Попытаться создать 
целую армию Мифотворцев, обученных кое-каким трюкам и берущих 
количеством -- идея превосходная! Он только не учел одного -- поскольку 
считал этот вариант невозможным -- и жестоко ошибся! Впервые четыре 
культа, четыре Предстоятеля об единились против одного -- и победили... 
Надо будет прощупать Лайну насчет этой баталии...) 
Храмы Хаалана были разрушены в связи с решением властей и слухами об 
извращенных обрядах и оргиях; чернокнижники оказались вне закона, и было 
запрещено даже упоминать в присутственных местах имя Отца Тайного знания. 
Но говорят, что где-то в тайных капищах, скрытно, как и положено адептам 
Хаалана-Сокровенного, еще существует Пятый Культ; и его последователи не 
теряют надежды на то, что их гонимый и униженный бог в конце концов 
займет подобающее ему место -- и тогда... 
Мы допили бутылку, и я пообещал раскрасневшемуся библиотекарю 
захаживать почаще. И я был благодарен ему не только за бальзам. 
Теперь я знал то, что хотел. Еще не все, но достаточно, чтобы эпидемия, 
обрушившаяся на Мифотворцев получила имя: Хаалан-Сокровенный, в 
будущем -- Единственный. 
Вернее -- его Предстоятель. 
*** 
10 
...Неясный шум разбудил меня. Я сел на постели, сунул ноги в мягкие туфли и 
долго вслушивался. Глухая тишина властно царила в храме. Ни звука. 
Померещилось, наверное... Да, но отчего я проснулся?.. 
В следующий момент совсем рядом послышались шаги. Они медленно, но верно 
приближались, шлепая в гулких переходах всей тяжестью явно немалого веса... 
Рука моя безошибочно нашарила холодную рукоятку кинжала в изголовьи -- 
покинув Дом, я старался всегда иметь при себе оружие, хотя и понимал всю его 
тщету -- но сейчас я с удовлетворением отметил, что пока я шел к двери, ни 
одна половица не скрипнула. 
Шаги приблизились вплотную и замерли. Потом до меня донесся тихий шорох -
- словно некто осторожно гладил рукой по стене и дереву -- дереву той запертой 
двери, за которой стоял я, стоял и ждал. Я предполагал, откуда мог явиться 
незваный гость... Ну что ж, у меня найдется к нему много вопросов; вопросов, 
на которые я хотел бы получить ответы. Давайте, почтеннейший, прошу вас, во 
имя Искушенного Халла; ну что же вы медлите?.. 
И тут произошло то, чего я никак не ожидал -- в дверь робко постучали. 
От удивления я на некоторое время потерял дар речи. Стук повторился, и за 
дверью послышался неуверенный бас Эйнара: 
-- Сарт, ты спишь? Открой, это я... 
У меня вырвался вздох облегчения. Я поспешил откинуть засов и зажечь свечу. 
Эйнар молча стоял в проеме и глядел в стену поверх меня. Через его согнутую 
руку было переброшено тело какого-то человека в темной накидке. Эйнар 
постоял, потом рука его разогнулась, и ужасная ноша соскользнула на пол с 
шорохом, подобным звуку падения кучи тряпья. 
Я подошел ближе и присел на корточки у трупа. В выпученных глазах 
пришельца заплывали смертью недоумение и запоздалый страх. У человека 
была сломана шея. 
-- Он пришел за тобой,-- просто сказал Эйнар, по-прежнему не двигаясь. -- Ему 
не повезло. Он перепутал двери. 
Узкий нож в пальцах слепого выглядел игрушкой. Эйнар еще немного повертел 
тусклую полоску, затем легко переломил лезвие у самой гарды и бросил 
обломки на тело, тщательно вытерев ладони о подол рубахи. 
По комнате поплыл незнакомый резкий запах. Так пахнет гниющая листва. 
-- Пусть утром уберут. Хорошо, Сарт? И осторожно -- по-моему, здесь пахнет 
ядом. 
Эйнар нащупал косяк двери, неуклюже повернулся и пошел по коридору, 
держась, как обычно, неестественно прямо. 
Только позже до меня дошло -- ему очень хотелось вытянуть руки перед собой. 
Но он так и не сделал этого. 
На рассвете я разбудил слепого, и мы вместе закопали тело на заднем дворе. 
Нас никто не видел, и я надеялся, что ночной визит некоторое время останется 
тайной. 
Мне нужно было это время. 
И почти неделю в Фольнарке ничего не происходило. 
*** 
11 
Прошлой ночью у меня в комнате появилась Лайна. Вначале я было 
обрадовался -- мне в последнее время вдруг стало очень не хватать моей 
Повелительницы Ночи -- но тут же понял, что Лайна-Предстоящая (да, 
соскучилась... да, конечно, но -- потом...) пришла не за тем. 
Это огорчило меня больше, чем я предполагал. Видимо, воздух храма в 
Фольнарке обладал некими размягчающими свойствами... 
Варна-Предстоящая задыхалась без веры. От меня ждали работы. От меня, и 
только от меня. На Грольна и Клейрис я еще не мог до конца положиться -- у 
них там что-то начало складываться, и Гро прямо весь светился от счастья, так 
что толку от них обоих сейчас не было почти никакого. Ладно, дам 
влюбленным пару дней позаниматься собой, а там посмотрим... Время пока 
есть, но немного... 
Немного. Через три дня в храме (и во всех храмах Сиаллы, вплоть до 
столичного) должно было состояться Весеннее Празднество. Так сказать, День 
посева... Раньше на такие праздники стекались толпы народа и вели себя 
достаточно прилично, но теперь у меня были все основания подозревать, что 
даже в других, более благополучных храмах, Празднество Сиаллы на этот раз 
может превратиться в безумную оргию -- не без некоторой помощи служителей 
Хаалана-Сокровенного, будь они трижды неладны! 
А вот здесь, в Фольнарке, дела были совсем плохи. Окрестные селения 
обнищали, людям -- в заботах о хлебе насущном -- было не до любовных 
песнопений, да и сил на саму любовь не всегда хватало; кроме того, неподалеку 
расквартировали сотню панцирной пехоты, и заранее стало известно, что 
служака-сотник ни за что не отпустит своих солдат в храм Сиаллы, хотя 
обычно военачальники смотрели на подобные дела сквозь пальцы. 
Этот факт, как и многие другие, утвердил меня в уверенности, что чья-то 
невидимая рука умело выстраивает случайные, казалось бы, события в единую 
цепь... 
Ну что ж, отдых закончился. Пора было браться за работу. 
Мою работу. 
*** 
12 
Я смотрел на себя в зеркало, а из его металлической глади на меня пялился в 
меру нахальный и не в меру франтоватый столичный капрал. Мундир 
пришелся впору -- нигде не давило, не резало под мышками, поножи сверкали 
кокетливым глянцем; и верительные грамоты из штаба на сей раз были 
подлинными. Для меня так и остались загадкой место и способ добывания 
столь весомых бумаг. Молодец, Лайна, постаралась... 
Я отошел от зеркала, взял сумочку с тремя гранеными флаконами, 
переданными мне Варной-Предстоящей после убедительных просьб -- и долго 
запоминал их внешний вид. Не дай бог перепутать... женщины мне этого не 
простят!.. 
Роа уселся на мое плечо, оступился на эполете и громко выразил крайнее 
неудовольствие по поводу моего переодевания. Я потрепал его по шее и решил 
не прогонять. Для избалованного штабиста ловчий беркут-любимец был 
вполне уместен. Тем более редкая, никем не виданная порода... Что еще? Ах, да 
-- меч. Положено по форме, но путается в ногах. И конь. Всенепременно -- конь, 
хотя тут и пешком-то идти не больше часа, и то если не слишком спешить... 
*** 
-- Господин сотник? Честь имею... 
Сотник принял меня сдержанно, но вежливо. С одной стороны, я был младше 
его по чину, но, с другой -- проверяющий из столицы, чей-то фаворит и 
возможный кляузник. 
Короткопалые лапы сотника неуклюже комкали ворох моих замечательных 
бумаг, и у меня сложилось впечатление, что наш бравый офицер -- человек не 
шибко грамотный, что было, в общем-то, и неудивительно; во дворе два 
солдата вываживали мою загнанную лошадь, с которой капала пена (я прогнал 
ее вокруг небольшого леска раза три на галопе, для пущей убедительности), и 
вообще пока все было в порядке. 
Со вздохом вернув мне документы, сотник повел меня осматривать казармы. 
Ну что ж, здесь как раз я и не ожидал разнообразия. То же, что и везде -- 
деревянные, наспех сколоченные бараки, нары с соломенными матрасами, 
козлы для оружия... Впрочем, вокруг было на удивление чисто, и я уже с 
большим уважением поглядел на своего провожатого. 
На плацу несколько солдат лениво тыкали длинными пиками в соломенное 
чучело (похоже, солома здесь была основным расходным материалом). 
Остальные, рассевшись на траве у забора, жевали смолу и вяло наблюдали за 
происходящим. 
При нашем появлении солдаты поспешно вскочили, выстроились по росту и 
замерли, поедая глазами начальство. Сотник представил меня, Роа с эполета 
презрительно обкашлял весь строй, и занятия возобновились. Надо заметить, 
теперь все выглядело куда четче и слаженней -- и я еще раз мысленно воздал 
хвалу моему неразговорчивому сотнику. 
То ли он почувствовал смену настроения, то ли просто сегодня был удачный 
день, только сотник пригласил меня отобедать с ним в офицерском собрании, и 
я не стал отказываться. Обед оказался весьма недурен, но вот вино подавалось 
мерзкое -- дешевое и крепкое, с каким-то тухловатым привкусом. Я промолчал и 
лишь едва заметно скривился -- что позволило вежливо поднимать кубок и тут 
же отставлять его в сторону. Вообще-то все шло как нельзя лучше, поскольку 
вкус зелья из моей сумки (первый флакон, пузатенький, с граненой пробкой -- 
инспекция подаваемых блюд плюс олух-услужающий) полностью тонул в 
дрянном букете местного пойла. 
На обеде присутствовали четверо капралов, и их тоже не обнесли ни вином, ни 
зельем. Я сдержанно улыбался и радовался, что сумел воздержаться от пития -- 
хотя радоваться должна была скорее Лайна... Варна уверяла, что срок действия 
порошка -- не более двух недель, но я все равно не имел ни малейшего желания 
проверять на себе его действие. 
За обедом потеплевший сотник разговорился и поведал мне, что завтра он с 
тремя капралами собирается в столицу по вызову (Знаю я этот вызов! Бравым 
воякам явно не терпелось принять участие в Празднестве Сиаллы и пощупать 
молоденьких жриц столичных храмов!..), а один из капралов останется при 
казармах для поддержания порядка. 
Этого обделенного судьбой капрала звали Зархи, и он понуро сидел в дальнем 
конце стола, кушая за троих и выпивая за гораздо большее количество народа. 
Видимо, таким образом он пытался скрасить себе вынужденное воздержание. 
Некоторое время я внимательно изучал несчастного Зархи, а тот игнорировал 
штабного хлыща и кидал злобные взгляды на сияющего в предвкушении 
любовных утех сотника. Характер капрала был не из сложных. 
Нарушить приказ он побоится. А от ярости и небогатой фантазии устроит 
солдатам такую жизнь, что те волками взвоют. 
Что ж, такой вариант меня вполне устраивал. 
Сотник любезно предложил проводить меня до столицы и лично дать самый 
лестный отзыв о проведенной инспекции -- с отзывом он явно что-то перепутал, 
это я должен был писать инспекционный рапорт, а не он -- но я не стал 
заострять внимания на его промахе и отказался от предложения, сославшись на 
усталость моего коня и помянув с кислой миной столичную суету. 
Похоже, сотник весьма обрадовался моему отказу, поскольку истинная цель его 
отлучки была не самой благовидной, а он был не настолько туп, чтобы самому 
нарываться на неприятности. 
Он и не подозревал, что уже нарвался. С того самого момента, когда запретил 
солдатам присутствовать на весеннем празднестве в Фольнарке. 
Так что сотник любезно предоставил мне свою комнату на время его 
отсутствия, а я поспешил не менее любезно поблагодарить его, в свой черед 
заверив в благожелательнейшем (ишь, слово-то какое придумал!) рапорте о 
вверенной ему сотне, после чего не стану более злоупотреблять его 
гостеприимством. 
Мы расстались вечером самым дружеским образом, считая друг друга полными, 
но симпатичными болванами. 
На рассвете один болван уехал в столицу, а второй занялся делом. 
*** 
13 
После непродолжительной беседы с капралом Зархи я оставил его в погребке 
сотника досматривать сладкий утренний сон (флакон второй, нефритовый, 
пробка резная, три-четыре капли -- и сутки ровного похрапывания) и 
отправился в казармы. 
Все выглядело более, чем естественно -- с утра пораньше оскорбленный капрал 
забрался в погребок старшего по званию и изнасиловал лучший бочонок из 
особых запасов, после чего почил в винной луже. Кстати, изрядно попотев, я 
извлек на свет божий бочонок того самого вина, которое уже ничем нельзя 
было испортить. В него был опорожнен третий флакончик -- самый маленький, 
металлический, рекомендуется стареющим греховодникам и новобрачным, но 
не слишком часто. 
Завидев меня с беркутом на плече -- высокомерный Роа выглядел еще похлеще 
уехавшего сотника -- солдаты бросили играть в кости и принялись ускоренно (с 
поправкой на жару) строиться. Я досадливо махнул им рукой. 
-- Вольно, ребята... 
Панцирники застыли в недостроенном виде, обалдело воззрившись не меня. 
-- Я сказал "вольно", а не "окаменеть и разинуть рот",-- пояснил я, усаживаясь 
на ближайшие нары. -- И кости можете не прятать. Роа, ррай... 
Мой алиец соскочил на устланный соломой пол, выковырял из-под лежака 
кубики, клюнул их, отчего оба выпали "шестерками", и вылетел в дверь -- 
гулять. 
-- Ну, кто со мной кон раскидает?.. 
Плюгавый солдатик с жиденькими рыжими кучеряшками и сальной 
ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони, как на 
подносе. Играть он явно не собирался. 
-- Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило! -- рявкнул я в его наглую рожу -- 
и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона, про его 
неразборчивую мамашу и похмельного Инара. Слава богу (какому?), 
натаскался, из Дома бегая... 
Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался рыжий 
лохматый детина в расстегнутом мундире. 
-- Ну, я играю! -- заявил он таким тоном, словно собирался немедленно дать мне 
по морде. 
-- Ну так играй, а не мельтеши, как вошь под рубахой! -- я хлопнул рукой по 
нарам рядом с собо