врага...
     Когда Форс увидел, как напряглись массивные плечи кабана,  он  сделал
шаг назад, нащупывая твердый упор для маневра, - и  он  чуть  не  проиграл
бой. Его каблук застрял, и нога словно попала в капкан. Он все еще пытался
освободиться, когда кабан в третий раз бросился в атаку.
     Все эти попытки освободиться лишили Форса равновесия, и он почти упал
вперед, прямо на спину обезумевшей твари. Его ногу пронзила острая боль, а
ноздри забила вонь. Он яростно ударил  мечом  и  почувствовал,  как  сталь
скользнула по кости и вонзилась глубоко под  драную  шкуру  кабана.  Кровь
фонтаном ударила на них обоих, а потом меч вырвало из скользкой  от  крови
руки; кабан вырвался, прошел несколько шагов  и  тяжело  упал,  между  его
мощными плечами торчала рукоятка меча. Форс раскачивался  взад  и  вперед.
Лицо его исказилось от боли,  а  пальцы  пытались  оторвать  ткань  вокруг
рваной, обильно кровоточившей раны на наружной стороне  левой  ноги,  выше
колена.
     Из кустов вышла Люра. На ее обычно совершенно чистой шкуре были видны
какие-то неопрятные пятна, и она, казалось, была очень  довольна.  Проходя
мимо кабана, она зарычала и ударила тушу передней лапой.
     Форс вытащил каблук из гнилой доски, в которой тот застрял, и  пополз
к Звездной Сумке. Сейчас он нуждался в воде - но ее  разыщет  Люра.  Самое
худшее заключалось в том, что ему на некоторое время предстояло  охрометь.
Хорошо, если ему не придется задержаться тут на несколько дней.
     Люра нашла воду - родник  позади  фермы,  и  юноша  со  стонами  боли
подполз к нему. Он разжег костер из сухих прутиков  и  поставил  на  огонь
кастрюльку чистой воды. Теперь он был  готов  к  самому  худшему  -  клыки
кабана были очень грязными и поэтому смертельно опасными.
     Стиснув зубы от боли, он оторвал кусок ткани от краг и  обнажил  кожу
вокруг все еще кровоточившего пореза. Затем Форс  бросил  в  кипящую  воду
немного бальзама для ран из Звездной  Сумки.  Секрет  этого  бальзама  был
известен только Целителю племени и Звездному Капитану. Это  была  мудрость
древних дней, спасшая немало жизней. Смазанная бальзамом рана не гноилась.
     Форс остудил воду до  терпимой  температуры,  а  затем  вылил  больше
половины в рваную рану в коже  и  мышцах.  Он  сунул  дрожавшие  пальцы  в
оставшуюся в кастрюльке воду и продержал там с минуту, прежде чем  открыть
пакет с бинтами. Концом мягкого материала он обмыл ногу и осторожно  обтер
рану.  Затем  он  намазал  на  него  немного  неразогретой  пасты  и  туго
прибинтовал к ране пластырь.  Кровотечение  почти  прекратилось,  но  рана
горела, как в огне, почти до кости, так что в глазах у Форса потемнело. Он
действовал по инструкциям, которые вдалбливали в него со времен его первой
же охотничьей экспедиции.
     Наконец, он затушил костер и тихо лег. Люра вытянулась рядом с ним  и
положила свою бархатную лапу ему на  руку.  Она  утешающе  замурлыкала,  и
ласкаясь, несколько раз лизнула его своим шершавым языком. Жжение  в  ноге
ослабло, а может быть, боль становилась для него привычной.  Он  уставился
на небо. Его расчерчивали широкие розово-золотистые полосы,  должно  быть,
скоро наступит закат. Надо найти укрытие. Но двигаться было трудно, а нога
так одеревенела, что даже когда он встал  и  начал  подтягиваться  вперед,
цепляясь за кусты, то передвигался очень медленно.
     Люра спустилась вниз по склону, и он поковылял за ней,  радуясь,  что
большую часть склона покрывала только трава. Она направилась к  ферме,  но
он не окликнул ее: Люра искала для них укрытие, и она найдет его, если оно
существует.
     Она привела его к самому крепкому дому, который они видели с тех пор,
как покинули Айри, -  однокомнатному  зданию  с  каменными  стенами.  Форс
понятия не имел, чего оно  построено.  Но  там  была  только  одна  дверь,
никаких окон, а часть крыши еще была на  месте.  Здание  служило  неплохим
укрытием, и его легко можно было защитить.
     Мелкие хищники уже занялись трупами свиней, а с наступлением  темноты
запах крови привлечет и более грозных хищников. Он не забыл о  драках  над
трупами коровы и теленка. Поэтому Форс соорудил  из  камней  перед  дверью
нечто вроде баррикады и решил развести костер. Стены укроют его  от  всех,
кроме птиц.
     Форс поел сушеного зерна из своих припасов. Люра  перепрыгнула  через
баррикаду и пошла охотиться для себя, рыская в  сумраке  позднего  вечера.
Форс  подкладывал  топливо  в  свой  маленький   костерок   и   пристально
вглядывался  в  сгущавшуюся  темноту.  Над  раскидистыми  ветвями  древних
садовых деревьев пляшущими искорками роились  светлячки.  Он  наблюдал  за
ними, прихлебывая воду из фляги. Боль в ноге  теперь  стала  пульсирующей,
она ударяла ему в голову и затихала где-то в макушке - тук-тук-тук...
     Затем Форс внезапно сообразил, что этот постоянный ритм  порожден  не
болью и  лихорадкой.  Это  был  настоящий  звук,  раздававшийся  в  ночном
воздухе, низкие, хорошо слышимые размеренные ноты, не имевшие ни малейшего
сходства со всеми слышанными им ранее естественными звуками. Что-то в  нем
было похоже на странную тихую песню того рыбака. Если что-то похожее на ту
песню выстукивалось сейчас на барабане...
     Форс рывком поднялся на ноги. Лук и меч были под рукой. Ночь, которая
для него никогда не была такой темной,  как  для  других,  была  мирной  и
пустынной  за  исключением  этого  отдаленного  сигнала.  Затем  он  стих,
внезапно, почти на середине ноты, как будто навсегда.  Он  понял,  что  не
услышит его вновь. Но что это могло означать?
     Звук был хорошо слышен в этих Нижних Землях  -  даже  если  у  других
слушателей не  было  остроты  слуха  Форса.  Посланное  с  помощью  такого
барабана сообщение могло быть услышано за много миль.
     Ногти Форса впились в ладони.  Снова  послышался  звук,  доносившийся
издалека с юга, - настолько слабый, что он мог быть всего лишь порождением
его воображения.
     Но он не верил в  это.  Барабанщик  получил  ответ.  Форс  отсчитывал
секунды себе под нос - пять, десять, пятнадцать, а затем снова тишина.  Он
попытался обдумать свои впечатления об этом рыбаке - и снова пришел к тому
же выводу. Тот не был уроженцем Нижних Земель, и  это  означало,  что  он,
вероятно, был разведчиком, изыскателем с юга. Кто или что сейчас двигалось
в эти земли?



                        4. ЧЕТЫРЕ НОГИ ЛУЧШЕ ДВУХ

     Еще до рассвета пошел дождь, непрерывная, постоянная морось,  которая
могла продлиться не один час.  Рана  Форса  затянулась,  и  он  постарался
переползти в угол хижины, где проломленная крыша все еще давала  некоторую
защиту. Люра прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела было единственным
удобством. Но  Форс  не  мог  больше  провалиться  в  тот  беспокойный,  с
обрывочными сновидениями сон, в котором он находился большую часть ночи.
     Покой ему отравляла мысль о предстоящем дневном  путешествии.  Долгая
ходьба вновь открыла бы его рану, и он думал, что у  него  было  несколько
приступов лихорадки. И все же он должен был найти пищу и лучшее убежище. И
тот барабанный бой... Он не был  в  состоянии  драться,  и  поэтому  хотел
убраться отсюда - и побыстрее.
     Как только рассвело настолько, чтобы различить черную линию на  белой
бумаге, он  достал  обрывок  карты,  пытаясь  определить  свое  теперешнее
положение, - если это место вообще было обозначено  на  этом  клочке.  Там
были нанесены крошечные красные цифры - расстояния в милях  Древних,  если
придерживаться дорог. По его подсчетам, он был еще в  трех  днях  пути  от
города - если, конечно, он находился именно там, где предполагал. Три  дня
пути для сильного и  не  знающего  усталости  путешественника,  а  не  для
хромого калеки. Была бы у него сейчас лошадь...
     Но он вспомнил о Ярле и о табунщиках и выбросил это из  головы.  Если
он отправится в лагерь степняков и попытается  сторговаться,  то  Звездный
Капитан прослышит об этом. А новичку украсть  коня  из  хорошо  охраняемых
табунов, даже если бы он и владел всеми своими  конечностями,  было  почти
невозможно. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя  этот
аргумент, полный здравого смысла.
     Люра отправилась поохотиться. Она принесет добычу.  Форс  подтянулся,
поднимаясь на ноги,  и  стиснул  зубы  от  боли  в  левой  половине  тела,
вызванной этим движением. Ему понадобится какой-нибудь костыль или трость,
если он хочет идти дальше. В пределах его досягаемости, среди  дров,  была
часть ствола молодого деревца. На вид она была почти  прямой  и  он  отсек
ветви и обтесал ее ножом. С помощью этого  импровизированного  костыля  он
смог передвигаться, и чем больше он двигался,  тем  больше  пропадала  его
одеревенелость. Когда вернулась Люра, волоча  в  зубах  жирного  индюка  с
розовыми  перьями,  он  был  в  приподнятом   настроении   и   был   готов
позавтракать.
     Но они передвигались совсем не быстро. Форс  шипел  сквозь  стиснутые
зубы, когда его вес время от времени слишком сильно перемещался  на  левую
ногу. Он инстинктивно свернул на то, что раньше было  подъездной  дорогой,
связывавшей ферму с автострадой, и теперь протискивался между выросших  на
ней кустов, тяжело опираясь на палку.
     Дождь превратил каждый открытый клочок земли в мягкую грязь,  и  Форс
боялся поскользнуться и упасть. Люра продолжала постоянно выть, жалуясь на
погоду и на их медлительность. Но она не  убежала  вперед  одна,  как  она
могла бы сделать, и Форс все время разговаривал с ней.
     Подъездная  дорога  вывела  их  к  автостраде.  Он  свернул  на  нее,
поскольку она шла в  нужном  ему  направлении.  На  бетон  нанесло  землю,
образовавшую слой почвы, в него пустили корни колючие  растения,  но  даже
несмотря на это старая дорога была лучше  для  передвижения  хромого,  чем
раскисшая земля. Люра бежала впереди, разведывая дорогу, шныряла в  кустах
и в высокой траве вдоль обочины древней автострады, нюхала ветер в поисках
чужих запахов, то и дело энергично мотая головой и лапами, чтобы стряхнуть
с них осевшие капли воды.
     Она вдруг неожиданно выскочила из кустов к Форсу и толкнула его  всем
своим телом, мягко вынуждая отступить к тянувшемуся неподалеку кювету.  Он
уловил  ее  настоятельное  предупреждение  и  пополз  в  укрытие  со  всей
возможной в его состоянии скоростью. Когда он привалился к липкой  красной
стенке глинистого  обрывчика,  упершись  в  дно  руками,  то  почувствовал
содрогание земли задолго до того, как услышал стук копыт. Затем в поле его
зрения появился бежавший легкой рысью  по  старой  дороге  табун  лошадей.
Мгновение-другое Форс искал взглядом табунщиков, а затем понял, что ни  на
одной из лошадей не было пятен яркой  краски,  которой  степняки  отмечали
свою  собственность.  Эти  лошади,  должно  быть,  были  дикие.  Там  было
несколько кобыл с жеребятами, храпящий жеребец со следами боевых шрамов на
плечах, и несколько свободно бегающих молодых лошадок.
     В табуне была одна гнедая кобыла без жеребенка с  грубой  неухоженной
шкурой  и  усаженными  репейником  хвостом  и  гривой.  Она  то   и   дело
останавливалась,  чтобы  набрать  полный  рот  травы,  за  что,   наконец,
заработала от жеребца болезненный укус. Она взвизгнула,  проворно  лягнула
копытами, и быстро поскакала, вырываясь перед остальным  табуном.  Форс  с
сожалением смотрел, как она убегала.  Имей  он  две  здоровые  ноги,  она,
возможно, стала бы его пленницей. Но сейчас  об  этом  было  бесполезно  и
думать.
     Табун свернул за поворот и скрылся из виду. Форс передохнул  и  вылез
обратно на дорогу. Люра бежала впереди, вытирая передние лапы  о  травяной
ковер и пристально глядя вслед исчезнувшим лошадям. По ее мнению, не  было
никакой разницы между одним из этих жеребят и задранным ею  теленком.  Они
оба были мясом и, таким образом, годились в пишу. Она очень  хотела  пойти
по следу такого обилия пищи. Форс не стал с ней спорить. Он все еще  думал
о  кобыле,  которая  бегала  так  свободно  и  повиновалась  только  своим
желаниям.
     Не прошло и часа, как они  снова  догнали  табун.  Дорога  неожиданно
начала спускаться в чашеобразную долину.  На  дне  ее  высоко  поднималась
густая трава. Табун пасся там, а на  полпути  вверх  по  склону  стоял  на
страже жеребец.
     Форсу бросился в глаза остов здания, находившийся почти на самом  дне
долины. Пожар так повредил  его  внутреннюю  часть,  что  остались  только
крошащиеся кирпичи наружных стен. Он  внимательно  изучил  это  здание,  а
потом попытался рассмотреть пасшихся за ним лошадей.
     Кобыла паслась в стороне от табуна, неподалеку от здания. У него  был
шанс - очень маленький шанс.
     Почти все будет зависеть от действий Люры, а она его еще  никогда  не
подводила.  Он  повернулся  к  большой   кошке   и   постарался   мысленно
воспроизвести все, что ей предстояло сделать. Он дважды  медленно  обдумал
каждый пункт, затем Люра пригнулась и исчезла в трава
     Форс вытер со лба  пот  и  капли  дождя  и,  в  свою  очередь,  начал
спускаться вниз, пробираясь через  лабиринт  куч  разбитых  кирпичей.  Они
никогда бы не смогли сделать этого, если бы  ветер  не  дул  в  нужную  им
сторону. Но все-таки удача была на их стороне. Он  вскарабкался  на  уступ
над самой широкой брешью в каменной стене и смотал с пояса легкую  прочную
веревку, такую носили все горцы. На ее конце была крепкая  петля,  которую
он держал в руке. Хорошо, дождь не подмочил ее. Теперь.
     Он свистнул чистым призывным свистом одной из полевых  птиц  Айри.  И
скорее  понял,  чем  увидел,  что  Люра  заняла  позицию  и  приготовилась
выполнять  его  замысел.  Если  бы  только  этот  ветер  продержался   еще
немного...
     Вдруг кобыла вскинула голову, захрапела и с подозрением уставилась на
кусты. Жеребец сразу же заржал и яростно бросился вперед. Его отделяла  от
этого места почти вся долина, и он остановился, чтобы  отослать  остальной
свой гарем подальше от опасности, прежде чем броситься на  помощь  кобыле.
Кобыла хотела последовать за табуном,  но  невидимая  угроза  теперь  явно
находилась между ней  и  свободой.  Она  повернулась  на  задних  ногах  и
поскакала назад, к развалинам, где ее поджидал Форс. Она  дважды  пыталась
прорваться к своим подругам, но оба раза снова была вынуждена повернуть  в
прежнем направлении.
     Форс намотал веревку на  локоть.  Ему  оставалось  только  довериться
умению Люры и  ждать.  Эти  секунды  показались  ему  неимоверно  долгими.
Наконец, кобыла, с побелевшими от ужаса глазами, пронеслась сквозь брешь в
каменной кладке. Форс заарканил ее и, не теряя  времени,  намотал  веревку
вокруг ржавой стальной балки, выступавшей из кирпичной  стены.  Сердцевина
металла была еще достаточно прочна, чтобы  выдержать  даже  бешеные  рывки
перепуганной лошади. Визг разъяренного жеребца, с грохотом  несущегося  на
выручку, потряс Форса. Он мало знал о лошадях, но понял, что сейчас  он  в
опасности.
     Но жеребец так и не добрался до развалин.  Из  кустов  прямо  ему  на
голову прыгнула Люра и вцепилась острыми когтями. Жеребец  заржал,  бешено
кусаясь  и  лягаясь.  Но  Люра  была  словно  молния  из  светлого   меха,
скрывающего стальные пружины мускулов, и она никогда не  оказывалась  там,
куда жеребец наносил удар. Еще дважды она попадала в цель своей грозной, с
острыми когтями, лапой, прежде чем жеребец  сдался  и  помчался  в  долину
обратно, вслед за табуном. Кобыла  жалобно  заржала  ему  вслед.  Он  было
повернул назад, но Люра была тут как тут,  и,  после  ее  предупреждающего
рычания, жеребец снова поскакал прочь, орошая траву своей кровью.
     Форс от слабости прислонился спиной к куче щебня. Что и  говорить,  у
него была кобыла, с веревкой вокруг шеи, которая держит  ее,  несмотря  на
все рывки и брыкание. Но это была не домашняя лошадь,  уже  объезженная  и
приспособленная для верховой езды. А как он, с больной ногой, мог покорить
обезумевшее от страха животное?
     Он закрепил веревку,  уныло  глядя  на  ободранные  ладони.  Как  раз
сейчас-то он и не мог приблизиться к ней. Может быть, было бы неплохо дать
ей  часок-другой  привыкнуть  к  своему  плену,  попытаться  завоевать  ее
доверие. Но избавится ли она когда-нибудь от своего  страха  перед  Люрой?
Эту трудность нужно было преодолеть. Он не мог дальше двигаться  на  одной
ноге и, разумеется, не собирался просить приюта в лагере степняков и таким
образом попасть в руки Ярла. Он верил, что сам  сможет  проложить  путь  в
Нижних Землях, и теперь пришло время доказать это.
     Через некоторое время кобыла прекратила свои попытки  освободиться  и
стояла с опущенной головой. По ее покрытым пеной ногам и  бокам  пробегала
нервная дрожь. Форс оставался там, где был, но теперь он начал говорить  с
ней, используя мурлыкающий тон, которым он подзывал Люру. Затем он решился
приблизиться к ней на несколько шагов.
     Кобыла вскинула голову и захрапела, но он продолжал  говорить  с  ней
ровным и монотонным голосом. Наконец он подошел достаточно  близко,  чтобы
коснуться ее грубой шкуры, и чуть не подскочил. На ней все еще видны  были
мазки почти  стертой  краски!  Значит,  это  была  лошадь  из  прирученных
табунов, принадлежавшая какому-то степняку. Форс с трудом сглотнул.  Такая
удача показалась ему слишком необычной. Теперь он осмелился  погладить  ее
по морде. Она задрожала от его прикосновения, затем издала  тонкое,  почти
вопросительное ржание. Он похлопал лошадь по плечу,  и  тогда  она  игриво
ткнула его носом. Форс засмеялся и потянул  ее  за  свисавшую  между  глаз
потрепанную челку.
     - Так, значит, ты все вспомнила, старушка? Хорошая девочка!
     Оставалась еще Люра. Как она  отнесется  к  новшеству?  Эту  проблему
необходимо было разрешить как можно скорей. Он  отвязал  веревку  и  мягко
потянул кобылу. Та достаточно охотно последовала за ним, изысканно скользя
среди куч битого кирпича.
     Почему она не учуяла запах кошки от его одежды? Может быть, его  смыл
дождь? Но когда он вел ее, она совсем не боялась.
     Форс еще раз свистнул по-птичьи,  после  чего  обмотал  повод  вокруг
небольшого дерева. Ответ на его призыв донесся  из  нижней  части  долины.
Люра явно преследовала табун. Поджидая ее, Форс стоял  и  разговаривал  со
своей пленницей. Наконец, он рискнул отереть ей бока пучком  травы.  Вдруг
он почувствовал, как лошадь дернулась и задрожала. Он обернулся.
     Люра  сидела  на  открытом  месте,  аккуратно  обмотав  хвост  вокруг
передних лап. Она зевнула, высунув свой острый красный язык,  и  зажмурила
глаза, словно ее очень мало интересовала эта кобыла, с которой ее товарищу
по охоте вздумалось так глупо нежничать.
     Кобыла  рванулась  назад,  на  всю  длину  веревки,  глаза  ее  снова
побелели. Люра  не  сочла  нужным  заметить  этот  ужас.  Она  неторопливо
поднялась и потянулась, а затем направилась к лошади. Кобыла  задрожала  и
испустила пронзительный визг. Форс попытался заставить Люру отступить.  Но
большая кошка обошла пленницу кругом,  оценивающе  оглядывая  ее  со  всех
сторон. Кобыла снова опустилась на все четыре  ноги  и  замотала  головой,
поворачиваясь, чтобы все время следить за кошкой. Казалось, что  она  была
очень озадачена, когда нападение, которого она ожидала, не произошло.
     Может, между  животными  тогда  произошел  обмен  мыслями.  Форс  так
никогда и не узнал  этого.  Но  когда  Люра  закончила  свой  осмотр,  она
безразлично отвернулась, а кобыла перестала дрожать. Прошло  больше  часа,
прежде чем Форс соорудил из веревок уздечку, а из одеяла - подобие  седла.
Он залез на кирпичи и сумел перебросить свою  здоровую  ногу  через  спину
кобылы.
     Она   была   великолепно   обучена   степняками,   которым   когда-то
принадлежала. Ее шаг был таким ровным, что  как  ни  был  Форс  неуклюж  и
неопытен в верховой езде, он смог удержаться в седле. Он  направил  кобылу
на  дорогу,  которая  привела  его  в  долину,  и  они  снова  вые