можешь видеть это по руинам  городов.  Твой  народ  идет  на  север  в
поисках дома, мой идет на восток или  на  юг  за  тем  же.  Мы  отличаемся
обычаями, речью, одеждой.  А  человек,  кажется,  боится  такого  отличия.
Молодая кровь горяча,  и  вот  уже  ссора,  убийство,  на  пролитой  крови
вырастает война. Но главная причина, как мне кажется, вот в чем. Мой народ
- бродячий, и он не понимает тех, кто строит жилища  и  пускает  корни  на
одном каком-нибудь  месте  на  ограниченном  участке  земли,  которую  они
называют своей. И вдруг мы слышим, что в одном дне пути на юг, в  излучине
реки, растет городок, и этот городок построен людьми твоего  племени.  Так
что теперь наше племя обеспокоено и  немного  боится  того,  чего  оно  не
знает. Среди нас есть многие, кто говорит, что мы  должны  уничтожить  то,
что может нам угрожать в будущем...
     Эрскин вытер  ладони  о  рваные  остатки  своей  одежды,  его  ладони
предательски вспотели.
     - Мое племя никак не может представлять угрозу  для  будущего  вашего
племени. Нам нужна только земля, в которую  мы  можем  посадить  семена  и
найти пастбища для наших овец. Наверное, нам может повезти,  и  мы  найдем
глинистый берег,  который  даст  нам  нужный  материал  для  работы  наших
горшечников. Мы безразличны  к  охоте  -  мы  происходим  из  страны,  где
водилась только мелкая дичь. В наших  руках  есть  умение,  которое  может
послужить и другим, а не только нам самим.
     - Верно, верно, - кивнул Мэрфи. - Это стремление к войне с чужаками -
наше проклятие, наверное, то же самое, которое было наложено на Древних за
их грехи. Но потребуется больше, чем усилия любого из нас, чтобы заключить
мир сейчас... гремят барабаны войны, пики наготове...
     - На сей раз ты говоришь полную правду, о плетущий легенды!
     К столу подошел Верховный Вождь. Он снял шлем и плащ, положенный  ему
по должности. В одежде простого воина он мог незамеченным  разгуливать  по
лагерю.
     - Ты забываешь вот что - племя, в котором нет воинов,  чтобы  держать
пики, будет проглочено. Лев задирает  быка  -  если  сможет  избежать  его
рогов. Волки охотятся за добычей стаями. Убивать или быть убитым, есть или
быть съеденным - вот закон, действующий лучше, чем все другие законы.
     Что-то сжало  горло  Форса,  и  он  резко  ответил.  Его  слова  были
порождены новым чувством.
     - Лапы Чудищ направлены мотив  всех  нас  -  именно  так,  о  Капитан
Палаток. И они - не такой враг, с которым  можно  особенно  не  считаться.
Обрати свои пики против них,  если  ты  обязательно  должен  с  кем-нибудь
воевать!
     Сперва в глазах Кантрула появилось удивление, а затем  его  загорелые
скулы окрасились краской гнева. Его рука  инстинктивно  легла  на  рукоять
меча. Руки Форса остались лежать на коленях. Ножны на поясе были пусты,  и
он не мог принять вызов, который мог бросить ему степняк.
     - Наши пики движутся когда захотят и куда захотят,  чужак.  Если  они
пожелают очистить гнездо живущих-в-хижинах-из-грязи-паразитов...
     Эрскин не пошевелился, но  его  не  распухший  глаз  спокойно  смерил
взглядом Верховного Вождя с восхитившим Форса хладнокровием. Кантрул хотел
ответа  -  предпочтительно  резкого.  Когда  он  не   прозвучал,   Кантрул
повернулся к Форсу и резко спросил:
     - Ты говоришь, что Чудища идут войной?
     - Нет, - поправил его Форс. - Я говорю,  что  они  впервые  на  нашей
памяти выходят без страха из своих городов и бродят по открытым землям.  А
они - хитроумные бойцы, наделенные силой,  которую  мы  еще  полностью  не
оценили. Они не люди, как мы, даже если отцы отцов их отцов и  были  нашей
породы. Так что они могут быть больше, чем мы, - или  меньше.  Откуда  нам
это знать? Но правда одно - и мы  можем  сказать  это,  мы,  жители  Айри,
многие поколения воевавшие с ними, -  они  враги  человечества.  Мой  отец
погиб от их клыков. Я сам был захвачен ими. Они -  не  обычные  враги,  от
которых можно отмахнуться без опаски, степняк.
     - Вспомни, ведь есть еще  одно  обстоятельство,  -  нарушил  короткое
молчание Мэрфи. - Когда эти двое бежали  через  Землю  Взрыва,  стая  этих
тварей  вынюхивала  их  след.  Если  мы  отправимся  в  поход  на  юг,  не
поостерегшись, позади нас может оказаться враг так же, как и  впереди.  Мы
можем попасть между двух огней...
     Пальцы Кантрула выбивали боевой ритм на его  поясе,  меж  его  тонких
бровей пролегла резкая морщина.
     - Мы вышлем разведчиков.
     - Верно. Ты вождь и опытен в военных знаниях. Ты  прикажешь  то,  что
нужно. Прости меня - я стал стар и ведение Анналов иногда уводит  человека
от жизни. Столько ошибок совершает человек - иногда похоже на то,  что  он
никогда не научится...
     - На войне он научится или погибнет! Ясно как день,  что  Древние  не
научились или не смогли научиться... ну, они сгинули, не так ли? А мы живы
- племя сильно. Я думаю, что вы  слишком  много  беспокоитесь,  вы  оба  -
Фаньер  тоже.  Мы  идем  подготовленными,  и  нет  ничего,  что  могло  бы
остановить нас.
     Его слова потонули в таком  громовом  раскате,  что  казалось,  будто
гроза разразилась прямо над палаткой, в которой они находились. Сквозь рев
донеслись крики мужчин и более высокие и пронзительные  голоса  испуганных
женщин и детей.
     Те, кто находился в шатре, мгновенно пересекли его, толкая друг друга
локтями, чтобы первыми оказаться у полога двери. Степняки проталкивались к
выходу, а Форс оттащил Эрскина назад. Пока  они  колебались,  они  увидели
лошадей, в панике несущихся по главной дороге лагеря,  огибая  костры.  Им
было так тесно, что под их копытами валились палатки.  Позади  лагеря,  по
всему горизонту стояла колеблющаяся стена золотистого света.
     Рука Эрскина сомкнулась вокруг запястья Форса,  едва  не  сломав  ему
кости. Он уволок горца обратно в палатку.
     - Это пожар!  Огонь,  пожирающий  траву  прерии!  -  Ему  приходилось
кричать, чтобы его можно было услышать сквозь шум снаружи. - Наш шанс...
     Но Форс уже понял это. Он вырвался из рук  Эрскина  и  побежал  вдоль
стола, ища оружие. Маленькое копье - вот все,  что  он  обнаружил  и  смог
прихватить с собой. Эрскин взял  пестик  из  каменной  ступки,  пока  Форс
использовал острие копья, чтобы распороть противоположную сторону шатра.
     Выбравшись наружу, они направились прочь от палатки Вождя, петляя  на
бегу среди палаток и присоединившись к другим, бегущим во  тьме  людям.  В
разворошенном  муравейнике  лагеря  было  до   смешного   легко   скрыться
незамеченными. Небо позади них становилось все светлее и  светлее,  и  они
понимали, что им нужно как можно быстрее выбраться из лагеря.
     - Он охватывает нас в кольцо.  -  Форс  указал  рукой  на  призрачную
пародию на дневной свет. На востоке и на западе пожар образовал гигантскую
открытую пасть, готовую проглотить лагерь. Бегущих  теперь  стало  меньше,
сумятица уменьшалась и воцарился порядок.
     Беглецы обогнули последние палатки и  оказались  на  открытом  месте,
выискивая кусты и деревья, в которых они могли  бы  укрыться.  Затем  Форс
уловил отблеск чего-то, заставивший его  резко  остановиться.  Перед  ними
виднелось желтое полыхание, и оно было там, где ему совсем  не  полагалось
быть.
     Отражение - но  от  чего?  Мгновение  спустя  Эрскин  подтвердил  его
подозрения:
     - Это огненное кольцо!
     Охотничий инстинкт Форса вступил  в  действие,  когда  языки  пламени
лизнули небосвод впереди.
     - Вниз по склону! - бросил он через плечо. Он видел утоптанную тропу,
испещренную множеством следов копыт лошадей, которые шли на водопой.  Там,
внизу, в конце склона была вода.
     Они побежали вниз по склону.



                             14. ПОЛЕТ СТРЕЛЫ

     Ветер сменился. Ослепленные дымом, евшим им глаза и горло, они  нашли
ручей и упали в него. В русле они были не одни. Волна  кроликов  и  других
мохнатых существ, которые визжали  и  метались,  выплеснулась  из  высокой
травы и бежала вдоль края воды. Они жалобно  кричали  от  ужаса,  пока  не
погрузились в воду, перекрыв поток своими телами.
     Посредине ручья дым был не так густ. Зрение  Форса  приспособилось  к
ночному мраку, и  он  взял  руководство  на  себя,  направившись  вниз  по
течению, подальше от высоко взвивавшегося в  небо  пламени.  Река  сделала
поворот, шум исчез, и лагерь заслонила стена ив.
     Через кусты с треском ломился олень, затем появился второй, третий  -
затем еще четыре. Русло реки  углубилось.  Нога  Форса  поскользнулась  на
камне, и он с головой ушел в воду. На мгновение  его  охватила  паника,  а
затем искусство пловца, которому он научился в горных озерах, вернулось  к
нему, и он поплыл легко. Эрскин барахтался рядом.
     Так они выплыли на середину озера, которое замыкалось  прямой  линией
плотины. Форс смахнул воду с глаз и увидел поднимавшиеся над линией берега
круглые кочки - хижины бобров! Он отпрянул в  сторону:  рядом  барахталось
огромное тело, вылезая на один из домиков. Очень мокрая и  очень  сердитая
огромная дикая кошка присела, отфыркиваясь  от  воды,  которая  спасла  ей
жизнь.
     Форс взбаламутил воду и оглянулся. Голова Эрскина то поднималась,  то
опускалась, словно великан тонул. Горец повернул назад.  Спустя  несколько
минут они цеплялись за грубый край ближайшей хижины,  и  Форс  с  холодной
расчетливостью обдумывал их  будущее.  Бобровое  озеро  было  значительных
размеров, и недавние дожди прибавили в нем воды. Строители хижин и плотины
выгрызли большинство деревьев, росших вдоль его берегов, и оставили только
кусты. Увидев это, горец расслабился.  Удача  привела  их  в  единственное
место, где они могли спастись. И не он один понял это.
     Неподалеку от них кругами плавал молодой олень,  высоко  подняв  свою
рогатую голову. Существа поменьше  приплывали  дюжинами,  карабкаясь  друг
через друга по крышам хижин в  поисках  безопасного  места.  Эрскин  издал
громкое негодующее восклицание и отдернул руку, когда  по  ней  скользнула
змея.
     Когда пожар прокатился вдоль берега, превратив воду в кровь, существа
в воде съежились, под пахнущим дымом жарким дыханием  пламени.  С  неба  в
воду упала птица, оставив после себя запах горелых  перьев.  Горец  уронил
голову на руки, приоткрыл рот и нос не больше, чем на дюйм, и держал их  у
самой воды. Он ощущал на своих плечах мучительно жаркие удары раскаленного
воздуха.
     Как долго они плавали, вцепившись в  стенки  хижины,  они  так  и  не
поняли. Когда треск пожара уменьшился, Форс снова поднял голову.
     Яркое зарево огня исчезло. То тут, то там все еще тлели угли. Пройдет
какое-то время, прежде чем беглецы смогут снова пройти  по  этой  все  еще
дымящейся земле. Им придется и дальше идти по воде.  Форс  оттолкнул  тело
оленя, слишком поздно добравшегося до убежища,  и  проложил  себе  путь  к
следующей хижине и  так  до  самой  плотины.  Здесь  огонь  прогрыз  дыру,
отхватив солидный кусок, так что  вода  свободно  лилась  в  старый  канал
ручья.
     При свете тлеющих корней он видел на некоторое расстояние.
     - Оп-ля!
     Мгновевие спустя к нему присоединился Эрскин.
     - Так, значит, мы пойдем водой, да? - воскликнул южанин. - Ну,  когда
позади нас был такой пожар, мы можем не беспокоиться о  погоне.  Наверное,
сегодня ночью Фортуна находится по правую руку от нас, брат мой.
     Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они  снова
могли идти пешком. Вода здесь была только по пояс, но камни в русле  речки
были скользкими, и беглецы шли осторожно, боясь упасть и погибнуть.
     Наконец огонь, освещающий небо, остался позади.  Форс  остановился  и
посмотрел  на  звезды,  разыскивая  знакомые  созвездия.  Они   были   его
неизменными проводниками. Они направлялись на юг -  но  на  запад  от  них
простиралась незнакомая местность.
     - Теперь мы услышим барабаны? - спросил горец.
     - Не рассчитывай на это. Племя,  вероятно,  считает,  что  я  так  же
мертв, как и Норатон, и призыва больше не будет.
     Форс задрожал, наверное, от того, что долго был в холодной воде.
     - Эта местность обширна, и без сигналов мы можем пройти  мимо  твоего
племени...
     - Это тем более вероятно, потому что сейчас война и мой  народ  будет
скрывать свой лагерь, как только это возможно. Но, брат, я думаю,  что  мы
не могли бы так легко этой ночью вырваться из плена на  свободу,  не  будь
вам предназначена какая-то особая миссия. Направимся же  на  юг,  и  давай
будем надеяться, что та же сила поможет нам найти  то,  что  мы  ищем.  По
крайней мере, твои горы не сдвинутся с места, и мы можем повернуть к  ним,
если нам не останется ничего другого...
     Но Форс не отозвался. Все свое внимание он обратил на звезды.
     Пока им приходилось идти по ручью,  спотыкаясь  об  источенные  водой
валуны и скользя по гальке. В конце концов они, наконец,  вошли  в  овраг.
Его стенки из серого камня  сомкнулись  над  ними,  словно  они  попали  в
западню. Они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть.  Форс  беспокойно
задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря  на  то,  что  он
осыпал их шлепками. Но, наконец, его отяжелевшая голова склонилась,  и  он
не мог больше бороться с охватывающим его сном. Он был измотан и отупел от
усталости.
     Наконец журчание воды его разбудило. Он полежал, слушая  его,  прежде
чем заставил открыться распухшие веки. Форс растер зудящее,  распухшее  от
укусов лицо и слепо посмотрел на поросший зеленым мхом камень и коричневую
воду. Затем он рывком сел. Теперь, самое малое, было уже позднее утро!
     Эрскин все еще  лежал  рядом  на  животе,  голова  его  покоилась  на
согнутой рука. На его плече было большое красное пятно -  след  от  ожога.
Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево.  А  дальше  по
течению  Форс  видел  другие  признаки  пожара  -   полусгоревшие   ветки,
измочаленное тело белки с обуглившимся на спине мехом.
     Эту  белку  Форс  выудил  прежде,  чем   вода   унесла   ее   дальше.
Полусгоревшая белка была  настоящим  пиром,  когда  живот  сводил  слишком
близкое знакомство с позвоночником. Форс положил белку на выступ и  содрал
шкурку острием камня, за который цеплялся всю ночь.
     Завершив эту кровавую работу, он  разбудил  Эрскина.  Великан,  сонно
протестуя, перекатился на спину, с минуту полежал,  уставясь  на  небо,  а
потом сел. В  свете  дня  его  избитое  лицо  было  похоже  на  чудовищную
пурпурно-коричневую маску. Он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул
руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.
     - Пища и ясный день, перед нами отличный день для путешествия.
     - Только полдня, - поправил его Форс, измеряя высоту солнца  и  длину
тени около них.
     - Ну, тогда полдня - но человек может пройти довольно много  даже  за
полдня. А нас с тобой, кажется, невозможно остановить...
     Форс мысленно вернулся к  невероятным  событиям  последних  дней.  Он
давно уже не мог понять, сколько дней прошло  с  того  времени,  когда  он
покинул Айри. Но в том, что сказал Эрскин, было зерно истины - их  еще  не
остановили, несмотря на Чудищ, народ ящериц и степняков. Даже Земля Взрыва
и пожар не стали для них непреодолимыми барьерами...
     - Ты помнишь, что я однажды сказал тебе, брат, там, когда  мы  стояли
на поле летающих машин? Никогда больше человек не должен  воевать  с  себе
подобными, потому что если он будет это делать, то человечество  полностью
исчезнет с лица Земли. Древние  начали  это  своим  смертельным  дождем  с
небес, и если мы продолжим, то будем прокляты и погибнем!
     - Я помню.
     - Теперь у меня  не  выходит  из  головы  то,  -  медленно  продолжил
великан, - что нам с тобой показали некоторые вещи,  которые  мы,  в  свою
очередь, можем показать другим. Эти степняки рвутся воевать с моим народом
- и все же в них тоже есть тяга к знаниям,  которую  Древние  по  глупости
своей отбросили прочь. Они порождают таких искателей, как  этот  Мэрфи,  с
которым мне хотелось бы завести дружбу. Есть также ты, из клана горцев - и
все же ты не испытываешь ненависти ни ко мне, ни к степняку Мэрфи. Во всех
племенах мы найдем людей доброй воли...
     Форс облизнул губы.
     - И если бы такие люди  доброй  воли  могли  сесть  вместе  на  общем
Совете...
     Избитое лицо Эрскина загорелось.
     - Мои мысли сказаны твоими устами, брат! Мы должны избавить Землю  от
войн, или же мы, в конце концов, перережем друг  друга,  и  то,  что  было
начато давным-давно, семенами  смерти,  посеянными  нашими  отцами,  будет
закончено постоянно обагренными кровью  мечами  и  копьями...  Мы  оставим
Землю Чудищам. А в такую возможность я не хочу верить!
     - Кантрул сказал, что его народ должен или сражаться, или умереть.
     - Так ли это? Есть война разного рода. В пустыне мой  народ  сражался
каждый день, но его врагами были песок и жара, и сама бесплодная земля. И,
если бы мы не утратили  прежних  знаний,  мы,  наверное,  даже  смогли  бы
сражаться, или превратиться в мягкотелое ничто - но пусть он сражается  во
имя созидания, а не во имя разрушения. Я вижу  свой  народ  обменивающимся
изделиями и знаниями с теми, кто рожден в шатрах, сидящим у костров Совета
с  людьми  из  горных  кланов.  Теперь  настало  время,  когда  мы  должны
действовать, чтобы спасти человечество. Потому что если  народ  из  шатров
пойдет войной на юг, он зажжет такой пожар,  который  не  сможет  загасить
вновь, и не сможем загасить ни мы, ни любой другой живой человек. И в этом
пожаре мы будем подобны деревьям и степной  траве  -  мы  будем  полностью
сожжены!
     В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице,  покрытом  пеплом,  и  эта
гримаса никак не походила на улыбку:
     - Нас только двое, Эрскин, а я, несомненно, объявлен вне закона, если
жители Айри вообще  заметили  мой  побег.  Мой  шанс  на  то,  чтобы  меня
выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами,  когда  они  сожгли  все  мои
записи, сделанные в городе. А ты?
     - Тут есть кое-что, брат. Я - сын Носителя Крыльев  -  хотя  и  самый
младший и последний из клана. Так что, наверное, некоторые меня выслушают,
хотя бы и  недолго.  Но  мы  должны  добраться  до  моего  племени  раньше
степняков.
     Форс швырнул в воду обглоданную кость.
     - Эге! Тогда, значит, снова пешком. Хотел бы  я,  чтобы  нам  удалось
увести быстроногих скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше  двух,
когда тебе нужна скорость.
     - Пойдем пешком. - Но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда
поднялся на ноги. Форс видел, что он оберегал плечо,  где  все  еще  алела
рана. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда  они  спрыгнули  с
выступа и побрели через овраг.
     У Эрскина есть мечта,  и  это  великая  мечта,  подумал  Форс,  почти
завидуя ему. Он сам натягивал тетиву лука Чудищ без всяких церемоний и мог
драться всеми известными ему способами, когда ставкой была его жизнь,  как
это было, когда степняки загнали их в угол. Но  убивая,  он  не  испытывал
никакой радости - такого с ним никогда не бывало. Как охотник,  он  убивал
только для того, чтобы заполнить свой желудок, или для общих котлов  Айри.
Ему не нравилась мысль о том, что придется  пустить  стрелу  в  Мэрфи  или
стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой  другой  причины,
кроме жажды боя...
     Почему все это время жители Айри сторонились других  людей?  Он  знал
древние легенды -  они  гласили  о  том,  что  жители  Айри  произошли  от
избранных людей. Эти люди спрятаны в горах  вместе  со  своими  женщинами,
чтобы избежать именно такого конца, который  постиг  всю  их  цивилизацию,
растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить  свои
знания - так они и поступали, стараясь их приумножить.
     Но не стали ли они в результате этого считать себя высшей расой? Если
бы его отец не нарушил неписаного закона и не  женился  бы  на  степнячке,
если бы Форс сам