, но присутствия духа не потерял.
Мартинес злобно усмехнулся, прищурился и оценивающе примерился к
хлипкой комплекции гостя. Результаты осмотра, видимо, удовлетворили
его.
     -- Ну, так что же тебе надо, паренек? -- растягивая слова,
медленно произнес Мартинес. -- Может быть, милицию вызвать?
     "А вдруг он непричастен к убийству профессора?" -- пронеслась в
голове Чудакова внезапная мысль, но тут же исчезла. Нет, надо
действовать решительнее!
     -- Отчего же не вызвать. Вызови, -- развязно произнес Чудаков и
недобро усмехнулся. -- Только никакая милиция тебе уже не поможет.
     Чудаков прошел в комнату и с размаху плюхнулся в глубокое кресло.
     -- А это мы сейчас посмотрим! -- сказал Мартинес и уверенно
направился к телефону. Послышался скрип вращающегося диска.
     "Он что, действительно хочет позвонить в милицию, -- с еле
скрываемым любопытством подумал Чудаков, -- или придуривается? Если
этот тип не шутит, то это означает, что он честный человек, а моя
версия ошибочна, и тогда я с удовольствием пожму ему руку. Но если это
только игра, то -- берегись, Мартинес!"
     Чудаков остался доволен своим решением не вмешиваться в действия
корабельного радиста: в любом случае в выигрыше оставался Максим.
     На шестой цифре Мартинес не выдержал, бросил трубку и угрюмо
уставился на гостя, нахально развалившегося в кресле.
     -- Ну что же вы, господин Мартинес? -- продолжал игру Чудаков. --
Или номер забыли? Ай, какое несчастье! Так вы не отчаивайтесь -- я вам
дам! В уголовный розыск желаете? Пожалуйста! -- Максим действительно
достал из кармана какую-то бумажку, но продолжал держать ее в руках. --
Или в органы госбезопасности? -- Голос его сорвался на шепот. --
По-моему, по их линии за вами больше числится. Нет?
     -- Что вам угодно? -- глухо произнес Мартинес.
     "Одно из двух: либо он вцепится мне в горло, либо бухнется на
колени и начнет молить о пощаде".
     -- Где валюта? -- грубо спросил Чудаков.
     -- Какая валюта?
     -- Не юли, Мартинес. Сам знаешь -- какая.
     -- Вы от Роланда?
     "Ага, клюнул!"
     -- От какого еще Роланда! Я от Гуссейна Николаевича.
     -- Не знаю я никакого Гуссейна Николаевича!
     -- Узнаешь еще, коли потребуется, -- зловеще прошипел Чудаков. --
Ха, Роланда вспомнил! Да Роланд твой в шестерках ходил у Гуссейна
Николаевича -- и почитал это за великую честь. А сейчас твой Роланд
мусорам сортиры драет. Что побледнел-то? Замели твоего Роланда и
раскололи по всем швам. Так-то! Менты тоже не спят.
     -- Врешь, гад! -- сорвался с места Мартинес и кинулся на Чудакова,
но тот быстро кинул на журнальный столик небольшой клочок бумаги и
тихо, насколько позволяла выдержка, спросил:
     -- Узнаешь руку?
     Это была та самая записка с адресом, написанная рукой жены
Мартинеса. Мартинес остановился и сильно побледнел.
     -- Что с Матильдой? -- глухо спросил он, узнав почерк супруги.
     -- Пока ничего. Но судьба ее зависит от твоего, Мартинес,
поведения. Где валюта?
     Мартинес кивнул на стоявший у входной двери чемодан.
     -- Отлично! -- произнес Чудаков, сам не веря внезапному успеху. --
Валюту я возьму с собой.
     -- Но на каком основании... -- попытался возразить Мартинес.
     -- А тебе известно, болван, что у тебя на хвосте менты висят? Или
ты хочешь к ним прямо с этим чемоданчиком угодить?
     Если бы Максим знал, как он сейчас был недалек от истины!
     -- Что вам от меня угодно? -- тихо спросил Мартинес и окончательно
сник.
     -- Меня интересует некто Бобров.
     -- Бобров? А что Бобров? -- насторожился Мартинес.
     -- Он в курсе наших дел? Ты говорил ему что-нибудь?
     -- Кому? Боброву-то? -- Голос Мартинеса как-то странно зазвенел.
-- Нет, конечно. Бобров не в курсе. Откуда? Нет, нет. Бобров не в
курсе.
     Глаза Мартинеса зловеще блеснули из-под нависших век. Чудаков
вдруг ясно понял, что допустил какую-то ошибку. Наверное, не нужно было
спрашивать про Боброва. Действительно, на кой черт ему этот Бобров

     Мартинес медленно, по-кошачьи, подобрался к креслу, в котором
сидел Чудаков, и навис над ним, приблизив свои налитые яростью глаза к
лицу бедного сыщика.
     -- Бобров, говоришь? -- прошипел он и вдруг рявкнул: -- А ты,
часом, не мент?!
     Его мощная пятерня вцепилась в куртку Максима и с силой дернула
ее. Молния на куртке не выдержала и разъехалась, обнажив лицо туземного
святого на той самой футболке. Мартинес отшатнулся, как от заразы, и в
ужасе выкатил глаза. Футболка подействовала на него словно шок. Именно
на такой эффект и рассчитывал Максим Чудаков. Воспользовавшись
замешательством противника, Максим вскочил с кресла и выхватил
пистолет-зажигалку.
     -- Руки! -- крикнул он. -- Ну!
     -- Это... это... откуда?.. -- только и смог выдавить Мартинес,
тыча пальцем Чудакову в грудь.
     -- От убитого тобой профессора Красницкого! -- выпалил Чудаков. --
Руки! Ну, живо!
     Лицо Мартинеса исказилось, но он подчинился и поднял руки; смысл
происходящего постепенно начал доходить до его сознания, и с каждой
секундой он чувствовал себя все уверенней и уверенней. Чудаков же,
напротив, растерялся. Действительно, что ему делать дальше с этим
типом? Так и держать его на мушке игрушечного пистолета?
     А Мартинес тем временем уже окончательно оправился от потрясения;
более того, он видел замешательство Чудакова, который, кажется, впервые
держит в руках оружие. Ба, да это игрушка!.. Мартинес зло усмехнулся и
опустил руки.
     -- Подними руки, Алфред Мартинес, или я выстрелю!
     -- Ну, это мы еще посмотрим, -- ответил тот и грозно двинулся на
Чудакова.
     В этот самый момент в дверь кто-то позвонил. Чудаков невольно
повернул голову в сторону входной двери и краем глаза вдруг увидел, что
в него летит большая хрустальная ваза; Чудаков пригнулся, и ваза со
звоном разбилась о бетонную стену. Выпрямившись, он обнаружил, что
вслед за вазой на него летит сам Мартинес. Через секунду оба тела с
воплями и рычанием покатились по полу. Из серванта посыпался китайский
фаянс и саксонский фарфор. В дверь кто-то настойчиво ломился -- слышны
были глухие удары и чьи-то голоса. Сильный удар в лицо на миг лишил
Чудакова сознания, а когда он очнулся, то совсем близко увидел
перекошенное злобой лицо Мартинеса, чуть поодаль -- укоризненные глаза
следователя Щеглова, еще каких-то людей... Потом еще удар -- и сознание
окончательно покинуло его...



     Глава восьмая

     Логическая цепочка, приведшая следователя Щеглова в квартиру
Боброва, была совершенно иной, нежели у Чудакова. Но отправной точкой
для обоих сыщиков служил один и тот же факт: вторая пуля в теле
покойного профессора.
     Выпроводив Чудакова и тут же о нем забыв, следователь глубоко
задумался. И преступник, и свидетель в один голос утверждают, что
выстрел был только один. Откуда же вторая пуля? Может быть, они
сговорились? Может быть, это просто хитрый тактический ход, припасенный
сообщниками про запас на случай поимки убийцы? Такой случай
представился -- и докажи теперь, что он стрелял не дважды! Впрочем,
заключение экспертов поставит все точки над "i", а пока... пока
приходится только гадать.
     От этих мыслей Щеглова отвлек молодой лейтенант, вошедший в
кабинет.
     -- Товарищ капитан, получены результаты графологической
экспертизы.
     -- А, отлично! -- обрадовался Щеглов. -- Я вас слушаю, лейтенант.
Что же графологи?
     -- Из тетради, найденной на месте убийства, вырваны два листа, --
сообщил лейтенант.
     -- Ну, это мне известно, -- нетерпеливо перебил его Щеглов.
     -- Так вот, на первом листе содержался текст, написанный рукой
профессора; этот текст явно в чем-то изобличал убийцу, поэтому он
вырвал лист из тетради, но, зная, видимо, возможности наших экспертов
восстанавливать текст по отпечаткам букв на следующем листе, он заодно
вырвал и его. Судя по всему, этим и объясняется исчезновение первых
двух листов. Но одной детали преступник не учел. Профессор писал
шариковой ручкой, и ему приходилось сильно нажимать на нее, так как
стержень, видимо, попался не из лучших -- вам ведь известно качество
наших стержней. Так вот, именно благодаря плохому качеству стержня наши
эксперты не то что по третьему -- по пятому листу вполне могли бы
восстановить пропавший текст. Но ни третьего, ни четвертого, ни тем
более пятого листа преступник не тронул -- видимо, недооценил наших
ребят-графологов. Вот восстановленный текст. -- И лейтенант протянул
следователю лист бумаги.
     -- "В Комитет государственной безопасности СССР..." -- прочитал
Щеглов и удивленно вскинул брови. -- О! Это интересно! "Довожу до
Вашего сведения, что я, профессор Московского Государственного
университета Красницкий П.Н., оказался невольным свидетелем некоего
преступного деяния, которое на моих глазах совершал Алфред..." --
Дальше текст обрывался. -- И это все?
     -- Все, товарищ капитан.
     -- Гм... Любопытно. -- Лицо следователя Щеглова просветлело. --
Спасибо, лейтенант, это очень ценный документ. Передайте мою
благодарность экспертам-графологам.
     -- Есть!
     Лейтенант вышел. А капитан Щеглов вновь задумался -- теперь уже
над неоконченным письмом профессора Красницкого в КГБ. Алфред...
Алфред... Интересно, кто это -- Алфред? Сам убийца? Или кто-то
третий?.. То, что некий Алфред был причастен к убийству профессора, у
следователя сомнений не вызывало. Иначе бы убийца не стал вырывать
листы из профессорской тетради, даже наоборот -- специально оставил бы
их, чтобы отвести от себя подозрение. Но листы вырваны, а это значит,
что срочно надо искать Алфреда. А что, если под этим именем профессору
был известен не кто иной, как Храпов?
     Щеглов вызвал своего помощника.
     -- Выясните, пожалуйста, все, что касается круга знакомых
профессора Красницкого, и особое внимание уделите человеку по имени
Алфред... Да, и доставьте ко мне Храпова.
     Помощник молча кивнул и вышел. Вскоре в сопровождении конвоира
вошел Храпов.
     -- Садитесь, гражданин Храпов, -- предложил Щеглов, буравя его
взглядом. -- Итак, у меня к вам один очень серьезный вопрос.
Отнеситесь, прошу вас, к нему со всей ответственностью. Вы продолжаете
утверждать, что произвели только один выстрел?
     -- Да, продолжаю утверждать, -- твердо произнес Храпов.
     -- Вы ведь, кажется, служили в Афганистане? В каком чине?
     -- Начал с лейтенанта, дослужился до майора. Трижды ранен, имею
боевые награды... К чему все это, гражданин следователь?
     -- Как же вы, боевой заслуженный офицер, решились на убийство
человека? Ответьте мне, Храпов, я никак не могу взять это в толк.
     Лицо Храпова стало каменным.
     -- Это мое дело, гражданин следователь, -- глухо произнес он. --
Скажу лишь одно: я никогда бы не посмел поднять руку на человека.
     -- Но ведь подняли же!
     -- Это не человек.
     -- Не человек? -- удивился Щеглов. -- Кто же он тогда?
     -- Это не человек, -- настойчиво повторил Храпов. -- И хватит об
этом. Я вам уже сказал, что готов предстать перед судом за совершенное
мною преступление и понести самое строгое наказание.
     -- Ладно, оставим это. Тогда ответьте мне еще на один вопрос. Вам
известен человек по имени Алфред?
     -- Первый раз слышу.
     -- Вы уверены? Подумайте, Храпов, подумайте хорошенько. Может
быть, слышали от кого-нибудь? Вас, случаем, так никто не называл?
     -- Меня? -- в свою очередь удивился Храпов. -- Нет, меня так никто
не называл. Это имя я слышу впервые.
     -- Ладно, -- кивнул Щеглов и протянул подследственному принесенный
лейтенантом текст. -- Тогда прочтите вот это.
     -- Что это? -- удивленно спросил Храпов, когда прочитал письмо
Красницкого в органы госбезопасности.
     -- Вам не знаком этот текст?
     -- Нет.
     -- Тогда объясните мне, Храпов, каким образом этот самый текст мог
исчезнуть с письменного стола профессора Красницкого?
     -- А уж это вы будьте добры объяснить сами, гражданин следователь.
Я же в комнату этого типа даже не входил.
     -- Верно, -- согласился Щеглов, убирая текст письма в ящик стола,
-- ваших следов в комнате не обнаружено. Вы стреляли с порога, не так
ли?
     -- Так.
     -- И профессор в это время спал за столом?
     -- Думаю, что спал.
     -- Думаете? А что, у вас есть какие-то сомнения на этот счет?
     -- Я не могу утверждать того, чего не знаю, -- ведь в комнату я не
входил.
     -- Ладно, допустим, он спал. В таком случае, может быть, вы
заметили у него на столе блокнот или, скажем, тетрадь? Общую, за сорок
четыре копейки?
     -- Я видел только его спину.
     -- Ладно. Допустим. А теперь скажите -- вы ведь себя борцом за
справедливость мните, эдаким мстителем, благородным рыцарем, не так ли?
Так вот, Храпов, должен вас разочаровать. По некоторым соображениям вы
таковым не являетесь. И знаете почему? Да потому, Храпов, что
стреляли-то вы в труп!
     Лицо Храпова перекосила страшная гримаса.
     -- Что-о?! -- взревел он, вскакивая со стула. -- Вы что, смеетесь
надо мной?!
     -- Да, да, Храпов, в труп, -- спокойно продолжал Щеглов, -- и вся
эта ваша благородная вендетта превратилась для вас в трагикомический
фарс, за который, правда, придется нести ответственность.
     Храпов упал на стул и в смятении обхватил голову руками.
     -- Но как же в труп! -- воскликнул он, вновь поднимая лицо. --
Ведь он спал -- этот ваш профессор!
     -- Вы же сами только что сказали, что утверждать этого не
беретесь.
     -- М-м-м... -- замычал Храпов и зажмурился.
     -- Но самое ужасное для вас то, что вы, не будучи виновником
смерти человека, все же являетесь убийцей. И будете судимы за убийство.
Вот такой парадокс.
     -- Но кто же опередил меня? -- вскричал Храпов.
     -- Тот, кто выстрелил первым. Ведь в теле покойного профессора
обнаружили две пули -- и обе смертельные. Я же не зря спрашивал вас,
сколько раз вы стреляли.
     -- Да один, один раз!
     -- Вот именно. Вы стреляли один раз -- но вторым.
     -- Но, может быть, все-таки первым?..
     Щеглов покачал головой.
     -- Не тешьте себя напрасной надеждой, Храпов. Вы стреляли в уже
успевший остыть труп -- об этом есть свидетельство очевидца. Помните
парня, который преследовал вас в ту ночь? -- Храпов кивнул. -- Так вот
он как раз и есть тот очевидец. Неплохой, кстати, парень...
     -- Кто же он -- этот первый? -- нетерпеливо спросил Храпов.
     -- Предположительно -- некий Алфред, о котором вы только что
прочитали в предсмертном письме профессора Красницкого.
     В этот момент зазвонил телефон. Щеглов поднял трубку.
     -- Следователь Щеглов у аппарата!
     Выражение лица его мгновенно изменилось.
     -- Спасибо, -- сказал он тихо и положил трубку на рычаг. Потом
пристально посмотрел на Храпова и кивнул конвоиру.
     -- Уведите арестованного.
     "Экспертизой установлено, -- вспомнил он только что полученное
сообщение, когда остался один, -- что обе пули, извлеченные из трупа
профессора Красницкого, выпущены из одного и того же оружия --
охотничьего ружья марки..." Марки... марки... Да не все ли равно, какой
марки! Главное -- что ружье это принадлежало Храпову. А Храпов стрелял
один раз -- в этом Щеглов был почему-то абсолютно уверен. Вот так
загадка!
     Он вдруг вскочил и выбежал в коридор.
     -- Верните Храпова! Срочно!
     Когда подследственного вновь ввели в кабинет, он походил на
изрядно выжатый лимон. Еще бы! Третий раз подряд вызывают на допрос.
     -- Вы уж извините меня, Храпов, за беспокойство, но открылись
новые факты.
     -- Что, нашли третьего убийцу? -- криво усмехнулся Храпов.
     -- А что, может и третий появится -- кто знает? Но пока не
появился... Послушайте, Храпов, мне нужна ваша помощь. Вы ведь не
откажетесь помочь следствию, не так ли?
     -- Смотря в чем, -- уклончиво ответил Храпов.
     -- О, не беспокойтесь, на ту тему мы говорить не будем. Меня
интересует вот какой вопрос: вы кому-нибудь давали ваше ружье накануне
поездки в Снегири? Вспомните, очень вас прошу.
     Храпов напряженно сдвинул брови и задумался.
     -- Действительно, неделю назад я давал ружье одному знакомому
охотнику, -- сказал он. -- Кажется, Бобров его фамилия, Михаилом зовут.
     -- Бобров? -- быстро записал следователь Щеглов. -- Адрес помните?
     -- Улица Чкалова, дом пятьдесят восемь... или шестьдесят... не
помню точно, а квартира... нет, забыл. Могу объяснить, где он живет, а
вот адреса не помню.
     -- Так вы говорите, он охотник? И что же, у него нет своего ружья?
     -- Было, но... то ли продал, то ли подарил кому -- точно не знаю.
Говорил только, что собирается новое покупать. А тут вдруг заявился и
слезно просит: срочно, мол, ружье понадобилось, на охоту иду. Ну я и
дал. Охотничье удостоверение у него есть, лицензия тоже имеется --
пусть, думаю, берет, раз надо.
     -- И он действительно ездил на охоту?
     -- Нет, на охоту он не ездил. Не знаю, что у него там произошло,
только на охоту он не попал. Я несколько раз встречал его на улице на
протяжении всей этой недели. Он все обещал мне вернуть ружье, но
почему-то тянул.
     -- И когда же он его вернул?
     -- Вчера вечером.
     -- Вот как? Интересно...
     -- Принес, поблагодарил, извинился за задержку и куда-то быстро
убежал. Дела, говорит, разные...
     -- Так, значит, у вас, Храпов, до вчерашнего вечера ружья не было?
     -- Нет.
     -- Выходит, мысль убить профессора Красницкого у вас возникла
только вчера вечером?
     -- Нет, мысль возникла гораздо раньше. Вчера вечером я решил
осуществить ее.
     -- И толчком к этому послужило возвращение вам ружья?
     -- Да.
     -- И что же, вы, одержимый мыслью об убийстве профессора, вот так
просто сидели и ждали, когда этот самый Бобров вернет вам ваше же
ружье?
     Храпов, казалось, смутился.
     -- Нет, я заходил к нему вчера днем, но его не оказалось дома.
     -- Вот как? -- насторожился Щеглов. -- И вам что же, никто не
открыл?
     -- Нет, почему же, мне открыла его жена, но ружье без ведома мужа
отдать не решилась.
     -- А вы уверены, что ружье в этот момент находилось в квартире?
     -- Да, я видел его. Оно висело в комнате на стене -- как раз
напротив входной двери.
     -- Это было ваше ружье, вы точно знаете?
     -- Да, конечно. Ведь другого у него нет.
     -- В какое время вы были у Боброва?
     -- Гм... Где-то в половине второго.
     Задав Храпову еще несколько второстепенных вопросов, Щеглов
распорядился увести его. На часах было около двенадцати ночи, но
следователь не спешил покидать свой кабинет. Он погасил свет, подошел к
окну и, глядя в светлую июньскую ночь, предался размышлениям.
     А в это самое время на проспекте Мира, вблизи станции метро
"Щербаковская", в такой же темной комнате сидел Максим Чудаков и тоже
"вычислял" преступника...
     Утро застало следователя Щеглова все в том же положении -- стоящим
у окна и глядящим куда-то вдаль. Ночь не прошла для него даром: он
пришел к выводу, что, прежде чем делать какие-либо заключения, нужно
иметь свидетельство медицинской экспертизы о точном времени и причине
смерти профессора Красницкого, а такого свидетельства у следователя
Щеглова пока что не было.
     В семь часов утра раздался телефонный звонок.
     -- Что? Храпов хочет сделать заявление? Давно пора... Срочно ко
мне! Да Храпова, Храпова, кого же еще?!
     "Созрел, голубчик!" -- с удовольствием подумал Щеглов, кладя
трубку.
     Ввели Храпова.
     Их красные, воспаленные после бессонной ночи глаза встретились. Ни
один из них не отвел взгляда -- они поняли друг друга прежде, чем было
произнесено первое слово.
     -- Доброе утро, гражданин Храпов, -- приветствовал
подследственного Щеглов. -- Так что же вы хотите мне сообщить?
     -- Я всю ночь думал, -- начал Храпов, с трудом преодолевая
волнение, -- и решил, что нет смысла скрывать правду. Все равно вы
узнаете ее, так пусть вы узнаете ее от меня. Я хочу вам рассказать,
гражданин следователь, почему я убил.