ривычек,  недоразвитые мочки ушей. Если меня нельзя выпус-
кать на свободу, то его тем более, не правда ли, доктор?

Теперь все  в вагоне рассматривали то,  на что я указывал,  и взвешивали
мои слова.  И все это было почти правдой. Лицо Уолтера приобрело кирпич-
но-красный цвет. Консардайн невозмутимо смотрел на меня.

- Нет, - продолжал я, - он вовсе тебя не достоин, Ева.

Я тесно прижал к себе девушку. Это мне начинало нравиться - она была чу-
до как хороша.

- Ева! - воскликнул я. - Мы так долго не виделись, а ты меня даже не по-
целовала!

Я приподнял  ее  подбородок - и - да,  поцеловал ее.  Поцеловал крепко и
совсем не по-братски.  Слышал,  как негромко выругался Уолтер.  Как  это
воспринял  Консардайн,  не могу судить.  Да мне было и все равно - рот у
Евы удивительно сладкий.

Я поцеловал ее снова и снова - под гогот хулиганов,  хихиканье  девиц  и
восклицания пришедшего в ужас пожилого джентльмена.

Лицо девушки, покрасневшее при первом поцелуе, теперь побледнело. Она не
сопротивлялась, но между поцелуями я слышал ее шепот:

- Вы заплатите за это! О, как вы заплатите!

Я рассмеялся и отпустил ее.  Больше я не беспокоился.  Пойду за доктором
Консардайном, даже если он этого не захочет, - пока она идет с нами.

- Гарри, - его голос прервал мои мысли. - Идемте. Вот и наша станция.

Поезд подходил к станции Четырнадцатая улица. Консардайн встал. Взглядом
дал сигнал девушке.  Опустив глаза, она взяла меня за руку. Рука ее была
ледяной. Продолжая смеяться, я тоже встал. Между девушкой и Консардайном
- Уолтер шел за нами - я вышел на платформу и поднялся на улицу. Однажды
я оглянулся, и сердце мое согрелось при виде выражения Уолтера.

Во всяком случае это было туше для них двоих - и в их собственной игре.

Шофер в ливрее стоял у подножия ступеней.  Он бросил на меня быстрый лю-
бопытный взгляд и приветствовал Консардайна.

- Сюда, Киркхем! - коротко сказал тот.

Итак, я снова Киркхем. И что бы это значило?

Мощная машина стояла у обочины.  Консардайн показал на нее.  По-прежнему
крепко держа Еву за руку, я сел и увлек ее за собой. Уолтер сел впереди,
Консардайн за ним.  Шофер закрыл дверцу. В машине был еще один человек в
ливрее. Автомобиль двинулся.

Консардайн коснулся рычажка,  и окна затянулись занавесом.  Нас окружила
полутьма.

И как только он это сделал, Ева вырвала у меня руку, ударила меня по гу-
бам и, сжавшись в углу, молча заплакала.





Глава четвертая



Машина, дорогая европейская модель,  быстро и ровно прошла Пятую авеню и
повернула на север. Консардайн тронул другой рычажок, и непрозрачный за-
навес отделил нас от шофера. Тускло загорелась скрытая лампа. В ее свете
я заметил,  что девушка восстановила душевное равновесие. Она рассматри-
вала носки своих изящных узких туфелек.  Уолтер достал портсигар. Я пос-
ледовал его примеру.

- Не возражаете, Ева? - заботливо спросил я.

Она не посмотрела на меня и не ответила. Уолтер с ледяным выражением ус-
тавился  куда-то  надо мной.  Я закурил и сосредоточился на нашем курсе.
Часы мои показывали без четверти десять.

Сквозь тщательно закрытые окна ничего не было видно.  По остановкам дви-
жения я знал, что мы все еще на авеню. Затем машина начала серию поворо-
тов и возвратов,  как будто двигалась по боковым улицам. Однажды мне по-
казалось, что она сделала полный круг. Я потерял всякое ощущение направ-
ления, что, несомненно, и было целью подобных перемещений.

В десять пятнадцать машина резко увеличила скорость,  и я решил,  что мы
миновали район с напряженным движением.  Скоро через вентиляторы донесся
порыв свежего прохладного воздуха. Должно быть , мы в Вестчестере или на
Лонг Айленде. Точнее я сказать не мог.

Ровно в  одиннадцать двадцать машина остановилась.  После короткой паузы
мы двинулись дальше.  Я слышал за нами звон тяжелых металлических ворот.
Минут десять мы двигались очень быстро,  потом опять остановились.  Кон-
сардайн очнулся от раздумья и раскрыл занавеси. Шофер открыл дверцу. Ева
вышла, за ней Уолтер.

- Ну, вот мы и на месте, мистер Киркхем, - вежливо сказал Консардайн. Он
был похож на гостеприимного хозяина,  приведшего домой трижды  желанного
гостя, а не человека, которого он похитил при помощи возмутительных хит-
ростей и лжи.

Я выпрыгнул из машины. При свете луны, водянистой, как глаза алкоголика,
и предвещавшей шторм,  я увидел огромное здание, похожее на замок, пере-
несенный с берегов Луары.  В крыльях и башенках здания ярко сверкали ог-
ни.  Девушка и Уолтер входили в его двери.  Я осмотрелся.  Нигде,  кроме
здания, не видно было огней. У меня сложилось впечатление отдаленности и
обширного, заросшего деревьями пространства, окружающего это место и га-
рантирующего его изоляцию.

Консардайн взял меня за руку,  и мы миновали вход.  По обе  его  стороны
стояли два высоких лакея. Проходя мимо, я решил, что это арабы, оба нео-
быкновенно мощные. Но оказавшись в большом зале, я остановился и неволь-
но издал восхищенное восклицание. Как будто из лучших сокровищ средневе-
ковой Франции было отобрано все самое лучшее и  собрано  здесь.  Длинные
галереи,  на трети расстояния до высокого сводчатого потолка, были утон-
ченно готическими;  гобелены и шпалеры, равными которым могут похвастать
немногие музеи, свисали с них, а щиты и мечи были оружием покоренных ко-
ролей.

Консардайн не дал мне времени рассматривать все это. Он взял меня за ру-
ку, и я увидел рядом с собой безукоризненного английского лакея.

- Томас позаботится о вас,  - сказал Консардайн.  - До скорого свидания,
Киркхем.

- Сюда, сэр, - поклонился лакей и провел меня в миниатюрный придел в уг-
лу зала. Он нажал на украшенную резьбой стену. Она скользнула в сторону,
и мы вошли в маленький лифт. Когда он остановился, сдвинулась другая па-
нель.  Я оказался в спальне,  обставленной ,  на свой манер,  с такой же
удивительной роскошью,  что и большой зал.  За тяжелым занавесом находи-
лась ванная.

На кровати лежал вечерний костюм,  рубашка,  галстук и так далее.  Через
несколько минут я был вымыт,  гладко выбрит и одет в вечерний костюм. Он
вполне подошел мне.  Когда лакей открыл дверь шкафа,  мое внимание прив-
лекло висевшее в нем пальто. Я заглянул в шкаф.

В нем находилась точная копия всех вещей,  имевшихся в моем гардеробе  в
клубе. Да, они все были здесь, а когда я взглянул на ярлычки портных, то
увидел на них свое имя.

Мне показалось,  что лакей,  украдкой смотревший на меня, ждет выражения
удивления. Если так, я его разочаровал. Моя способность удивляться исто-
щилась.

- Куда теперь? - спросил я.

Вместо ответа он сдвинул панель и ждал,  пока я войду в лифт. Когда лифт
остановился, я, конечно, ожидал, что мы будем в большом зале. Ничего по-
добного.  За сдвинувшейся панелью оказалась небольшая прихожая, отделан-
ная дубом,  без мебели и с одной дверью темного дуба.  Возле двери стоял
еще один высокий араб, очевидно, ожидавший меня, потому что лакей покло-
нился, вошел обратно в лифт, и панель закрылась.

Араб приветствовал  меня по-восточному.  Открыв дверь,  он повторил при-
ветствие. Я шагнул через порог. Часы начали отбивать полночь.

- Добро пожаловать,  Джеймс Киркхем!  Вы пунктуальны до минуты, - сказал
кто-то.

Голос был удивительно звучным и музыкальным и по своим качествам напоми-
нал орган.  Говорящий сидел во главе длинного стола, накрытого на троих.
Все это я рассмотрел до того, как взглянул ему в глаза; после я на неко-
торое время потерял способность видеть что бы то ни  было.  Глубочайшего
сапфирно-голубоватого цвета,  это были самые живые глаза, какие мне ког-
да-либо приходилось видеть.  Большие, слегка раскосые, они сверкали, как
будто за ними скрывался сам источник жизни.  Они напоминали жемчужины по
яркости, а по твордости - алмазы. Ресниц не было, и глаза не мигали, как
глаза птицы - или змеи.

С немалым  усилием я оторвал от них взор и посмотрел в лицо,  на котором
они располагались.  Голова необыкновенно большая,  с высоким  и  широким
лбом,  и  абсолютно лысая.  Поразительное полушарие,  вместимостью вдвое
больше среднего.  Уши длинные,  узкие и отчетливо заостренные на концах.
Нос тяжелый,  горбатый,  подбородок круглый,  но массивный. Губы полные,
классически выточенные и неподвижные,  как у древнегреческой статуи. Все
огромное круглое лицо мраморно бледное,  без единой морщинки или линии и
абсолютно лишенное выражения. Единственное живое место на нем - глаза, и
они были удивительно живыми - сверхъестественно, ужасающе живыми.

Тело, та часть,  что я мог видеть,  необыкновенно большое,  мощная грудь
указывала на огромную жизненную силу.

При первом же взгляде чувствовалось нечто необычное,  радиация нечелове-
ческой мощи.

- Садитесь, Джеймс Киркхем, - снова прозвучал раскатистый голос. Из тени
за его спиной появился дворецкий и выдвинул для меня стул слева.

Я поклонился удивительному хозяину и молча сел.

- Вы,  должно быть,  голодны после долгой поездки,  - сказал он. - Очень
мило с вашей стороны,  Джеймс Киркхем,  что вы оказали мне честь и удов-
летворили мой каприз.

Я взглянул на него, но не заметил и следа насмешки.

- Я в долгу у вас,  сэр, - вежливо ответил я, - за исключительно занима-
тельное путешествие.  Что же касается удовлетворения вашего каприза, как
вы это называете, как я мог поступить иначе, если ваши посланники так...
убедительны?

- А,  да, - он кивнул. - Доктор Консардайн действительно умеет убеждать.
Он скоро присоединится к нам. Но пейте ... ешьте.

Дворецкий налил шампанского. Я поднял стакан и помолчал, с удовольствием
глядя на него. Это был кубок из горного хрусталя, удивительно изящный и,
насколько я мог судить, исключительно древний - бесценное сокровище.

- Да,  - заметил хозяин, как будто я говорил вслух. - Действительно ред-
кость.  Это бокалы Гарун аль-Рашида. Когда я пью из них, мне видится ка-
лиф в окружении любимых собутыльников и гурий в его дворце в старом Баг-
даде. Вся роскошная панорама арабских ночей раскрывается передо мной. Их
сохранил для меня, - продолжал он задумчиво, - покойный султан Абдул Га-
мид. Во всяком случае они принадлежали ему, пока я не почувствовал жела-
ния обладать ими.

- Должно быть, сэр, у вас исключительная способность убеждать, если сул-
тан решил расстаться с ними, - пробормотал я.

- Как вы заметили, Джеймс Киркхем, мои посланцы весьма... убедительны, -
вкрадчиво ответил он.

Я прихлебнул вина и не мог скрыть удовольствия.

- Да,  - сказал мой необычный хозяин, - редкое вино. Оно предназначалось
исключительно  для  испанского короля Альфонсо.  Но мои посланцы были...
убедительны. Когда я пью это вино, мое восхищение его великолепием омра-
чается только сочувствием Альфонсо в его лишениях.

Я с удовольствием выпил. Потом набросился на великолепную холодную дичь.
Мой взгляд упал на золотую вазу,  украшенную драгоценными  камнями.  Она
была настолько изящна, что я привстал, чтобы получше рассмотреть ее.

- Работа Бенвенуто Челлини,  - заметил мой хозяин.  - Один из его шедев-
ров. Италия в течение столетий хранила его для меня.

- Но Италия добровольно никогда не согласилась  бы  расстаться  с  такой
вещью! - воскликнул я.

- Нет,  совершенно добровольно, совершенно, заверяю вас, - вежливо отве-
тил он.

Я начал разглядывать неярко освещенную комнату и понял, что она, подобно
большому залу,  тоже сокровищница. Если хотя бы половина того, что я ви-
дел,  подлинники, содержание одной этой комнаты стоит миллионы. Но этого
не  может быть - даже американский миллиардер не может собрать такие ве-
щи.

- Это все подлинники,  - он снова прочел мои мысли. - Я коллекционер - в
сущности самый крупный в мире. Я собираю не только картины, драгоценнос-
ти, вина, другие плоды человеческого гения. Я коллекционер мужчин и жен-
щин.  Я  коллекционирую  то,  что  неточно называют душами.  Вот почему,
Джеймс Киркхем, вы здесь!

Дворецкий наполнил кубки и поставил рядом со мной еще одну бутылку в ве-
дерке со льдом.  На столе появились ликеры и сигары, и дворецкий, как по
какому-то сигналу,  отошел. Исчез, как с интересом заметил я, через дру-
гую  панель,  скрывавшую еще один замаскированный лифт.  Я заметил,  что
дворецкий - китаец.

- Манчжур,  - обронил мой хозяин.  - Княжеского рода.  Но считает службу
мне большой честью.

Я небрежно кивнул: дело обычное. Как будто дворецкие манчжурские князья,
вина, предназначенные для короля Альфонсо, кубки из арабских ночей кали-
фа и вазы Челлини встречаются повседневно. Я понял, что игра, начавшаяся
несколько часов назад в Баттери-парке,  достигла своей второй стадии,  и
намерен был участвовать в ней с наилучшими манерами.

- Вы мне нравитесь,  Джеймс Киркхем, - голос был абсолютно лишен эмоций,
губы почти не двигались.  - Вы думаете: "Я пленник, мое место в мире за-
нято двойником,  даже мои ближайшие друзья не подозревают, что это не я;
человек, говорящий со мной, чудовище, безжалостное и бессовестное, бесс-
трастный интеллект,  который может уничтожить меня так же легко, как за-
дувают пламя свечи". Во всем этом, Джеймс Киркхем, вы правы.

Он помолчал.  Я решил, что лучше не смотреть в эти алмазно-яркие голубые
глаза. Зажег сигарету и кивнул, устремив взгляд на горящий конец.

- Да,  вы правы,  - продолжал он. - Но вы не задаете вопросов и ни о чем
не просите.  Голос и руки у вас не дрожат, в глазах нет страха. Вместе с
тем  мозг  ваш не не дремлет,  вы весь как на цыпочках и хотите ухватить
хоть какое-нибудь преимущество.  Как житель джунглей,  вы невидимыми ан-
теннами своих нервов ощущаете опасность.  Каждое чувство ваше настороже-
но,  вы ищете щель в опутавшей вас сети.  Вы ощущаете ужас.  Но внешне в
вас  нет  этого ни следа - только я мог это ощутить.  Вы очень нравитесь
мне, Джеймс Киркхем. У вас душа настоящего игрока!

Он снова помолчал, глядя на меня через край своего кубка. Я заставил се-
бя встретить его взгляд и улыбнуться.

- Вам  тридцать пять,  - продолжал он.  - Уже много лет я слежу за вами.
Впервые вы привлекли мое внимание свой работой на французскую  секретную
службу на втором году войны.

Пальцы мои невольно стиснули кубок.  Я считал, что никто, кроме меня са-
мого и шефа, не знал об этой моей опасной работе.

- Так случилось, что вы не противоречили моим планам, - продолжал лишен-
ный интонаций голос. - Поэтому вы... продолжали жить. Вторично я обратил
на вас внимание, когда вы решили вернуть изумруды Спирадова, хранившиеся
у коммунистов в Москве. Вы изобретательно подменили их копиями и сбежали
с оригиналами. Мне они были не нужны, у меня есть гораздо лучшие. Поэто-
му  я  позволил вам вернуться к тем,  кто вас нанял.  Но смелость вашего
плана и хладнокровная храбрость,  с которой вы его  осуществили,  весьма
развлекли меня.  Я люблю развлечения,  Джеймс Киркхем. То, что вы равно-
душно восприняли совершенно неадекватную награду, свидетельствовало, что
в первую очередь вас интересуют приключения.  Вы, как я подумал, настоя-
щий игрок.

Несмотря ни на что я не смог сдержать изумления. Дело Спирадова осущест-
влялось в полной тайне.  Я настоял на том, чтобы никто, кроме владельца,
не знал о возвращении изумрудов. Они были перепроданы как обычные драго-
ценности,  их история не упоминалась... коммунисты до сих пор не обнару-
жили подмены и не обнаружат,  как я считал,  пока не захотят их продать.
Но этот человек знал!

- Вот тогда я решил,  что... приобрету... вас,- сказал он.- Но время для
этого еще не созрело.  Вы отправились в Китай по просьбе Рокбилта на ос-
новании хрупкой легенды. И нашли гробницу, где в соответствии с легендой
на превратившейся в прах груди старого принца Су Канзе  лежали  броши  с
нефритами. Вы взяли их, но были захвачены разбойником Ки Вангом. Вы наш-
ли брешь в вооружении хитроумного разбойника.  Вы  увидели  единственную
возможность сбежать вместе с драгоценностями.  Он игрок, и вы это знали.
И вот в его палатке вы с ним играли на броши, в случае проигрыша вы зап-
латили бы ему двумя годами рабства.

Мысль о том, что вы станете его добровольным рабом, позабавила разбойни-
ка.  К тому же он понимал,  какую ценность для него представляли бы  ваш
мозг и храбрость.  Поэтому он согласился.  Вы заметили, что он до начала
игры искусно пометил карты.  Я одобряю ловкость,  с которой вы точно так
же пометили другие.  Ки Ванг перепутал карты. Счастье было на вашей сто-
роне. Вы выиграли.

Ошеломленный, я привстал, глядя на него.

- Не хочу больше интриговать вас, - он знаком предложил мне снова сесть.
- Ки Ванг иногда бывает мне полезен. Во многих местах есть множество лю-
дей,  Джеймс Киркхем, которые выполняют мои просьбы. Если бы вы проигра-
ли, Ки Ванг прислал бы мне броши и заботился бы о вас больше,чем о собс-
твенной голове. Потому что знал: я в любое время могу затребовать вас от
него!

Я со вздохом сел,  чувствуя, как захлопывается какая-то безжалостная за-
падня.

- Затем,  - его взгляд не отрывался от меня, - затем я снова подверг вас
испытаниям.  Дважды мои посыльные пытались отобрать у вас броши.  Созна-
тельно ни в одной из этих попыток я не планировал неизбежный успех. Ина-
че вы бы потеряли их. В каждом случае я оставлял выход, которым вы могли
воспользоваться,  если у вас хватит ума его увидеть. У вас ума хватило -
и меня это опять весьма развлекло. И я был доволен.

- Теперь,  -  он слегка наклонился вперед,  - мы подходим к сегодняшнему
вечеру. За нефриты вы получили значительную сумму. Но, похоже, игра, ко-
торую  вы  так хорошо знали,  переставала вас интересовать.  Вы обратили
свой взор к другой - глупейшей игре,  к фондовой бирже.  В мои планы  не
входило позволить вам там выиграть. Я знал, какие бумаги вы покупаете. И
произвел несколько манипуляций. Я не спеша, медленно отобрал у вас все -
доллар за долларом.  Вы полагаете, что метод, который я применил, больше
подходит к крупному финансисту,  а не к обладателю нескольких тысяч. Это
не так.  Если бы вместо тысяч у вас были миллионы,  конец был бы тем же.
Вы усвоили урок?

Я с усилием подавил вспышку гнева.

- Усвоил, - коротко ответил я.

- Обратите внимание!  - прошептал он, и на мгновение его яркие глаза по-
дернулись мрачностью.

- Итак,  - продолжал он, - мы подошли к сегодняшнему вечеру. Я легко мог
вас захватить и доставить сюда - избитым или  одурманенным  наркотиками,
связанным,  с заткнутым ртом. Это методы убийц, лишенных воображения ди-
карей из наших низов. После такой топорной работы вы не уважали бы стоя-
щий за ней разум. Да и я бы не получил никакого удовольствия.

Нет, постоянное  наблюдение,  которое  наконец  вынудило  вас к открытым
действиям,  ваш двойник,  сейчас наслаждающийся жизнью в клубе - кстати,
великолепный  актер,  он несколько недель изучал вас - в сущности,  все,
что вы испытали, было заранее спланировано, чтобы продемонстрировать вам
исключительный характер организации, которая вас призвала.

И снова отмечу,  что мне понравилось ваше поведение.  Вы могли бы сопро-
тивляться Консардайну.  Если бы вы так поступили, то проявили бы отсутс-
твие воображения и подлинной храбрости.  Вы все равно были бы доставлены
сюда, но я был бы разочарован. И меня весьма позабавило ваше отношение к
Уолтеру и Еве - девушке,  которую я предназначил для большого дела и ко-
торую я к нему сейчас готовлю.

Вас удивило,  как они оказались именно на этой станции  подземки.  Через
пять минут после того как вы сели на скамью в Баттери, на всех окрестных
станциях подземки свои места заняли другие пары.  Уверяю вас,  у вас  не
было ни одного шанса убежать.  Любой ваш поступок был заранее предусмот-
рен,  и были готовы меры,  чтобы помешать ему.  Вся полиция Нью-Йорка не
могла помешать мне сегодня получить вас.

Потому что, Джеймс Киркхем, я позвал вас!

Я слушал эту удивительную смесь тонкой лести,  угроз и колоссальной пох-
вальбы с усиливающимся изумлением. Наконец я встал.

- Кто вы? - прямо спросил я. - И чего вы от меня х