А. Меррит
Семь шагов к Сатане

Глава первая

Часы пробили  восемь,  когда я вышел из дверей клуба Первооткрывателей и
остановился,  глядя вниз вдоль Пятой авеню.  Остановившись,  я вновь  со
всей  силой  испытал  то неприятное ощущение слежки,  которое удивляло и
тревожило меня последние две недели.  Странный покалывающий холод где-то
под кожей с той стороны,  откуда следят; какое-то необычное чувство зве-
нящего напряжения.  Особая  чувствительность,  присущая  людям,  которые
большую часть жизни провели в пустыне или джунглях.  Возврат к какому-то
примитивному шестому чувству: все дикари обладали им, пока не познакоми-
лись с напитками белых людей.

Беда в том,  что я не мог локализовать это ощущение. Оно накатывалось на
меня со всех сторон.  Я осмотрел улицу. Три такси стояли у обочины рядом
с  клубом.  Они не заняты,  а их водители оживленно разговаривают друг с
другом.  Не видно никаких зевак.  Два стремительных автомобильных потока
двигались вверх и вних по авеню.  Я изучил окна противоположного здания.
Ни следа наблюдателей.

И все же за мной внимательно следили. Я это знал.

Сознание это приходило ко мне за последние две недели в  разных  местах.
Время  от  времени я чувствовал присутствие невидимых наблюдателей в му-
зее,  куда я пришел взглянуть на юнаньские нефриты: именно я дал возмож-
ность  старому  богачу Рокбилту поместить их здесь,  что заметно усилило
его репутацию филантропа;  чувство это приходило ко мне в  театре  и  во
время верховой прогулки по парку;  в брокерской конторе, где я следил за
тем, как деньги, принесенные мне нефритами, превращаются в ничто в игре,
о которой я - приходится это признать - знал меньше чем ничего.  Я чувс-
твовал слежку на улицах,  но этого следовало ожидать. Но я чувствовал ее
и в клубе, а вот этого ожидать было нельзя, и это больше всего меня бес-
покоило.

Да, я находился под непрерывным наблюдением. Но почему?

Сегодня вечером я решил это узнать.

От прикосновения к плечу я подпрыгнул и сунул руку под пальто, где у ме-
ня висел пистолет.  И тут же понял, как сильно загадка подействовала мне
на нервы.  Повернувшись, я чуть глуповато улыбнулся огромному Ларсу Тор-
вальдсену,  который всего несколько дней назад вернулся в Нью-Йорк после
двухлетнего пребывания в Антарктиде.

- Нервничаешь, Джим? - спросил он. - В чем дело? Заложил за галстук?

- Ничего подобного, Ларс, - ответил я. - Думаю, просто слишком много го-
рода.  Постоянный шум и движение.  И слишком много людей,  - добавил я с
искренностью, о которой он и не подозревал.

- Боже!  - воскликнул он.  - А по мне так это хорошо! Я этим объедаюсь -
после двух лет одиночества.  Но, наверно, через месяц - два буду испыты-
вать то же самое. Я слышал, ты скоро снова в путь. Куда на этот раз? Об-
ратно в Китай?

Я покачал головой.  Не хотелось говорить Ларсу, что направление, в кото-
ром я двинусь,  целиком определяется тем,  что мне подвернется за время,
пока я потрачу шестьдесят пять долларов в бумажнике и семь двадцатипяти-
центовиков и два десятицентовика в кармане.

- У тебя что,  неприятности,  Джим?  - он более внимательно посмотрел на
меня. - Если есть, я был бы рад... помочь.

Я опять покачал головой. Все знали, что старый Рокбилт был необыкновенно
щедр из-за этих дьявольских нефритов.  У меня своя гордость, и хотя меня
потрясло мгновенное исчезновение золотого запаса,  который я рассчитывал
превратить в барьер перед любыми заботами на всю оставшуюся жизнь, чтобы
быть независимым от любых случайностей,  я все же не собирался рассказы-
вать Ларсу о своей глупости. К тому же дела вовсе не так безнадежны, и я
не бездомный бродяга в Нью-Йорке. Что-нибудь подвернется.

- Подожди меня, - сказал он, когда кто-то окликнул его из клуба.

Но я не стал ждать. Еще меньше, чем о своей неудачной игре, хотелось мне
рассказывать ему о моих наблюдателях. Я пошел по улице.

Кто же следит за мной?  И зачем? Кто-нибудь из Китая, идет за мной с той
самой древней гробницы, где я добыл сокровища? Ки-Ванг, конечно, разбой-
ник, хотя и получил хорошее образование в Корнуэлле, не стал бы посылать
за мной шпионов. Нашу - скажем так - сделку, хоть и необычную, он считал
завершившейся,  несмотря на свой проигрыш. Каким бы бесчестным он ни был
в картах, это не тот человек, который нарушает свое слово. В этом я уве-
рен. К тому же он не стал бы так долго медлить перед ударом. Нет, это не
люди Ки-Ванга.

Был также этот липовый арест в Париже, который должен был устранить меня
на несколько часов;  об этом свидетельствовало состояние комнаты и бага-
жа,  когда я вернулся. Вернулся, несомненно, намного раньше, чем предпо-
лагали воры,  так как быстро раскрыл подлог; свое внезапное появление я,
несмотря на болезненный ножевой порез,  вспоминал с удовольствием: у од-
ного из моих караульных была сломана шея,  а у другого голова мало о чем
сможет думать в ближайшие несколько месяцев.  Была и вторая попытка: ав-
томобиль, в котором я ехал на пароход, задержали между Парижем и Гавром.
Попытка могла бы быть успешной, если бы броши с нефритами не были упако-
ваны в багаж знакомого,  который добирался к тому же пароходу на обычном
поезде; кстати, он считал, что везет старинную посуду; будто бы я не до-
веряю ее возможным толчкам быстрого автомобильного путешествия, на кото-
рое загадочное происшествие в день отплытия обрекло меня.

Принадлежат ли наблюдатели к той же банде?  Они должны знать, что теперь
нефриты не у меня,  они в безопасности в музее.  Я больше не представляю
интереса  для этих разочарованных господ,  если,  конечно,  они не хотят
отомстить.  Но это никак не объясняет постоянное, вкрадчивое, терпеливое
наблюдение.  И почему они не ударили раньше?  У них была для этого масса
возможностей.

Что ж, кем бы ни были наблюдатели, я решил дать им возможность добраться
до меня. Я заплатил по всем счетам. Шестьдесят шесть долларов и девянос-
то пять центов в кармане составляли все мое земное богатство, но никаких
долгов  у  меня не было.  В какой бы неизвестный порт я ни направлялся с
обломанным рангоутом и опустошенными палубами, за мной не оставалось не-
выполненных обещаний.

Да, я  решил выманить врага,  если это враг,  из укрытия.  Я даже выбрал
место, где это должно произойти.

Во всем Нью-Йорке самое одинокое место в восемь часов октябрьского вече-
ра, впрочем, как и любого другого, то, которое днем наиболее людно. Ниж-
няя часть Бродвея,  лишившаяся дневных орд,  его  каньоноподобные  стены
молчаливы, а пересекающие меньшие каньоны более пусты и тихи, чем их ди-
кие собратья. Именно туда я собрался идти.

Когда я сворачивал на Пятую авеню от клуба Открывателей, мимо прошел че-
ловек, чья походка и осанка, фигура и одежда показались мне странно зна-
комыми.

Я остановился, глядя, как он неторопливо поднимается по ступеням клуба.

Затем, странно обеспокоенный,  пошел дальше. Что-то необыкновенно знако-
мое,  пугающее  знакомое  было в этом человеке.  Что это?  Направляясь к
Бродвею, я продолжал ощущать присутствие наблюдателей.

Но только дойдя до городской ратуши,  понял,  что мне  показалось  таким
знакомым. Осознание это вызвало нечто вроде шока.

В походке и осанке,  в фигуре и одежде - от легкого коричневого пальто и
мягкой серой шляпы до крепкой малаккской трости -  этот  человек  был  -
мной!



Глава вторая



Я остановился.  Естественней всего предположить,  конечно,  что сходство
случайно;  случайность крайне редкая, но все же случайность. В Нью-Йорке
не  менее  пятидесяти  человек,  которых можно принять за меня - если не
приглядываться.  Но шансы на то,  чтобы похожий на меня человек в данный
момент был точно так же одет, почти равны нулю. Однако это возможно. Что
еще можно предположить? Зачем кому-то сознательно копировать меня?

Но, с другой стороны, зачем кому-то наблюдать за мной?

Я остановился в нерешительности: не сесть ли в такси и не вернуться ли в
клуб? Разум шептал мне, что видел я незнакомца лишь мгновение, что, воз-
можно, меня обманула игра света и тени, что сходство - лишь иллюзия. Вы-
ругав свои натянутые нервы, я пошел дальше.

Миновав Кортленд-стрит,  я стал встречать все меньше и меньше пешеходов.
Церковь Святой Троицы напоминала деревенскую часовню.  Молчаливые  утесы
зданий  многочисленных  контор  окружили меня,  я почувствовал удушающее
давление: здания как будто спали и во сне раскачивались; их бесчисленные
окна  походили  на ослепшие глаза.  Но если они и были слепы,  то другие
глаза,  ни на мгновение не отрывавшиеся от меня, вовсе не были слепы. Их
взгляд становился более пристальным, более напряженным.

И вот уже никого вокруг.  Ни полицейского,  ни даже вахтера. Я знал, что
вахтеры сидят внутри огромных каменных крепостей капитала. Я задерживал-
ся на углах,  давая наблюдателям возможность выйти, невидимому стать ви-
димым.  И по-прежнему не видел никого.  И по-прежнему чьи-то взгляды  не
отрывались от меня.

С чувством  некоторого разочарования я дошел до конца Бродвея и взглянул
на Баттери-парк.  Он был безлюден.  Я подошел к стене гавани  и  сел  на
скамью. Паром, устремиившийся к Стейтен-Айленд, напоминал большого золо-
тистого водяного жука. Полная луна проливала поток дрожащего серебряного
огня на волны.  Было очень тихо - так тихо, что я слышал отдаленный звон
колоколов Святой Троицы - прозвонили девять часов.

Я ничего не слышал, но неожиданно понял, что рядом со мной кто-то сидит.
Приятный голос попросил прикурить.  В огне спички, поднесенном к сигаре-
те,  я увидел смуглое аскетическое лицо,  гладко выбритое,  рот и  глаза
добрые, причем глаза слегка водянистые, как от напряженной работы. Рука,
держащая спичку,  длинная,  стройная и хорошо ухоженная. Она производила
впечатление  необычной  силы - рука хирурга или скульптора.  Несомненно,
профессионал,  заключил я.  Эту мысль подтверждали плащ-накидка и мягкая
темная шляпа.  Широкие плечи под плащом соответствовали впечатлению нео-
бычной физической силы.

- Прекрасная ночь,  сэр, - он отшвырнул спичку. - Ночь приключений. А за
нами город, в котором возможны любые приключения.

Я посмотрел  на  него  внимательнее.  Странное замечание,  особенно если
учесть, что я, несомненно, вышел сегодня в поисках приключений. Но что в
конце концов в этом странного?  Может, во мне говорит преувеличенная по-
дозрительность?  Он не мог знать, что привело меня в это молчаливое мес-
то.  Добрые  глаза и лицо заставили немедленно отказаться от этой мысли.
Какой-нибудь ученый, может быть, благодарный парку за его тишину.

- Вон тот паром,  - он указал на гавань,  очевидно, не подозревая, что я
его изучаю.  - Сокровище потенциальных приключений. В нем молчащие Алек-
сандры,  безвестные Цезари и Наполеоны,  незавершенные Язоны - и  каждый
почти готов отвоевать золотое руно, - да, и несовершившиеся Елены и Кле-
опатры,  и не хватает мелочи, чтобы завершить их и отправить завоевывать
мир.

- Какое счастье для мира, что они не завершены, - рассмеялся я. - Сколь-
ко времени прошло бы до того,  как все эти Цезари,  Наполеоны  и  прочие
вцепились бы друг другу в глотки и мир запылал в огне?

- Нисколько,  - серьезно ответил он. - Нисколько, если бы они находились
под контролем воли и интеллекта большего,  чем сумма их воль и интеллек-
тов.  Мозг, более мощный, чем все они в совокупности, разум, планирующий
за них,  воля, более сильная, чем их воли, способная заставить их выпол-
нить эти планы точно так, как их составил грандиозный мозг.

- В результате,  сэр, - возразил я,- появятся не суперпираты, суперпрес-
тупники и суперкуртизанки, о которых вы говорили, а суперрабы.

- Меньше рабы,  чем любые другие в истории,  - ответил он.  - Персонажи,
которые  я  назвал в качестве типичных,  всегда находились под контролем
провидения - или Бога,  если вы предпочитаете этот термин. Воля и интел-
лект, о которых я говорю, будут действовать эффективнее, они размещены в
человеческом черепе благодаря ошибке слепой судьбы  или  Бога,  который,
разумеется, если он существует, должен наблюдать за множеством миров и у
него нет возможности слишком внимательно следить за каждым индивидуумом,
населяющим эти бесчисленные миры.  Нет,  мозг, о котором я говорю, будет
использовать таланты своих слуг наиболее полно и не тратить их  зря.  Он
будет достойно и справедливо награждать их,  а когда накажет - наказание
будет справедливым.  Он не будет рассеивать тысячи семян по воле случая,
так что лишь немногие найдут плодородную почву и прорастут. Он будет от-
бирать немногих,  подбирать им почву и следить, чтобы ничто не мешало им
расти.

- Такой  мозг был бы больше судьбы или,  если вы предпочитаете этот тер-
мин,  Бога,  - сказал я.  - Повторяю: это кажется мне сверхрабством. Как
хорошо для мира, что такой мозг не существует!

- Да,- он задумчиво затянулся, - но, видите ли, он существует.

- Неужели? - Я пытался сообразить, не шутит ли он. - И где же?

- Это вы скоро узнаете ... мистер Киркхем, - холодно ответил он.

- Вы меня знаете! - на какое-то мгновение я подумал, что ослышался.

- Очень хорошо, - ответил он. - И тот мозг, в чьем существовании вы сом-
неваетесь,  знает о вас - все,  что необходимо знать.  Он призывает вас.
Идемте, Киркхем, пора!

Вот оно что! Итак, я встретил того, кого искал. Они - кем бы они ни были
- наконец выступили в открытую.

- Минутку,  - я чувствовал,  как при звуках этого высокомерного  голоса,
который только что казался мне таким вежливым,  во мне просыпается гнев.
- Кем или чем бы ни был пославший вас,  ни он, ни вы не знаете меня так,
как думаете.  Позвольте сказать вам,  что я не иду никуда, если не знаю,
куда иду,  и встречаюсь лишь с теми, с кем хочу. Скажите, куда вы хотите
меня отвести,  к кому и зачем.  Тогда я решу, ответить ли мне на то, что
вы назвали... гм... призывом.

Он спокойно слушал.  И вдруг рука его взметнулась и перехватила мое  за-
пястье.  Я встречался со многими сильными людьми, но такого не встречал.
Трость выпала из моей парализованной руки.

- Вам уже сказано все,  что необходимо, - холодно ответил он. - Вы идете
со мной - немедленно!

Он освободил мою руку, и я, дрожа от гнева, вскочил на ноги.

- Будьте вы прокляты! - воскликнул я. - Я иду, куда хочу и когда хочу...
- И наклонился, чтобы поднять трость. В то же мгновение он обхватил меня
руками.  - Вы пойдете туда, куда хочет пославший меня, и тогда, когда он
этого хочет, - прошептал мой собеседник.

Я чувствовал,  как его руки обшаривают меня.  И не мог освободиться, как
будто  был  котенком.  Он нашел маленький автоматический пистолет у меня
под левой рукой и вытащил его из кобуры.  Так же быстро, как схватил, он
освободил меня и сделал шаг назад.

- Идем! - приказал он.

Я стоял,  глядя  на  него и обдумывая ситуацию.  Никто и никогда не имел
возможности усомниться в моей храбрости, но, на мой взгляд, храбрость не
имеет ничего общего с безрассудством.  Храбрость означает холодное взве-
шивание всех особенностей чрезвычайного происшествия,  определения того,
сколько времени в вашем распоряжении,  и затем действия в избранном нап-
равлении с использованием всех резервов мозга,  нервов и мышц. У меня не
было  ни  малейшего  сомнения,  что  у загадочного посыльного поблизости
скрывается множество помощников.  Если я брошусь на него,  что  мне  это
даст? У меня только трость. А у него мой пистолет и, вероятно, собствен-
ное оружие.  Как бы я ни был силен, он показал мне, что моя сила ничто в
сравнении с его.  Возможно, он даже рассчитывает на мое нападение, наде-
ется на него.

Разумеется, я могу позвать на помощь или убежать.  Оба эти выхода  каза-
лись мне не только нелепыми, но и - учитывая возможных сообщников - бес-
полезными.

Недалеко находятся станция подземки и оживленная  улица.  Там,  в  ярком
свете,  я буду в сравнительной безопасности - если смогу туда добраться.
Я пошел через парк к Уайтхолл-стрит.

К моему удивлению,  незнакомец не возразил,  вообще ничего не сказал. Он
спокойно шел рядом со мной. Вскоре мы вышли из Баттери, невдалеке видне-
лись огни станции Боулинг-Грин.  Негодование и гнев мои  рассеялись,  их
место заняла заинтересованность.  Абсурдно предполагать, что кого-нибудь
в Нью-Йорке можно заставить идти куда-то против его  воли,  когда  рядом
множество людей и полиция. Немыслимо быть похищенным вблизи станции мет-
ро,  а если мы попадем в метро, то вообще невероятно. Почему же мой ком-
паньон так спокойно идет рядом,  с каждым шагом приближаясь к месту, где
моя позиция становится неприступной?

Ведь несколько минут назад так легко было  захватить  меня.  Или  почему
нельзя  было  подойти ко мне в клубе?  Существует множество возможностей
выманить меня оттуда.

Есть, по-видимому,  только один ответ.  Им нужна полная тайна. Схватка в
парке могла привлечь внимание полиции.  Попытка в клубе могла привести к
появлению очевидцев происшествия. Насколько все эти рассуждения не соот-
ветствовали действительности, мне скоро предстояло узнать.

Когда мы подошли к входу на станцию Боулинг-Грин,  я увидел стоящего по-
лицейского. Без стыда признаюсь, его вид согрел мое сердце.

- Послушайте, - сказал я своему спутнику. - Вон полицейский. Суньте пис-
толет  мне  в карман.  Оставьте меня и идите своей дорогой.  Если вы это
сделаете,  я ничего не скажу.  Если не сделаете, я попрошу полисмена за-
держать  вас.  К вам применят закон Салливена,  а может,  и еще кое-что.
Уходите незаметно и,  если хотите,  свяжитесь со мной в клубе Открывате-
лей.  Я все забуду,  и мы поговорим.  Но больше не пытайтесь действовать
силой, не то я выйду из себя.

Он улыбнулся мне,  как ребенку, лицо и глаза снова - сама доброта. Но не
ушел. Наоборот, крепко взял меня за руку и повел прямо к полицейскому. И
когда мы уже были на расстоянии слышимости, заговорил громко:

-Ну, достаточно, Генри. Вы побегали немного. Я уверен, вы не хотите дос-
тавлять этому занятому полисмену новые заботы.  Давайте,  Генри!  Будьте
разумны!

Полицейский сделал шаг вперед, оглядывая нас с ног до головы. Я не знал,
смеяться мне или снова сердиться. Прежде чем я смог сказать слово, чело-
век в накидке протянул полицейскому свою карточку. Тот прочел ее, с ува-
жением коснулся своей фуражки и спросил:

- А в чем дело, доктор?

- Простите за беспокойство,- ответил мой удивительный компаньон.  - Но я
попрошу вас немного помочь мне.  Наш юный друг - один из моих пациентов.
Он летчик,  военная травма.  Повредил голову в крушении во Франции и те-
перь считает себя Джеймсом Киркхемом,  исследователем. На самом деле его
зовут Генри Уолтон.

Полицейский с сомнением взглянул на меня. Я улыбнулся, уверенный в своей
безопасности.

- Продолжайте, - сказал я. - Что еще я думаю?

- Вообще-то он не опасен,  - незнакомец добродушно потрепал меня по пле-
чу,  - но время от времени умудряется ускользнуть от нас. Да, безвреден,
но весьма изобретателен.  Весь вечер убегал от нас. Я разослал своих лю-
дей на поиски.  И сам нашел его в парке. В таких случаях он считает, что
ему угрожает похищение. Будьте добры, выслушайте его и заверьте, что по-
добные вещи невозможны в Нью-Йорке.  Или, если и возможны, похитители не
посвящают в свои планы нью-йоркских полицейских, как я.

Я почти восхищался ловкостью его выдумки,  юмористической, но терпеливой
и вполне профессиональной манерой рассказа.  Считая себя в безопасности,
я мог позволить себе рассмеяться.

- Совершенно верно, - сказал я. - Но так уж случилось, что меня действи-
тельно зовут Джеймс Киркхем. Я никогда не слышал ни о каком Генри Уолто-
не.  И никогда до сегодняшнего вечера не встречал этого человека. У меня
есть  все  основания считать,  что он пытается заставить меня идти туда,
куда я не собираюсь.

- Видите! - Мой компаньон многозначительно кивнул полицейскому, который,
не отвечая на мою улыбку, смотрел на меня с раздражающей жалостью.

- Не волнуйтесь, - сказал он мне. - Как говорит добрый доктор, похити