тречал никого занудливее.
     В Риме оказалось около сотни писцов. Возможную неприязнь с их стороны
Пэдуэй нейтрализовал хитрой уловкой: нанял их всех в качестве  репортеров,
предложив несколько сестерций за интересную информацию о текущих событиях.
     Когда пришло время  собирать  материал  для  первого  номера,  Мартин
обнаружил, что необходима строжайшая цензура. Например, одна из полученных
заметок была такого содержания:
     "Наш безнравственный и развратный  городской  правитель  Гонорий  был
преследуем в среду утром по Широкой дороге юной девой с мясницким тесаком.
Так как трусливого негодяя не обременяла даже видимость одежды,  он  легко
оторвался от  погони.  Это  уже  четвертый  скандал  за  месяц,  вызванный
аморальным поведением  градоначальника.  По  слухам,  группа  разгневанных
отцов, чьих дочерей Гонорий  обесчестил,  взывает  к  королю  Теодохаду  с
мольбой найти на него управу. Впрочем, надо надеяться,  в  следующий  раз,
когда за гнусным распутником будут гнаться с ножом, Гонорию не спастись."
     Да, подумал Пэдуэй, кому-то наш славный правитель явно не по  душе...
Но как бы ни правдиво были изложены события, в Риме еще не приняли  закона
о свободе печати, и ничто не защитит издателя от  знакомства  с  городской
камерой пыток.
     Поэтому в первом восьмиполосном выпуске о девах с мясницкими тесаками
ничего не говорилось. Там была масса безобидной информации, короткая поэма
- творение писца, возомнившего себя вторым Овидием, - написанная  Мартином
передовица,  в  которой  он  выражал  надежду,  что  римлянам  его  газета
покажется полезной и интересной,  и  небольшая  статья,  также  написанная
Мартином, о нравах и повадках слонов.
     Пэдуэя переполняло чувство гордости, когда он  разворачивал  шуршащие
страницы пробного  оттиска,  и  даже  обилие  опечаток  не  испортило  ему
настроения, В заметке о горожанине,  смертельно  раненном  грабителями  на
Соляной дороге, заурядное наречие превратилось в  непристойное  слово.  Но
при тираже в двести пятьдесят экземпляров правку нетрудно внести  пером  и
чернилами.
     Мартин вдруг задумался о важности собственной роли в этом мире.  Ведь
это его могли зарезать на Соляной дороге! .. Тогда не  было  бы  печатного
станка, не было бы никаких изобретений, которые еще предстояло сделать,  -
жди, пока к  ним  приведет  естественный  ход  неторопливого  технического
прогресса...
     Пэдуэй назвал газету "Римское время" и пустил ее в продажу по  десять
сестерций. К его удивлению, тираж разошелся мгновенно, а потом  еще  долго
Фритарик отгонял от дверей опоздавших.
     Каждый день писцы приносили  свежую  информацию,  Пухлый  розовощекий
молодой человек вручил Мартину заметку, начинающуюся с крупно  выведенного
заголовка:

     "КРОВЬ НЕВИННОЙ  ЖЕРТВЫ  НА  РУКАХ  ЧУДОВИЩНОГО  ЗЛОДЕЯ
     ГОНОРИЯ, НАШЕГО ГОРОДСКОГО ПРАВИТЕЛЯ.

           Из достоверных источников стало известно,  что  Аврелий
        Гальба, на прошлой неделе распятый за убийство, был  мужем
        женщины, которой давно и безуспешно  домогался  похотливый
        козел Гонорий. Во время суда над Гальбой  многие  отмечали
        шаткость улик..."

     - Эй! - воскликнул Мартин. - Не ты ли автор другой заметки: о Гонории
и деве?
     - Я, - гордо сказал писец. - Почему ее не опубликовали?
     - Интересно, вышел бы тогда следующий номер моей газеты?
     - О, признаться, я не подумал...
     - Что ж, учти на будущее. Эту историю тоже нельзя использовать. Но ты
не огорчайся, она хорошо сделана: хлестко, завлекательно... Откуда у  тебя
информация?
     Писец улыбнулся.
     - Прислушиваюсь к тому, что люди говорят. А что не  слышу  я,  слышит
моя жена. Женщины обожают поболтать за игрой в триктрак.
     - Чертовски жаль, что я не смею вести  колонку  городских  слухов!  -
посетовал Пэдуэй. - У тебя задатки настоящего газетчика. Как твое имя?
     - Георгий Менандрус.
     - Грек?
     - Мои родители греки; я - римлянин.
     - Хорошо, Джордж, надолго не пропадай. Когда-нибудь  мне  понадобится
толковый помощник.
     Пэдуэй нанес конфиденциальный визит хозяину сыромятни.
     - Когда нужна следующая партия? - спросил дубильщик.
     - Через четыре дня.
     - Невозможно. К этому времени у меня будет только  пятьдесят  листов,
причем впятеро дороже.
     - Почему?! - ахнул Мартин.
     - Твой первый заказ практически исчерпал все городские  запасы.  Все,
что было у меня и что я сумел купить. В Риме не осталось  шкур  и  на  сто
листов, Да и готовить их долго...
     - А если расширить твою мастерскую, можно выйти на две тысячи  листов
в неделю?
     Дубильщик покачал головой.
     - Перерезать всех коз в Центральной Италии?,.
     Пэдуэй был вынужден  признать  свое  поражение.  Восковку,  по  сути,
делали  из  отходов  сыромятного  производства.  Крупный  заказ   попросту
взвинтит цены. Хотя в Древнем  Риме  наука  "экономика"  была  неизвестна,
закон спроса и предложения действовал там с такой же неумолимостью.
     Значит без бумаги все-таки не обойтись. И,второй выпуск газеты сильно
задержится.
     Пэдуэй отправился к валяльщику:  велел  измельчить  несколько  фунтов
белой материи и изготовить самое  тонкое  полотно,  о  котором  когда-либо
слышали. Валяльщик  послушно  изготовил  нечто  похожее  на  исключительно
толстую и рыхлую промокашку. Пэдуэй терпеливо настоял на более  тщательном
измельчении, потребовал прокипятить  массу  перед  валянием  и  прогладить
после. Выходя из мастерской, он заметил,  как  валяльщик  многозначительно
постучал себя  по  лбу.  Но  в  результате  неоднократных  проб  и  ошибок
получилась бумага столь же годная для письма, как туалетная.
     Настал кульминационный момент. Капля чернил разбежалась по  бумаге  с
резвостью туристов, обнаруживших у костра гадюку. Пэдуэй тяжело вздохнул и
попросил валяльщика изготовить  еще  десять  полотен,  добавляя  в  варево
разные  широкораспространенные  вещества:  мыло,  оливковое  масло...  Тут
валяльщик пригрозил бросить дело. Мартину с трудом удалось его  уломать  -
пообещав существенно повысить расценки. Наконец,  к  огромному  облегчению
заказчика и мастера, добавки клея решили проблему.
     К выходу  второго  номера  газеты  Пэдуэй  уже  не  волновался  из-за
нехватки бумаги. Иная мысль  заняла  освободившийся  было  участок  мозга,
ответственный за беспокойство: что делать, когда разразится Готская война?
В его  истории  она  двадцать  лет  терзала  Италию.  Каждый  мало-мальски
значительный город был по крайней мере единожды осажден или захвачен;  Рим
потерял до половины своих жителей  в  битвах  и  эпидемиях.  Если  повезет
выжить, можно стать свидетелем завоевания Италии  лангобардами  и  полного
уничтожения римской цивилизации... Все это  чудовищно  препятствовало  его
планам.
     Несмотря на попытки встряхнуться, Пэдуэем овладела тоска. Возможно, в
мрачном настроении виновна была и погода: два дня подряд лил дождь, и  все
в доме пропиталось влагой. От сырости помог бы огонь - но  на  улице  было
слишком жарко. Мартин предался хандре и уныло смотрел в окно на  печальный
пейзаж.
     Из такого состояния его вывел Фритарик, приведший в  комнату  коллегу
Томасуса, Эбенезера-еврея - благодушного, хрупкого на вид старца с длинной
белой бородой.
     Эбенезер отжал бороду, стянул через голову плащ и спросил:
     - Куда его, чтобы не накапать, драгоценный Мартинус?  Ах,  благодарю!
Шел по делу и решил заглянуть, если не возражаешь. Томасус говорил, что  у
тебя очень интересно.
     Пэдуэй  был  рад  возможности  отвлечься  от  мрачных  мыслей   и   с
удовольствием показал старику свое хозяйство.
     Эбенезер задумчиво посмотрел на Мартина из-под густых бровей.
     - Теперь я верю, что ты из чужого края. Из чужого  мира  даже!  Взять
хотя бы твою арифметику - она изменила всю систему банковского учета...
     - Что?! - воскликнул Пэдуэй. - Откуда тебе известно?..
     - Как! - удивился Эбенезер. - Томасус продал секрет  мне  и  Вардану.
Разве ты не знаешь?
     - Продал?
     - За сто пятьдесят солидов с каждого. Разве...
     Пэдуэй прорычал страшное латинское ругательство, схватил плащ и шляпу
и направился к двери.
     - Куда же ты, Мартинус? - встревоженно спросил Эбенезер.
     - Сперва я скажу этому бандиту все, что я  о  нем  думаю!  -  рявкнул
Пэдуэй. - А потом...
     - Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что  он
нарушил...
     Пэдуэй  замер  на  полушаге.  Сириец  действительно  не  давал  слова
молчать. Просто Мартину казалось, что не в его интересах  делиться  новыми
знаниями. Но если Томасусу потребовались наличные, ничто не запрещало  ему
продать секрет арифметики кому вздумается.
     Взяв себя в руки, Пэдуэй признал, что ничего страшного не случилось -
ведь он сам хотел как можно шире распространить арабскую систему счета.  В
сущности, его задело то, что, урвав солидный куш, банкир и не думал с  ним
делиться. Как и предупреждал Невитта, Томасус - честный человек, но зевать
с ним нельзя. Вечером того же дня Пэдуэй отправился  к  сирийцу.  Фритарик
нес наполненную золотом коробку.
     - Мартинус! - вскричал банкир. - Неужели  ты  хочешь  погасить  долг?
Откуда у тебя столько денег?
     - Возвращаю все целиком, -  ухмыльнулся  Пэдуэй.  -  Надоело  платить
десять процентов, когда можно обойтись семью с половиной.
     - Что? Где это ты найдешь такой смехотворно малый интерес?
     - У твоего уважаемого коллеги Эбенезера. Он сам мне предложил.
     - Ну, не ожидал я от Эбенезера...  Если  это  правда,  то  и  я  могу
согласиться на такой процент.
     - Придется тебе сделать предложение получше -  заработав  столько  на
продаже моей арифметики!
     - Послушай, Мартинус, я поступил вполне законно...
     - Не спорю.
     - Ну, хорошо. Должно быть, такова воля Господа  нашего.  Я  предлагаю
семь и четыре десятых.
     Пэдуэй презрительно рассмеялся.
     - Тогда семь. Но это мое последнее слово!
     Снова зашел в гости Невитта.
     - Поправился, Мартинус? Отлично, я знал, что ты  парень  крепкий.  Не
хочешь сходить со мной на бега, поставить солид-другой? А потом ко  мне  в
поместье на денек?
     - Я бы с удовольствием, да надо верстать "Время".
     - Верстать?.. - переспросил Невитта. Пэдуэй объяснил.
     - Ха-ха-ха! А я подумал, что ты забавляешься  с  подружкой  по  имени
Темпора... Давай тогда завтра к ужину.
     - Как мне добраться?
     - У тебя есть верховая лошадь? Ладно, пришлю за  тобой  Германна.  Но
учти - я не желаю, чтобы он вернулся ко мне на крыльях!
     - Это привлекло бы слишком много внимания, - серьезно сказал Пэдуэй.
     На следующий  день  Пэдуэй,  в  новеньких  византийских  башмаках  из
невыделанной кожи,  восседал  на  кобыле,  которую  вел  Германн.  Любуясь
заботливо ухоженными землями вдоль  Фламиниевой  дороги,  Мартин  невольно
думал:  скоро  грядут  Темные  века,  и  вся  эта  красота  превратится  в
бесплодную пустыню...
     - Как вчерашние бега? - спросил  он,  желая  отвлечься  от  тягостных
мыслей. Германн, оказалось, едва мог связать по латыни несколько слов.
     - О, хозяин был  чертовски  зол.  Его  послушаешь".  прямо  настоящий
спортсмен. Но  терпеть  не  может  проигрывать.  Потерял  на  лошади  пять
сестерций. Рычал как... прямо как лев с больным  брюхом.  На  пороге  дома
Пэдуэя  встречали  приятная  полная  женщина  -  жена  Невитты  (вовсе  не
говорившая по латыни) и его старший сын Дагалайф -  офицер,  приехавший  к
родителям в отпуск. Поданный ужин полностью соответствовал всем  слухам  о
легендарном готском аппетите.  После  вонючей  браги,  распространенной  в
Риме, Пэдуэй с удовольствием выпил вполне приличного пива.
     - У меня есть и вино, если хочешь, - предложил Невитта.
     - Спасибо. Признаться, итальянским вином  я  сыт  по  горло.  Римляне
превозносят его сорта и изысканные ароматы, но по мне вся эта кислятина на
один вкус.
     - Согласен! Тогда, может, капельку душистого греческого?
     Пэдуэй содрогнулся.
     - А, и я того же мнения! -  воскликнул  Невитта.  -  Разве  настоящий
мужчина пьет вино с благовониями? Держу эту бурду только для Лео Веккоса и
других знакомых греков. Кстати, надо рассказать ему о том, как ты  вылечил
меня от чихания. Лео наверняка придумает какую-нибудь мудреную теорию!
     -  Скажи,  Мартинус,  -  заговорил  Дагалайф,  -  что  ты  думаешь  о
предстоящем ходе войны?
     Пэдуэй пожал плечами.
     - Я знаю лишь то, что известно всем. У меня нет  телефонной  связи...
то есть, я хотел сказать, у меня нет связи с небесами. Можно предположить,
что  к  августу  Велизарий  подойдет  к  Неаполю,  Силами  он  располагает
небольшими, но побить его будет чертовски трудно.
     - Ха! - презрительно воскликнул Дагалайф. -  Побьем  как  миленького!
Горстка греков - ничто перед единым готским народом.
     - Так же рассуждали и вандалы, - сухо обронил Пэдуэй.
     - Верно, - согласился Дагалайф. - Но мы не совершим ошибок вандалов!
     - Не знаю, сын, - мрачно произнес Невитта.  -  По-моему,  мы  их  уже
совершаем - или другие, еще похлеще. Наш король может  только  судиться  с
подданными да кропать стишки на латыни. Лучше б он  был  безграмотен,  как
Теодорих! Впрочем, - смущенно добавил Невитта, - я и  сам  умею  читать  и
писать. Мой отец пришел сюда с Теодорихом из Паннонии и  больше  всего  на
свете любил поразглагольствовать о священном долге готов: защищать Римскую
цивилизацию от дикарей-франков. Старик готов был в лепешку  разбиться,  но
дать мне латинское образование. Спору нет, порой оно на пользу. И все же в
ближайшие месяцы, боюсь, нашему королю скорее понадобится умение  вести  в
бой конницу, чем склонять "amo-amasamat".

     ГЛАВА 5

     Пэдуэй возвращался  в  Рим  в  самом  прекрасном  расположении  духа.
Впервые, не считая  деловых  визитов  к  Томасусу-сирийцу,  он  побывал  в
гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был  человеком
общительным... Он спешился и  отдал  поводья  Германну,  даже  не  обратив
внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у  его  дома  на
Длинной улице.
     Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших.
В его руке был лист бумаги - настоящей  бумаги,  наверняка  от  обученного
Пэдуэем валяльщика, - с которого он вслух читал:
     - ...среднего роста, каштановые волосы,  карие  глаза,  нос  крупный.
Говорит с акцентом. - Бородач резко вскинул голову: - Мартинус Падуанский?
     - Sic. Quis est?
     - Ты арестован. Следуй за мной. И без шума!
     - Что?! Кто... почему...
     - Приказ префекта города. По обвинению в колдовстве.
     - Но... но... Эй! Не имеете...
     - Я же сказал: без шума!
     Двое зашли с боков, подхватили Мартина под руки и повели ею по улице.
Когда он попытался воспротивиться, они вытащили короткие дубинки. Пэдуэй в
отчаянии завертел головой. Германн уже  скрылся  за  поворотом.  Фритарика
тоже не было видно: разумеется, спал, как  обычно.  Пэдуэй  набрал  полную
грудь воздуха,  приготовившись  закричать,  но  мужчина  справа  угрожающе
взмахнул дубинкой. Воздух пришлось с шумом выпустить.
     Тюрьма стояла на Капитолийском холме. Безучастный чиновник немедленно
потребовал назвать имя, возраст и адрес. Пэдуэй до сих  пор  был  точно  в
тумане.  Мозги  работали  на  высоких  оборотах,  однако  явно  вхолостую.
Почему-то вспомнилось, что арестованный имеет право позвонить  адвокату...
В сложившейся ситуации эти полезные сведения вряд ли могли пригодиться.
     Низкорослый, но очень подвижный итальянец,  развалившийся  на  лавке,
при появлении Мартина резко вскочил на ноги.
     - Колдовство? С участием чужестранца? Похоже, это ко мне.
     - Нет-нет, - возразил чиновник. - Вы, представители  центра,  ведаете
делами, затрагивающими исключительно готов. Этот человек не  гот;  по  его
словам, он американец.
     - Изучи получше правила! Под  нашу  юрисдикцию  подпадают  все  особо
тяжкие преступления с участием чужестранцев. Поступил сигнал о колдовстве?
Значит арестованным буду заниматься я.
     Низкорослый решительно двинулся  к  Пэдуэю.  Мартину,  надо  сказать,
очень не понравился термин "особо тяжкие преступления".
     - Не валяй дурака! Ты что, потащишь его на допрос в  Равенну?  У  нас
отличная камера пыток!
     - Я выполняю свой долг, - отчеканил представитель центральной власти.
Он взял Пэдуэя за руку и потащил его к двери. - Идем, колдун.  Мы  покажем
тебе настоящие пытки. Эти римские недоучки ни черта не смыслят.
     - Боже всемогущий! Ты с ума сошел?! - Чиновник  сорвался  с  места  и
схватил Пэдуэя за другую руку;  то  же  поспешил  сделать  и  арестовавший
Мартина бородач.
     - Юстиний! - пронзительно завопил представитель центра. - Живо доложи
помощнику  префекта,  что  городские  власти  пытаются   укрыть   от   нас
преступника!
     Неприметный человечек юркнул в дверь.
     Одновременно отворилась другая дверь, и вошел  тучный,  сонного  вида
мужчина.
     - Что за шум? - раздраженно процедил он.
     Тюремщик и  полицейский  отпустили  Пэдуэя  и  вытянулись  по  стойке
смирно. Воспользовавшись  этим,  низкорослый  потащил  пленника  к  двери;
местные чиновники тут же забыли об этикете и вновь схватили  Мартина.  Все
трое загалдели, взывая к тучному и силясь перекричать друг  друга.  Пэдуэй
пришел к выводу, что перед ним муниципальный  commentariensius,  начальник
полиции.
     Двое других полицейских впихнули в помещение худом оборванного узника
и немедленно  вступили  в  спор  с  истинно  итальянским  темпераментом  -
переживая происходящее до глубины души и отчаянно жестикулируя. Узник,  не
долго думая, выскочил за дверь. Лишь через минуту заметив это, полицейские
переключились друг на друга.
     - Ты зачем его отпустил?
     - Я?! Ты сам его отпустил, болван!
     Тем временем неприметный человечек по имени  Юстиний  привел  томную,
изысканно одетую особу  -  очевидно,  помощника  префекта.  Особа  махнула
надушенным платочком  в  сторону  обступивших  Пэдуэя  чиновников  и  вяло
молвила:
     - Эй, там, отпустите арестованного. Вы его просто разорвете, и некого
будет допрашивать.
     По тому как тихо  стало  в  помещении,  Пэдуэй  понял,  что  помощник
префекта - большая шишка.
     Томная особа со скучающим видом задала несколько  вопросов,  а  затем
рассеянно обронила:
     - Прости, дорогой commentariensius, но боюсь, что этот человек все же
принадлежит нам.
     - Нет! - упрямо  прогнусавил  начальник  полиции.  -  Арестовывать  и
судить - в полномочиях местных властей. Центр не имеет права вмешиваться!
     - Ах, мой милый, ты так утомителен! - Помощник префекта зевнул. -  Не
забывай: я представляю префекта, а префект представляет короля, и, если  я
прикажу  передать  арестованного,  ты   безропотно   это   сделаешь...   Я
приказываю.
     - Приказывай, сколько хочешь! Тебе придется  забирать  его  силой,  а
моих людей больше. - Шеф полиции ликующе улыбнулся и щелкнул  пальцами.  -
Клодий, сходи за нашим славным градоначальником. Посмотрим, кто,  в  конце
концов, распоряжается городской тюрьмой!
     Чиновник выбежал.
     - Конечно, - продолжил шеф полиции, - можно  воспользоваться  методом
Соломона.
     - Разрубить арестованного пополам? - догадался помощник префекта.
     - Ну! Господи Боже, вот было бы смешно! Ха-ха-ха-ха!  -  Шеф  полиции
заливался  смехом,  пока  по  его  лицу  не  потекли  слезы.  -   Ты   что
предпочитаешь - голову или ноги? - выдавил он сквозь хохот. - А-ха-ха-ха!
     Полицейские послушно  засмеялись;  помощник  префекта  позволил  себе
вялую улыбку. Один только Пэдуэй не разделял всеобщего  веселья,  посчитав
такой юмор излишне  грубым.  Вскоре  прибыл  градоначальник.  В  роскошной
тунике с двумя пурпуровыми полосами римского сенатора,  Гонорий  шествовал
величавой поступью; с  мясистого  квадратного  подбородка  свисали  жирные
складки,  что  в  сочетании  с  надменным  вы