ребятам урок этой самой американской арифметики? Покажешь нам, что  она  и
впрямь так хороша, как ты утверждаешь?
     - Ладно. - Пэдуэй взял дощечку, нацарапал на воске цифры от 1 до 9  и
растолковал их значение.  -  Теперь  подходим  к  самому  главному.  -  Он
начертил кружок. - Этот знак обозначает "ничто".  Младший  писарь  поскреб
затылок.
     - Ты хочешь сказать, что этот символ не имеет значения? Какой  же  от
него прок?
     - Я не говорил, что он не имеет  значения.  Он  обозначает  "ноль"  -
остаток при вычитании, к примеру, двух от двух.
     Старший писарь скептично хмыкнул.
     - Не вижу смысла. Какая польза от символа, обозначающего то, чего  не
существует?
     - Но слово-то для этого есть! И оно ведь нужно!
     - Положим, -  согласился  старший  писарь.  -  Но  мы  не  используем
"ничего" в наших вычислениях. Где это слыхано, чтобы ссуду давали под ноль
процентов? Или брали в аренду дом на ноль недель?
     - Может быть, - ухмыльнулся младший, - уважаемый  господин  подскажет
нам, как получить доход от нулевой торговли...
     - Чем меньше будете меня перебивать, тем раньше я закончу объяснение!
- рявкнул Пэдуэй. - Скоро вы поймете смысл знака "ноль".
     На основные правила сложения ушел час. Потом Мартин объявил служащим,
что на сегодня достаточно - пусть практикуются  самостоятельно.  На  самом
деле  он  просто  выдохся.  По  натуре  Пэдуэй  говорил  очень  быстро,  и
необходимость продираться через латынь слог  за  слогом  доводила  его  до
безумия.
     - Весьма изобретательно, Мартинус, - льстиво сказал банкир.
     - А теперь всерьез о ссуде. Ты, конечно, не думаешь, что мы  сойдемся
на такой смехотворно низкой цифре, как десять с половиной процентов...
     - Еще как думаю! Мы же условились!
     - Ну, Мартинус! Я  говорил,  после  того,  как  мои  служащие  освоят
американскую систему, я рассмотрю возможность ссуды под такой  процент.  А
до тех пор разбрасываться деньга...
     Пэдуэй вскочил как ужаленный.

     - Ты... ты тот, кто обманывает... О, как по  латыни  жулик?  Если  ты
немедленно...
     - Не горячись, мой юный друг. В конце концов, мои  мальчики  уже  все
поняли, теперь они справятся сами. Так что можешь...
     - Ладно, пускай справляются сами. А я найду другого банкира  и  обучу
его служащих полностью: вычитание, умножение, деле...
     - Опомнись! - возопил Томасус. - Нельзя же разносить секрет по  всему
Риму! Это несправедливо по отношению ко мне!
     - Нельзя?! Посмотрим! Да я на этом обучении еще и заработаю! Если  ты
думаешь...
     - Мартинус, Мартинус! Давай не  будем  принимать  поспешных  решений!
Вспомни, что  говорил  Христос  о  долготерпении.  Я  сделаю  тебе  особую
уступку, так как ты начинаешь новое дело...
     Пэдуэй получил ссуду под десять  с  половиной  процентов.  И,  скрепя
сердце, дал слово не раскрывать секрета до ее погашения.
     Медный котел Мартин купил в лавке старьевщика - по крайней мере,  так
он назвал про себя это заведение. Однако никто никогда не слышал о  медных
трубках; После того, как они с Томасусом обошли всех скобяных торговцев  в
городе, Пэдуэй занялся медниками. Те тоже слыхом  не  слыхивали  о  медных
трубках. Правда, некоторые вызвались изготовить желанный предмет на  заказ
- по астрономическим ценам.
     - Мартинус! - взмолился банкир. - Мы прошагали миль пять, мои  бедные
ноги не выдерживают! Не сгодится ли тебе свинец? Его у нас сколько хочешь!
     - Сгодился бы, если бы не одно "но", - сказал Пэдуэй.  -  Мы  отравим
всех своих клиентов. А это может создать нам дурную репутацию.
     - Так или иначе, дело не двигается!
     Пэдуэй  задумался  под  пристальными  взглядами  Томасуса  и   Аякса,
раба-негра, который нес котел.
     - Найти бы сноровистого подручного... Как у вас нанимают работников?
     - Никак, - отрезал Томасус. - Совершенно случайно. Можно купить  раба
- но у тебя не хватит денег, а я не пойду на такое рискованное вложение. К
тому же потребуется опытный надсмотрщик,  чтобы  заставить  раба  работать
по-настоящему.
     - А может, повесим у тебя над дверью вывеску: есть, мол, вакансия для
мастеровою.
     - Что?! -  воскликнул  банкир.  -  Ты  слышишь,  Господи?  Сперва  он
выманивает у меня деньги, а теперь хочет обезобразить мой дом! Неужто  нет
предела...
     - Не надо так волноваться, Томасус. Вывеска будет небольшой  и  очень
красивой.  Я  нарисую  ее  сам.  Ты  же  заинтересован  в   успехе   моего
предприятия?
     -  Ничего  не  выйдет.  Опоганить  жилище,  унизить  себя  физическим
трудом... И все равно большинство работников не умеют читать. Нет-нет-нет,
даже не заговаривай об этом! А какого размера должна быть вывеска?
     Вечером Пэдуэй едва добрался до постели. Пути назад, в родное  время,
не было. Никогда больше ему не изведать прелестей  "Американского  журнала
археологии", Микки Мауса,  теплого  ватерклозета,  разговора  на  простом,
богатом, выразительном английском языке...
     Пэдуэй нашел работника на третий день после знакомства с Томасусом  -
смуглого хвастливого и нахального маленького сицилийца по  имени  Ганнибал
Сципио.
     Тем временем он снял полуразвалившийся дом на Квиринале, перенес туда
весь свой нехитрый скарб и купил тогу, чтобы носить поверх брюк и  не  так
бросаться в глаза.  Взрослые  редко  обращали  на  него  внимание  в  этом
разношерстном городе,  зато  детишки  преследовали  Мартина  буквально  по
пятам, с громкими криками бегая за ним по улицам. Он  потребовал,  однако,
вшить в тогу просторные  карманы  -  несмотря  на  протесты  оскорбленного
портного, не желавшего портить добротную  элегантную  одежду  дьявольскими
нововведениями.
     Пэдуэй обстругал деревяшку и показал Ганнибалу Сципио,  как  обмотать
ее полосками меди. Ганнибал немедленно заявил, что знает о пайке абсолютно
все. Но, когда Пэдуэй попробовал  согнуть  трубку  для  дистиллятора,  швы
сразу полопались. После этого самоуверенности у Ганнибала чуть поубавилось
- на некоторое время...
     Пэдуэй с  тревогой  ждал  великого  дня  первого  выхода  дистиллята.
Согласно теории Танкреди на древе времени должна образоваться новая ветвь.
Но  вдруг  профессор  ошибается?  Вдруг  какие-то  действия  Пэдуэя  столь
разительно изменят курс истории, что само его рождение в 1908 году  станет
невозможным, и Мартин попросту исчезнет?
     - Разве не нужно прочитать заклинание или что-нибудь в этом  духе?  -
спросил Томасус-сириец.
     - Нет, - отрезал Пэдуэй. - Я уже трижды говорил, что  волшебство  тут
ни при чем.
     Впрочем,  в  душе  он  понимал  ростовщика:  ночной  поход  в  старый
полуразвалившийся дом, загадочная  громоздкая  аппаратура,  неверный  свет
масляных ламп, опасливо замершие Ганнибал Сципио и Аякс...  Негр,  страшно
оскалив зубы и выпучив глаза, смотрел на перегонную установку  так,  будто
ожидал, что из нее вот-вот полезут демоны.
     - Не быстро  дело  идет,  а?  -  промолвил  Томасус,  нервно  потирая
мясистые ладони. Его поблескивающий здоровый глаз не отрывался от  трубки,
из которой капала желтоватая жидкость.
     - Пожалуй, достаточно. -  Пэдуэй  велел  Ганнибалу  снять  котелок  и
перелить содержимое приемной емкости в бутылку. Потом плеснул из бутылки в
маленькую чашку, принюхался и сделал глоток. Да, отнюдь не  высший  класс,
но определенно бренди.
     - Будешь? - предложил он ростовщику.
     - Сперва пусть выпьет Аякс,
     Аякс попятился, вытянув перед собой руки.
     - Хозяин, умоляю... Негр выглядел таким испуганным,  что  Томасус  не
настаивал.
     - Ганнибал, а ты? Капельку!
     - Нет, спасибо. Я бы с удовольствием, но у меня слабый желудок  -  от
всякого пустяка расстройство. Если  мы  закончили,  может,  пойдем  домой?
Признаюсь,  меня  тянет  ко  сну.  Ганнибал  театрально   зевнул.   Пэдуэй
отвернулся от него и сделал еще один глоток.
     - Ну, - рискнул.Томасус, - если ты уверен, что мне это  не  повредит,
я, пожалуй, попробую. Он пригубил из чашки и закашлялся.
     - Боже всемогущий, Мартинус, из чего сделаны твои внутренности?!  Это
же сущий огонь! - Но  когда  кашель  успокоился,  на  его  лице  появилось
блаженное выражение. -  Зато  по  телу  тепло  разливается!  -  с  наивной
радостью отметил банкир и одним глотком осушил чашку.
     - Эй, потише, - посоветовал Пэдуэй. - Это не вино.
     - За меня не беспокойся. Я никогда не пьянею. Пэдуэй налил ему еще  и
сел.
     - Объясните мне одну вещь, в которой я никак не могу  разобраться.  У
меня на родине отсчет лет ведут с рождества Христова. А когда  я  приехал,
мне сказали, что сейчас идет тысяча двести восемьдесят восьмой год со  дня
основания Города. За сколько же лет до рождения Христа был основан Рим?  Я
запамятовал. Томасус снова приложился к чашке и задумался.
     - За семьсот пятьдесят  четыре...  нет,  за  семьсот  пятьдесят  три.
Значит, сейчас пятьсот тридцать пятый год со дня рождения нашего  Господа.
Это по  церковной  системе.  Готы  называют  его  вторым  годом  правления
Теодохада, а византийцы первым годом  консульства  Флавия  Велизария.  Или
каким-то годом юстинианской империи... Да, запутаться немудрено. -  Сириец
зажмурился и сделал еще один глоток. - Замечательный  напиток!  Тебя  ждет
успех, Мартинус.
     - Спасибо. Надеюсь.
     - Да, замечательный... Конечно, успех! Как же иначе?  Большой  успех.
Ты слышишь меня, Господи?  Проследи,  чтобы  моего  друга  Мартинуса  ждал
большой успех... Я вмиг распознаю человека, которого ждет успех. Годами их
подбирал. Поэтому и мои дела идут успешно. Успех, успех. Выпьем за  успех.
Блестящий успех. Знаешь, Мартинус, а давай пойдем куда-нибудь!  Грех  пить
за успех в такой развалюхе. Есть тут одно  уютное  местечко  с  музыкой...
Сколько у нас еще бренди? Отлично, бери  всю  бутылку.  "Уютное  местечко"
оказалось в театральном районе, на северном склоне  Капитолийского  холма.
Музыку обеспечивала молодая женщина, жалобно дергавшая за  струны  арфы  и
тянувшая песни на калабрийском диалекте, который денежные клиенты находили
очень забавным.
     - Давай выпьем  за...  -  Томасус  в  тридцатый  раз  начал  говорить
"успех", но вдруг замолчал и посерьезнел.  -  Знаешь,  Мартинус,  придется
купить этого паршивого вина, иначе нас отсюда вышвырнут. Твой божественный
напиток можно смешивать с вином? - Заметив выражение лица  Пэдуэя,  банкир
поспешно добавил: - Не волнуйся, дружище, - за мой счет! Могу я  хоть  раз
отдохнуть?! Все не- досуг - семья, работа... - Томасус подмигнул и щелкнул
пальцами,  подзывая  официанта.   Выполнив   необходимую   процедуру,   он
извинился: - Одну секунду, Мартинус, я вижу человека, который  должен  мне
крупную сумму денег. Сейчас приду. - И, пошатываясь, направился  в  другой
конец помещения.
     К Пэдуэю неожиданно обратился мужчина за соседним столиком:
     - Что это ты пьешь со своим одноглазым стариком?
     - Так, чужеземное вино, бренди называется.
     - Ага, значит, ты издалека? Я  сразу  понял,  по  твоему  акценту.  -
Собеседник Мартина, с густыми и очень черными бровями, задумчиво  наморщил
лоб. - Знаю, ты из Персии.
     - Не совсем, - сказал Пэдуэй. - Моя родина еще дальше.
     - В самом деле? И как тебе Рим?
     - Я просто в восторге, - ответил Пэдуэй.
     - Ты еще ничего не видел, - снисходительно заметил бровастый. - То ли
дело до прихода готов! - Он таинственно понизил голос: - Ничего, последнее
слово будет за нами!
     - А тебе готы не нравятся?
     - Конечно, после таких-то гонений!
     - Гонений? - удивился Пэдуэй.
     - Религиозных, - пояснил собеседник. - Долго мы их не потерпим.
     - Я думал, готы позволяют всем свободно исповедовать свою веру.
     - То-то и оно! И мы, ортодоксы, вынуждены  покорно  сносить,  как  на
наших глазах всякие ариане, несториане  и  монофизиты  спокойно  совершают
свои грязные обряды, будто они хозяева в этой стране! Если это не гонения,
то как же это, по-твоему, называется?!
     - То есть, по-вашему, вы  подвергаетесь  религиозным  преследованиям,
потому что еретики им не подвергаются?
     - Ну  конечно,  разве  не  ясно?  Мы  не  потерпим...  Между  прочим,
чужеземец, а ты-то какой веры придерживаешься?
     - Я конгрегационалист, - ответил Пэдуэй.  -  У  меня  на  родине  так
зовутся ортодоксы.
     - Гм-м-м. Ничего, мы еще сделаем из тебя настоящего католика. Пока ты
не из числа несториан...
     - Это кто тут смеет чернить несториан? - К столику незаметно вернулся
Томасус. - Мы единственные, кто логически верно понимают  природу  Сына  -
как человека, в коем Отец...
     - Чушь! - рявкнул бровастый. -  Бредни  доморощенных  теологов!  Лишь
наши  взгляды  истинны,  ибо   двойственная   природа   Сына   многократно
подтверждена...
     - Все вы безумцы! - вмешался высокий мужчина  с  песочными  волосами,
голубыми печальными глазами и  гортанным  акцентом.  -  Мы,  ариане,  люди
благоразумные и терпимые. Но если желаете знать истинную природу Сына...
     - Ты гот? - перебил бровастый.
     - Нет, вандал, ссыльный из Африки. Я вам растолкую.  -  Светловолосый
растопырил пятерню. - Либо Сын был человеком,  либо  Он  был  Богом,  либо
кем-то посредине. Ну, совершенно ясно, что Он не был человеком. Однако Бог
только один, значит Он не был и Богом. Следовательно...
     Затем события стали развиваться так быстро, что Пэдуэй не мог за ними
уследить.  Бровастый  вскочил  и  как  одержимый  что-то  нечленораздельно
заорал, внятно произнося лишь термин "вонючие еретики".  Светловолосый  не
остался в долгу, и вскоре кричали уже со всех концов помещения:
     - Кончай его, варвар!
     - Это страна ортодоксов! Кому  не  нравится,  пусть  убираются  туда,
откуда... - ...гнусные выдумки о двойственной природе! Мы, монофизиты...
     - Я якобит и запросто уложу любого, кто...
     - Вышвырнем отсюда всех еретиков!
     В воздухе засвистело, и Пэдуэй едва увернулся  от  кружки.  Когда  он
осмелился вновь поднять голову, комната превратилась  в  сплетение  рук  и
ног. Бровастый держал якобита  за  волосы  и  молотил  ею  лицом  о  стол.
Светловолосый ревел боевую песнь вандалов и размахивал деревянной скамьей.
Пэдуэй пихнул какого-то ревнителя ортодоксальности; на его месте  появился
другой и немедленно пихнул Пэдуэя. Потом их захлестнул поток тел.
     Пока Мартин, словно рвущийся к поверхности воды ныряльщик, пробивался
сквозь толщу вопящей и брыкающейся человеческой плоти, кто-то ухватил  его
за ногу и попытался откусить полступни, Так как  Пэдуэй  был  в  надежных,
практически  неснашиваемых  английских  башмаках,  нападающий  ничего   не
добился.  Тогда  он  переместил  свою  атаку  на  лодыжку  Пэдуэя.  Мартин
взвизгнул от боли и саданул обидчику коленом в лицо.
     Еретики оказались в меньшинстве. Ряды их быстро таяли по  мере  того,
как побитых выбрасывали за дверь.  Пэдуэй  заметил  сверкнувшее  лезвие  и
понял, что ему давно пора спать. Будучи человеком нерелигиозным, он меньше
всего хотел положить  жизнь  за  единую,  двойственную  или  любую  другую
природу Бога-сына.
     Томасус-сириец укрывался под  столом.  Когда  Пэдуэй  попробовал  его
оттуда вытащить, банкир в ужасе вскричал и  ухватился  за  ножки  с  такой
тоской и отчаянием, словно стол был женщиной, а он сам  -  моряком,  шесть
месяцев не видевшим суши.
     Светловолосый вандал все еще яростно  размахивал  скамьей,  и  Пэдуэй
окликнул  его.  Перекрыть  стоявший  шум  было   невозможно,   но   Мартин
выразительно показал на дверь. Через несколько секунд путь был очищен. Все
трое вывалились наружу, прорвались сквозь собравшуюся  толпу  и  бросились
наутек. Раздавшийся вслед истошный вопль заставил их бежать  еще  быстрее,
пока они не поняли, что это кричит пустившийся вдогонку Аякс.
     Наконец они уселись на лавочке в парке на краю Марсова поля, недалеко
от  Пантеона,  где  Пэдуэй  впервые   увидел   постимперский   Рим.   Едва
отдышавшись, банкир запричитал:
     - Мартинус, почему ты позволил мне пить  это  адское  зелье?  О,  моя
голова! Если бы я не был пьян, разве ввязался бы я в религиозный спор?
     - Я советовал тебе не налегать, - напомнил Пэдуэй, - однако...
     - Знаю, знаю. Но ты обязан был остановить меня  -  в  крайнем  случае
силой! Несчастная моя голова! Что скажет жена";.. Видеть больше  не  желаю
твое варварское пойло! Кстати, а где бутылка?
     - Потерялась в суматохе. Но  мы  и  так  уже  все  выпили,  -  Пэдуэй
повернулся к вандалу. - Я должен поблагодарить  тебя  за  наше  счастливое
спасение.
     Светловолосый мрачно пожевал ус.
     - Пустяки. Религиозные склоки - недостойное  занятие  для  порядочных
людей. Позвольте представиться:  Фритарик,  сын  Стайфана.  -  Он  говорил
медленно, иногда задумываясь в поисках нужного  слова.  -  Некогда  я  был
человеком достойным, из' знатного рода... Теперь же -  всего  лишь  бедный
скиталец. Жизнь уготовила мне одни только тяготы и страдания. -  В  лунном
свете блеснула, сползая по щеке, крупная слеза.
     - Ты, кажется, вандал?
     Фритарик вздохнул, как пылесос. -  До  прихода  греков  мое  поместье
считалось лучшим в Карфагене! После бегства Гелимера и  роспуска  армии  я
попал в Испанию, а в прошлом году пришел сюда.
     - Чем же ты занимаешься?
     - Увы, сейчас ничем. Еще буквально на днях  я  был  телохранителем  у
римского   патриция.   Подумать   только,   благородный   вандал    служит
телохранителем! Но хозяин вознамерился сделать из меня ортодокса. Этого, -
с глубоким достоинством произнес Фритарик, - я допустить  не  мог.  И  вот
результат. Когда закончатся деньги, не знаю, что со мной будет.  Возможно,
я покончу с собой. Никто и слезинки  не  прольет.  -  Он  еще  раз  тяжело
вздохнул и продолжил: - Не нужен случайно хороший, надежный телохранитель?
- Пока нет, - ответил Пэдуэй, - хотя через несколько недель... Ты  не  мог
бы до тех пор повременить с самоубийством?
     Фритарик пожал плечами.
     - Все зависит  от  обстоятельств,  Я  совершенно  не  умею  экономить
деньги. Человеку знатного рода они ни к чему. Не знаю, увидите ли вы  меня
живым... - Он грустно прикрыл глаза рукой.
     - О, ради Бога! - воскликнул Томасус. - В Риме  занятие  можно  найти
без труда.
     - Нет, - трагически молвил Фритарик. - Тебе  не  понять,  друг.'  Моя
честь не идет на уступки. Да и жизнь уготовила  мне  одни  лишь  тяготы  и
страдания. Значит, говоришь, через несколько недель? .. - обратился  он  к
Пэдуэю. Мартин кивнул. - Хорошо, дружище. Скорее всего, к тому  времени  я
буду лежать в могиле, но если нет, то обязательно загляну.

     ГЛАВА 3

     Через пять дней  Пэдуэй  не  только  не  исчез  бесследно  в  пучинах
альтернативной истории, но и радовался длинному ряду бутылок на  полке,  а
также состоянию своих финансов. Считая пять солидов месячной ренты за дом,
шесть солидов, ушедших на аппарат, плату Ганнибалу и собственные  расходы,
оставалось еще больше тридцати одолженных солидов.
     - Почем ты собираешься продавать свой товар? - спросил Томасус.
     - Бренди, безусловно, предмет роскоши. Если бы его взял  какой-нибудь
приличный ресторан, то, на мой взгляд, не грех просить по  два  солида  за
бутылку. По крайней мере до тех пор, пока  мой  секрет  не  откроют  и  не
появятся конкуренты.
     Томасус, бодро потирая руки, расплылся в широкой улыбке.
     - Если так пойдут дела, ты уже через неделю сможешь вернуть мне  долг
вместе с процентами! ..  Впрочем,  я  не  тороплю.  Похоже,  за  тобой  не
пропадет. Есть у меня на примете один ресторан - как раз то, что нужно.
     Пэдуэй вообразил себе предстоящий торг с ресторатором и похолодел,
     - Как с ним разговаривать? Понятия не имею о  ваших  римских  приемах
ведения бизнеса.
     - Ничего. Он не откажет - задолжал мне крупную сумму и  опаздывает  с
выплатой процентов. Я вас познакомлю.
     Все вышло, как обещал банкир. Владелец ресторана, плешивый толстяк по
имени Гай Аттий, сперва, правда, заартачился, но, продегустировав образчик
товара