инус Падуанский. Тебя ведь это интересует?
     Пэдуэй с облегчением вздохнул. Какая чудесная женщина - все  понимает
и идет ему навстречу!
     - Честно говоря, да, принцесса.
     - Не будь таким кошмарно почтительным, Мартинус. Сразу видно, что  ты
чужестранец - непременно употребляешь все правильные титулы и обращения.
     Пэдуэй ухмыльнулся.
     - Лучше подстраховаться... Ну, попробую без обиняков. Я... э-э, хотел
спросить...раз ты не против... нельзя  ли  мне  рассчитывать  со  временем
на... э-э...
     - Ты случайно не любовь имеешь в виду?
     - Да! - выпалил Мартин.
     - Может быть.
     - Фу! - Мартин вытер вспотевший лоб.
     - Только меня надо учить, - сказала Матасунта, -  Я  вела  уединенную
жизнь и плохо знаю мир.
     - Я заглянул н свод законов, -  торопливо  произнес  Пэдуэй.  -  Есть
декрет,  запрещающий  браки  между  итальянцами  и  готами,   однако   про
американцев там ничего не говорится. Так что...
     Матасунта перебила его:
     - Если ты сядешь поближе, дорогой Мартинус, мне будет лучше слышно.
     Пэдуэй подошел и сел рядом с принцессой.
     - Эдикты Теодориха...
     - Я знаю закон, - промурлыкала Матасунта.  -  Наставления  мне  нужны
иного рода.
     Мартин наконец подавил свою  тенденцию  теоретизировать,  когда  дело
касалось чувств.
     - Первый урок, любовь моя, будет такой.
     И поцеловал ее руку.
     Веки  принцессы  были  сомкнуты,  рот  приоткрыт,   грудь   судорожно
вздымалась.
     - Значит, американцы тоже практикуют искусство поцелуев?
     Пэдуэй схватил ее в объятия и  дал  второй  урок.  Матасунта  открыла
глаза, моргнула и восхищенно покачала головой.
     - Глупый вопрос, дорогой Мартинус, нам до американцев далеко!.. Какие
мысли ты рождаешь в невинной девушке!
     Она рассмеялась - заливисто  и  громко.  Пэдуэй  хрипловатым  голосом
подхватил ее смех.
     - Ты сделала меня счастливым человеком, принцесса.
     - Ты тоже сделал меня счастливой, мой принц. Я и мечтать не  могла  о
таком мужчине! - Матасунта вновь упала в его объятия,  потом  выпрямилась,
поправила прическу и деловито продолжила: -  Но  прежде  нам  надо  решить
немало важных вопросов. Например, Виттигис.
     - Что - Виттигис? - Счастье Пэдуэя внезапно дало трещину.
     - Его придется убить, разумеется.
     - Убить?
     -  Не  надо  удивляться,  дорогой.  Я  предупреждала,  что  не  люблю
останавливаться на полпути. И Теодохада, кстати, тоже.
     - А его-то зачем?
     Матасунта нахмурилась.
     - Он убил мою мать, разве не так?  К  тому  же  ты  когда-нибудь  сам
захочешь стать королем...
     - Не захочу, - сказал Пэдуэй.
     - Не захочешь стать королем?! Почему, Мартинус?
     - Это не для меня, дорогая. Кроме того, я не принадлежу к Амалингам.
     - Ты будешь моим мужем и, следовательно, членом семьи.
     - Все же я...
     - Достаточно, милый! Ты просто думаешь, что не хочешь. Со временем  у
тебя появятся другие желания. Ну и уж раз мы об этом заговорили,  грех  не
вспомнить твою бывшую служанку, как там ее... кажется, Джулия?
     - А что Дж... Откуда ты о ней знаешь?
     - Неважно. Мы, женщины, все рано или поздно узнаем.
     Маленький холодный комочек в желудке Пэдуэя вырос в ледяной ком.
     - Но... Но...
     - Как, Мартинус, ты не пойдешь ради своей нареченной  даже  на  самую
пустячную уступку? Не подумай, что я  ревную  к  какой-то  грязной  девке.
Однако если после нашей свадьбы  она  останется  жить,  это  оскорбит  мое
достоинство. Я не настаиваю на болезненной смерти. Любой быстродействующий
яд...
     Лицо Пэдуэя стало совершенно безучастным - как у квартирного  маклера
при упоминании о тараканах. Его  лоб  взмок,  в  голове  калейдоскопически
кружились мысли. Теперь он понимал, что не любит Матасунту ни капли, Пусть
эта  свирепая  белокурая  Валькирия  достанется  какому-нибудь   огромному
громкоголосому готу! А ему больше по нраву девушки кроткие...  И  ни  один
страховой агент не застрахует жизнь Амалинга,  учитывая  кровавое  прошлое
семейства.
     - Ну? - требовательно произнесла принцесса.
     -  Извини,  задумался,  -  виновато  ответил  Пэдуэй,  не  зная,  как
выпутаться из этой ситуации. - Понимаешь, я вспомнил:  у  меня  в  Америке
осталась жена.
     - Хорош пустячок, - ледяным тоном произнесла Матасунта.
     - Я очень давно ее не видел.
     - Что ж, существует развод.
     - Моя религия его запрещает. Мы, конгрегационалисты, верим, что в аду
самое жаркое местечко отведено разведенным.
     - Мартинус! -  Глаза  Матасунты  гневно  сверкнули.  -  Ты,  кажется,
трусишь. Более того, ты, кажется, хочешь дать задний ход. Ни один мужчина,
так гнусно обошедшийся со мной, не проживет и...
     - Нет-нет, вовсе нет! - вскричал Пэдуэй. -  Ты  одна  царишь  в  моем
сердце. Меня не остановит и море крови!
     - Гм-м-м, красиво изъясняешься, Мартинус Падуанский. Ты всех  девушек
обольщаешь такими речами?
     - Клянусь, я от тебя без ума!
     - Ты в самом деле меня любишь? - смягчилась принцесса.
     - Еще как! В жизни  не  видел  подобной  девушки!  -  Последнее  было
совершенно искренним. - Но факты - суровая вещь.
     Матасунта потерла лоб, явно раздираемая противоречивыми эмоциями.
     - Если вы давно не виделись, откуда ты знаешь, что она жива?
     - Точно не знаю. Но я не уверен и в  обратном.  А  ведь  ваши  законы
очень строги к двоеженству. Эдикты Аталарика, параграф шестой. Я смотрел.
     - Все-то ты смотришь... - с легким раздражением произнесла Матасунта.
- А известно кому-нибудь в Италии об этой твоей американской сучке?
     - Н-нет, но...
     - Так не глупишь ли ты, Мартинус? Кому какое дело,  если  у  тебя  на
другом конце света есть жена?
     - Религия.
     - О, к дьяволу всех священников! Когда мы придем к власти, с арианами
я справлюсь. А у тебя, я слышала, добрые отношения с епископом Болоньи, то
есть практически с самим папой.
     - Я имею в виду не церковь. Я имею в виду личные убеждения.
     - Такой практичный человек, как  ты'?  Чушь!  Просто  нашел  предлог,
чтобы...
     Предвидя очередную вспышку, Пэдуэй торопливо вставил:
     - Послушай, Матасунта, давай не будем  затевать  религиозных  споров.
Оставь мою веру в покое, а я не трону твою. 0, кажется, нашлось решение!
     - Какое?
     - Я отправлю в Америку гонца и выясню, жива моя жена или нет.
     - А много это времени займет?
     - Недели. Возможно, месяцы. Если ты меня на  самом  деле  любишь,  то
рано или поздно мы дождемся.
     - Хорошо, - без особой радости согласилась принцесса и тут же бросила
на Пэдуэя пронзительный взгляд. - Предположим, твой гонец  обнаружит,  что
она жива?
     - Зачем ломать себе голову? Видно будет.
     - Нет, договоримся сейчас!
     - Любимая, ты не доверяешь своему будущему мужу? В таком случае...
     - Не увиливай, Мартинус. Ты скользок, как византийский законник.
     - Ну, тогда, полагаю, я рискну своей бессмертной...
     - О, Мартинус! -  ликующе  вскричала  Матасунта.  -  Прости  меня  за
глупость! Конечно же, ты велишь гонцу отравить ее, если она все-таки жива!
Это даже лучше, чем развод, если подумать о моем добром имени. Теперь  все
наши тревоги позади.
     Она обняла его с настораживающей силой.
     - Вероятно, - без особой уверенности  произнес  Пэдуэй.  -  Продолжим
занятия, дорогая. - И снова поцеловал ее, стараясь установить рекорд.
     Матасунта счастливо вздохнула.
     - Ты только больше никого не целуй, любовь моя.
     - Не смею и думать об этом, принцесса.
     - Вот-вот, - грозно сказала она и очаровательно улыбнулась. -  Прости
меня, дорогой, за некоторое волнение. Я, по сути своей,  наивная  девушка,
слабохарактерная и неискушенная.
     "По крайней мере, - отметил про себя Пэдуэй, - я тут не  единственный
обманщик."
     - К сожалению, мне пора идти. Сейчас же первым делом отправлю  гонца.
А завтра я уезжаю в Рим.
     - О, Мартинус, к чему такая  спешка?  Тебе  лишь  кажется,  что  пора
идти...
     - Увы. Государственные дела, сама понимаешь. Я буду думать о тебе всю
дорогу, - Он снова поцеловал ее. - Будь  мужественной,  моя  любимая.  Ну,
улыбнись!
     Матасунта грустно улыбнулась и заключила его в стальные объятия.
     Вернувшись    домой,    Пэдуэй    вытащил    из    постели     своего
ординарца-кирасира, армянина по имени Тирдат.
     - Надень свой правый сапог, - велел он.
     Ординарец протер глаза.
     - Мой правый сапог? Я правильно тебя понял, благородный господин?
     - Правильно, правильно. Давай быстрей! - Когда желтый  кожаный  сапог
оказался на ноге, Пэдуэй повернулся к кирасиру спиной, наклонился вперед и
сказал через плечо:
     - А теперь дай мне хорошего пинка, добрейший Тирдат.
     Ординарец разинул рот.
     - Дать пинка моему командиру?
     - Ты что, плохо слышишь? Ну, смелей!
     Тирдат вздохнул в замешательстве, потом, решившись, от  души  врезал.
Пэдуэй поднялся, кряхтя, потер ушибленное место и с благодарностью сказал:
     - Спасибо, Тирдат. Можешь идти спать.
     Он чувствовал себя намного лучше.
     Но Пэдуэю не удалось уехать из Рима ни назавтра, ни  даже  через  два
дня. Должность королевского квестора оказалась отнюдь не синекурой,  когда
можно свободно помыкать людьми, а самому делать что захочется. Нужно  было
действительно работать.
     Знатный гот Ваккис, сын Торасмунда, член королевского совета,  принес
проект предлагаемой поправки к закону о краже лошадей.
     - Виттигис согласился с новой формулировкой, - объяснил он, -  но  не
успел  утвердить  ее.  Так  что  теперь,  великолепнейший  Мартинус,  тебе
придется обсудить вопрос с Теодохадом, изложить поправку правовым языком и
попытаться удержать внимание короля достаточно долго, чтобы  получить  его
подпись. - Ваккис ухмыльнулся. - И пусть  помогут  тебе  святые,  если  он
окажется в дурном настроении!
     Пэдуэй вначале растерялся. Затем  вспомнил  о  Кассиодоре,  и  старый
грамотей оказал неоценимую помощь, Из подготовленного им текста надо  было
лишь вычеркнуть наиболее цветистые фразы.
     Мартин пригласил на обед Урию, племянника Виттигиса. Тот пришел и вел
себя, в общем-то, доброжелательно, хотя и дулся  еще  из-за  ареста  дяди,
Пэдуэю этот внушительный гот был  симпатичен.  Он  думал:  "Сколько  можно
обманывать Матасунту? Пока она считает меня своим женихом, я не смею  даже
взглянуть в сторону другой женщины. А Урия недурен собой и явно  не  глуп.
Если бы удалось их свести..."
     Он поинтересовался, не женат ли Урия. Гот удивленно вскинул брови.
     - Нет. А что?
     - Так, пустое любопытство. Чем ты теперь собираешься заняться?
     -  Не   знаю.   Удалюсь   в   свое   поместье,   наверное,   предамся
воспоминаниям... Это будет скучная жизнь.
     - Ты не знаком с принцессой Матасунтой? -  как  бы  случайно  обронил
Пэдуэй.
     - Мы не представлены. Я приехал  в  Равенну  специально  на  свадьбу,
всего за день до церемонии. Разумеется, я видел принцессу в церкви,  когда
ворвался ты. Красивая девушка, правда?
     - О, да.  И  вообще  особа  весьма  примечательная.  Если  хочешь,  я
постараюсь организовать вам встречу.
     Как только Урия ушел, Пэдуэй помчался к Матасунте, напустив  на  себя
самый беспечный вид.
     - Как видишь, дорогая, уехать не удалось. Дела...
     Матасунта обвила его шею руками, так  что  он  не  мог  вздохнуть,  и
прервала заготовленную речь самым эффективным  способом.  Мартин  не  смел
противиться, да это и не стоило ему большого труда. Беда была лишь в  том,
что он не мог мыслить логически в то время, как ему  требовалось  все  его
искусство.  А  страстная  принцесса,  казалось,  готова  была   целоваться
бесконечно.
     Наконец она спросила:
     - Ну, что ты хотел сказать, возлюбленный мой?
     Пэдуэй закончил объяснение.
     - Я и решил забежать к тебе. - Он рассмеялся. - Все  же  хорошо,  что
мне надо ехать в Рим. Какая может быть работа, когда рядом  ты?  ..  Между
прочим, тебе знаком Урия, племянник Виттигиса? - Нет. И  не  уверена,  что
хочу знакомиться. Когда мы покончим  с  Виттигисом,  само  собой  придется
ликвидировать и его племянников. А  у  меня  глупое  предубеждение  против
убийства людей, которых я знаю лично.
     - Дорогая, не принимай  опрометчивых  решений.  Урия  -  великолепный
парень, тебе он обязательно понравится. По-моему,  это  единственный  гот,
которого Бог не обделил ни силой, ни умом.
     - И все же...
     - Кроме того, он мне нужен, а сотрудничать не  хочет.  Я  и  подумал,
что, может быть, ты согласилась бы завлечь его, склонить  женскими  чарами
на мою сторону.
     - Ну, если ты думаешь, что я могу помочь тебе, то, пожалуй...
     Так принцесса в тот же вечер пригласила их на ужин. Сперва  Матасунта
отнеслась к молодому готу неприязненно. Но  было  выпито  немало  вина,  и
потихоньку она сменила гнев на милость. Урия оказался компанейским парнем,
и вскоре они уже оглушительно смеялись и над тем, как он изображал пьяного
гунна, и  над  скабрезными  американскими  анекдотами,  которые  торопливо
переводил Пэдуэй. Если бы не невесть  откуда  взявшаяся  досада  на  успех
своего замысла, Мартин готов был признать, что давно не проводил время так
приятно.

     ГЛАВА 13

     Вернувшись в Рим, Пэдуэй навестил  захваченных  в  плен  византийских
генералов. Они были  размещены  со  всеми  удобствами  и  не  сетовали  на
обращение; один лишь Велизарий казался угрюмым и подавленным.  Вынужденная
бездеятельность плохо отражалась на бывшем главнокомандующем.
     - У нас перемены, - сообщил ему Пэдуэй.  -  Скоро  государство  будет
сильным и богатым. Может, все-таки перейдешь на нашу сторону?
     - Нет, господин квестор. Клятва есть клятва.
     - Тебе никогда в жизни не случалось нарушать обещаний?
     - Никогда.
     - И если б вдруг ты принес клятву мне, то был бы так же ей верен?
     - Разумеется. Но это невозможно.
     -  Предположим,  я  объявлю  амнистию  и  разрешу  тебе  вернуться  в
Константинополь - при условии, что впредь ты не  поднимешь  оружия  против
королевства готов и итальянцев. Ну, как?
     -  Ты  умный  и  находчивый  человек,  Мартинус.  Благодарю  тебя  за
предложение, однако оно несовместимо с моей клятвой Юстиниану.  Поэтому  я
вынужден отказаться.
     Пэдуэй повторил предложение другим генералам. Константин, Перианус  и
Бессас сразу согласились. Мартин рассуждал так: командиры это средненькие,
Юстиниан может найти таких,  сколько  понадобится;  нет  смысла  их  здесь
кормить. Клятву свою они, безусловно, нарушат, но вреда от этого не будет.
А вот Велизарий - настоящий военный  гений;  нельзя  допустить,  чтобы  он
сражался  против  королевства.  Следовательно,  он  должен  либо   сменить
хозяина, либо дать слово, которым лишь он один и  дорожит,  либо  придется
держать его в плену.
     С  другой  стороны,  умный,  но  коварный  Юстиниан  весьма   ревниво
относится к успехам и личным достоинствам Велизария. Если он  узнает,  что
генерал  остался  в  Риме  вместо  того,  чтобы  дать  клятву   и   затем,
естественно, ее нарушить, то может в  раздражении  пойти  на  какой-нибудь
опрометчивый шаг.
     Так родилось послание:

           Король Теодохад - императору Юстиниану.

           Приветствия!
           С настоящим письмом отправляем Его Светлости  генералов
        Константина, Периануса  и  Бессаса,  принесших  клятву  не
        воевать более против нас. Те же  условия  были  предложены
        генералу   Велизарию,   однако   он   отклонил   их    как
        несовместимые с его понятием о чести.
           Так  как  продолжение  войны   вряд   ли   приведет   к
        конструктивным результатам, мы  хотели  бы  сформулировать
        приемлемые для нас условия мира
           1.  Войска  Империи  немедленно  оставляют  Сицилию   и
        Далмацию.
           2. За ущерб,  нанесенный  оккупационными  армиями,  нам
        выплачивается контрибуция и сто тысяч солидов золотом.
           3. Мы обязуемся не вести войны друг  против  друга  без
        заблаговременного уведомлеиия.
           4. Мы обязуемся не помогать  никаким  третьим  державам
        вооружением, людьми или деньгами, которые затем могут быть
        использованы против высоких договаривающихся сторон.
           5.  Мы  заключаем  соглашение  о   всемерном   развитии
        торговых связей между нашими независимыми странами.
           Разумеется, это лишь самые  общие  предложения,  детали
        которых надлежит обсудить на встрече наших представителей.
        Надеемся, Его Светлость согласится с нами  и  том,  что  в
        свете последних событий это самый разумный образ действий.

                                Покорно ожидаем скорейшего ответа.
                     От имени короля Мартинус Падуанский, квестор.

     Увидев посетителя, Томасус кряхтя  поднялся  и  заковылял  навстречу,
вытянув вперед руки и сверкая здоровым глазом.
     - Мартинус! Наконец-то! .. Ну как,  приятно  чувствовать  себя  такой
важной персоной?
     -  Утомительно,  -  сказал  Пэдуэй,  радостной  улыбкой   сопровождая
приветствие. - Какие новости?
     - Новости? Новости? Вы  только  посмотрите!  Этот  человек  несколько
месяцев делает погоду в Италии, и еще спрашивает меня, какие новости!
     - Я имею в виду нашу птичку в клетке.
     - Чего? А, так ты про... - Томасус подозрительно оглянулся и  понизил
голос, -  экс-короля  Виттигиса?  Судя  по  последним  сообщениям,  все  в
порядке, хотя  от  него  самого  слова  доброго  не  дождешься.  Послушай,
Мартинус, с твоей стороны это подло - подбросить мне такую  работенку!  Не
сомневаюсь, что Господь Бог со мной согласен. Твои солдаты  вытащили  меня
из постели, а потом еще  несколько  дней  я  вынужден  был  терпеть  их  и
пленника в собственном доме!
     - Прости, Томасус. Но ты единственный человек в Риме, которому я могу
доверять.
     - Вообще-то верно... Хотя, надо заметить, Виттигис  страшный  брюзга.
Все ему не так.
     - А что телеграфная компания? Дела идут?
     - Тут  тоже  осложнения.  Неаполитанская  линия  работает  нормально.
Однако линии на Равенну и Флоренцию вступят в строй не раньше,  чем  через
месяц, а до  тех  пор  прибыли  нам  не  видать,  К  тому  же  меньшинство
акционеров наконец осознали себя меньшинством.  Какой  тут  вой  поднялся!
Теперь сенаторы жаждут нашей крови. Гонорий  сперва  был  с  ними,  грозил
упрятать в тюрьму Вардана, Эбенезера и меня, если мы  не  продадим  ему  -
практически даром - контрольного пакета.  К  счастью,  выяснилось,  что  в
деньгах он нуждается гораздо больше, чем в акциях, и  дело  было  улажено.
Так что остальным патрициям остается лишь плевать нам вслед  при  встречах
на улице.
     - Как только появится время, начну издавать вторую газету,  -  сменил
тему Пэдуэй. - Их будет две: одна в Риме, другая - во Флоренции.
     - А зачем во Флоренции?
     - Там будет наша новая столица.
     - Что?!
     - Да-да. Флоренция расположена удобнее, чем Рим,  в  смысле  дорог  и
тому подобного, а климат в ней лучше, чем в Равенне. Вообще-то я  не  знаю
места, где климат был бы хуже, чем  в  Равенне,  включая  все  круги  ада.
Сперва мне удалось убедить Кассиодора, и  мы  вместе  уговорили  Теодохада
перевести туда  административные  органы.  А  если  нашему  королю  угодно
держать суд в городе болот, лягушек и тумана, это его дело. Лично  я  буду
только рад, что он слезет с моей шеи.
     -  Слезет  с  твоей  шеи?  Ах-ха-ха,  Мартинус,  какой  ты   все-таки
весельчак! Хотел бы я так красиво выражаться! .. Но, надо сказать, у  меня
от твоей деятельности просто  дух  захватывает.  Какие  еще  революционные
преобразования ты затеваешь?
     - Хочу организовать школу.  Наши  учителя  знают  лишь  грамматику  и
риторику,  а  надо  преподавать  действительно  важные   вещи.   Например,
медицину, математику, другие науки... Боюсь только, что учебники  придется
писать мне самому.
     -