его труп  лежал  там,
не давая ползучей траве вернуться на свободное место, пока я пробирался на
площадку перед  виллой,  пока  устанавливал  мину  в  своей  машине,  пока
выкрадывал  из  комнаты,  в  которой  работал  Нэг-Ар,   два   мнемоблока,
сохранившихся после пожара в мэрии.
     Потому что эти мнемоблоки -  чего  я  никак  не  ожидал  на  Сэлхе  -
содержали подлинную историю кернеммитов. Одной из  множества  человеческих
рас Галактики - настолько же человеческих, насколько и остальные расы.
     Я скинул мнемоблоки с обрыва вслед  за  Нэг-Аром.  Если  их  когда-то
обнаружат те, кто прилетит из Метрополии, эти мнемоблоки все равно  ничего
не  расскажут  об  истинных  событиях  на  Сэлхе.  Ровным  счетом  ничего.
Созданную мною легенду о кернеммитах знали только обитатели Сэлха,  теперь
только те пять сотен человек, которые сумели выжить - и  никто  больше.  А
эти пятьсот знали, что Метрополия не всесильна в Галактике. Что,  несмотря
на все ее старания, кернеммиты не уничтожены, что они живут и  завоевывают
сектор за сектором у человечества. Что не пройдет и нескольких сотен  лет,
как Сэлх окажется в зоне влияния цивилизации кернеммитов.
     Они собирались выжить для  того,  чтобы  их  потомки,  которые  будут
кернеммитами, дожили до этого  времени.  Они  были  всего  лишь  людьми  -
марионетками в руках того, кто дает им  информацию,  марионетками  в  моих
руках. И я знал, что будет дальше, даже в том случае, если я сам не  сумею
выбраться отсюда. Я знал, что последует.
     Во-первых, будет объявлен полный карантин, потому что к тому моменту,
как о случившемся  на  Сэлхе  узнает  Метрополия,  не  удастся  обнаружить
никаких причин гибели его обитателей, а те из них, кто будет  жив,  сумеют
укрыться. Через сто-сто пятьдесят стандартных лет  Сэлх  снова  откроют  и
начнут исследовать, пытаясь выяснить причины катастрофы. И когда ничего не
сумеют обнаружить - начнут новое заселение, тщательно скрыв от  поселенцев
историю планеты - ведь это совсем не трудно. Рано или поздно потомки новых
поселенцев  столкнутся  с  потомками  старых,  рано  или  поздно  ложь   о
кернеммитах  выплеснется  -  теперь  уже  правдой  -  наружу,   и   начнет
подтачивать устои Метрополии. Ложь такого рода, когда  она  воспринимается
за правду, очень опасна - это я знал. Ее может  оказаться  достаточно  для
того, чтобы развалить Метрополию,  как  некогда  религии  могли  развалить
древние империи.
     Я рассчитал, что должно случиться. На много столетий вперед. Но я  не
знал, что будет со мной самим даже завтра.


     Племя двигалось на север. К пещерам, которые обнаружил  Хэл  Ду-Сеарг
около месяца назад. К удобным, просторным пещерам, входы в которые  хорошо
замаскированы ползучим лесом, в  которых  можно  было  свободно  разводить
огонь и варить пищу, не боясь, что  тебя  заметят  с  орбиты.  К  пещерам,
которые были погружены в дебри многоярусного ползучего леса, дающего  всем
пищу и укрытие. Так говорил Амэн Курис на сборе перед походом.
     У нас не было даже одежды - все  человеческое  мы  оставили  в  своем
последнем  лагере,  все  это  было  брошено  в  гигантский   костер.   Все
человеческое оставляет следы - мы отныне следов  оставлять  не  могли.  Мы
должны были погрузиться в ползучий лес и слиться с ним  -  или  погибнуть.
Так говорил Амэн Курис.
     Кое-кто хотел бы взять оружие или орудия труда. Но нам  это  было  не
нужно. Человеческое оружие имеет ограниченное применение против  ползучего
леса. Оружие человека - это его разум. Так говорил Амэн Курис.
     Мы шли уже четвертый день, но не  прошли  еще  и  половины  пути.  Из
пятисот двенадцати человек, вышедших из лагеря, шестнадцать  уже  погибли.
Ползучий лес - не место  для  человека,  и  за  столетия  жизни  на  Сэлхе
поселенцы не успели толком его изучить. Они с ним боролись - и все. Теперь
нам предстояло уживаться с ним. Нам предстояло найти в ползучем лесу  свое
место  -  пусть  даже  ценою  жертв,  пусть   даже   ценою   гибели   всех
неприспособленных. Это  лучше,  чем  погибнуть  всем  вообще,  лучше,  чем
вызвать гибель всей биосферы Сэлха. Так говорил Амэн Курис.
     Все несогласные остались в нашем  последнем  лагере.  Шестьдесят  три
человека. Мертвые. Я знал, что так будет. Наверное, лишь  я  да  сам  Амэн
Курис знали  наверняка,  что  будет  именно  так.  И  я  знал,  что  среди
поселенцев найдется такой человек, который возглавит племя и уведет его  в
укрытие. Я только не знал, что это  будет  кернеммит,  я  думал,  что  все
настоящие кернеммиты перебиты в ходе  конфликта.  Но  Амэн  Курис  жил  на
Континенте с самого рождения, жил на  самой  отдаленной  ферме  далеко  на
севере, и он выжил. Он, но не его семья. Теперь  у  нас  не  будет  больше
семей. Теперь  мы  все  навеки  должны  стать  одной  семьей,  чтобы  гены
кернеммитов скорее сделали свое дело, чтобы быстрее выявить тех, кто более
приспособлен для жизни в ползучем лесу и отсеять слабых. Теперь у нас  нет
другого пути. Так говорил Амэн Курис.
     Мы двигались  по  лесу  тремя  колоннами.  Когда  впереди  встречался
особенно сложный участок, колонны расходились далеко в стороны  в  поисках
обхода, но связь между ними  не  рвалась,  потому  что  замыкающие  колонн
всегда оставались в зоне видимости друг друга, и по  цепочке  передавались
сообщения о том, что ждало  впереди.  Идущие  во  главе  колонн  постоянно
менялись, потому что им приходилось то и  дело  прорубать  проходы  сквозь
переплетения псевдоветвей, а делать это при помощи заостренных камней было
и нелегко, и непривычно. Идущий  во  главе  колонны  выдерживал  не  более
пятнадцати минут -  затем  на  смену  ему  заступал  следующий,  а  первый
пропускал колонну и становился в ее хвост.  Женщины  и  дети  двигались  в
серединах колонн  отдельными  цепочками,  изредка  останавливались,  чтобы
пропустить несколько мужчин из замыкающей группы. Сам Амэн Курис  двигался
в середине средней колонны и направлял  общее  движение.  Мы  должны  были
достичь пещер за десять суток похода, потеряв при  этом  не  более  сорока
человек - так говорил Амэн Курис.
     Бежать было невозможно. Каждый в колонне знал свое место - того,  кто
идет впереди, и того, кто идет сзади - и не мог его покинуть. Если  кто-то
пропадал, все колонны останавливались, и начинались поиски.  Мы  не  могли
рисковать и оставлять позади хоть кого-то, кто мог бы  нас  выдать  -  так
говорил Амэн Кукрис.
     На привалах одна из колонн занималась поисками пищи. Ползучий  лес  -
не место для человека, но в нем трудно умереть от голода, если  знать  чем
можно питаться. Когда мы придем в пещеры, и у нас будет  огонь,  мы  будем
питаться не хуже, чем  прежде.  Ну  а  пока  пусть  вымирают  те,  кто  не
переносит местной пищи, потому что человеческая пища нам теперь заказана -
слишком  легко  было  бы  найти  с  орбиты  участки  в  лесу,  на  которых
возделываются человеческие растения. Так говорил Амэн Курис.
     Он вообще очень много говорил, это был  очень  способный  оратор.  Он
умел командовать - и при помощи силы, и при помощи убеждения. И  он  любил
командовать - это чувствовалось. Я знал, что племя выживет в ползучем лесу
- с таким лидером оно  не  могло  погибнуть,  погубить  его  могла  только
катастрофа. И теперь,  после  четырех  дней  похода,  я  знал,  что  и  я,
наверное, сумею здесь выжить. И я решил, наконец, бежать. Но не  так,  как
это сделали те трое в первый же день похода - бежать не явно,  потому  что
явное бегство было бы равносильно гибели. Их изловили -  все  три  колонны
рассыпались цепью, благо местность еще  была  относительно  проходимой,  и
через два часа поисков беглецы были обнаружены. Их забили насмерть, и Амэн
Курис объявил, что в дальнейшем такая участь ждет не только беглецов, но и
их соседей по колонне. Несмотря на это, на следующий  день  случились  еще
два побега, но беглецов быстро настигали,  потому  что  бежать  они  могли
теперь лишь назад, по тому пути, который был пройден колонной. Даже шаг  в
сторону  зачастую  был  уже  невозможен.  Когда  наутро  третьего  дня  мы
недосчитались еще двоих, Амэн Курис сказал, что теперь их можно было бы  и
не искать, потому что позади нас уже не осталось проходов,  которые  можно
преодолеть в одиночку. Но приказал начать поиски - чтобы доказать это.  Их
обнаружили совсем рядом, в полукилометре, вконец запутавшихся  в  ползучем
лесе и прикончили на месте.
     Больше побегов не было.
     Но были переправы через ручьи. И я  знал  -  по  воде  можно  достичь
океана. И под конец четвертого дня я рискнул.
     Ручей был довольно бурным, сказывалась близость предгорий,  но  через
каждый десяток метров, если не чаще, ползучий лес перекидывал  через  него
мосты из сплетенных  псевдоветвей,  по  которым  мы  и  переправлялись.  Я
оступился на середине и полетел вниз.  Если  бы  даже  все  это  произошло
ненамеренно, если бы я упал случайно и хотел бы вернуться в свою  колонну,
мне этого бы уже не удалось. Течение подхватило меня, и, когда я вынырнул,
переправа, по которой проходила колонна, уже скрылась за поворотом.  Я  не
знал, что за твари могут жить в воде - этого, наверное, не знал и сам Амэн
Курис - и постарался скорее выбраться  на  берег.  Но  меня  пронесло  еще
километра  два,  прежде  чем  удалось  зацепиться   за   низко   свисающую
псевдоветвь и выползти на сушу.
     Я остался совершенно один в ночном ползучем  лесу.  Но  я  был  почти
уверен, что теперь сумею выжить.
     Через два дня я соорудил нечто похожее на плот и отправился  вниз  по
течению. Через месяц, наверное, я достиг  океана.  На  побережье  был  уже
спокойный сезон, личинки  обрывных  ящеров  уже  не  наводняли  прибрежную
полосу, и я двинулся на юг вдоль пляжа, пока не вышел на развалины  первой
фермы.
     Если имеешь руки и есть к чему их приложить, то можно достичь  много.
В ангаре за развалинами дома стояла старая лодка.  Я  сумел  починить  ее,
поставил мачту и спустил на воду. С неделю ушло  на  то,  чтобы  запастись
провизией. Потом пришлось пережидать ураган. Потом я поплыл к  острову.  Я
не боялся проплыть мимо - связь с метеоспутником была исправная  -  боялся
лишь попасть в очередной ураган. Но мне повезло, и через шестнадцать суток
я достиг острова.
     Дальше все было просто. За исключением  одного.  Когда  я  подошел  к
Станции, я вдруг вспомнил, что мина по-прежнему наготове, а у меня не было
часов, чтобы знать, когда можно открыть внутреннюю дверь шлюза. На  поиски
ушло два дня, но часы - вещь слишком обычная, и среди развалин  поселка  я
обнаружил, наконец, старинные стенные часы с автономным питанием. Впрочем,
даже если бы я не нашел ничего, я бы выкрутился - маятник можно  соорудить
из чего угодно.
     Ровно через четыреста двенадцать суток молчания Станция  Связи  Сэлха
снова заработала.
     Через шестьдесят два дня легкий лайнер "Элиго" вышел на орбиту вокруг
Сэлха.


     На этот раз я лечу на третьем катере.  Вместе  с  капитаном  Эрхигом,
Дуар-о-Гесом, капралом Службы Связи, что заведует всей аппаратурой  нашего
ведомства на  крейсере  и  десятком  десантников.  Мы  -  последние  люди,
покидающие Сэлх. По крайней мере, в текущем столетии. Как я и  ожидал,  на
планете объявлен карантин - пока  на  сто  двадцать  стандартных  лет.  Я,
видимо, уже не доживу до того  дня,  когда  карантин  снимут.  Хотя,  быть
может,  и  сама  Метрополия  не  доживет  до  него.  По  крайней  мере  та
Метрополия, которую я знаю.
     Всего час прошел с тех пор, как Станция Связи была  уничтожена.  Все,
мне больше не о чем беспокоиться. Племя,  если  оно  сумело  добраться  до
пещер, выживет и размножится, но теперь  его  судьба  -  это  уже  не  моя
забота. Они сами виноваты в том, что случилось.  Сами.  Потому  что  таков
человек - он живет не только в мире,  который  его  окружает,  который  он
может воспринимать непосредственно,  он  живет  не  по  законам  животного
сообщества из которого вышел. Он живет в обществе,  и  значительную  часть
своих мотивов черпает не из окружающего мира, а  из  информационной  среды
своего  человеческого  общества.  Из  той   среды,   которую   так   легко
фальсифицировать.
     Наконец, перегрузки кончились, и мы выходим на орбиту. Еще полчаса  -
и я буду на "Элиго". Я смотрю вниз. Вот и побережье  Континента  -  совсем
рядом. Внизу, прямо под нами проплывает устье Голубого Маонга, затем озера
в предгорьях, горы. И снова океан. Сэлх был бы неплохим местом для жизни -
если бы не то, что случилось.
     - Надеюсь, это была всего лишь обычная лихорадка  Крепта,  -  говорит
капитан Эрхиг, оборачиваясь ко мне. Он сидит рядом, на  соседнем  сиденье,
на вид он суров и неприступен, но я знаю, что  внутри  капитан  совсем  не
таков - ведь я видел, как потрясло его все случившееся. Что ж, это  вполне
объяснимо. Он родился и вырос в таком же примерно мире - он сам  рассказал
мне об этом. Наверное, родись я на планете, подобной Сэлху, я  никогда  бы
не решился на то, что сделал. Но тогда я не был бы тем, кто я есть.
     - Скорее всего, капитан. Иначе бы я не выжил.
     Этот разговор повторяется у нас уже не в первый раз. "Элиго" -  всего
лишь легкий крейсер, он даже ни разу не участвовал в акциях -  по  крайней
мере под командованием капитана Эрхига. Конечно,  космос  и  сам  по  себе
опасен и бывает страшен для человека, но нет  ничего  страшнее  того,  что
человек готовит себе сам. Капитан Эрхиг не знает, что такое акция,  он  не
служил на десантных судах. Если бы знал, Сэлх не потряс бы его. Пять тысяч
погибших - разве это страшно?
     - Я слышал, ваши ребята облетели чуть не  всю  планету,  -  говорю  я
просто для того, чтобы поддержать разговор. Я не просто слышал, конечно, я
следил за ними, я боялся, что они обнаружат кого-то, не попавшего в племя,
что он им расскажет обо всем. Теперь, когда поправить хоть  что-то,  когда
вернуть хоть что-то из потерянного уже невозможно, было бы нелепо потерять
все из-за одного-единственного свидетеля. Но они никого не нашли -  только
развалины.
     - Да. Мы искали - может, хоть кто-то уцелел. Нашли несколько скелетов
- и только.
     - Я знаю. Мне трудно  объяснить  это,  капитан,  это  все  надо  было
видеть. Но я уверен - после  того,  что  здесь  творилось,  никто  не  мог
уцелеть.
     - Но вы-то уцелели.
     - Потому  что  пересидел  самое  горячее  время  на  Станции.  Только
поэтому.
     Мы молчим до самого крейсера. Потом, когда катер  втягивается  в  его
чрево, и раскрывается переходный люк, мы проходим первыми. Но  капитан  не
поднимается наверх, на палубу, и я  тоже  останавливаюсь.  Идет  разгрузка
того, что привез наш катер, матросы выносят из него длинные цилиндрические
контейнеры серого  цвета  и  закатывают  их  на  площадку  подъемника  для
отправки к стеллажам. После двух лет на Сэлхе лязг и  грохот,  заполняющие
это огромное металлическое помещение, действуют мне  на  нервы,  но  я  не
ухожу. Я жду капитана.  Наконец,  когда  последний  контейнер  положен  на
подъемник, капитан поворачивается ко мне.
     - Вы знаете, что в этих контейнерах?
     - Образцы?
     - Да. Страшный груз мы везем в Метрополию.
     Мы поворачиваемся и идем к лифту - капитан впереди, я следом. Что  ж,
капитан Эрхиг по-своему прав. "Элиго"  действительно  везет  в  Метрополию
страшный груз. Но не эти контейнеры.
     "Элиго" везет меня.