На
вытоптанной площадке был сооружен очаг из кирпичей, в  нем  горел  костер,
над костром висело на палке два котелка.
     - Ты одна? - спросил я, подходя к очагу.  Она  нагнулась  над  огнем,
сдвинула крышку с одного из котелков и помешала варево. Ответила не сразу:
     - Нет. Ребятишки где-то бегают.
     - Здоровы?
     - А чего им сделается? Облако-то на юг ушло. Ты садись вон на бревно,
тебя же ветром шатает.
     Я сел, снял защитный шлем и положил его на землю у ног.  Наверное,  я
действительно неважно выглядел - за трое суток с дезактивантом  я  потерял
килограммов пятнадцать, а это тяжело даже для здорового.  Но  зато  я  был
жив.
     - Так и жили все время?
     - Так и жили. Куда нам деваться-то?  Как  дом  пожгли,  мы  сюда  вот
перебрались. Не так уж и плохо.
     - Кто-нибудь заходит?
     - Как рвануло - ты первый.  Раньше-то  заходили,  а  теперь,  похоже,
вообще никого не осталось. Связь молчит.
     Связь молчала и у меня на Станции. Со спутником, конечно,  ничего  не
случилось, но все ведь было завязано на  ретранслятор  и  коммуникационный
центр в поселке. За эти дни никто, видимо, еще  не  сообразил  перестроить
аппарату для прямой связи. Да не все и смогли бы это сделать. А  ведь  это
скверно, подумал я в который уже раз, без связи никого не удастся собрать.
     Послышались детские голоса, и из-за  противоположного  угла  строения
показались двое мальчишек лет трех и пяти. Увидев меня,  они  замолчали  и
застыли на месте.
     - Ну чего встали? Идите руки мыть, - сказала им Ньяра и обернулась ко
мне. - Тебя испугались.
     Дети гуськом,  постоянно  оглядываясь  на  меня,  прошли  к  двери  и
скрылись внутри. Тотчас  же  оттуда  послышался  их  возбужденный  громкий
шепот.
     - А вода откуда? - спросил я.
     - Не знаю. Давно ведь строили. Течет из кранов - и хорошо.
     - А ты проверяла - может она теперь заражена?
     - Чем? И как? Все в доме  осталось.  Да  и  все  равно  другой  взять
неоткуда.
     - А что дальше-то делать думаешь?
     - А я  ничего  об  этом  не  думаю,  -  она  закусила  губу,  немного
помолчала. - О чем тут думать? Если бы не эти вот, - кивнула она в сторону
показавшихся из двери ребятишек, - так и вообще незачем было бы думать.
     Она отвернулась, наклонилась над костром и безо  всякой  нужды  снова
стала помешивать ложкой в котелке. Неудачный  она  очаг  соорудила,  да  и
котелки над ним неудачно  висят.  На  одной  палке  толстенной,  шатаются,
снимать неудобно.  Надо  бы  все  это  подправить,  подумал  я,  но  потом
спохватился: ни к чему. Бежать отсюда надо, бежать, а  не  устраивать  тут
жизнь.
     Мы поели - на улице, сидя на бревне перед очагом. Не знаю уж, что она
такое приготовила, но было вкусно. И мало. Последние дни, с тех пор, как я
ушел со Станции, я питался  лишь  концентратами  да  всякими  фруктами  из
садов, и все это мне порядком  осточертело.  Нормальная  горячая  похлебка
была в самый раз, но я  постеснялся  попросить  добавки,  тем  более,  что
варила она без расчета на меня. Потом Ньяра стала мыть посуду, а ребятишки
куда-то убежали. Она отнесла все в дом, вышла, села  на  бревно  рядом  со
мной и разрыдалась.
     Не умею я утешать. Да и смысла в этом абсолютно не вижу.  Хотя,  если
честно, потребовалось бы мне сейчас ее успокоить, если бы  ну  жизнь,  что
ли, зависела бы от этого - я бы успокоил. И слова бы  нашел,  вспомнил  бы
самые нужные, и интонацию, и тембр голоса - все бы подобрал и  утешил.  Не
зря же практическую психологию изучал, в конце-то концов. Но так мне гадко
было даже подумать об этом, что я сидел рядом и молчал, как  пень.  Кто-то
из древних сказал, что нет  человека,  который  не  совершал  бы  в  жизни
мерзких  поступков,  но  тот,  кто  сможет  осознать  тяжесть  содеянного,
посмотреть на себя со стороны, устыдиться и раскаяться, тот,  мол,  выйдет
очищенным, нравственно выросшим и все такое прочее. Может, это  и  правда.
Только до некоторого предела. А за  этим  пределом  уже  ни  очищения,  ни
нравственного роста ожидать  не  приходится,  и  остается  только  одно  -
зачерстветь душою, чтобы ничего не  чувствовать.  Я-то,  наверное,  предел
этот давно превзошел, и возврат уже невозможен, да только мерзко мне в тот
день был так, что куда там всем  физическим  мукам,  куда  там  всем  этим
последствиям дезактиванта... Действовать,  действовать  мне  надо,  нельзя
расслабляться и останавливаться, потому что обратной дороги  с  тех  самых
пор, как сделан был первый шаг, уже не было, потому что ни тут, ни  там  -
нигде уже не будет мне прощения и успокоения, если я расслаблюсь  и  упущу
из рук инициативу.
     Но если бы мог я предвидеть эти минуты наедине  с  Ньярой  еще  в  то
время, когда собирался на Сэлх, я ни за что  не  согласился  бы  прилететь
сюда.
     Я сходил через поле за своим оставленным излучателем, туда и  обратно
прямо по молодым всходам Гла-У, втаптывая  их  в  землю  назло  верещащему
киберу и всему миру заодно. Потом не удержался, разобрал очаг и  переложил
его получше, так, чтобы удобно было готовить и  не  мешал  бы  ветер.  Как
следует закрепил рогатины по  краям.  Сделал  крючья,  на  которые  вешать
котелки, длинный крюк, чтобы их снимать. Ньяра больше не плакала -  сидела
и молча смотрела, как я  работаю.  Я  уходил  внутрь  строения  -  в  нем,
оказывается, раньше была мастерская - возвращался снова, а она сидела  все
так же, не шевелясь, и не говорила мне ни слова.
     А потом солнце стало клониться к горизонту, и когда тень от ближайших
деревьев коснулась стены, она внезапно очнулась, сбросила с себя апатию  и
встала.
     - Господи, дети-то  где?  -  сказала  она  и  начала  звать  их.  Они
оказались рядом, тихо играли среди ближайших деревьев, и  прибежали  почти
сразу же.
     Потом мы разожгли костер и приготовили ужин.
     Когда дети уже спали, а мы сидели  и  смотрели  на  угли  догорающего
костра, я рассказал ей все. И о резиденте, и о директиве, и о том, что нас
теперь ожидает.
     Я снова был в форме и действовал так, как и следовало. Мне просто  не
оставалось ничего другого.
     На утро я отправился дальше - искать других уцелевших.
     Я не нашел никого. Но через четыре дня я  вышел  на  берег  Каопры  в
нижнем течении и пошел вдоль реки в сторону холмов. Через два дня я  дошел
до места впадения Пангла. Перебраться на  другой  берег  было  непросто  -
Каопра здесь еще достаточно быстра, но уже  глубока  и  полноводна,  но  я
нашел недалеко от берега упавшее дерево-траву камбанг,  наломал  сучьев  и
скрепил их ремнем от излучателя. Все  лишнее  пришлось  оставить  на  этом
берегу, даже оружие, даже защитный шлем.  В  два  приема,  с  высадкой  на
каменистой отмели метрах в ста от точки  отправления,  я  переправился  на
другой берег. Через час я был у Старого Ангара.  Это  действительно  очень
старый  ангар,  построенный,  наверное,   еще   первыми   колонистами   на
федеральных землях. Редко кто наведывался сюда,  у  фермеров  и  без  того
забот хватало, и я очень надеялся, что во время конфликта о Старом  Ангаре
попросту позабыли.
     Когда-то лес вокруг него был, вероятно,  вырублен,  чтобы  обеспечить
удобную посадку для машин, но это было  очень  давно.  С  тех  пор  вокруг
поднялись огромные  деревья,  и  только  перед  самым  ангаром  оставалась
небольшая чистая площадка, когда-то залитая асфальтом, но теперь  уже  вся
потрескавшаяся и кое-где поросшая сверху ползучей травой.  Ангар  оказался
цел, вернее, он был в том состоянии, в каком я  запомнил  его  -  замшелые
стены, черные провалы окон высоко над землей,  крыша,  заросшая  травой  и
мелкими кустами. Ворот давно уже не было.
     Я вошел внутрь. Из-под ног шмыгнула в темноту стайка двуногих ящерок,
кто-то - наверное мышь - пробежал по листу железа слева. Сквозь  окна  еще
пробивался свет, но было темновато, и я с полминуты простоял,  привыкая  к
полумраку.
     Справа  от  меня  стоял  остов  какого-то  допотопного  грузовика,  с
которого сняли все, что только можно было  снять.  За  ним  валялась  куча
старой металлопластмассы, за ней еще одна такая же. Наверное, когда-то это
были легковые машины. А за ними, в глубине ангара, проглядывало что-то.  Я
двинулся туда, стараясь обходить лужи застойной  воды.  Удача  приходит  к
тем, кто предусматривает все возможности. Это была машина Сен-Ку, я  купил
ее перед самым его отлетом и сразу же перегнал сюда.
     Я обошел машину со всех сторон. Ничего не изменилось  за  это  время.
Никто не заходил сюда с тех пор. Я так и предполагал. Что может быть нужно
обычному здравомыслящему человеку в таком месте? Да если бы кто и зашел  -
Сэлх не тот мир, где можно угнать, украсть машину. Разве что детишки могли
побаловаться, но до ближайшей фермы часов пять хода. Да и непросто было бы
ее угнать - энергоэлементы я заранее вынул и спрятал.
     Я открыл дверь с кодовым замком, залез внутрь и  нашарил  лопату  под
задним сидением. Рядом лежал карабин, но его я трогать не стал,  а  вместо
этого достал из перчаточного ящика лазерный пистолет и сунул в  карман.  В
лесу от карабина не больше пользы - видимости-то почти никакой.
     Я вылез из машины и тихо  прикрыл  дверь.  Надо  было  спешить  -  до
темноты оставалось не больше часа, и мне не  хотелось  снова  ночевать  на
земле у костра. Тем более, что я был так близко от цели. Я вышел из ангара
и быстро пошел вверх по склону.
     Назад я  возвращался  уже  в  сумерках,  неся  за  плечами  рюкзак  с
энергоэлементами. Лопату я бросил у ямы, больше она мне не понадобится.  В
ангаре было совершенно темно, и я наступил-таки в  лужу  правой  ногой,  а
потом споткнулся и чуть было не растянулся на полу. Наощупь открыл машину,
поднял капот и вставил  блоки  питания.  Снаружи  вновь  поднялся  сильный
ветер,  он  шелестел  листьями,  раскачивал  ветви  деревьев,   доносились
какие-то вздохи и  скрипы,  слышались  звуки  шагов,  и  все  это  изрядно
действовало на нервы. Даже руки у меня  дрожали  -  правда,  наверное,  не
столько от страха, сколько от усталости. Когда наконец  последний  элемент
встал на место, то я настолько разнервничался, что не стал даже  проверять
подключение, а захлопнул капот и быстро забрался в машину. Мне  все  время
казалось, что кто-то наблюдает за мной  из  темноты,  и  это  ощущение  не
прошло  даже  тогда,  когда  я  закрыл  за   собой   дверь   и   затаился,
прислушиваясь, внутри машины. Использование  светоусилителей  не  проходит
даром, отвыкаешь от  темноты,  и  она  постоянно  кажется  таящей  в  себе
опасность.
     Первым делом, еще не включая пульт управления, чтобы не  выдать  себя
подсветкой, я нащупал кнопку поляризации окон и нажал ее. И только  потом,
когда находящееся внутри машины стало невидимым для внешнего  наблюдателя,
включил подачу энергии и одновременно с этим  светоусилители.  Все  вокруг
стало видно, как днем. И осколки кирпичей под стенами. И  мышек,  деловито
снующих туда-сюда у выхода, и остовы допотопных машин по сторонам.
     И застывшую человеческую фигуру в углу.
     Я вздрогнул, потому что как всегда в глубине души считал, что все мои
страхи беспочвенны, что я напрасно даю волю  своему  воображению.  Но  это
действительно был человек.
     Подросток. В мятой, рваной одежде. Безоружный.
     Он застыл, всем телом вжавшись в угол, почти не дыша. Это мне  только
казалось, что я слышу чьи-то шаги и чье-то  дыхание.  Я  мог  бы  спокойно
уйти, так и не услышав его.
     Он боялся меня гораздо больше, чем я боялся неизвестности  в  темноте
за спиной.
     Я внимательно оглядел ангар - больше никого не было видно.  Да  и  не
было больше никого, скорее всего, не стал бы он так вот вжиматься в  угол,
если бы был не один. Одиночество удесятеряет страх. Эх,  если  бы  мне  не
быть таким одиноким...
     Я медленно поднял машину в воздух, развернул ее в сторону застывшей в
углу фигуры и снова опустил на пол. Под днищем  что-то  захрустело,  и  он
вздрогнул, открыл рот и  вытянул  вперед  руки,  как  бы  отталкиваясь  от
чего-то невидимого. Что делать? Оставить его здесь и улететь? Но  как  его
потом разыщешь? И сколько их еще таких на острове? Взять с собой?
     Я еще раз огляделся по сторонам, потом выключил  подсветку  пульта  и
светоусилители, открыл окно. Пугать его понапрасну не  стоило.  Я  высунул
голову в окно и насколько мог спокойно сказал:
     - И долго ты собираешься там стоять?
     Он нечего не ответил, да я  и  не  ждал,  что  он  ответит,  поэтому,
помолчав с полминуты, сказал:
     - Значит, так. Через две минуты я улетаю. Если хочешь, можешь  лететь
со мной. Не хочешь - оставайся.
     Я закрыл окно, снова включил светоусилители. Он по-прежнему  стоял  в
углу, нерешительно поворачивая голову из  стороны  в  сторону.  Я  включил
габаритные огни, и он зажмурился от неожиданно яркого света, но с места не
сдвинулся. Тогда я медленно стал поднимать машину в воздух и разворачивать
ее в сторону ворот. И он не выдержал, крикнул:
     - Стойте! Я с вами! - и как слепой двинулся вперед, потому что  света
от габаритных огней было все-таки недостаточно. Я опустил  машину,  открыл
правую дверь, подождал, пока он сядет, и тронулся к выходу. Это  оказалось
совсем непросто - провести ее мимо всего хлама, что тут  скопился,  и  мне
было не до разговоров. Кое-как, обо что-то царапнув левым бортом, я  вывел
ее из ангара и поднял над лесом.
     Теперь я мог лететь куда угодно. Энергии хватит на то, чтобы  десяток
раз облететь всю планету.
     Теперь можно было поговорить.
     - Ты кто? - спросил я, поворачиваясь к подростку.
     Ему было лет  пятнадцать,  может  даже  меньше.  Худой  и,  наверное,
голодный. Впрочем, и я тоже давно не ел по-нормальному, с самого ухода  от
Ньяры. Левая щека парня расцарапана, одежда кое-где порвана. Не иначе, как
продирался через заросли арсанов, и чего его туда понесло? На руках  -  он
держал руки на коленях, сидел в напряженной  позе,  не  шевелясь  -  следы
ожогов.
     - Эликон, - ответил он на мой вопрос.
     - А фамилия?
     - Арвел.
     Фамилия знакомая, но никого из его родственников я не знал.
     - Ты что там делал?
     - Пришел за вами.
     - Когда?
     - Я увидел вас еще на берегу, крался следом. Потом, когда вы вышли  с
лопатой, забрался внутрь.
     Хорошо он крался. Я шел быстро, но ничего не слышал.
     - А почему раньше не подошел?
     - Боялся.
     Хорошая штука, этот страх. Он боялся меня, и так бы  и  мог  остаться
темной ночью в этом дурацком Старом Ангаре. Я боялся кого-то в темноте, и,
попробуй он подойти ко мне,  наверное,  выстрелил  бы  -  просто  так,  от
страха, долго ли пистолет-то выхватить?  Все  теперь  на  планете  чего-то
боятся.
     - Давно скитаешься?
     - Давно. Как дом пожгли - с тех пор.
     - А родные где?
     - Нет никого. Там остались, - он отвернулся, шмыгнув носом.
     - Понятно.
     Я остался один в шесть лет, кажется.  Теперь  уже  не  помню.  В  его
возрасте, наверное, это тяжелее.
     - Кто на вас напал?
     Он сначала ничего не ответил, потом, хлюпнув еще раз носом, сказал:
     - Я не знаю. Я ночью проснулся -  кто-то  стреляет.  Потом  внизу,  у
выхода, как рванет. И пожар начался. Я дверь открыл - оттуда дым, чуть  не
задохнулся. В окно вылез, прошел по карнизу до угла, там спрыгнул -  мы  с
братом всегда так делали, там клумба внизу. Тут  кто-то  в  меня  стрелять
стал - я и побежал в лес. А утром вернулся - ничего  не  осталось,  только
стены стоят.
     - А соседи?
     - Мы далеко от всех жили. Я только к вечеру до них дошел. И там  тоже
все сгорело, никого не было.
     - Так ты что, вообще людей больше не встречал?
     - Видел один раз издалека. Но я  не  решился  подойти  -  они  все  с
карабинами были.
     Я поднял машину вверх на пару километров и медленно повел ее  на  юг.
Когда-то с такой высоты ночной остров усеивали многочисленные точки огней,
но теперь все внизу под нами  было  однообразно-темным.  Светоусилители  я
выключил - взошла Маола и они стали не нужны. Почти  под  нами,  несколько
впереди располагалась вершина Лакупу  с  высоченным  обрывом  на  северном
склоне, за ней проглядывал Йенг-хорн. Лететь к Станции или нет? - думал я.
А вдруг там резидент? Вроде бы, я должен и этого опасаться? И когда же все
это в конце-концов кончится, да и кончится ли теперь?
     Не за свое я все-таки дело взялся. Это все в теории выглядит просто и
понятно, когда имеешь дело не с обычными  живыми  людьми,  а  с  какими-то
абстракциями, с отвлеченными понятиями. Когда моделируешь все общественные
процессы, распространение информации в обществе, ее воздействие на  людей,
взаимодействие с  другой,  противоречащей  информацией.  В  Академии  нам,
наверное, намеренно прививают такое отношение  к  людям,  к  человечеству,
абстрактно-отвлеченное отношение. Мы привыкаем  не  видеть  за  всем  этим
реальных людей. Да мы их и не видим обычно. Мы  -  Служба  Связи.  Мы  над
обществом и вне общества,  над  людьми  и  вне  людей.  Мы  распространяем
информацию - раньше, в древности, это бы называли дезинформацией,  раньше,
наверное, к информации в собственном смысле  этого  слова  отношение  было
пуританское - и тем самым даем кому-то ограниченную возможность  управлять
обществом, а самому обществу - возможность существовать. И развиваться.
     Без нас оно ни существовать, ни развиваться не могло бы.
     Да и сейчас оно не больно-то развивается. Застыло  на  одном  уровне.
Ведь развитие, его темпы и  направления  определяются  соотношением  между
стабильной информацией и  информацией  динамической,  и  чем  больше  доля
первой, тем медленнее его  темпы,  тем  труднее  обществу  реагировать  на
меняющиеся  условия  существования.  Когда-то  в  древние  времена,  когда
информация передавалась в лучшем случае со скоростью всадника, и ее  объем
был крайне ограничен, все существование устойчивых сообществ  на  огромных
пространствах базировалось почти исключительно на стабильной информации  -
на религии, на вере в то, что правят миром избранники богов,  на  законах,
выработанных еще далекими предками и впитавшихся в плоть и кровь людей. Но
менялись внешние условия, и все рушилось,  потому  что  всякая  стабильная
информация может быть неверной,  не  соответствовать  реальному  положению
дел.  И  в  конечном  итоге  всегда  побеждали  те  сообщества,  где  доля
динамической информации оказывалась выше. Если, конечно, менялись  условия
обитания.
     А сейчас эти условия снова меняются.
     Йенг-хорн  остался  позади,  и  я  стал  постепенно  снижать  машину,
увеличивая  скорость.   Включил   светоусилители,   чтобы   лучше   видеть
поверхность. Сразу же далеко впереди яркой белой  точкой  показался  купол
Станции, и я направил машину в его сторону. Через десять минут  я  посадил
ее у входа, предварительно облетев холм со всех сторон. Здесь, конечно же,
никого не было.
     - Мне надо кое-что забрать со Станции, - сказал я. - Ты, Эли,  посиди
пока в машине и не выходи - тут еще, наверное, порядочная радиоактивность.
     Он кивнул в ответ, я отворил дверь и  вышел.  Потом  просунул  внутрь
голову и сказал:
     - Я вернусь примерно через час. Принесу поесть.
     Я оставил все в машине включенным. Я не боялся,  что  он  улетит  без
меня.
     Внутри Станции все было, как всегда. Светло, тепло,  чисто,  сухо.  Я
скинул с себя грязную одежду, вынул все  из  карманов,  сложил  на  столик
около кровати, а тряпки сунул в утилизатор. Тщательно вымылся  под  душем.
Когда я еще сумею сюда вернуться? Оделся  во  все  новое,  сверху  натянул
новую защитную форму из второго комплекта, вынул  шлем  и  положил  его  у
выхода. Прошел к главному пульту.
     За время моего отсутствия не было принято ни  одного  сообщения,  все
выглядело тихо и спокойно.  Я  раскрыл  сейф  и  достал  оттуда  бумаги  с
переговорами резидента. Ради этого я, собственно, и вернулся. Все  заранее
было сложено в па