пку и запечатано. Я положил ее рядом со шлемом, прошел на
кухню и собрал всякой еды - побольше и получше. Все. Больше  задерживаться
здесь не стоило. Пора лететь на Континент.
     Мы сделали привал на ночь на вершине одного из  холмов  к  северу  от
поселка, а утром, сразу после завтрака полетели на восток. Через два  часа
впереди показался берег. Здесь, южнее Голубого Маонга, он был  обрывист  и
высок, но между скалами обрыва и  океаном  на  полторы  тысячи  километров
протянулась полоса пляжа - самого грандиозного на  Сэлхе.  Когда  налетает
ураган, волны катятся по песку до самых скал, и нет спасения  от  них  для
того, кто не успеет отступить - улететь или вскарабкаться вверх по  редким
крутым тропкам, проложенным  миллионами  поколений  обрывных  ящеров,  что
откладывают яйца в горячий песок у подножия  скал.  Потом,  когда  из  яиц
вылупляются их личинки и на целый месяц заполняют полосу  прибоя,  охотясь
за псевдорыбами, пляжи становятся недоступными и опасными. Но через  месяц
отъевшиеся личинки пятиметровой длины вновь закапываются в песок, чтобы за
год  подземной  жизни  отрастить  себе  по  шестнадцать   лап-присосок   и
превратиться в  настоящего  обрывного  ящера  -  неповоротливое  существо,
питающееся лишь водой, воздухом и лучами солнца - и пляжи снова становятся
безопасными. Пока не налетит ураган.
     Я снизил машину до пятисот метров  и  полетел  на  юг  вдоль  верхней
кромки обрыва. Где-то там, впереди, было несколько ферм, куда - я это знал
наверняка - бежали многие с острова. Я никогда там не  был,  но  фермы  на
Сэлхе  никогда  не   прятались,   наоборот,   они   выделялись   на   фоне
фиолетово-зеленой растительности ярким цветом построек, и  сочной  зеленью
полей и лугов.  Я  был  уверен,  что  не  пролечу  мимо.  Слева,  всего  в
сотне-другой   метров   уходил   вниз    знаменитый    обрыв,    сложенный
светло-коричневыми, иногда почти желтыми песчаниками. Кое-где  он  казался
покрытым темно-красной рябью - это  обрывные  ящеры  гроздьями  висели  на
скалах, подставив солнцу свои фотосинтезирующие бока.
     Через час мы достигли фермы Оланга.
     Вечером, когда все население временного поселка собралось перед  моим
домом, я рассказал о полученной директиве. Я знал, что последует дальше. Я
знал, что пройдет всего лишь несколько  дней,  и  кто-то  -  неважно,  кто
именно - скажет:
     - Единственное, чего я боюсь - это предательства.


     Ночевали мы на вилле Гарраучи. Она совсем не  пострадала,  хотя  сад,
которым Гарраучи так гордился, зарос скхином, и желтеющие листья  деревьев
при малейшем порыве ветра падали  вниз,  усыпая  желтыми  пятнами  молодую
зелено-фиолетовую поросль скхина, которая достигала  уже  полутораметровой
высоты. Если бы хозяин виллы был жив, он, наверное, не  перенес  бы  этого
зрелища. А нам было все равно. Никто даже не позаботился включить  киберов
для расчистки - надолго задерживаться здесь мы не собирались, возвращаться
сюда - тоже.
     Мы последний раз прочесывали остров.
     План операции, даже сам ее замысел,  рождался  в  муках.  Не  всем  и
далеко не  сразу  стала  ясна  необходимость  ее  проведения,  не  все  из
собравшихся в главном лагере на Континенте и сейчас поддерживали эту идею.
Но как это иногда случается, в споре победили те, кто предлагал конкретный
план действий. Противники же  прочесывания  не  могли  предложить  ничего,
кроме бездействия и ожидания для всех нас, возможно, гибельного.
     Самым острым стоял вопрос о резиденте - ни в коем случае нельзя  было
допустить, чтобы он  снова  вышел  на  связь  с  Метрополией.  Подозревать
следовало всех - в этом  Эни  Салдо  был  абсолютно  прав.  Из  всех,  кто
собрался в главном лагере, один лишь я был на первых порах вне подозрений,
но на этот счет я себя иллюзиями не тешил - ступи я хоть один-единственный
раз внутрь Станции во время пребывания на острове,  и  наверняка  найдутся
люди, которые заподозрят меня в предательстве.  Станция  для  меня  теперь
закрыта. Возможно, навсегда. Хорошо, что я успел тогда, в  последнее  свое
посещение, привести все внутри  в  порядок,  заменить  аварийные  блоки  и
уничтожить все лишнее - сделать это когда-нибудь позже мне,  наверное,  не
удалось бы.
     Я всегда отличался предусмотрительностью.
     После долгих споров решили, наконец, что  во  время  прочесывания,  с
самого первого момента нашей высадки на остров Станцию круглосуточно будут
охранять четыре часовых. Это, конечно, не  исключало  того,  что  резидент
сумеет прорваться внутрь силой, как не гарантировало и от того, что он уже
находится внутри Станции или успеет туда раньше нас. Но в таком  случае  к
нам он уже никогда присоединиться не  сможет.  Минирование  гарантировало,
что он не покинет Станцию до прибытия подмоги из Метрополии. О мине, что я
установил внутри Станции, в шлюзе, говорить я не  стал,  чтобы  не  лишать
резидента, если он находится среди нас, возможности  на  ней  подорваться.
Поэтому, когда прочесывание все-таки началось,  один  я  был  уверен,  что
Станция все еще пуста.
     Нам удалось собрать в лагере около пятидесяти машин, из них  шесть  -
тяжелых  грузовиков,  но  вот  с  энергоэлементами   было   туго.   Жители
Континента, чьи фермы при конфликте не  пострадали,  не  спешили  делиться
своими запасами даже после сурового решения Совета о наказании виновных  в
укрывательстве, а найти большие запасы где-то  на  острове  теперь,  после
гибели складов, представлялось маловероятным.  Уже  в  силу  одного  этого
отряд, собранный для прочесывания, был  немногочисленен:  всего  пятьдесят
три человека на трех грузовиках и шести машинах. Восемь человек,  сменяясь
через  полсуток,  постоянно  дежурили  четверками   около   Станции.   Для
прочесывания оставалось всего сорок пять  бойцов.  Правда,  мы  постоянно,
особенно вначале, получали пополнение из числа тех,  кого  находили  -  на
фермах, уцелевших от разрушения, а то и просто в лесах - но пополнение это
было ненадежным, и мы старались отправить их  на  Континент  с  первым  же
попутным транспортом.
     Мы начали прочесывание  с  юга  -  потому  и  обосновались  на  вилле
Гарраучи. Она стояла над высоким обрывом, почти у самой оконечности Южного
мыса, и попасть туда можно было только по воздуху. Вид на океан  отсюда  в
любую погоду открывался великолепный и величественный, но нам было  не  до
того, чтобы им любоваться. Мы работали - с утра и до  позднего  вечера,  а
иногда  и  ночами  патрулировали  на  небольшой   высоте   над   островом,
высматривая хоть кого-то из уцелевших. Конечно  -  даже  несмотря  на  всю
технику, которую подключили мы к поискам - всякие там инфракрасные сканеры
и оперативные анализаторы изображений - укрыться  от  нашего  прочесывания
было проще простого. И основную надежду мы возлагали не на свои поиски,  а
на установленные на каждой машине динамики, которые непрерывно  вещали  на
сотни метров вокруг о том, что после нашего  ухода  остров  будет  заражен
вирусом лихорадки Крепта, смертельной для человека.
     Мы не блефовали - у нас имелся этот вирус. Немного, но достаточно для
того, чтобы остров  на  год-два  -  больше  вирусы  лихорадки  Крепта  вне
консервации не сохраняются - стал смертельно опасным для человека.  Я  сам
удивился, когда услышал об этом от Румбо - давно еще, до взрыва. Тайник  с
контейнерами был обнаружен тогда  в  именье  Гэптоков.  Как  этой  семейке
удалась такая авантюра -  ведь  провоз  этого  оружия  на  планеты,  члены
Ассоциации по законам Метрополии карался смертной казнью - я не знаю.  Мы,
Офицеры Связи - элита, но даже мы не ведаем всех пружин, что движут миром.
Румбо с несколькими подручными куда-то перепрятал контейнеры, но мы знали,
что новый  тайник  расположен  неподалеку  от  бывшего  штаба  противников
Комитета, и после двух дней поисков отыскали его. Нам не было нужды  врать
- у нас и имелся вирус лихорадки Крепта, и намерение заразить им остров.
     Пока одна группа прочесывала остров в поисках людей,  другая,  шедшая
по ее следам, собирала все, что могло иметь хоть какую-нибудь  ценность  в
будущем. Все  сознавали,  что  отныне  Сэлх  будет  отрезан  от  снабжения
Метрополией, и поэтому иными глазами смотрели на  привычные  прежде  вещи.
Увезти на Континент,  конечно,  могли  далеко  не  все,  что  собирали  на
площадке перед виллой Гарраучи, но пока старались об этом не думать, и  на
грузовиках  свозили  без  разбора   и   сельскохозяйственных   киберов   и
всевозможный инструмент, и  случайно  уцелевшие  мнемоблоки  из  сгоревших
библиотек, и  посуду,  и  кухонную  утварь,  и  даже  кое-что  из  мебели.
Периодически, раз в два-три дня, мы грузили самые  ценные  из  находок  на
один из грузовиков, сажали туда же  нескольких  из  найденных  на  острове
жителей и отправляли на Континент.  Каждый  такой  рейс  обходился  в  два
энергоэлемента.
     Вся операция длилась шестьдесят суток, трое из которых пропало  из-за
урагана. Мы  обнаружили  сто  восемьдесят  девять  человек,  включая  двух
грудных детей - вдвое, если не втрое больше, чем рассчитывали - и потеряли
одного человека убитым после того, как одна из  машин  была  обстреляна  в
седловине  между  Йенг-хорном  и  Лакупу.  Других  потерь  не  было,  хотя
одиночные выстрелы по нашим машинам случались почти каждый день. По  нашим
оценкам - это следовало  из  сравнительного  анализа  того,  что  говорили
вышедшие к нам люди, а также мест, откуда стреляли по машинам - на острове
оставалось теперь не более десятка человек. Терять на них время мы уже  не
могли.
     В тот вечер я чувствовал себя измочаленным до  предела  после  целого
дня полетов. Мы заканчивали прочесывание в  районе  дельты  Каопры,  время
поджимало, и поэтому трое суток  подряд  ночевали  где  попало,  не  тратя
времени на возвращение  на  виллу.  И  вот  сегодня  в  полдень,  наконец,
патрулирование закончили,  обнаружили  последнюю  пару  подростков  уже  у
самого Северного мыса и вернулись на юг. Еще  несколько  дней  на  укладку
всего, что мы хотели увезти,  и  можно  будет  заражать  остров  и  бежать
отсюда. Всем не терпелось скорее покончить с этим делом, пока не  подоспел
рейдер с Особым Отрядом.


     Меня разбудил яркий свет, вдруг ударивший  в  глаза.  Я  инстинктивно
заслонился от него ладонью и попытался перевернуться на живот, чтобы спать
дальше, но кто-то сильно тряс меня за плечо, не переставая  повторять  мое
имя, и в конце концов я проснулся.
     - Проснись, Мэг, проснись, - дошел, наконец, до меня чей-то голос,  и
я, протирая глаза, сел. Передо мной, с фонариком в  руке  -  он  догадался
опустить его, и свет теперь не резал глаза - стоял Вэнноу. Я зевнул,  так,
что чуть не вывернул челюсть, потом протер глаза и огляделся. Было  темно,
Ситэлх еще не взошел, Маола последние дни всходила днем, и все  небо  было
усыпано яркими звездами, с севера  на  юг  почти  через  зенит  протянулся
Млечный  Путь.  Внизу  беззлобно  рокотал  прибой,  гребни   волн   слегка
светились, и у горизонта это свечение сливалось в белесую полосу. На  фоне
этой полосы, у самого края обрыва метрах в сорока  справа  темнели  чьи-то
фигуры - человек пять, не меньше. Они о чем-то говорили, но слов  было  не
разобрать.
     - Я уж испугался, что тебя тоже ухлопали, -  сказал  Вэнноу,  помогая
мне подняться.
     - Кому это нужно меня ухлопывать, хотел бы я знать, - сказал я, снова
зевая. И тут вдруг окончательно проснулся. - Ты сказал "тоже"?
     - Да, - как бы случайно Вэнноу скользнул лучом фонарика по месту, где
я лежал. За два или три часа трава куорта успела  расползтись  в  стороны,
обнажив плотную, сухую землю - здесь всегда так: ложишься на мягкую траву,
а просыпаешься на каменьях.
     - Нэг-Ара столкнули с обрыва.
     - Кто?
     - Знать бы. Около часа назад  слышали  его  крик.  Наверное,  это  он
кричал, хотя кто теперь разберет, - Вэнноу двинулся к  стоявшим  у  обрыва
людям. Я пошел следом.
     - Его нашли?
     - Куда там, в такую-то темень.  Просто  все  остальные,  кроме  него,
нашлись.
     Мы подошли к самому обрыву, стоявшие там повернулись в нашу  сторону,
но лиц я не мог различить.
     - Мэг спал здесь и ничего не слышал, -  сказал  Вэнноу,  обращаясь  к
крайнему.
     - Это точно? - голос Эни Салдо прозвучал резко, как выкрик.
     - Точно.
     - Не совсем, - вмешался я. - Я  не  сразу  заснул,  сначала  задремал
просто. Мне кажется, я слышал какой-то крик. А до этого тут кто-то  ходил,
слышались тихие разговоры.
     - Ты их видел, Мэг? Узнал хоть кого-нибудь?
     - Нет, я даже глаз не раскрывал. Но по-моему, все  это  было  раньше,
чем час назад, еще на закате - я чувствовал, что солнце еще светит.
     - Нет, крик я услышал, когда было уже темно, - сказал кто-то слева.
     - И я тоже, - этого я узнал, это был Син Крадов, он в свое время  раз
пять облетел весь Сэлх, и  любил  рассказывать  об  увиденном  в  погребке
Тэррена.
     - Может он просто оступился в темноте, - сказал я.
     - Все может быть, Мэг. Может, и оступился, кто его знает. Только  вот
куда тогда подевались мнемоблоки из библиотеки  Гэптоков,  с  которыми  он
возился в последние дни?
     - Они исчезли?
     - Да, Мэг, как в воду канули, - Энн Салдо отошел от обрыва и неспешно
двинулся по тропинке к вилле. Все остальные потихоньку пошли за ним.
     - И что самое странное в этом деле, Мэг,  это  то,  что  ты  оказался
поблизости.
     - Почему?
     - Потому что он что-то такое обнаружил  в  этих  мнемоблоках,  о  чем
хотел с тобой посоветоваться. Ты, наконец, прилетаешь и он погибает.
     - Да, это действительно странно. А он не говорил, о чем хотел со мной
посоветоваться? - я почувствовал, что весь дрожу от внутреннего напряжения
в ожидании ответа.
     - Нет, насколько я знаю, он не говорил ничего, - бросил  через  плечо
Эни  Салдо.  Мы  шли  теперь  по  узкой  тропинке  между  кустов  кубрака,
растянувшись гуськом. Лучше, конечно, было бы помолчать, не выдавать  себя
голосом, потому что в такой темени среди кустов  мог  затаиться,  поджидая
нас, кто угодно. Но я не выдержал, и спросил еще:
     - А копий он не сделал? Вы проверяли?
     - Судя по всему, нет. Мы еще не успели проверить.
     - А не мешало бы пустить слух, что есть копии, -  сказал  я,  понизив
голос. Это надо было сказать сейчас, пока мы еще не дошли до виллы,  потом
могло быть уже поздно.
     - Зачем? - Эни Салдо даже приостановился на мгновение, и я  наткнулся
на его спину.
     - Чтобы резидент не чувствовал себя  спокойно,  -  как  о  само-собой
разумеющемся сказал я. - Чтобы он не думал, что ликвидировав  Нэг-Ара,  он
ликвидировал опасность.
     - А вы считаете, что это был резидент?
     - Уверен. Больше некому. Нэг-Ар  шел  ко  мне  с  каким-то  вопросом.
Наверное, что-то из того, что мне  может  быть  известно,  что  я  мог  бы
ответить Нэг-Ару, представляло  для  резидента  опасность.  Не  исключено,
конечно, что опасность эта мнимая, но он предпочел не рисковать.
     - Значит, вы считаете, что резидент среди нас?
     - Он должен был быть или среди нас, или на Станции. Теперь я  уверен,
что на Станции его нет. И это уже хорошо.
     - Но почему тогда он не убил вас, Мэг? - спросил Эни Салдо, когда  мы
уже подходили к вилле.
     - Я думаю, он попросту не нашел меня. Но он может это сделать в любую
минуту.
     Я не врал ему.  Резидент  действительно  мог  находиться  среди  нас.
Резидентом, в конце концов, мог быть даже сам Эни Салдо, хотя он и родился
на Сэлхе, хотя он и  провел  здесь  всю  свою  жизнь.  У  Метрополии  есть
разнообразные способы вербовки, и среди  экипажа  "Раногоста"  вполне  мог
проникнуть сюда квалифицированный трансформатор. И резидент  действительно
мог желать убить меня. Но этого я боялся гораздо  меньше,  чем  настоящего
Эни Салдо, такого, каким он был, чем остальных  -  тоже  настоящих,  живых
людей. Они были для меня сегодня более опасны.  Но  говорить  об  этом  я,
конечно, не стал.
     Вся площадка вокруг виллы была залита светом,  среди  контейнеров  со
свезенным сюда добром ходили сосредоточенные люди,  некоторые  осматривали
содержимое вскрытых  контейнеров.  Заметив  наше  приближение,  с  крыльца
спустился Ансио Пак, первый заместитель Салдо в нашей операции на острове.
     - Ну как? - спросил его Салдо.
     - Значит, - посмотрев на меня, сказал Пак задумчиво, -  это  все-таки
был Нэг-Ар. Я уж и не думал вас увидеть, Мэг.
     - Нашли вы что-нибудь?
     - Пока нет. Но ищем.
     - Как следствие?
     - Какое следствие, шеф? Смех один. Времени у нас сейчас слишком мало,
чтобы серьезное следствие проводить.
     - Я спросил - как следствие? - Эни Салдо в  упор  посмотрел  на  Пака
неприязненным взглядом, и тот, несколько смутившись, ответил:
     - Мы допросили уже пятнадцать человек -  из  числа  тех,  кто  что-то
слышал или считает, что знает что-то по делу. Сейчас допрашиваем четвертую
пятерку. Но это же смех один,  шеф,  с  нашей  техникой  сейчас  следствие
провести - дней пять потребуется, пока первые результаты получим. А  потом
еще перекрестные допросы...
     - А вы поторопитесь, Ансио, может и раньше успеете.  К  тому  же,  не
успеете закончить  здесь  -  завершим  на  Континенте,  дело  стоит  того.
Работайте, работайте, Ансио.
     Салдо повернулся к нам спиной и  зашагал  куда-то  к  дальнему  концу
площадки.
     - А меня-то вы когда вызовете? - спросил я у Пака. Вид у  него  после
полученного выговора был несколько смущенный, он даже не сразу среагировал
на мой вопрос, потом как бы очнулся, вздрогнул и посмотрел на меня:
     - А вы можете сообщить что-то существенное?
     - Вряд ли. Правда, мне кажется, что  я  слышал  крик  еще  до  захода
солнца, но я мог и напутать.
     - Знаете, Мэг, чуть позже. Я сам вас найду. Сейчас, ей-богу, не  знаю
за что и взяться, голова кругом...
     Он повернулся и скрылся  за  дверью.  Умница  он,  этот  Пак.  Бывший
инспектор образования при мэрии - это что-то наподобие  министра  в  более
населенном мире. Конечно, хорошо, что он уцелел при конфликте, но в  такое
время, как сейчас, гораздо больше пользы от заскорузлых фермеров вроде Эни
Салдо. Там, где  Пак  и  ему  подобные  станут  сомневаться,  Салдо  будет
действовать, организация прочесывания острова - во многом его заслуга.
     Пока я раздумывал, чем мне теперь заняться, и не  разумнее  ли  всего
отыскать среди  этого  содома  более  или  менее  тихий  закуток  и  снова
завалиться спать, наплевав и на резидента, и на всех остальных,  заработал
динамик, установленный на метеовышке в дальнем углу площадки.
     - Внимание! - раздался голос Эни Салдо.  -  В  связи  с  чрезвычайным
происшествием сегодня вечером, в  отряде  вводится  осадное  положение.  С
настоящего момента начинается срочная эвакуация на Континент.  Запрещаются
любые отлучки с  территории  виллы,  старшие  пятерок  отвечают  за  своих
подчиненных.  Прошу  всех  без  исключения  собраться   перед   виллой   и
разобраться по пятеркам - немедленно. И пусть старшие групп доложат мне  о
том, кого нет.
     Я отошел на несколько шагов в сторону, чтобы не оказаться на  пути  у
тех, кто будет выходить из виллы. И тут раздался взрыв...


     - Ну как? - спросил я, открывая дверь.
     Онги пожал плечами.
     - Пока ничего. Но мы же не знаем, что будет дальше.
     - А может быть, все это пустое. И мы напрасно стараемся, - кивнул я в
сторону контейнера, стоявшего в углу.
     - Откуда я знаю? Может, и пустое.  Меня  не  учили,  что  есть  такая
болезнь. Это все ваше, из Метрополии.
     - Но вы же врач.
     - Как врач я вам говорю - признаков болезни  пока  не  обнаружено.  И
перестаньте ко мне приставать, в конце концов.
     Я  закрыл  дверь,  пошел  дальше.  Шесть  дней  прошло  -  и  никаких
признаков. Что-то странно все это. Неужели контейнеры Гэптоков -  блеф?  А
я-то так радовался, когда их обнаружили. Это  было  просто  подарком,  это
было самым