Толпа ревела...
   Ариадна стояла на помосте, опершись  на  бронзовый  парапет  и  глядя  на
залитый солнцем амфитеатр. Одежды на ней не было.
   Этого не могло происходить с ней.
   Но это происходило.
   Слава Богу, она была пьяна.
   Три дня взаперти сами по себе оказались малоприятными. Три дня в  темнице
с Мейзи... нет, она несправедлива. Она была очень даже рада обществу  Мейзи,
и они как могли утешали друг друга. Одной бы ей пришлось гораздо тяжелее,  к
тому же Мейзи оказалась далеко не худшим вариантом сокамерницы.  Очень  даже
славная девочка эта Мейзи, недалекая, но добрая.
   Ей не посчастливилось - надо же уродиться с потрясающим телом  в  этом  -
она имела в виду двадцатый век, а не фантазию на тему античности -  все  еще
мужском мире, и все же она ухитрилась  оставаться  девственницей  вплоть  до
момента, когда затащила Грэма к алтарю, чего ей, Ариадне, не удалось.
   Неплохая  девочка,  только  недостаточно  хорошая  -   или   недостаточно
взрослая, - чтобы стать матерью Лейси или Алану. Грэму она подходила в самый
раз.
   Как их прихорашивали... После трех дней сидения  взаперти  их  вывели  на
рассвете, проводили в  подобие  бани,  где  отдали  на  растерзание  команде
хихикающих  рабынь,  вымывших  и  вытерших  их  до  блеска,  намасливших  их
благовониями до головокружения; впрочем, это было здорово. Волосы им  завили
бронзовыми гребнями, при этом к их светлым кудрям относились как к одному из
чудес света, хотя и сокрушались их  малой  длине.  Глаза,  ресницы  и  брови
подвели толстым слоем черной краски, ногти на руках и ногах  покрыли  лаком,
соски нарумянили. Это уже должно было бы  навести  ее  на  мысли  о  будущем
наряде. Потом в волосы вплели гирлянды цветов. Она еще надеялась, что сейчас
их оденут во что-то пышное.
   Одежда ограничилась слоем синей краски у нее на  груди  и  зеленой  -  на
груди у Мейзи (куда более толстый слой) и полосой соответствующего цвета  на
спине. Она плохо представляла себе, почему краска разного цвета, да и думать
ей об этом не хотелось.
   Пьяна, но не по своей воле. Да и  не  мертвецки,  только  так,  чтобы  не
слишком бояться.
   Амфитеатр оказался огромным, как  некоторые  из  виденных  ею  футбольных
стадионов, весь сложенный из камня. Щурясь  на  яркий  солнечный  свет,  она
избегала смотреть в центр и вместо этого разглядывала трибуны. Они  не  были
заполнены, но несколько тысяч зрителей набралось. Странное  дело,  здесь  не
было сидений: каждый ряд ограждался спереди невысоким  барьером,  не  дающим
зрителям свалиться вниз... странный способ наблюдать зрелище. Многие зрители
сидели на этих барьерах, и им приходилось изворачиваться на сто  восемьдесят
градусов, чтобы увидеть происходящее на арене.
   После мытья и прихорашивания их с Мейзи отвели в  другое  помещение,  где
предложили четыре или пять блюд, к которым  они  едва  прикоснулись.  Посуда
была неописуемой красоты: массивные золотые  тарелки  с  такими  изысканными
изображениями, что ей хотелось скинуть еду на пол  только  для  того,  чтобы
полюбоваться.  А  вот  еда  оказалась  так  себе:   соленая   рыба,   что-то
напоминающее рубленого  осьминога  и  подобие  распаренного  зерна,  которым
кормят кур. Попробовав всего понемногу, она решила,  что  все  пересолено  и
переперчено сверх меры, возможно,  с  целью  заставить  их  больше  пить,  и
предупредила Мейзи.
   Их отказ есть вызвал смятение  и  оживленную  дискуссию  среди  рабынь  и
причудливо одетых женщин, возможно, жриц. Их долго пытались убедить - вплоть
до угроз - в том, что они  должны  есть  и  пить,  в  первую  очередь  пить.
Поскольку они  продолжали  отказываться,  появились  рабыни  более  крепкого
сложения, а с ними нечто, напоминающее большую воронку. Угроза была  слишком
очевидна, так что обеим пришлось сдаться и выпить столько, сколько  им  было
сказано: по два больших золотых кубка,  таких  тяжелых,  что  они  с  трудом
удерживали их в руках.
   Итак,  она  снова  накачалась,  и  мир  приобрел   привычную,   блаженную
расплывчатость. Чертово вино. И количество! Надо бы сходить в сортир,  хотя,
возможно, это всего только нервы.
   Толпа ревела... Она обернулась и увидела, как выводят Мейзи. Та подошла к
ней и облокотилась на парапет, щурясь на свет, пьяная в стельку.
   Ариадна ободряюще улыбнулась ей.
   - Помаши зрителям, - предложила она. Сама она не осмеливалась  -  слишком
стесняла ее нагота.
   Мейзи гордо выпятила подбородок.
   - А п-почему бы и нет? - ответила она. Мейзи была пьяна, и в  прошлом  ей
доводилось выигрывать конкурсы красоты в нарядах ненамного серьезнее  этого,
так что она приветственно подняла руки. От этого движения она пошатнулась, и
ей пришлось грациозно подпрыгнуть. Толпа ревела...
   По меркам бронзового века с ними обращались очень даже неплохо,  учитывая
те убогие маленькие домики или грязные  узкие  улочки,  что  она  видела  по
дороге, чудовищных размеров  мегалитические  стены  дворца  -  наверняка  их
сооружение потребовало общественных работ из-под кнута. Их захватили  воины,
вооруженные щитами и бронзовыми мечами, в похожих на  дуршлаги  шлемах.  Вид
светловолосых женщин произвел на этих загорелых юношей в кожаных юбках такое
впечатление, что они просто не могли удержаться  и  не  проверить,  того  ли
цвета у пленниц волосы на других частях тела; во всех  остальных  отношениях
воины вели себя безупречно под  бдительным  оком  пятизвездного  генерала  в
золотой броне и шлеме из кабаньих клыков. Почему-то вид  этого  шлема  очень
возбудил Джерри -  то  ли  он  был  все-таки  очень  храбр,  то  ли  обладал
непоколебимой верой в Оракула, то ли просто тронулся рассудком.
   Жаль, что не было ни глотка джина смыть вкус этого вина. В самом деле, ну
почему именно вино?
   Почему Оракул сказал, что она может помочь? Моток шпагата, который дал ей
Киллер, у нее отобрали вместе с одеждой, украшениями  и  прочей  мелочью  из
карманов. Какая разница - шпагат мог бы помочь им выйти обратно, чего от них
не требовалось, если верить тому, что, по словам Киллера, сказал Оракул.
   Мейзи икнула, хихикнула и снова помахала толпе.
   Ариадна  заставила  себя  посмотреть  на  Лабиринт  и  увидела  в  центре
маленькую каменную крышу, логово Минотавра, - плоское  покрытие  в  середине
окружавших его прямоугольным каре стен  в  полтора  человеческих  роста.  На
обращенном к царской ложе фасаде домика виднелось низкое входное отверстие -
она видела самый верх его над ближайшей  к  нему  стеной.  Кто-то  выбирался
оттуда... распрямился...
   Толпа ревела... Минотавр! На нее накатила волна дурноты и слабости, и она
изо всех сил вцепилась в бронзовый парапет.  Уж  не  для  этого  ли  их  так
усердно поили вином - чтобы жертвы от страха не лишились чувств?
   Милосердие?
   Она отвернулась, но заставила себя посмотреть снова. То же самое, что она
видела ночью в доме, только если он и впрямь так велик,  то  этот  амфитеатр
еще больше, чем ей казалось. Чудище зевало и потягивалось, словно только что
проснувшийся человек, только у человека не могло быть таких чудовищных  рук.
Куда там, таких даже у гориллы нет. Кстати, зверь походил чем-то на гориллу:
такой же густой черный мех на груди, непропорционально большие по  отношению
к ногам руки и плечи. Впрочем, только такие мощные плечи  и  могли  удержать
эту чудовищную бычью голову, этот огромный черный  нос  и  острые,  загнутые
вперед рога.
   Астерий-Минотавр услышал шум толпы и выглянул посмотреть, что сегодня  на
завтрак.
   Но где же мужчины?
   Их разделили еще в первую ночь в деревне, и  в  город  их  тоже  везли  в
разных телегах, не говоря уж  о  разных  темницах.  Ариадна  не  говорила  с
Джерри, Грэмом и Карло уже три дня. Может,  их  уже  скормили?  Нет,  Киллер
говорил, что эта тварь жрет одну жертву три дня.
   Она увидела кости.  Проходы  между  бесчисленными  стенами  были  покрыты
черной грязью, и тут и там из нее торчали белые кости. Внизу,  в  двенадцати
футах под помостом, она видела разбитый череп,  наполовину  погрузившийся  в
темную жижу.
   Она повернулась к Минотавру спиной и посмотрела на зрительские ряды и  на
расположенную над ними царскую ложу. Отсюда она не видела, есть ли там  кто,
но по углам ложи виднелись охранявшие ее гвардейцы в этих  странных  шлемах,
похожих на ананас из кабаньих клыков. Такие шлемы описывал еще Гомер, сказал
Джерри, и их находили в каком-то месте в Греции - ну и что?
   Под ложей  виднелся  выход  из  комнаты  для  выступавших,  так  сказать,
гримерной, и как раз сейчас оттуда выходил Джерри,  голый  как  младенец,  с
цветами в волосах, подгоняемый двумя воинами с копьями.
   Она заметила, что он загорел с головы до ног, и что его груди...  пардон,
сэр, грудные мышцы... выкрашены желтой краской под цвет волос.
   Глупо, конечно, смущаться в таких обстоятельствах, но, когда он показался
из ведущего на помост перехода, она отвернулась. Толпа ревела.
   Третья жертва,  леди  и  джентльмены,  из  пяти,  принимающих  участие  в
сегодняшнем бенефисе. Запомните, пятеро!
   И все же она обрадовалась, увидев его. С Мейзи, конечно, тоже неплохо, но
она нуждалась в мужской поддержке. Она и так уже три дня  провела  с  Мейзи,
пытаясь вести светские беседы в крошечной  полутемной  каморке,  где  мебель
заменялась полусгнившим  сеном,  парашей  и  обязательной  миской  фасоли  и
ведерком воды - их рационом. Хорошо еще, что ни  той,  ни  другой  не  очень
хотелось есть или пить. Они говорили о детях и о каких-то мелочах из прошлой
жизни. Ариадна рассказывала о том, какие у Лейси  способности  к  музыке,  а
Мейзи кивала, не понимая и половины. Они говорили даже о Грэме, и  выходило,
что его сексуальная жизнь мало изменилась - он оставался таким же ненасытным
и безразличным к запросам партнера, как прежде. Правда, Мейзи нравилось быть
подстилкой. Что ж, это ее дело... возможно, в этом  возрасте  ей  самой  это
тоже нравилось.
   Загорелый, с желтой грудью, Джерри пошатнулся,  ухватился  за  ее  плечо,
потом врезался в парапет и остановился. Он был свежевыбритый, намасленный  и
благоухающий; желтые волосы тоже завиты. Интересно, что  бы  сказал  Киллер,
увидь он его сейчас?
   - Р-рад теф-фя фи...ффидефь, - с трудом выговорил он.  Ох,  нет!  Он  был
настолько пьян, что еле держался на ногах.
   - Тебя тоже накачали, да? - недовольно спросила она.
   Он без особого успеха попытался сфокусировать на ней взгляд.
   - Тьфу! Ер... ернда. Яфф плной кор...  норме.  -  Его  губы  и  шея  были
покрыты синяками: похоже, кормили насильно.
   Ариадна раздосадованно обернулась к Мейзи. Она  не  ожидала,  что  мужчин
тоже напоят. Сама она ощущала себя  вполне  благостно,  только  голова  чуть
кружилась; при всем при том из них троих она пока оставалась самой  трезвой.
Требовалось куда больше двух кубков этого разбавленного  водой  вина,  чтобы
напоить ее до  такого  состояния.  Джерри  с  трудом  сохранял  вертикальное
положение. Пьян как бочка; должно быть, в него влили  несколько  галлонов...
Зачем?  Чтобы  сковать  движения?  Киллер  говорил,  что   здесь   это   как
национальный вид спорта, на который принимаются ставки.
   Тогда зачем сковывать движения?
   Оракул сказал, что  Ариадна  может  помочь.  Верно,  она  алкоголичка,  а
остальные - нет. Садиться за руль ей сейчас не стоит,  но  из  них  из  всех
сейчас, похоже, она одна способна делать  хоть  что-то.  Она  подумала,  что
могла бы нести Мейзи и, может, тащить еще и Джерри, но остальным  все  равно
придется заботиться о себе самим.
   И все-таки зачем это насильственное спаивание? Только ли из доброты или с
какой-то другой целью? Может, трезвые жертвы опасны Минотавру?
   Толпа ревела! Она повернулась взглянуть на переход, но пока никого  видно
не было. Она посмотрела в Лабиринт и увидела причину восторга:
   Минотавр мочился. Нашли чему радоваться...
   Рев усилился, и она снова повернулась. Из перехода, подгоняемый  копьями,
появился Грэм. Аплодисментами его встречали какими-то вялыми; судя по всему,
зрители  не  очень  жаловали  здоровяков.  Плохо  бегают?   К   собственному
удивлению, ей стало жалко его. Второй брак  действовал  на  него  не  лучшим
образом - он начал растить брюшко. Он был массивный и волосатый, и грудь его
была выкрашена черной краской -  единственной,  которая  ему  к  лицу.  Грэм
казался несчастным и немного уродливым. Он врезался в парапет рядом с  Мейзи
и сложился пополам, перегнувшись через него. Мгновение ей казалось,  что  он
перевалится вниз, в Лабиринт, но его просто рвало. Может, оно и к лучшему  -
пусть избавится от части алкоголя.
   Бедняга Грэм - что за конец многообещающей карьеры в искаженном законе.
   Поначалу он отказывался участвовать в добровольной капитуляции, предлагая
бежать в холмы или добраться до побережья и построить лодку. Он  отказывался
снимать свой костюм двадцатого века до тех пор, пока Киллер не пригрозил ему
кинжалом, но в конце концов пошел с остальными, захватив  с  собой  покорную
Мейзи, - он прекрасно понимал, что вдвоем им в глуши не выжить, и что  лучше
уж цепляться за соломинку, протянутую Киллером, чем просто идти ко дну.
   Странное они представляли собой зрелище, спускаясь по долине в хитонах  и
набедренных повязках навстречу плену. Джерри  выглядел  неплохо,  во  всяком
случае, лучше остальных, и, возможно, они с Мейзи тоже укладывались в  рамки
приличия. Худоба Карло казалась просто болезненной, хотя все тело  его  было
по-южному смуглое, зато вид Грэма в набедренной  повязке  мало  отличался  в
лучшую сторону от нынешнего цветочного убранства.  Загар  его  ограничивался
шеей и  локтями,  растительность  превышала  все  разумные  нормы,  мышцы  -
дряблые... По  счастью,  эта  странная  законсервированность  их  организмов
защищала их от солнечных ожогов, а то бы они - кроме  Карло  -  сгорели  уже
через пару часов. Загар Джерри защищал его вполне надежно, хотя потел он  не
меньше остальных.
   Толпа ревела... Минотавр двигался. Он обогнул свой хлев и исчез за ним.
   Пошел проведать подарки! Она ощутила противную слабость в коленях,  и  ее
руки начали сильно дрожать. Если он доберется сюда прежде,  чем  их  сбросят
вниз, он будет поджидать их тепленькими...
   Рев толпы снова усилился, и из перехода вывалился, пошатываясь, Карло.
   Его грудь была окрашена в белый цвет. Бурные аплодисменты, переходящие  в
овацию! Почему, подумала она, может, он кажется им всем лучшим бегуном?
   Или потому, что он так  худ,  что  Астерий  оставит  его  напоследок?  Он
ухватился за парапет рядом с Джерри и несколько раз встряхнул головой.
   В поле  зрения  снова  показался  Астерий;  он  приближался,  теперь  его
отделяла от жилища стена. Толпа  возбудилась  сильнее.  Наверху,  в  царской
ложе, кто-то распевал гимн.
   Сколько ему еще бежать?
   Знает ли он верный путь? Чей у него разум? Человека?  Быка?  Или  чего-то
среднего? Впрочем, даже бык может  рано  или  поздно  запомнить  дорогу  или
бежать по запаху.
   Карло рыгнул и осел на помост. Стражники подскочили и снова  подняли  его
на ноги, прислонив к парапету. "Пшливон!" - пробормотал он и закрыл глаза.
   - Держи себя в руках! - настойчиво прошептала она. - Нам сейчас бежать!
   Не открывая глаз, он заговорил сквозь зубы, тщательно выговаривая слова:
   - Я не так набрался, как кажется.
   Плохо дело. Каждый, кто так считает, обыкновенно куда пьянее.
   Минотавр свернул за угол и, судя по всему, двигался перпендикулярно линии
зрения; она не видела его за стеной. По толпе прошло движение, и  она  вдруг
поняла, почему в амфитеатре нет  сидений:  зрители  перемещались  по  кругу,
чтобы лучше видеть игроков! Стены Лабиринта достигали в высоту десяти  футов
и заострялись сверху, и даже огромного Минотавра было  видно  только  тогда,
когда он двигался на зрителя или от него.
   - Ариадна, - спросила Мейзи, безуспешно пытавшаяся разговорить  Грэма,  -
п-почему нас всех п-пометили разными цветами?
   - Не знаю, дорогая, - соврала она. Цвета, несомненно, предназначались для
игры: десять талантов за то, что белый погибнет последним; четыре таланта за
то, что он трахнет синюю раньше, чем зеленую...
   Минотавр показался на мгновение, проскочив через брешь в стене, и понесся
дальше в прежнем направлении.
   О Господи! Вот как она может помочь... вот зачем их всех опоили!  Она  же
может вычислить путь в этом чертовом Лабиринте! Без этого они будут метаться
вслепую с шансами на ошибку пятьдесят на пятьдесят на каждом повороте, в  то
время как Минотавр наверняка знает каждый камень в  этих  стенах.  И  мужчин
напоили сильнее, потому что они с Мейзи  всего-навсего  женщины,  а  значит,
слишком глупы, чтобы ожидать от них подвоха. Со своего места она видела весь
Лабиринт. Зверь выскочил из-за стены и повернул направо, а потом  он  должен
будет повернуть налево, а потом...
   Она тряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Так не пойдет! Ей ни за  что
не запомнить последовательность поворотов, да потом в придачу вспомнить их в
обратном порядке, и она не обратила  внимания,  не  пропустил  ли  этот  гад
несколько поворотов...
   Логово чудища открывалось в ее  сторону,  и  окружалось  стеной  со  всех
сторон с  проемом  с  дальней  стороны,  но  круговой  обход  должен  где-то
прерываться. Если зверь повернул от двери налево, значит,  поперечная  стена
находится справа...
   - Фто п-проифходит? - спросил Джерри, покачиваясь с  таким  видом,  будто
его сейчас тоже вырвет.
   - Заткнись, я думаю! - огрызнулась она и тут же спохватилась. - Тебя что,
тошнит?
   Он с жалким видом кивнул.
   - Так проблюйся! Два пальца в рот и пошел!
   Она снова занялась изучением Лабиринта; теперь  она  видела  концы  рогов
Минотавра и тогда, когда он двигался в поперечном направлении.
   Концентрические  боксы...  хлев  в  центре  и  послойно   увеличивающиеся
прямоугольные стены вокруг него, каждая всего с одним проемом, и ни один  из
проемов,  насколько  ей  видно  отсюда,  не  расположен  на  одной  линии  с
предыдущим и последующим. Девять стен? Пересчитай...  Десять.  Нет!  Девять,
точно. Если начинать с места, над которым  она  стоит,  первый  проем  будет
находиться... справа, поскольку слева, прямо за  углом  -  тупик.  Следующий
проем... ты будешь идти в ту сторону, так что не  запутайся...  Слева?  Нет,
снова справа.
   Гимн стих, и толпа протяжно взревела, требуя крови.  А  вот  и  Минотавр;
теперь он перемещался уже в трех стенах от своего жилища.  Он  задержался  и
посмотрел в ее сторону,  оценивая  ситуацию  -  считая  количество  блюд  на
завтрак, если он, конечно, умеет считать до пяти. Потом он двинулся  дальше,
уже быстрее, словно человек, которого тянет вперед собака на поводке.
   Из перехода высыпала группа стражников, вооруженных короткими  мечами,  и
это вызвало заметное оживление зрителей.
   Направо, направо, налево...
   Направо...
   Ей не запомнить все девять кругов... девять или десять? Могут девять стен
иметь десять проходов? Нет, ее интересуют только девять проемов.
   Джерри с омерзением  оторвался  от  парапета;  она  не  обратила  на  это
внимания. Грэм сполз на настил... Мейзи плакала...
   Ей нужны карандаш и бумага...
   Воины подняли бронзовую плиту, скрывавшую отверстие в настиле.
   Ей нужна записная книжка. У нее с собой ничего, кроме цветов в волосах.
   Может, лепестки... Любит - не любит... У нее  есть  ногти  -  может,  она
сможет нацарапать схему на руке?
   Лучше - у нее же на  ногтях  лак  бронзового  века!  Лак  казался  совсем
мягким; возможно, это просто воск, ведь его грели перед тем, как нанести  на
ногти. Его легко содрать о парапет: царапина - поворот направо, нет царапины
- налево.
   Начнем с правого мизинца. Царапина. Безымянный палец - тоже царапина.
   Направо, еще раз направо.
   Она нашла третью стену, нашла брешь в  ней,  проследила  путь  к  ней  от
предыдущей бреши - идем с внутренней стороны, не забывай - значит, налево.
   Пропускаем... Указательный палец, чет