лько  на  дядю  Роя.  Ее
взгляд был словно колючая проволока,  продетая  сквозь  его  сердце.  Каждое
движение и каждая секунда причиняли обоим невыносимую боль. Где же ты,  дядя
Рой, всегда вовремя приходящий на помощь?  Что  это  случилось  со  стержнем
миропорядка? Надломленный стержень вынули, и мир, который  девочка  привыкла
считать единственно возможным и устроенным относительно справедливо, рушился
у нее на глазах. Фрагменты реальности перемешивались  в  сознании;  на  этих
зыбких островках отплывали в небытие знакомые ей люди: вон тонул  в  пустоте
дядя Рой, вон барахтался дедушка Лео, а  вон  Грув  зачем-то  ползет  ей  на
помощь... Кстати, Грув полз к суперу, обнажив клыки. Кровавая слюна капала с
его губ. Ему полагалось сдохнуть сутки назад, однако он держался до сих  пор
- и, кажется, теперь становилось  ясно,  ради  чего.  Отвратительная  и  уже
загноившаяся рана не давала ему  не  то  что  свободно  двигаться,  но  даже
подняться  на  лапы.  Он   тоже   двигался,   как   автомат,   но   автомат,
запрограммированный на уничтожение врага. И  было  очевидно:  его  ?батареи?
окончательно сядут только тогда, когда челюсти вырвут чужую глотку.
   Локи  понял  это  раньше,  чем  пес  сумел  приблизиться  на   расстояние
нескольких шагов. Пристрелить, что ли, собачку? Это заняло бы долю  секунды.
Однако ему хватило одного взгляда,  чтобы  оценить  исключительные  качества
помеси. И если среди псов тоже бывают свои  супера,  то  вот  один  из  них.
Отличный  экземпляр.  Почти  идеально  приспособленный  к  новым   условиям.
Преданный хозяину вплоть до самопожертвования  -  и  это  уже  проверено  на
деле... Если выживет,  надо  будет  поэкспериментировать,  скрещивая  его  с
дикими собаками и волками. Локи мог бы вылечить псину, ?подкачав?  витальной
энергией, но для этого им следовало остаться вдвоем в более спокойном месте.
   Супер ничего не имел против того, чтобы на ферме появился  десяток-другой
четвероногих. Это облегчит охоту и охрану.
   Локи дал псу подползти совсем близко. В глотке Грува  заклокотало  глухое
рычание. Он собрал последние, стремительно тающие силы для броска.  И  сумел
оторваться  от  цепко  державшей  его   земли,   рванувшись   вверх   сквозь
невероятную, адскую, плотную, как резина, боль...
   Но  его  движения  были  слишком  медленными.   Локи   двигался   гораздо
стремительнее. Он  схватил  кобеля  руками  за  челюсти,  вздернул  вверх  и
потянулся к его горлу, обнажив клыки...
   В этот момент Рой тоже бросился на супера. Тот отшвырнул пса  и  встретил
мэра неотразимым прямым в голову. В последний момент он существенно  смягчил
удар и только поэтому не сломал Рою шейные позвонки.
   Нож, конечно, не достиг цели. Клинок не проткнул даже  доху  супера.  Рой
начал падать назад. Кровь  выплеснулась  из  носа,  а  в  голове  взорвалась
сверхновая звезда. Он  рухнул  без  сознания  рядом  с  Грувом,  исчерпавшим
скудный запас адреналина.
   В той же руке супера, которой он свалил мэра, появился Громобой  -  пушка
будто сама прыгнула в нее, и в восприятии митов  прыжок  занял  неразличимое
мгновение. Хотя с лица Локи не сходила спокойная уверенная  улыбка,  он  был
недоволен тем,  как  разворачиваются  события.  Он  хотел  уладить  проблемы
по-хорошему и с минимальными потерями. Неужели все-таки придется пристрелить
десяток самых активных придурков, прежде чем остальные поймут  наконец,  что
от них требуется? Вон  и  старая  кляча  торопится  стать  покойником,  хотя
годится только на консервы...
   Локи никогда не убивал без необходимости. Сейчас  миты  упускали  удобный
момент для того, чтобы навалиться на него всем скопом. В таких  случаях  уже
никто не думает о личной безопасности.  Охваченная  безумием  толпа  кажется
иной раз пострашнее снежной бури. Но только кажется.
   Локи приготовился отразить  нападение  и  знал,  что  для  восстановления
порядка достаточно будет пристрелить передних...
   Однако ничего не произошло. Только какая-то тощая девчонка  взвизгнула  и
бросилась к мэру. Локи не стал убивать дикарку  за  нарушение  порядка.  Она
была одной из немногих здоровых самок, отобранных им для вполне определенной
цели. К тому же смазливенькая... Он не видел ничего вредного в том, что  она
утрет кровавые сопли вырубившемуся вожаку...
   Стоп! Своим сверхъестественным чутьем  супер  уловил  что-то  еще.  Некую
особую вибрацию, которая многое объясняла. Скрытый фактор  взаимодействия...
Когда он понял, в чем дело, его улыбка  стала  почти  добродушной.  С  этими
людишками не соскучишься!..
   Убедившись  в  том,  что  суицидальных  попыток  больше  не  будет,  Локи
продолжал изучать и подсчитывать поголовье.
   Тем временем Рой начал постепенно приходить в себя. В первые секунды  ему
показалось, что он уже очутился в раю. Любимое лицо было так близко,  нежные
руки гладили его, а невинные губы шептали ласковые слова. Ангел Лили... В ее
волосах увяз оранжевый нимб святости,  и  прежде  чем  Рой  понял,  что  это
отсветы костра, Локи выдернул его из рая.
   Супер отодвинул девчонку, схватил мэра за бороду и поставил на ноги.  Рой
был на голову ниже гиганта, и на уровне  его  глаз  оказалась  широченная  и
твердая, как скальная порода, грудь.
   - Ты заработал второе штрафное очко, -  уведомил  Локи.  -  Третье  будет
последним, а мне бы этого не хотелось.  Ты  неплохой  мужик,  Рой.  Если  не
станешь нарываться,  я  сделаю  тебя  боссом  охотников.  Подумай  над  моим
предложением. При  этих  его  словах  суггестора  Нака  перекосило.  Прежний
соперник имел шансы возвыситься снова. Этого еще не  хватало!  Господин  мэр
был непотопляемым. Студент лихорадочно соображал, как бы все-таки помочь ему
утонуть. Оказалось непростым делом пустить на дно дырявый таз...
   - Нехорошо, Рой, - продолжал Локи. - Почему ты не  сказал  мне,  что  эта
девчонка - твоя дочь? Тебе самому хотелось поиметь ее? Понимаю, хотя лично я
предпочитаю более мясистых. Ты получишь ее после того, как она забеременеет.
Советую попробовать оральный секс - для плода вполне  безопасно.  Но  больше
никаких сюрпризов, договорились?
   Рой не слышал его последних фраз. Шум крови в голове  заглушал  все.  Его
грязная тайна была раскрыта легко и быстро;  он  захлебнулся  в  собственном
дерьме и больше уже не  пытался  цепляться  за  ложную  надежду  и  ущербную
любовь... Но Лили слышала все. И неустойчивая башня  ее  разума  закачалась,
дала трещину, а затем рухнула.
   Всего Локи отбраковал шестерых детей и заодно отобрал для  оплодотворения
десятерых здоровых молодых  самок.  Это  стало  ясно  после  того,  как  Нак
осведомился у каждой о менструальном периоде и  принялся  в  уме  составлять
график совокуплений.
   А спустя еще некоторое время из Пещеры  вышли  четверо  и  направились  в
сторону Логова. Лили брела рядом с Локи.  Нак  держал  за  руку  обреченного
мальчика.
   Лео пытался догнать их, крича вслед суперу:
   - Возьми меня вместо ребенка!
   Он запомнил на всю оставшуюся жизнь,  как  чужак  обернулся  и  бросил  с
уничтожающей ухмылкой:
   - Я ненавижу старое мясо.
 
23. СРЕДИ ТЕНЕЙ 
 
   Бабай забрал мамочку Лили. Кеша заранее готовился к этому.  У  него  даже
хватило сил выдержать взгляд Бабая, когда тот  изучал  выстроившихся  в  ряд
детей. Странно, что чудовище признало его здоровым, - сам он чувствовал себя
разваливающимся на части. А ведь было еще кое-что - попытка чудовища  влезть
ему вовнутрь.  Он  ощутил  это  и,  руководимый  инстинктом  самосохранения,
поставил непреодолимый экран. Притворился тупицей. Обычным  ребенком.  Таким
же, как все. Но страх его был вполне естественным. Он понимал,  чего  нельзя
допустить ни в коем  случае.  Проникновение  чудовища  в  разум  равносильно
заражению. Это как смертельная болезнь; возможно, тело останется нетронутым,
но мальчик Кеша исчезнет,  растворится  -  в  лучшем  случае.  В  худшем  он
превратится в одно из ?щупалец? Тени, обитающей  в  подвалах  реальности,  в
слоях кошмаров и пророческих снов, которые сбываются с ужасающей точностью и
потому еще страшнее...
   Там он будет навечно заточен в незримой тюрьме. Такое случалось иногда  с
хорошими мальчиками или девочками в сказках, которые сочиняла мамочка  Лили,
однако потом непременно появлялся добрый  волшебник,  отчего-то  похожий  на
(мэра? папу?) дядю Роя, и спасал всех.  Заколдованные  злым  чудовищем  дети
просыпались и ехали домой, в свои пещеры,  на  спинах  больших  четвероногих
животных. Сказочные животные назывались лошадьми. Лили  прочитала  о  них  в
книжке, а дедушка Лео даже видел их сам, когда жил в  волшебной  стране,  не
обозначенной ни на одной карте и  называвшейся  ?Добрые  старые  времена?...
Кеша уже усвоил, чем действительность отличается от сказки, - никаких добрых
волшебников не будет. Никто ему не поможет и не  приедет,  чтобы  освободить
его. Он погибнет, если не спасет себя сам.
   Бабай ушел на время, и по крайней мере один канал восприятия очистился от
его тлетворного влияния. Но этого  было  мало.  Образы  чудовища  непрерывно
дробились и размножались в мозгу,  окружали  сознание  трепещущими  завесами
своих черных крыльев. Кеша не мог прогнать их совсем; они служили постоянным
отравляющим   существование   фоном,   помехой,   шумом,    который    мешал
сосредоточиться.
   Медленно  действующая  отрава  проникала  исподволь,  коварно   уводя   к
пассивной созерцательности, дремоте, кошмарным  снам,  заманивая  в  ловушки
искаженного мира. Кеша и сам понимал, что придется проникнуть  туда,  но  он
хотел сделать это по своей воле; уйти, как  взрослый  разведчик,  покидающий
теплое укрытие и отправляющийся в снежную бурю  с  риском  для  жизни,  -  а
чудовище пыталось втащить его туда в качестве парализованной и  обессилевшей
приманки... Он долго не мог решиться.  По  правде  говоря,  даже  в  Пещере,
привычной родной Пещере, существовали темные закоулки, куда он  до  сих  пор
боялся заходить. Например, тот черный коридор в  самой  глубине  -  кажется,
чудовище воспользовалось им, чтобы добраться до Накаты (и Веры?)...  Старшие
дети рассказывали ему про железную дверь в  конце  коридора,  через  которую
можно выйти наружу, но обратно уже ни за что не попадешь. Кешу это почему-то
жутко испугало: оказывается, совсем рядом есть места, откуда возврата вообще
не бывает. Что же говорить о руинах вокруг Пещеры?  Иногда,  в  относительно
хорошую погоду, он играл неподалеку от входа под присмотром  взрослых.  Кеша
помнил, как однажды его пригвоздил к месту жуткий скрежет,  который  донесся
из развалин. Покрывшись потом на ледяном ветру, он  не  мог  понять,  почему
другие дети и даже их матери ничего не слышат.
   Звук был таким, будто  под  толстым  слоем  льда  и  битого  камня  вдруг
пробудилось нечто гигантское. Оно  пошевелилось  и  сделало  первую  попытку
восстать из руин. Не вполне  живое,  но  и  не  до  конца  мертвое.  Мальчик
улавливал разницу. Оно напоминало ему тикающий механизм часов, только было в
миллион раз больше, сложнее и... страшнее.
   Оно не считало, а отсчитывало время. Что будет, когда время истечет, Кеша
не представлял. Он просто побоялся соваться туда, не рискнул  заглядывать  в
воронку, которая непременно засосет. То место поблизости от Пещеры тоже было
Точкой Невозвращения... А вот шепоты призраков из развалин его нисколько  не
пугали. Иногда он слышал сотни очень тихих голосов, звучавших одновременно -
как шорох бумаги или пепла. Они и доносились из пепла,  занесенного  снегом,
схваченного льдом, от чего снег и лед стали серыми... Совершенно не страшные
голоса.  Они  принадлежали  людям,  которые  ушли  давным-давно,  и   теперь
потерянно блуждали, будто эхо, в гулком, опустевшем времени. Голоса  обычных
людей - таких, как дедушка Лео, как Лили, как дядя Ярослав. Среди  них  были
тонкие детские, старческие хриплые, ласковые или  жалобные  женские,  низкие
мужские.
   Кеша, конечно, не различал слов, часто произнесенных  на  десятках  чужих
языков, которых он не знал. Но даже  когда  он  слышал  знакомую  речь,  ему
отчего-то казалось, что это просто банальности,  полностью  понятные  только
самим призракам.  Хныканье  ребенка,  выпрашивающего  какое-то  ?мороженое?;
перебранка жены и  мужа;  утренние  новости  по  ?ящику?,  в  котором  живет
?говорящая голова?; голос женщины, которая почему-то  стонет,  когда  ей  не
больно, а хорошо. Дедушка Лео тоже наверняка понял бы, в чем дело,  но  Кеша
не спешил делиться своей тайной. Он не хотел прослыть  странным,  не  хотел,
чтобы его дразнили... А голоса... Он привык к ним. Это был  засоренный  эфир
прошлого. Волны, летящие сквозь годы, улавливались антенной его необычного и
пока неуправляемого внутреннего ?приемника?. Он не умел точно настраиваться;
иногда он прислушивался к нездешнему зову,  чтобы  просто  не  было  скучно;
порой отключался совсем. Внутри Пещеры голоса раздавались чрезвычайно редко.
А те, что все-таки пробивались, принадлежали не очень хорошим дядям... После
того, как началась буря и образ чудовища померк, превратился в  неосвещенное
зеркало, Кеша впервые в жизни попытался специально войти в транс. Он  просто
не знал, что для этого  нужно  делать.  Раньше  ?выпадения?  были  абсолютно
непредсказуемыми и случались когда угодно и где угодно. В надежде,  что  это
придет во сне, он попробовал лечь и заснуть в темной каморке, где  ничто  не
отвлекало его, но там мешало отсутствие мамы Лили. Он чувствовал  ее  запах,
собственную затерянность, одиночество - и начинал плакать от  того,  что  не
находил ее рук...
   Тогда Кеша пошел к дедушке Лео, но сразу догадался, что тот хочет  побыть
один. Дядя Рой перенес  Грува  в  свою  комнатушку  и  лежал  рядом  с  ним,
уставившись в пустоту. Кеша заглянул туда только на секунду. Грув  показался
ему мертвым, да и дядя Рой,  честно  говоря,  тоже.  Нет,  он  не  хотел  бы
встретиться с Тенью, оставшись здесь, рядом с двумя мертвецами...
   В нем появилась какая-то недетская жесткость, беспощадность к себе,  и  к
тому же он больше не испытывал  бесполезного  сочувствия  к  другим.  Сердце
пришлось запереть на замок, чтобы накопить в нем достаточно силы. Он  должен
быть твердым и цельным, как кристалл; не растрачивать энергию  по  пустякам,
не позволить расплести  себя  на  нити,  будто  кусок  ветхой  ткани.  Чтобы
победить и выжить, надо безжалостно вырвать из души растягивающие ее  крючья
привязанностей... В конце концов он  понял:  от  внешних  условий  мало  что
зависит. Он сел возле костра - хмурый строгий человечек - и стал глядеть  на
огонь. Это был верный способ. Присутствие других людей  не  имело  значения.
Мерцающие пятна  их  глаз  остались  за  пределами  круга,  очерченного  его
сосредоточенностью. Он смотрел на танцующие язычки пламени до тех пор,  пока
не увидел в них маленьких дьяволят, не способных  причинить  настоящее  зло.
Это были простые усыпители. Но по мере того как Кеша оказывался в их  власти
(добровольно отдавая то, что считал возможным отдать),  они  уступали  место
проводникам.
   Проводники уже были довольно жуткими созданиями -  особенно  те,  которые
провожали в (логово  Бабая?)  область  обитания  Теней  и  Чудовищ...  После
долгого и постепенного погружения Кеша добился того,  чего  хотел:  он  стал
странником в непостижимых разумом пространствах и больше  не  был  пассивным
грузом, который перевозила внутри себя утлая лодчонка, слепо  блуждающая  по
воле течений в океане кошмаров...
   Внезапная вспышка ослепила его. Это была бомба,  взорванная  озарителями.
Мир  мгновенно  изменился.   После   взрыва   все   вывернулось   наизнанку,
превратилось в негатив реальности: огонь уже был черным,  а  камни  -  белым
обжигающим  сиянием;  твердое  оказалось  зыбким,  мягкое  -  непреодолимым,
тяжелое - летящим, невесомое - давящим...
   Потом мальчику стало  легче.  Вспышка  очистила  его  восприятие,  стерла
привычки, за которые он судорожно цеплялся, лишь бы  не  потерять  ориентиры
возвращения, - но, как  выяснилось,  для  дальнейшего  погружения  следовало
отказаться от всего, что удерживало на поверхности, отрезать поплавки, чтобы
уйти в глубину. Вот тут-то,  у  последнего  порога,  его  охватил  настоящий
страх, не идущий ни в какое сравнение с тем, что он испытывал  до  сих  пор.
Раньше он едва касался мерзкой пупырчатой кожи  страха,  а  теперь  оказался
внутри его черного небьющегося  сердца.  Тут  была  только  стылая,  вязкая,
стоячая, мертвая кровь. Жутчайшее озеро поросло ряской немощи;  на  дне  его
лежал утопший и раздутый паралич; лишь изредка кричала выпь отчаяния;  туман
бессилия висел над тем  неописуемым  ?местом?,  и  не  давал  дышать,  и  не
позволял раздвинуть себя руками... В этой трясине Кеша увяз почти сразу  же.
Спустя неопределенное время он понял, что пытаться  вырваться  бесполезно  -
это трусость, бегство,  прямое  попадание  в  приготовленную  для  неопытных
странников ловушку. Путь к спасению пролегает  через  полную  безнадежность,
предельные состояния, и те испытания, которые выпали  на  его  долю,  нельзя
смягчить, а надо принять их как должное и постараться  пережить,  претерпеть
до конца, испить до дна то, что может оказаться ядом или противоядием  -  не
узнаешь, пока не попробуешь... Он перестал  сопротивляться  страху,  который
достиг пика... и внезапно схлынул, пошел на спад.  И  выяснилось,  что  ужас
тоже  был  иллюзией.  Его  липкая  пелена  рассеивалась,  открывая   наконец
запредельные ландшафты вне времени и расстояний.  Тени  обитали  здесь.  Они
были взаимопроникающими,  и  чудовище  оказалось  лишь  малой  частью  этого
гигантского клубка бесплотных червей. Каждая  Тень  тащила  за  собой  шлейф
влияний, а чувствительные ?щупальца? окружали их, будто  паутина,  сотканная
из обнаженных нервов.
   Обнаруживать свое присутствие здесь было опаснее, чем выйти одному и  без
оружия против стаи  голодных  волков,  но  если  не  задевать  подрагивающих
струн...
   О, это было  трудно.  Особенно  для  мальчика,  к  которому  прежде  Тени
являлись сами. Сейчас он тоже был сгустком, робко протягивающим в кубло свое
собственное единственное ?щупальце? - в нем сконцентрировалась его ненависть
к Бабаю,  желание  отомстить,  выжить,  спасти  себя  и  других,  а  клеящим
раствором, скрепившим все это воедино, была любовь, не знающая  пощады.  Так
он ?пробирался? и ?скользил? между Тенями, хотя его  поиск  не  имел  ничего
общего с перемещением в пространстве. Он обнаружил сгустки Роя, Лео,  Грува,
Лили... У них не было ?щупалец?, и потому они были  обречены  на  слепоту  и
бездействие. Они покоились, оплетенные коконами жертвенности, будто  мертвые
мухи в паучьем запаснике. И, что самое страшное, эти коконы не  были  чем-то
внешним.
   Люди сами сплели себе клетки, выдавливая  из  цепенеющего  сознания  лишь
тонкую, свивающуюся в петли и удушающую нить неведения... Теперь их вдобавок
окружали кольца  из  ?щупалец?  чудовища,  которые  надежно  сторожили  свою
добычу. Кеша даже не пытался освободить их. Это было невозможно -  пока  они
не захотят освободить себя сами. Ловушки отпирались изнутри... В  его  силах
было только отсрочить конец. Кеша не рискнул установить с ними потустороннюю
связь. Вряд ли они могли хоть чем-нибудь  помочь  ему.  В  его  изменившемся
сознании вдруг забрезжили смутные образы куколок -  существ,  претерпевающих
внутри  коконов  необратимую  трансформацию.  Отстойники  смерти.  Хранилища
обреченных младенцев  и  маразматических  стариков...  А  он  обязан  был  в
одиночку сделать то, что еще мог.
   Окруженная короной истинной мощи  Тень  чудовища  казалась  неуязвимой  и
неприступной - хищная звезда, поглощающая сателлитов и подпитывающая себя их
энергией.  ?Там?  были  не  менее  устрашающие   Тени   других   суперов   и
нечеловеческих  созданий  из  иных  миров,   но   Кеша   был   настроен   на
одного-единственного  врага.  Его  силы  таяли,  а  проникающее   ?щупальце?
укорачивалось и уто