Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
ми заслугами,- промямлил
доктор Манго,- но в прессе обо мне отзываются именно так, да-с!..
- Мама, а психиатры какие болезни лечат? - спросил принц. -
Сексуальные, да? Он тебе нимфоманию будет лечить, да?
- Я, юноша, лечу всякие умственные расстройства,- отвечал вместо
императрицы профессор психиатрии. - В том числе и сексуальные. У меня свой
метод, да-с... И теория тоже - своя собственная, разумеется...
- А в чем она заключается, доктор? - заинтересовался император, вполне
искренне поддержанный хором придворных.
- Ну, если вкратце о самой сути, то я, в результате долгих изысканий,
неопровержимо убедился, что,- доктор Манго поправил очки и воздел
указательный перст,- убедился, что практически все болезни объясняются
исключительно самовнушением. Да-с!
- То есть как это, профессор? - не понял император. - Каждый больной
симулянт, получается?
- О нет, все сложней,- объяснило заморское светило. - Болезнь может
иметь место в действительности, однако в основе ее лежит самовнушение.
Император на минуту задумался.
- Нет, профессор,- решительно возразил он. - Фигню вы порете. Вот
возьмите меня - я пару недель назад залез на грушу - ту, что под окном
фрейлины Куку. Дай-ка, думаю, поонанирую на радость старушке - небось, тоже
охота, чтобы и в ее форточку это... покапал кто-нибудь. Только начал, а
ветка ка-ак треснет! Я так и полетел на землю голым задом, все яйца отшиб.
Ну и - распухли, проклятые! Это что же - тоже, по-вашему, от самовнушения?
- Скажите-ка, а что предшествовало этому событию? - осведомился доктор
Манго.
Знаменитый медик произвел кое-какие расспросы, выведав разные
подробности, включая приезд и исчезновение графа Артуа и аббата Крюшона.
- Ага! - заключил наконец приезжий специалист. - Все теперь совершенно
ясно и полностью подтверждает мою теорию. Никакого падения с дерева,
разумеется, не было - вы все это себе внушили.
Император разинул рот:
- То есть как это? Что же - мне померещилось?
- Да, можно сказать и так,- согласился доктор Манго.
- Но, доктор,- вмешался министр секретной связи,- а с чего вдруг
императору стало бы все это мерещиться, про эту яблоную и мадемуазель Куку?
Уж не считаете ли вы, будто император тайно влюблен во фрейлину?
Профессор Манго посмотрел на старушонку не весьма располагающей
внешности и отмел предположение министра связи:
- Нет, это было бы слишком поверхностным объяснением. Да и вообще здесь
дело не во фрейлине Куку.
- А в чем же? Какого же я, извините меня, члена полез на эту чертову
грушу? - заинтересовался император.
- Очень просто,- отвечала заморская знаменитость. - Вы, как явствует из
ваших слов и рассказа ваших близких, очень привязались к графу Артуа. Он для
вас стал образцом настоящего мужчины и благородного человека. Ну, а когда
граф исчез, то это так потрясло вашу ранимую психику, что вы стали искать
способ восстановить эту нарушенную связь. Произошло, я бы сказал,
бессознательное самоотождествление с вашим кумиром - вы принялись, не давая
себе в том отчета, подражать во всем графу.
- А! - сообразил император. - Понимаю! Значит, раз граф был онанавтом,
то и я, стало быть, вслед за ним...
- Но, доктор Манго,- вмешался Ли Фань,- граф не лазил на деревья - это
раз, а во-вторых, как потом выяснилось, наш святой граф вообще ни разу в
жизни не онанировал.
- Это-то и послужило тем ударом, что привел в действие пружину всего
императорского невроза,- авторитетно изрек профессор. - В том-то все и дело!
Император не мог дождаться, когда объект его подражания, наконец, полностью
выявит свое совершенство - свою, так сказать, сверхчеловеческую природу. И
вдруг - его герой исчезает так и не поонанировав в назидание всем низшим
созданиям - не утвердив, так сказать, своего благородного превосходства.
Это, конечно, отложилось в психике государя ощущением некоей болезненной
неполноты. Ну, а спустя время это неутоленное стремление к совершенству
прорвалось наружу и...
- Я полез онанировать на эту чертову грушу! - радостно закончил
император. - Вон оно как! Наконец-то мне все объяснили. Ай да доктор! Теперь
я вижу - вы точно гений.
- Да-с, меня так иногда величают,- скромно признал гений психиатрии. -
Однако, ваше величество, вы все же заблуждаюетесь насчет груши - это было
только самовнушение. Все это происшествие с падением разыгралось
исключительно в вашем воображении.
Император ошеломленно замигал:
- Ну, а яйца-то почему тогда распухли?
- Это, разумеется, из-за сострадания к другому вашему другу - аббату,-
спокойно отвечал доктор. - Когда вы узнали о его увечьи - впрочем, также
аутосуггестивном - то это наложило рубец на тонкую душевную ткань вашей
психики. Ну, а впоследствии... яйца-то и распухли.
- Доктор,- недоверчиво поинтересовался Ли Фань,- неужели из-за
сострадания к своему ближнему могут распухнуть собственные яйца?
- Да, если это сострадание сопровождается самовнушением,- заверил
корифей психотерапии. - Ничего удивительного - в психиатрии такие случаи
известны во множестве. Да вот пример из моей жизни - мой племянник очень
дружил с моей дочуркой. Когда ей было двенадцать лет, у ней приключилась
одна женская болезнь... ну, неважно какая... Мой племянник не мог видеться с
ней добрую неделю, а до этого он проводил с Бетти, можно сказать, дни
напролет. И что же? Бедняжка так сочувствовал своей больной кузине, что у
него тоже распухли яйца. А ведь сострадательному юноше было всего тринадцать
лет!
- Ну, теперь я ни за что не буду никому сострадать,- заметил на это Гу
Жуй. - Нет уж, свои яйца дороже - еще распухнут! Куда это годится.
- Знаете, профессор, вы меня все же не убедили,- приставал прилипчивый
зануда Ли Фань. - Вот у нас тут когтеходец есть, итальянский посол де
Перастини. Он вот когтями серет - это тоже, по-вашему, от самовнушения?
- То есть,- уточнил доктор Манго,- его дефекация протекает с такими
затруднениями, что итальянскому послу кажется будто его зад изнутри кто-то
царапает когтями? Вы это имеете в виду под выражением "когтеходец"?
- Да нет! - прозвучал в ответ дружный хор голосов, и к психиатру
вытолкнули де Перастини. - Говорят же вам, он когтями серет! Сами
посмотрите,- де Перастини, да покажите же вы ему!
Итальянский посол осклабился и снял с шеи ожерелье, где в три ряда были
нанизаны разные когти.
- Вот это,- горделиво стал демонстрировать итальянец,- это, доктор,
медвежьи когти, а это вот крокодильи. А вот весь ряд тигриных когтей, а тут
у меня чересполосица: коготь варана, коготь льва, коготь муравьеда, коготь
орла...
- О, какая богатая коллекция,- оценил доктор Манго. - А откуда вы это
взяли?
- Да серет же он ими, говорят же вам! - вновь загремел хор голосов.
- А! - уяснил наконец доктор. - Ну, так что же... Ничего особенного -
типичный случай маниакального когтеходства. В моей практике случались весьма
похожие случаи. Один известный миллионер, к примеру, извлекал из сжатого
кулака предмет собачьего естества, так называемый пэнис канина - причем, это
был не фокус, а исключительно морально-волевой акт. Вот так-с!
- Доктор, расскажите подробнее! - попросила императрица. - Это так
интересно!
Все поддержали, и летописи некитайского двора обогатились следующей
невероятной историей.
Вы скажете: эка загадка, почему Рогфейеру
никто руки не подает! Да потому, дескать, ПОЧЕМУ РОГФЕЙЕРУ что поди до
Рогфейера доберись - сидит себе НИКТО РУКИ в миллионерской недосягаемости и
знать НЕ ПОДАЕТ никого не желает. А вот и ни фигошеньки
подобного. Как раз наоборот - Рогфейер очень
даже подает руку, и вообще - пожимать руки его самое любимое занятие.
Он даже нарочно ездит туда, где его никто не знает, чтобы пожать руки разным
простодушным гражданам. Встанет где-нибудь у порога в ресторане, поставит
рядом табличку: "Здесь побивается рекорд по числу пожатия рук" - и знай
обменивается с прохожими крепким мужским рукопожатием. Конечно, это больше в
выходной - в будни-то некогда, надо бизнес двигать.
Ну, откровенно говоря, таким демократом Рогфейер был не всегда. Не
сразу он до демократии докатился. Раньше-то он на работе за руку только со
своим главным бухгалтером здоровался. Вот и в этот день, пришел он к себе в
офис и поприветствовал главбуха:
- Привет, Арчи! Прекрасно выглядишь,- да и прошел к себе в кабинет.
Только дверь закрыл, а следом Арчибальд и заваливает. Покраснел, лицо
пятнами, очки вспотели.
- Арчи, что с вами? - Рогфейер-то его.
А главбуха аж трясет всего:
- Мистер Рогфейер, я вас крепко уважаю, вы мультимиллионер, мой босс и
все такое, а токо я этого терпеть не согласен! Увольняться я, понятно, не
буду, деньгу вы мне хорошую платите, а токо руки я вам после этого никогда
не подам, так и знайте!
Швырнул на стол и убежал. Рогфейер смотрит - что это такое ему главбух
кинул. Взял, вертит - да и допер наконец: это же, извините меня, penis
canina, по научной латыни выражаясь, а если не по латыни, так вообще собачий
член! Рогфейер чуть со стула не свалился, когда расчухал: ну, где это видано
в приличной компании, чтобы главбух своему родному президенту на стол член
собачий швырял! - Да,- думает Рогфейер,- заездил я главбуха, он, вишь ты, в
рассудке повредился, бедняга! А интересно, где же это он собачий-то предмет
взял? Неужели какую-нибудь дворнягу специально ловил?
Тут к Рогфейеру в кабинет вошел его главный соратник по бизнесу некто
Ворденбийт. Обрадованный встречей Рогфейер распростер ему свои объятия. Они
крепко пожали друг другу руки, и Рогфейер принялся делиться новостями:
- Ах, Ворденбийт, как ты кстати! Представляешь, у моего главбуха крыша
поех...
И вдруг Ворденбийт оборвал его:
- Рогфейер, ты зачем мне в ладонь собачий член сунул?
У Рогфейера аж челюсть отпала:
- Что сунул?
- А вот то,- ответил Ворденбийт и протянул липкую ладонь под нос
Рогфейеру. - Да еще кончил туда! Знаешь, Рогфейер, так благородные люди не
поступают, да еще с деловыми своими партнерами.
Осерчал Ворденбийт, кинул собачий отросток Рогфейеру на стол и ушел, и
дверью хлопнул.
- Да что же они - сговорились меня разыгрывать? - произнес ошеломленный
Рогфейер. - Ведь, кажется, серьезные люди, и вдруг - член собачий на стол
кидают.
В этот момент запищал селектор, и секретарша сообщила:
- Босс, к вам тут делегация из Голопузии, звонил Президент всея
Америки, очень просил их принять.
Вошла делегация, блеща белозубыми улыбками, впереди король и
госдеповец, рядом переводчик, а следом еще десяток голопузцев. Ввиду
политического этикета Рогфейер, разумеется, принялся их обихаживать:
- Давно, давно мечтал познакомиться!
И руки всем трясет с сердечной улыбкой. Ну, голопузцы польщенные рты
лыбят, а дядя короля голопузского - больше всех и долго, долго руку
Рогфейера не выпускал - так приятно было ему с самим Рогфейером здороваться.
Тут госдеповец к Рогфейеру подходит и тихонько так спрашивает:
- Рогфейер, вы зачем нашим потенциальным союзникам в руку собачьих
членов насовали?
Вот те на! - Да, это уж на дружеский розыгрыш не спишешь,- думает
Рогфейер. Но деваться-то некуда, держит мину:
- Все,- говорит,- путем, не обращайте внимания.
И переводчика-то наставляет:
- Переводчик, ты растолкуй им в том духе, будто у нас так принято
уважание оказывать. Вроде как знак отличия.
Переводчик перевел, голопузцы полопотали, и переводчик обратно перевел:
- Они спрашивают, а почему тогда в Белом Доме им никто никакого почета
не воздал?
Рогфейер и тут нашелся:
- Скажи, подобные знаки выдавать могут только очень богатые люди, вот
как.
Переводчик и растолковал - дескать, Рогфейер миллионер, ему для друзей
ни члена не жалко, а у правительства на это казны нет. Голопузцы закивали,
заулыбались, а переводчик снова переводит:
- Король спрашивает: почему ты моему дяде два знака отличия в руку
сунул, а мне один?
- Так он меня вдвое дольше за руку тискал, вот ему больше и досталось,-
разъясняет Рогфейер.
Вот, ушли они, Рогфейер и думает: - Надо что-то делать,- ну и, срочно
звонит своему психоаналитику.
- Билл,- говорит,- я тебе деньгу хорошую плачу?
- Спрашиваешь!
- Тогда срочно гони ко мне!
Потом давай своему главному биохимику звонить в промышленную
лабораторию:
- Биохимик, ты чем занят?
- Да вот, многомиллионый эксперимент провожу, дело всей жизни.
- Бросай к хренам, и сию минуту чеши сюда!
Вот, психоаналитик-то приехал, Рогфейер и говорит:
- Билл, давай за руку поздороваемся!
Ну, потрясли они ладошки, психоаналитик смотрит - Рогфейер ему собачий
член всучил. Спрашивает, конечно:
- И давно это с тобой?
- Да с самого утра,- отвечает Рогфейер. - Только что голопузскую
делегацию проводил - каждый по собачьему отростку унес на память. А дядя
королевский на две памяти собачатины унес. А вон на столе видишь? - еще два
члена валяется. Это Ворденбийт и мой главбух мне вернули.
- Слушай, Рогфейер, а тебе дворняг не жалко? Поди, сколько их,
тварей-то бессловесных, распотрошить пришлось?
- Да ты чо, Билл! - Рогфейер даже руками замахал. - Нешто я Божью
животину резать буду! Ты не понял - я ведь не нарочно кобелятину-то людям
сую. Это само так выходит - пожму кому-нибудь пятерню, а у него это... penis
canina в ладони.
- Да ну, брешешь! - психоаналитик-то не верит, конечно.
- Бля буду! Вот смотри - видишь, чистые руки. Да я хоть пиджак скину -
видишь, нигде ничего не спрятано? Теперь смотри...
И Рогфейер стал сам себе руки пожимать. И что же? Так на пол члены-то
собачьи и посыпались. У психоаналитика глаза на лоб. Тут биохимик подъехал.
Глядит - весь кабинет в кобельих прелестях. Ну, интересуется:
- Вы что, мужики, решили своих дамочек порадовать?
- К чему ты это?
- Да вот кино недавно видел - оказывается, в Китае эти штуковины
женщины для красоты едят.
- Надо же! - говорит Рогфейер. - Может, мне в Китай это продавать?
В общем, растолковали они биохимику, что к чему,- Рогфейер, озорник, уж
конечно, и с гением биохимии за руку не преминул поздороваться,- и сел гений
на стул, крепко задумался над научной загадкой.
А тут Президент всея Америки звонит:
- Рогфейер, ты что это себе позволяешь? К нам голопузская делегация
приехала денег просить, а ты им - собачий член в зубы.
- Во-первых, не в зубы, а в ладонь, а во-вторых, эко диво,-
оправдывается Рогфейер. - Мало ли кто у нас денег просит, а мы ему в ответ -
член собачий. Обычная межгосударственная практика.
Президент так и взвился:
- Дак они же мне нужны для борьбы с коммунизмом! Ты мне не порти
политику. Думаешь, деньги гребешь лопатой, так что угодно можешь вытворять?
- Да ты чо в бутылку-то лезешь? - урезонивает Рогфейер. - Все ить в
лучшем виде прошло, они все во как довольны, особенно дядя королевский.
Спроси хоть госдеповца своего.
- Ладно, я еще позвоню! - пообещал Президент.
А Рогфейер говорит своей науке:
- Вы, господа гении, сидите, решайте научную проблему, а мне надо в
одно местечко смотаться. Вот-вот грандиозная премьера нового русского балета
начнется, а я - глава общества покровителей. Никак нельзя пропустить, да и
тащусь я от балета-то.
- Это у тебя наследственное, тонкий вкус,- говорит психоаналитик.
- Ага,- говорит Рогфейер.
Биохимик с психоаналитиком забинтовали ему руку на всякий случай,
наказали беречь себя, и Рогфейер уехал. А наука осталась в кабинете
Рогфейера и размышляет - как это все с точки зрения законов природы
происходит. Сошлись на том, что ладонь у Рогфейера ловит импульсы
подсознания и преобразует их в живое вещество,- так сказать, торжество мысли
над мертвой материей! Биохимик говорит:
- Мне вот интересно, а как это у него получается, что эти обрубки еще и
в ладонь спускают? Надо анализы сделать - чья это сперма, собачья или
Рогфейеровская?
- А мне интересно,- говорит психоаналитик,- по чьей линии это комплекс
- от папеньки или от маменьки.
Пока они свои теории выводили, вернулся из балета Рогфейер. Залетел,
как ошпаренный, и с порога начал рассказывать:
- Ну, мужики, что со мной приключилось, это волосы дыбом! Сначала,
значит, еду, звонит Президент всея Америки: Рогфейер, ты что наделал? В
Голопузии из-за тебя переворот вышел. Дядю короля голопузского на трон
посадили,- говорят, раз у него два собачьих члена, так он главнее! - Я
отвечаю: Я, что ль, виноват, если он мне руку дольше всех жамкал!
Бороться-то с коммунизмом, чай, будет? - Будет-то будет,- говорит
Президент,- дак ить опять скажут - дескать, Америка во внутренние дела
вмешивается. - Ну и хрен ли? - говорю. - Если кто будет шибко выступать, дак
пошли ко мне, я и с имя всегда за руку поздороваюсь.
Ну, ладно, приехал, смотрю представление, па-де-де из балета. И такой,
понимаете, восторг, такое умиление на сердце - ну, не утерпел, побежал за
кулисы.
- Как же тебя пустили? - спросил биохимик.
- Не пускали, да я объяснил - я, говорю, главный балетный попечитель,
Рогфейер,- небось, слышали, хочу засвидетельствовать свое восхищение
гениальным артистам. Ну, режиссер разрешил - стой, говорит, за кулисами,
токо не безобразничай. А они тут как раз па-де-де танцуют, за плечики
обнялись и туда-сюда по сцене. А у меня умиление, прямо слезы из глаз, про
все забыл, и не знаю, как это вышло, а токо, едва крайняя-то танцорка ко мне
приблизилась, я бух! на колено да хвать ее за руку. И ладошку-то грациозную
ей жму и губами, значит, жаркий поцелуй почтительного восторга запечатлел.
Тут ее товарки, за плечи сцепленные, в другую сторону потащили, она руку-то
вырвала и удаляется. А я вижу, в ладошке-то ее сжатой что-то трепыхается. И
вот моя прелесть балетная ладошку-то осторожно разжала, глянула, что у ней
там, да как запустила им самым в оркестровую яму! Эх, думаю, и как это я
забыл. А ее тут снова ко мне пританцевали - и что вы скажете? Как помрачение
какое-то, силой искусства, на меня нашло - снова я бух на колено! да хвать
за ручку,- и опять она от меня с собачьим обрубком оттанцевала на середину.
Косится на меня, глаза злые-злые, а я сам остолбенел весь с раскрытым ртом.
А она снова р-раз! - собачий кусок в орестровую яму. Чувствую, разорвать
меня готова - а что делать, искусство требует жертв, танцует, как ни в чем
не бывало. И вот, она все танцует туда-сюда, а я все ручку-то ей целую, а
собачатина все в яму-то валится. И как-то так эта балеринка пристрелялась,
что падает вся эта песья гордость прямехонько в большую трубу. А большая
труба как дунет, да как снова дунет - члены-то собачьи так в публику и
полетели!
Вы представляете, господа ученые, какой тут ажиотаж в публике поднялся?
Одни возмущаются, другие от восторга визжат, а два наших национальных
балетмейстера сидят оба зеленые от зависти - дескать, опять их русские
обскакали. И то сказать - когда еще такой авангард видали? Чтобы артистов
всякой дрянью заваливать - это бывало, а чтоб сами артисты публику собачьими
членами закидали - это, сами понимаете, революционная трактовка бессмертной
классики.