и раздумывал о странностях жизни. О том, что градани - кровожадные убийцы, понаслышке было известно всем. Эзганцы, которые никогда не видели, чтобы он поднял на кого-нибудь руку, ненавидели и боялись его. А эти люди, бывшие свидетелями ража, вели себя совершенно иначе. Может быть, они просто понимали, какую находку для них представляет такой боец? Нет, все было не так просто. Ему казалось, что они оценили, как они с Брандарком справились с ражем, смогли его погасить, когда он перестал быть нужен. Это вызвало доверие к градани. И может быть, надеялся он, кто-нибудь из них заметил его стыд, понял, что он сам ощущает ужас перед разрушительной силой, таящейся внутри него.
     В этом он не мог быть уверен, но видел, что, хотя некоторые купцы и их люди смотрят на него с сомнением, солдаты Килтана относятся к нему совершенно иначе. Если к нему и относились с осторожностью, то не в большей мере, чем к любому другому воину с буйным нравом. С ним обращались не как с опасным наемником, а как с товарищем, который сражался и проливал кровь рядом с ними. Офицеры так же орали на него, как и на других, повара ворчали, что на его громадное брюхо не напасешься пищи, и над ним так же подшучивали, как и над другими. Впервые за два года у него было ощущение, что он находится среди своих. Это ощущение его радовало, и вместе с тем он боролся с другим, виноватым чувством, с тайным желанием. Он жаждал снова насладиться ражем и мечтал о случае, когда вновь сможет оправданно и невозбранно ему предаться.
     Его преследовало воспоминание об экстатическом упоении собственной силой, о беспримерном обострении всех чувств... Днем он подавлял эти мысли, но они отравляли его сны ночью, стараясь разрушить цепи, которыми он их сковал.
     Но все это было ему знакомо, не впервые он загонял раж обратно, вглубь. Другие сны беспокоили Базела гораздо больше, сны, которые он никогда не мог вспомнить, просыпаясь среди ночи в холодном поту. Эти сны его ужасали - но чем? Он сам не знал, потому что никак не мог их восстановить, как ни пытался. От них оставались лишь куски, обрывки: какое-то незнакомое лицо, чей-то неизвестный голос, какое-то ощущение...
     Что за ощущение? Он не мог этого четко определить, но сны были настойчивы, как мысли о раже. Как будто его спящее сознание понуждалось к чему-то с какой-то неизвестной ему целью. Тогда его охватывал страх, безграничный ужас, потому что он был градани. Его народ через кровь нес вековую память о том, что такое быть подчиненным и использованным. Во времена Падения Контовара черные колдуны овладевали их душами и, управляя ими как послушными инструментами, заставляли идти на самые страшные преступления. Эти события навсегда запечатлелись в душе градани. В наследство им остался раж, и мысль, что кто-то может снова полностью подчинить их, мучила даже сильнейших, хотя они не всегда признавались в этом и самим себе. Именно поэтому голос, который Базел не мог запомнить, - он был уверен только в том, что не слышал его никогда прежде, - леденил его душу.
     ... Гном допел свою песню, Брандарк взял последний аккорд и мягко приглушил струны, положив на них ладонь. Мгновение все молчали, потом раздались рукоплескания, и Яхнат поклонился во все стороны. Аплодисменты все усиливались, и Брандарк, стараясь скрыть свою зависть даже от себя самого, хлопнул коренастого бородатого карлика, обладателя золотого голоса, по плечу. Ему оставалось довольствоваться своей долей признания как аккомпаниатору.
     Лунная ночь была прохладной, почти холодной, ясное небо усыпано звездами, дождь давно перестал. Холмы остались позади, каравану оставался едва ли день пути до Хилдарта, столицы Герцогства Морец, люди немного расслабились, и настроение стало менее напряженным. Риантус включил наиболее проверенных и надежных охранников других купцов в свои патрули. Поэтому освободилось время для песен и саг, появились и певцы в достаточном количестве, чтобы избавить слушателей от необходимости внимать "пению" Брандарка.
     Кровавый Меч никого не винил. По крайней мере они были вежливы. Они ценили его игру, но, два-три раза послушав, как он поет, проникались к этому тем же отношением, что и навахкцы. Слушая Яхната, он, как это ему ни претило, вынужден был разделить общее мнение. Поэтому, еще раз поклонившись, он закинул балалайку за плечо, оправил отделанный кружевом колет и направился к палатке, которую делил с Базелом.
     Горькое и в то же время насмешливое выражение появилось на его лице, как и всякий раз, когда он думал о собственных дурацких претензиях на то, чтобы сделаться певцом и поэтом. Брандарк остановился, глядя на волшебно яркую луну. Он страстно желал воспеть ее, описать те сложные, глубокие чувства, которые она в нем пробуждала.
     Но он не мог. Он сам знал, насколько ужасны его стихи. Он мечтал о чарующей красоте слова, о раскатистой ритмичности строк, чистоте и точности выражения самой сущности мысли или эмоции, а получалась сплошная чушь. Иногда эта нелепица была забавной, даже остроумной, но разве это стихи? В общем, все знали, что поэт и певец он никудышный. Ему самому казалось смешным, что варвар-градани, да к тому же еще навахкский Кровавый Меч, проводит целые ночи вперившись в огонек своей лампы и умоляя Певицу Света коснуться его своим лучом, послать ему хоть искру своего божественного пламени. Но ни разу не ответила ему Чесмирза, как никогда ни один из богов не откликнулся за зов его народа.
     Мучимый этой знакомой болью, он закрыл глаза, потом стряхнул с себя наваждение и поплелся дальше через лагерь. Птицы летают по небу, рыбы плавают в воде, говорил он себе, - точно так же есть прирожденные барды, есть и те, которым не суждено ими стать... Птицы не плавают, рыбы не могут летать... Но он знал, что не сможет не делать новых попыток, так же как лосось выпрыгивает из воды в тщетной попытке превратиться в ястреба. В этом больше упрямства, чем разумного отношения к делу, но чего еще можно ожидать от градани? Он улыбнулся этой мысли, словно содержавшаяся в ней доля издевки принесла ему некоторое облегчение, и в то же время сознавая, что потребность проникнуть в суть искусства барда для него не просто каприз, но насущная необходимость. Сейчас он понимал это лучше, чем раньше. Ничего уже не изменится, и за все эти годы кто угодно, кроме градани, смирился бы с этим, но...
     Улыбка сошла с лица Брандарка, уши настороженно поднялись. Никто в лагере Килтана не понял, что это за звуки, даже он не мог различить неясно произносимых слов, но сразу узнал харграмский диалект.
     Он ускорил шаг, оглядывая залитый лунным светом лагерь. В палатках были погашены огни, никто не двигался между ними, но он все еще слышал не только глубокое дыхание и храп спящих, но и непонятное бормотание. Через несколько часов те, кто расположился в этой части лагеря, должны были заступать в ночной дозор, поэтому им нужно было отдохнуть. Из-за этого и костер бодрствовавших был разведен на таком расстоянии, чтобы не мешать спящим. Брандарк опустился на колени и откинул полог над входом одной из палаток.
     Базел, с покрытым испариной лицом, дергался и крутился в постели. Его могучие руки так стискивали одеяла, словно он боролся с пытающимися задушить его удавами.
     Брандарк замер, различив ужас в голосе своего бессвязно бормочущего друга. Брандарку пришлось узнать страх у себя на родине, в Навахке, поэтому он не презирал его у других. Но это был не просто страх. От страшной муки, слышавшейся в голосе друга, у него по коже пробежал мороз. Протянув руку, он коснулся плеча спящего.
     - Хааааххххх! - выдохнул Базел, как тисками сжав запястье Брандарка. Тот даже зашипел от боли.
     Но тут глаза Базела открылись, в их туманной глубине забрезжило узнавание, и железная хватка мгновенно разжалась.
     - Брандарк? - Голос был хриплый, голова Базела пьяно мотнулась, потом тяжело опустилась на сгиб руки, все еще не отпускавшей запястье Брандарка, другой рукой Конокрад растерянно протирал глаза. - Что? Что случилось?
     - Я... тебя хотел спросить, что случилось. - Брандарк говорил шепотом, потихоньку пытаясь высвободить руку.
     Базел прянул ушами, посмотрел на свою руку, понял, что в ней, и разжал ладонь. Поглядев на свои пальцы, он сжал их в кулак и тяжело вздохнул.
     - Значит, я болтал во сне, - прошептал он, сжав челюсти в ответ на утвердительный кивок Брандарка. Он несколько раз разжал и снова сжал кулак, издал еще один тяжелый вздох и сел. - Умытый кровью воин, не раз ходивший на Равнину Ветров, хнычет ночью, как ребенок, - пробормотал он с горечью.
     - Это не был детский кошмар, - сказал Кровавый Меч. Глаза Базела расширились, а Брандарк продолжил: - Не могу точно понять, что ты там говорил, но несколько слов я уловил...
     - Да? Ну и что я наболтал? - напряженно спросил Базел.
     - Ты говорил о богах, Базел. Не об одном боге. И о колдунах. - Голос Брандарка был серьезным, и Базел хмыкнул, будто его ударили в живот.
     Они посмотрели друг на друга, потом Базел взглянул на луну.
     - У меня три часа до вахты, так что, наверное, можем все это обсудить, - вяло предложил он.
     Они вышли на свежий воздух, устроившись между повозками. Брандарк присел на опущенное дышло, Базел оперся ногой о спицу колеса и положил руки на колено. Они немного помолчали, потом Базел прочистил горло и заговорил:
     - Ой, не нравится мне это, Брандарк. Очень не нравится. Что может быть общего у такого, как я, со снами, что мне снятся?
     - Мне кажется, - осторожно заметил Брандарк, - ответ зависит от того, что это за сны.
     - Да, так и есть. Или так должно быть. - Конокрад скрестил руки на груди. - Дело только за тем, что я не в состоянии вспомнить эти чертовы сны.
     - Так это не первая такая ночь?
     - Если бы! - мрачно сказал Базел. - Они мучат меня каждую ночь со времени нападения разбойников. Но все, что я могу припомнить, - это какие-то куски и обрывки. Не за что зацепиться, чтобы попробовать разобраться, что это все значит... или чего они от меня хотят.
     Брандарк сделал инстинктивное движение рукой, и Базел горько рассмеялся. Брандарк, покраснев, опустил руку. Он хотел что-то сказать, но Базел покачал головой:
     - Нет, парень, не беспокойся. Я сам не раз делал тот же жест.
     - Не сомневаюсь, - вздрогнул Брандарк: ведь он тоже был градани. - Скажи мне, что ты все-таки можешь вспомнить?
     - Очень мало. - Сцепив руки за спиной, Базел начал вышагивать туда и обратно. - Был голос, и могу поклясться, что раньше я такого никогда не слышал. Он что-то мне втолковывал, о чем-то спрашивал, может быть, ему что-то от меня было нужно... - Он пожал плечами, его уши выпрямились. - Еще лицо, которое исчезает, словно дым или туман, каждый раз, когда я пытаюсь на нем сосредоточиться. И кажется, еще о работе или задании, которое надо выполнить, но будь я трижды проклят, если имею хоть малейшее представление, о чем идет речь!
     В его голосе звучала досада и угадывался страх, и Брандарк закусил губу. Последнее, с чем бы хотел столкнуться любой градани, - это вещие сны и все в таком роде. Древняя память о предательстве и обманутом доверии заставляла градани содрогаться при одном упоминании о подобных вещах, а ведь Базел бормотал во сне о богах и колдунах, даже если не мог вспомнить своих слов наяву.
     Кровавый Меч перестал кусать губу и оперся локтем о колено, подперев подбородок ладонью. Он пытался припомнить, что читал о таких снах. Хорошо, если это просто кошмар, вызванный воздействием ража, но ведь он повторяется каждую ночь!
     - Эта работа - или задание, - произнес он наконец. - Ты можешь сказать хоть что-нибудь о ней? Кто-нибудь говорил тебе, что ты должен сделать что-то определенное?
     - Если бы я помнил! - простонал Базел. - Это проскальзывает так быстро, остаются только какие-то обрывки...
     - Какие обрывки? - настаивал Брандарк.
     Базел остановился и наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
     - Я... я не уверен. - Он говорил очень медленно, и Брандарк чувствовал его желание сосредоточиться. - Что-то о том, чтобы поработать мечом, убить кого-то... где-то. Это точно было, но моя ли это идея, или кто-то пытался мне ее внушить... - Базел пожал плечами, по том медленно поднял уши и склонил голову. - Но сейчас я, кажется, вспоминаю, что было еще... что-то о путешествии...
     - О путешествии? Ты собираешься куда-то поехать?
     - Вот уж черта с два я поеду куда-нибудь из-за проклятого сна, который я даже не могу как следует вспомнить.
     - Я не это имел в виду. Я просто хотел узнать, побуждают ли тебя во сне, чтобы ты куда-то отправился?
     - Да ведь так оно и есть! - Базел выпрямился и упер кулаки в бедра, уставившись в ночную тьму. - Чертова штука действительно хочет, чтобы я куда-то ехал.
     - Куда? - с ударением спросил Брандарк, и Базел потерянно проворчал:
     - Если бы я это знал, то помнил бы и то, что им там от меня надо... И все же...
     Он начал быстро ходить взад-вперед, колотя кулаком в ладонь другой руки и уставившись себе под ноги; Брандарк сидел тихо, на расстоянии ощущая интенсивную работу его мысли. Шаг Базела постепенно замедлился, он остановился, покачиваясь на пятках, потом повернулся к Кровавому Мечу и бросил на него пронзительный взгляд.
     - Где бы это ни было, - ровным голосом произнес он, - сейчас я туда направляюсь.
     - Фробус! - прошептал Брандарк. - Ты уверен?
     - Еще как, - мрачно ответил Базел. Брандарк ни когда еще не слышал таких интонаций в голосе друга. Как будто рухнула целая скала и что-то в нем рванулось от нее в испуге. Какое-то время оба молчали.
     - Что ты собираешься делать?
     - У меня нет наклонности прислушиваться к "велениям судьбы" и всему подобному. - Базел был все еще мрачен, но в нем явно зарождалось какое-то но вое чувство. Он хотя бы частично опознал врага, и свойственное градани упрямство побуждало его бросить вызов. - У меня и так достаточно забот - хватит на дюжину, а ввязаться в дела богов и магов - лучший способ лишиться головы. Не припомню, что бы хоть один бог даже пальцем шевельнул для моего народа, так что и мне нет резона что-то делать ради них.
     Брандарк кивнул, соглашаясь, и Базел вернул кивок, блеснув в лунном свете крепкими зубами, оскаленными в хищной улыбке.
     - А если это не какой-нибудь божок ползает по моим снам, значит, какой-нибудь вонючий колдун, а я скорее увижу себя в самом темном адском уголке владений Краханы, чем подниму меч в защиту интересов колдуна. - В голосе Базела чувствовалась непреклонная решимость, и Брандарк снова кивнул.
     - Но как же ты откажешься делать то, чего от тебя хотят, если ты даже не знаешь, что это? - спросил он.
     - М-да, в этом-то и загвоздка... - Базел похлопал себя руками по бедрам и пожал плечами. - Ну, если получается, что сейчас я как раз на дороге туда, то можно просто сделать шаг в сторону с дороги.
     - Как?
     - Направиться туда, куда не собирался. Если какой-нибудь бог или колдун ставит на меня, я подамся туда, где он не ожидает меня увидеть.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - А вот что. Все это время я двигался на запад, и только на запад. Рано или поздно я должен буду поставить отца в известность о своем местонахождении, но до тех пор он может говорить Чернажу и всем, кто бы ни спросил, что не знает, где я. Я собирался идти с Килтаном до Манхома и посмотреть на Империю Топора, прежде чем дам о себе знать отцу, но сейчас... я передумал.
     - Ты не можешь просто покинуть караван, - возразил Брандарк, и Базел резко потряс головой.
     - Старый Килтан такого не заслуживает, но ведь мы никогда не обещали идти с ним до самого Манхома. Я собираюсь остаться с ним до Риверсайда. Оттуда путь идет по Королевству Ангтир. Это союзник Империи Топора, насколько я знаю, территория для купцов безопасная. Там ему вряд ли понадобится мой меч... А я буду достаточно далеко от Навахка, чтобы не опасаться удара кинжалом в спину из-за угла.
     - Мы будем достаточно далеко, ты хотел сказать.
     Базел внимательно посмотрел на друга.
     - Думаю, тебе лучше держаться от этого подальше, - сказал он спокойно. - Одно дело - водить за нос Чернажа, даже и рискуя жизнью, но здесь совсем другое дело, здесь твоя голова - меньшее, что ты можешь потерять. Оставайся с Килтаном, Брандарк.
     - Слушай, я, конечно, знаю, что ты не любишь мое пение, но разве стоит тратить столько сил, чтобы от него избавиться?
     - Брось свои шутки, не до них сейчас. Когда речь идет о Чернаже и его шушере, да, если на то пошло, о ком бы то ни было, против кого можно применить сталь, я только рад твоей поддержке, но здесь-то совсем другое. Сны, судьба, предназначение... - Базел снова покачал головой. - Не лезь в это дело, Бандарк. Оно тебя не касается.
     - К сожалению, не могу. - Брандарк встал и хлопнул друга по плечу. - Насколько я понимаю, я уже тоже в нем замешан.
     - Ну? И что же тебе снится? - с иронией поинтересовался Базел, и Кровавый Меч засмеялся.
     - Пока ничего. Но если ты отчалишь в другом на правлении, то, что тобой интересуется, будет вынуждено довольствоваться единственным оставшимся градани, и это буду я. В таком случае самое безопасное место для меня - рядом с тобой.
     - Самое глупое и запутанное объяснение, которое я когда-либо слышал.
     - Грубость тебе не поможет. Я все обдумал. Градани народ упрямый, сам знаешь.
     - Ладно, - вздохнул Базел. Он взял Брандарка за плечи и слегка тряхнул. - Дурак ты, Брандарк Брандарксон. Дурак, что ушел за мной из Навахка, и трижды дурак, что суешь нос в это дело.
     - Ну, тебя-то умным, насколько я знаю, пока еще никто не называл, - возразил Брандарк. - Меня, правда, тоже.
     - Если и называл, то только в шутку. - Базел легонько тряхнул его еще раз и вздохнул: - Ладно, если ты такой дурак, что идешь со мной, то я тоже как дурак рад такой дурацкой компании.

ГЛАВА 11

     Спинка тяжелого деревянного стула разлетелась на куски. Ее опоры торчали, как сломанные зубы. Еще один удар меча, расщепивший сиденье, и они тоже полетели в разные стороны. Принц Харнак Навахкский, ступая по разбросанным щепкам, бросился к стоявшему за стулом комоду.
     Он рубанул мечом, как топором, вытащил из доски застрявшую сталь и принялся наносить удары снова и снова, изрыгая хриплые проклятия при каждом ударе. Наконец, исчерпав все свои силы, он запустил мечом в стену. Меч с грохотом отскочил от стены, потом - рикошетом от пола. Харнак задыхался, по его подбородку стекала струйка слюны.
     Принц Харнак Навахкский закрыл глаза, провел рукой по губам и подбородку. Послышался его срывающийся вздох. Подойдя к грани взрыва, раж откатывался назад. Ему трудно было бороться с ражем, потому что он редко заставлял себя это делать, но сейчас ему ничего другого не оставалось.
     Наконец ему удалось полностью овладеть собой, и он передернул плечами, оглядывая заваленную обломками комнату. Даже стойки полога над кроватью были изрублены и выщерблены. Сжав челюсти, он ощутил пустоты на месте выбитых зубов. В этот момент ему страстно хотелось, чтобы все эти удары обрушились на тела Фармы или Базела Бахнаксона.
     Он снова выругался, на этот раз скорее автоматически, чем со страстью, и прошагал по валявшимся всюду щепкам к окну. Усевшись в оконной нише, он уставился воспаленными глазами на крыши Навахка и, потирая рубец на лбу, заставил себя размышлять.
     Эта сука все еще жива - жива! - и эта гадина Тала с ней, и обе они в Харграме!
     Ноздри изуродованного носа раздулись. Как? Как умудрились две женщины, одна из них избитая до полусмерти, проникнуть в Харграм, когда их ловила вся гвардия его отца? Невероятно!
     Это сучий сын Базел как-то все сварганил! Он отвлек на себя почти всю погоню, он и этот ублюдок Брандарк - а это был Брандарк, что бы ни утверждал его хренов папаша! - искрошили единственный патруль, который на них натолкнулся. А тем временем эти... добрались до владений мерзкого ханжи Бахнака. И он их обогрел и приютил, держит под своим личным покровительством...
     Харнак снова выругался, на этот раз энергичнее. Хитрый Бахнак никак не отреагировал на то, что Ч