н блокировал побережье. К концу года эльфам, по существу, уже не с кем было сражаться.
     Но Скафлока это не радовало. Прежде всего он знал, что все это значит.
     Как только Вальгард понял, что его силы будут разбиты по частям в открытом бою, он начал стягивать их как можно быстрей в Эльфийский Утес, и, отступая, они успели все же доставить эльфам немало неприятностей. Скафлок не сомневался в том, что теперь он в состоянии захватить последний оплот врага, но цена, которую пришлось бы за это заплатить, могла оказаться слишком высока.
     Не то чтобы это его очень огорчало, но все же штурм требовал немалого полководческого искусства, и он выбирал способ, который позволил бы закончить кампанию с наименьшими потерями. Но не только эти мысли терзали его.
     Нечто более серьезное лишало его покоя. Сражений становилось все меньше, наконец, стычки превратились вовсе. По целым дням, а теперь уже по неделям, его меч спал, не покидая ножен. Зато в Скафлоке проснулись воспоминания. Он надеялся, что время исцелит сердечную рану. Теперь он понял, что этого не произошло. Он не знал, от чего ему было больней - то ли от прежнего самообмана, то ли от нынешних грез.
     Осень тем временем кончилась, наступила зима. И вот в эти дни Огненное Копье, которому Скафлок рассказывал о своих сердечных делах не больше, чем прочим - пусть думают, что смертная девушка ему надоела или что он ее отослал к людям, чтобы она была в безопасности - так вот. Огненное Копье сказал ему - Может тебе будет интересно знать: я проезжал в сумерках недалеко от одной усадьбы и видел молодую женщину, похожую на Фреду, дочь Орма.
     Она ждет ребенка, но мне показалось, что она тоже чем-то опечалена.

***

     Скафлок вечером выехал один. Его вороной жеребец шел шагом, не быстрей, чем бежит смертный конь. Палые листья шуршали под его копытами и кружили, взметенные холодным ветром. Те же, которые еще оставались на ветках, ярким венцом сплетались над головой всадника.
     Сумерки сгущались, пока он скакал по знакомым лесам.
     Скафлок ехал, точно не чувствуя веса шлема, кольчуги и меча с драконом на эфесе. Длинные и светлые волосы выбились из-под головной повязки.
     Резко очерченные линии загорелого лица были суровы. Но сердце стучало учащенно, кровь шумела в ушах, руки были влажными, губы пересохли.
     Постепенно совершенно стемнело. Скафлок пересек не замерзший еще ручей, благодаря колдовскому зрению ему было видно, как воды несут осенние листья точно коричневые кораблики. Тишину нарушал только крик совы да скрип деревьев, но, казалось, громче всего стучит его сердце.
     Фреда, о Фреда, неужели ты совсем рядом? К тому времени как Скафлок въехал во двор усадьбы Торкеля, сына Эрленда, звезды одна за другой вспыхнули в небесах. Он прошептал заклятье, от которого собаки разбежались, не залаяв. Копыта коня не стучали. В усадьбе царил полумрак, только тусклый огонек горел у входа в дом.
     Скафлок спешился. У него дрожали колени. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтоб дойти до этих дверей. Двери были заперты на засов, и он задержался на минуту, шепча заклинание, распахнувшее их.
     Торкель был богатый крестьянин, но все-таки не вождь, а потому горница в его доме была невелика, и в ней обычно не ночевали, если только не было гостей. Фреда по привычке сидела у тлеющего очага. Аудун подошел к ней сзади. Его глаза блестели ярче углей в очаге.
     - Не спится, - сказал он, - Все спят, и как это только у них получается, а я вот снова встал, думаю, сейчас мы сможем с тобой спокойно поговорить.
     Он присел рядом с Фредой на лавку. Свет блестел на ее волосах. Фреда не покрывала голову, как это было в обычае у замужних женщин, а заплетала косы.
     - Прямо не верю своему счастью, - продолжал Аудун. - Через несколько дней возвращается отец, и мы сможем сыграть свадьбу, Фреда улыбнулась.
     - Прежде я должна родить, а потом оправиться от родов, - ответила она.
     - Роды могут начаться со дня на день. - И, посерьезнев, добавила:
     - Ты действительно не держишь зла на меня или на дитятю?
     - С чего? И сколько мне еще убеждать тебя? Это твой ребенок. Мне этого довольно. Значит для меня он, как мой собственный.
     Аудун обнял Фреду.
     В этот миг засов отодвинулся сам собой. Дверь распахнулась, в комнату ворвался ночной ветер. Фреда увидела, как из мрака выступила высокая фигура. Она, точно онемев, стала пятиться, пока не уперлась в стену.
     - Фреда? - голос Скафлока перекрыл треск пламени в очаге.
     Ей показалось, будто грудь сдавило железным обручем. Она подняла руки, точно отстраняя его от себя.
     Скафлок пошел к ней как лунатик. И она, она тоже сделала шаг ему навстречу, потом еще один.
     - Стой!
     Крик Аудуна рассек тишину. По стене метнулась его огромная тень. Он схватил стоявшее в углу копье и бросился между Скафлоком и Фредой.
     - Стой... я сказал: стой! Кто ты? Чего тебе нужно?
     Скафлок сотворил знак и произнес заклятье. Теперь никто не проснется в доме, пока он не уйдет из него. Он сделал-это машинально, не задумываясь, как человек без раздумий прихлопнет муху.
     - Фреда, - сказал он снова.
     - Кто ты? - крикнул Аудун. Его голос срывался. - Чего тебе нужно?
     Он увидел, как эти двое смотрят друг на друга, и, еще не понимая, что к чему, почувствовал острую боль.
     Скафлок глядел поверх его плеч, едва ли замечая его.
     - Фреда, - говорил он. - Любовь моя, жизнь моя. Пойдем со мной.
     Фреда, возражая, покачала головой, но все же сделала еще один шаг к Скафлоку, - Я был в Ётунхейме, я вернулся, чтобы сражаться, я надеялся, что время и война дадут мне забвенье. - Голос Скафлока дрожал. - Нет. Ни меч-убийца, который я добыл, ни закон, ни боги - ничто не в силах разъединить нас, Фреда. И что нам до них? Пойдем, Фреда, пойдем.
     Она склонила голову, потом, отвернувшись, беззвучно заплакала, сотрясаясь всем телом. Слезы брызнули у нее из глаз.
     - Ты издеваешься над ней! - закричал Аудун.
     Он неловко взмахнул копьем. Оно отскочило от широкой, закованной в броню груди Скафлока и оцарапало ему щеку. Предводитель эльфов вскинулся как рысь и потянулся за мечом.
     Аудун попытался ударить снова. Скафлок нечеловечески быстро отскочил.
     Меч со свистом покинул ножны. Он рассек древко копья.
     - Прочь с дороги! - заревел Скафлок.
     - Не раньше, чем ты оставишь в покое мою невесту!
     Аудун чувствовал, как слезы ярости и страха - нет, не страха смерти, его напугало то, что он увидел в глазах Фреды - брызнули у него из глаз. Он выхватил кинжал и попытался вонзить его Скафлоку в горло.
     Меч взметнулся, опустился со свистом и рассек голову Аудуну. Тот покатился по полу, ударился о стену и затих в неестественной позе.
     Скафлок в недоумении посмотрел на окровавленный клинок.
     - Я не хотел, - прошептал он. - Я рассчитывал только отбить удар. Я забыл, что стоит его только обнажить, и он не успокоится, не напившись крови...
     Он поднял глаза на Фреду. Она, содрогаясь, смотрела на него, рот ее был разъят в беззвучном крике.
     - Я не хотел! - закричал Скафлок. - Какая разница! Пойдем со мной!
     Фреда, овладев собой, наконец смогла выговорить, задыхаясь:
     - Уходи. Сейчас же. Никогда не возвращайся.
     - Но...
     Скафлок шагнул к ней.
     Фреда нагнулась и схватила кинжал Аудуна. Он сверкнул в ее руке.
     - Вон, - сказала она. - Еще один шаг, и я ударю тебя.
     - Надеюсь, ты так и сделаешь, - ответил Скафлок.
     - Или убью себя. Только дотронься до меня, убийца, язычник, который спал с родной сестрой как пес или эльф, дотронься до меня, и я воткну этот нож себе в сердце. Бог простит мне меньший грех, если я избегну большего.
     Скафлок разъярился.
     - Давай, зови своего бога, провизжи свою молитву! Больше ты ни на что не годна. Ты была готова продаться за кусок хлеба и крышу над головой, ты - шлюха, сколько бы попов ни хныкало над этим распутством... и это после тех клятв, что ты давала мне. - Он поднял меч. - Лучше мой сын умрет, не родившись, чем достанется этому твоему богу.
     Фреда, не дрогнув, стояла перед ним.
     - Бей, если хочешь, - сказала она насмешливо. - Мальчики, женщина да младенцы во чреве - тебе только с ними воевать.
     Скафлок опустил свой большой меч и вдруг, не вытерев кровь с клинка, кинул его в ножны. Едва он сделал это, ярость покинула его. Он почувствовал себя усталым и несчастным.
     Плечи согнулись, голова поникла.
     - Ты действительно отреклась от меня? - спросил он тихо. - Этот меч проклят. Это ведь не я говорил все эти мерзости и не своей волей убил бедного малого. Я люблю тебя, Фреда, люблю так, что весь мир сияет для меня, когда ты рядом, и меркнет, когда тебя нет. Я, точно нищий, прошу тебя: вернись ко мне.
     - Нет, - Фреда задыхалась. - Уйди. Прочь. - Она всхлипнула. - Я не хочу больше тебя видеть! Уйди!
     Скафлок повернулся к дверям. Губы его дрожали.
     - Однажды я просил тебя о прощальном поцелуе, - сказал он почти спокойно. - Ты отказала мне. Может быть сейчас?
     Фреда подошла к телу Аудуна, преклонила колени и припала к его губам.
     - Любимый, любимый мой, - она точно пела, поглаживая окровавленные волосы и закрывая мертвые глаза. - Бог прибрал тебя к себе, мой Аудун.
     - Прощай, - сказал Скафлок. - Может статься, что будет и третий раз, когда я попрошу тебя о поцелуе, только он будет последним. Кажется мне, что я долго не проживу, да я к этому и не стремлюсь. Но я люблю тебя.
     Он вышел, прикрыв дверь от ночного ветра. Чары тут же спали. Обитатели усадьбы проснулись, разбуженные собачьим лаем и копытами, гремевшими, казалось, на весь мир. Когда они вбежали в горницу и увидели, что произошло, Фреда сказала им, что какой-то разбойник пытался похитить ее.
     Прежде чем рассвело, ей приспело рожать. Ребенок был слишком крупный для ее узких ложесн. Фреда почти не кричала, хотя роды ее были долги и мучительны.
     Поскольку все опасались бродившего в округе убийцы, то за священником не решились послать сразу же. Женщины старались, как могли, помочь Фреде, но Аса была мрачна.
     - Сперва Эрленд, теперь Аудун, - бормотала она про себя. - Дочери Орма приносят несчастье.
     С рассветом мужчины пошли на поиски следов убийцы, но на закате вернулись, так ничего и не найдя. Было решено, что завтра будет уже безопасно послать кого-нибудь в церковь. Тем временем ребенок появился на свет, он, как и положено дитя человеческому, плакал и тянулся к материнской груди. Вечером Фреда, изможденная, дрожащая, осталась лежать в своей комнате, предоставленная самой себе, с новорожденным сыном на руках.
     Она улыбнулась, глядя на его крохотное тельце.
     - Ты - моя прелесть, - напевала она.
     Фреда словно вернулась из страны теней, и теперь все казалось ей нереальным, кроме ребенка, которого держали ее руки.
     - Ты - мой рыженький, ты - мой красивый, ты - весь в отца.
     Слезы точио лесные ручьи сами собой побежали у нее из глаз.
     - Я люблю его, - шептала она. - Господи, прости мои прегрешения, я вечно буду его любить. А ты, мой сын, последнее, что осталось мне от нашей любви.
     Вскоре после кроваво-красного заката стемнело. Узкий серп месяца пробивался сквозь тучи, гонимые ветром. Надвигалась буря; казалось, природа кончила долгую встречу эльфов и сразу наступила зима.
     Домишки усадьбы жались друг к другу под неласковыми небесами. Деревья со стоном клонились под ветром. Море с грохотом било в берега.
     Тьма сгустилась, ветер, постепенно превратившийся в ураган, гнал перед собой мертвые листья. Град застучал по крыше, точно чьи-то каблуки.
     Фреда лежала без сна.
     Ополночь вдали она заслышала рог. От этих звуков ее бросило в дрожь.
     Дитя заплакало, и она положила его рядом с собой.
     Снова затрубил рог, громче, ближе, ни волынка ветра, ни грохот прибоя не могли заглушить его. Залаяли собаки, прежде ей не доводилось слышать такой лай. Копыта били в ночи, земля и небо откликались на этот топот.
     Это был Выезд Асов, Дикая Охота; Фреду охватил страх. Почему никто кроме нее не слышит этих звуков? У груди заплакал ребенок. Ветер колотил ставнями.
     Стук могучих копыт теперь уже был во дворе. Рог, сотрясая дом, протрубил снова. Собаки звонко лаяли под стенами усадьбы.
     Кто-то постучал в дверь, которая вела из комнаты Фреды на двор. Засов отодвинулся сам собой, и дверь распахнулась. Ветер заметался по комнате, вздувая плащ на вошедшем.
     Хотя в комнате было темно, Фреда легко различала его. Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолочные балки. Его единственный глаз сверкал так же ярко, как наконечник копья. Из-под широкополой шляпы выбивались седые волосы. Длинная борода тоже была с проседью.
     Его голос был как голос ветра и моря, как голос бескрайних небес.
     - Фреда, дочь Орма, я пришел за тем, что ты поклялась отдать мне.
     - Повелитель... - Она отшатнулась, пытаясь укрыться одеялом. Если бы Скафлок был с ней... - Повелитель, мой пояс лежит вон в том сундуке.
     Один расхохотался.
     - Ты думаешь, мне нужно усыпляющее снадобье? Нет, ты пообещала отдать мне то, что носишь под поясом, а ты тогда уже носила дитя.
     - Нет! - Фреда едва услышала собственный крик. Она спрятала плачущего младенца за спину. - Нет, нет, нет! - И сев на постели, сорвала со стены распятие, которое висело у нее над головой. - Во имя Отца и Сына и Святого Духа, изыди!
     - Я не боюсь этого заклятья, - сказал Один, - ибо ты отвергла их, заключая эту сделку. Теперь отдай мне ребенка!
     Он отодвинул Фреду и обнял дитятю свободной рукой. Фреда пала перед ним на колени.
     - Зачем он тебе? - простонала она. - Что ты хочешь с ним сделать?
     Странник ответил, и голос его прозвучал из безмерной дали:
     - Его судьба высока и ужасна. Игра между Асами, Ётунами и новыми богами еще не сыграна до конца. Меч Тирфинг все еще сверкает на шахматной доске мира. Тор сломал его у корней ясеня Иггдрасиль, тогда я и подарил обломки Скафлоку, ведь Больверк, а он один мог починить этот меч, не стал бы работать ни для Асов, ни для эльфов. Меч же был нужен для победы над троллями, ведь им тайно помогал Уттард-Локи, а иначе как бы удалось опустошить Альфхейм враждебному богам племени. Но меч нельзя оставить у Скафлока, иначе он попытается полностью уничтожить троллей, Ётуны этого не допустят, они вступят в войну, боги тоже будут вынуждены воевать, и конец света настанет до срока. Скафлок должен пасть, а дитя, появление которого я обеспечил и которое теперь заполучил, однажды возьмет этот меч и исполнит его предназначение до конца.
     - Скафлок погибнет? - Фреда рухнула к его ногам. - Он тоже? Нет, нет, о нет!
     - Для чего ему жить дальше? - холодно спросил Один. - Если бы ты отправилась к нему в Эльфийский Утес, с которым он накрепко связан, и восстановила то, что было разорвано у кургана, он бы с удовольствием сложил оружие. Тогда бы действительно не было необходимости в его смерти. В противном случае он обречен. Меч убьет его.
     Плащ взвился еще раз, и Дикий Охотник покинул комнату. Рог протрубил, собаки взвыли, копыта прогремели, и все пропало в ночи. Слышно было только, как свистит ветер, шумит море да безутешно рыдает Фреда.

27.

     Вальгард стоял на вершине самой высокой башни Эльфийского Утеса, наблюдая за тем, как враги окружают замок. Он застыл, сложив руки на груди, и лицо его было точно высечено из камня. Только глаза жили на этом лице. Рядом с ним стояли другие вожди замка и разбитых войск, остатки которых укрылись в этой последней и самой грозной твердыне.
     Измученные, подавленные, многие к тому же израненные, они со страхом смотрели на рать, готовую взять Эльфийский Утес приступом.
     Справа от Вальгарда стояла Лиа, в платье, мерцающем в лучах, которые месяц лил в незастекленное окно. Легкий ветер играл ее тончайшим одеяньем и бледными волосами. На ее губах мелькала легкая улыбка, в глазах переливались голубые сумерки.
     Склоны вокруг Эльфийского Утеса побелели от инея. По ним двигалось эльфийское войско. Оружие гремело, кольчуги звенели, рога трубили, лошади били копытами по замершей земле. Лунный свет отражался. в щитах, копья и секиры сверкали под звездами.
     Эльфы разбили свой лагерь вокруг замка, окружили его палатками и кострами. То и дело, точно тени, мелькали воины.
     Грохот катился по холмам. Это, сверкая как солнце, мчалась боевая колесница. Пламя вспыхивало на ее спицах. Четыре белоснежных коня были впряжены в нее. Они храпели как буря, выгнув шеи и тряся шелковыми гривами. Тот, кто с копьем в руках стоял подле колесничего, возвышался над всеми. Его лицо, выражавшее мрачное величие, обрамляли темные кудри. Очи горели огнем.
     - Это Луг Долгорукий, - с тревогой в голосе сказал один из троллей. - Он ведет на нас племена богини Дану. Он косил нас, как серп - пшеницу.
     Шотландские поля почернели от воронья, которое так отяжелело, что не могло летать. Не спаслось и сотни троллей.
     Вальгард по-прежнему молчал.
     В алом плаще и серебряной кольчуге Огненное Копье прогарцевал вокруг замка. Его лицо светилось красотой, отвагой и жестокостью к врагу, а пику он держал так, точно собирался проткнуть звезды.
     - Он привел бродяг, - пробормотал другой тролль, - Их стрелы летели отовсюду. Они появлялись из тьмы, и за ними оставались лишь пожарища и смерть.
     Вальгард даже не пошевелился.
     На берегу залива, освещенного луной, догорали или лежали разбитыми корабли троллей. Подходили и вставали на якорь длинные корабли эльфов.
     Щиты блестели на их бортах.
     - Их захватил у нас Мананнан Мак Лер, а привел сюда Флам Оркнейский, - сказал жестко один из вождей. - Наша мощь погребена в морях. Только один корабль прорвался, чтоб доставить вести о том, что побережья Тролльхейма разграблены и преданы огню Вальгард казался высеченным из гранита.
     Эльфы на берегу стали устанавливать шатер, превосходивший прочие своими размерами. К нему подъехал человек на чудовищном коне и установил перед шатром свой штандарт - копье с насаженной на него высохшей головой Иллреда. Мертвые глаза уставились на троллей, стоявших на башне.
     Один из троллей сказал дрогнувшим голосом:
     - Это их предводитель - Скафлок Смертный. Никому не устоять против него. Он гнал нас на север как стадо овец и убивал, убивал. Его меч рубит металл и камень как тряпку. Трудно поверить, что он - человек, а не демон, вставший из ада.
     Вальгард вздрогнул.
     - Я знаю его, - сказал он тихо. - И собираюсь его убить.
     - Повелитель, это невозможно. Его меч...
     - Спокойно. - Вальгард, обернувшись, пронзительно посмотрел на говорившего и ответил, точно хлестнул по лицу:
     - Дурни, трусы, мерзавцы! Пусть всякий, кто боится драться, отправляется как скот к тому мяснику. Он не станет вас задерживать, и умрете вы быстро. Что до меня, то я разобью его здесь у стен Эльфийского Утеса. - Его голос понизился, загремел как колесницы у подножья замка. - Это последний оплот троллей в Британии. Почему пали прочие, мы не знаем. Мы видели только эльфийские знамена над их башнями. Но зато мы знаем, что этот замок, который никому не удавалось взять приступом, набит воинами, и нас здесь больше, чем всех нападающих, вместе взятых. Мы защищены и от тайной магии, и от открытого штурма. Если замок падет, то только из-за нашей собственной трусости. - Он потряс огромной секирой, с которой никогда не расставался. - Сегодня ночью они только разобьют лагерь, большего им не успеть до зари. Завтра они начнут осаду, возможно, сразу начнут штурм. Если будет штурм, мы его отобьем и пойдем на вылазку, если не будет штурма - нападем сами. За спиной у нас - стены замка, где в случае, если что-то пойдет неладно, всегда можно укрыться. Но я думаю, мы погоним их, нас больше, наши воины сильней.
     Мы со Скафлоком давно ищем встречи, хотя и терпеть друг друга не можем. Я убью его и завладею его победоносным мечом.
     Вальгард умолк. Тогда один из шотландских вождей спросил его:
     - А как быть с сидами?
     - Они не всемогущи, - огрызнул6