ерья. Копыта били по камням, и эхо отдавалось в ночи.
     В вышине хрипло затрубил рог, и другой ответил ему из долины. Эльфы услышали лязг металла и топот ног. Когда они добрались до конца тропинки, то увидели отряд гномов, охранявших вход в пещеру.

***

     Кривоногие мужчины едва доходили Скафлоку до пояса, но были широкоплечи и длинноруки. Гневны были их смуглые, бородатые лица, глаза недобро поблескивали из-под лохматых бровей. Они были вооружены железными мочами, секирами и щитами. В прошлом эльфы не раз одерживали верх над гномами благодаря стрелам и копьям, а также своей ловкости, проворству и воинскому искусству.
     - Что вам здесь надо? - прогудел предводитель гномов. - Или мало зла причинили нам эльфы и тролли, разоряя наши земли и порабощая наших людей? Сейчас перевес на нашей стороне, и если вы приблизитесь, мы убьем вас.
     - Мы пришли с миром, Мотсогнир, - ответил Имрик. - И хотели бы только кое-что купить у вас.
     - Мне известно твое коварство, Имрик Вероломный, - жестко возразил Мотсогнир. - Ты просто думаешь так обойти наши заслоны.
     - Я дам тебе заложников, - пообещал ярл эльфов, и на это король гномов с неохотой согласился. Оставив часть пришельцев безоружными в окружении своих воинов, Мотсогнир позволил остальным спуститься в свои пещеры.
     А там, под скальными сводами, в кровавом свете тусклых огней неутомимые гномы трудились у своих наковален. Их молоты гремели и лязгали так, что в конце концов у Скафлока зазвенело в ушах. Здесь самые искусные в мире мастера ковали бокалы и кубки, украшенные каменьями; кольца и ожерелья самой тонкой работы из червонного золота; оружие, достойное богов (и, действительно, гномам доводилось делать для них оружие) и исполненное злой силы. Всевластными были руны и чары, которые гномы могли вырезать на клинках, и непостижимыми искусствами владели их мастера.
     - Я бы хотел, чтобы вы выковали оружие для моего приемного сына, - сказал Имрик.
     Кротовые глазки Мотсогнира пристально поглядели на рослую фигуру Скафлока, освещенную колеблющимся пламенем.
     Его голос перекрыл грохот молотов.
     - Никак ты опять принялся за свои проделки с подменами, Имрик? Смотри, когда-нибудь ты перехитришь сам себя. Но, поскольку парень человечьей породы, думаю я, что он захочет иметь оружие из стали.
     Скафлок заколебался. Предубеждение, воспитанное годами, не могло исчезнуть мгновенно. И все же он предвидел, что не за горами время, когда бронза окажется слишком мягкой, а редкостные эльфийские сплавы - слишком легкими для его крепнущих сил.
     - Да, из стали, - ответил он твердо.
     - Добро, - проворчал Мотсогнир и повернулся к своему горну. - Послушай меня, парень, вы, люди, пусть вы и слабы, и невежественны, и век наш недолог, а все же вы сильней эльфов и троллей, да что там, вы сильней великанов и богов, и только потому, что вам дано брать в руки холодное железо. Эй! - крикнул гном. - Эй! Синдри, Текк, Драупнир, на подмогу!
     И тут же заработали горны, полетели искры, загремел металл, И таково было искусство кузнецов, что не успел Скафлок оглянуться, как уже у него на голове был крылатый шлем, на груди - сверкающая кольчуга, шит - на спине, меч - у бедра и секира - в руке: все оружие из голубоватой мерцающей стали. Скафлок вскрикнул от радости, взмахнул оружием и издал боевой клич эльфов.
     - Ха! - крикнул он, бросив меч в ножны. - Пусть только тролли или гоблины, пусть сами великаны только посмеют приблизиться к Альфхейму!
     Мы обрушимся на них, грозой и пожаром пройдем по их землям!
     И Скафлок сказал такую вису:

     Плещет битвы пляска
     по отрогам горных.
     Лупит меч по латам -
     лязг стоит до неба.
     Стрелы мчатся стаей.
     Сталь крушат секиры:
     крепкие кольчуги,
     кованые шлемы.
     Плещет битвы пляска.
     Пре жестокой рады,
     рубят вражьи рати
     ратоборцы гневно.
     Бешеная битва
     брашно приготовит:
     волк и черный ворон
     всласть вкусят добычи.

     - Недурно сказано, хотя немного ребячливо, - холодно заметил Имрик, - только не вздумай обратить эти свои новые игрушки против эльфов. Нам пора! - И, вручая Мотсогниру мешок с золотом, сказал:
     - Здесь плата за работу.
     - Лучше бы ты заплатил мне, освободив наших людей, которые томятся у тебя в рабстве, - ответил гном.
     - Они нам слишком нужны, - заявил, уходя, Имрик.
     До заката отряд эльфов укрывался в пещере и следующей ночью въехал в дремучий лес, в котором стоял замок Короля Эльфов.
     Это место было окутано чародейством такой силы, с каким Скафлоку еще не доводилось встречаться. Он как в тумане различал то высокие стройные башни, освещенные луной, то мириады огоньков, которые плясали в голубом полумраке, то вдруг слышалась музыка, которая пронизывала его до костей и заставляла содрогаться - и все же, пока они не добрались до тронной залы, он так и не смог ничего ясно разглядеть.
     В окружении своих князей, на троне под балдахином сидел Король Эльфов, Золотыми были его корона и скипетр, но волной мрака колыхалась пурпурная мантия. Он был седовлас и седобород, единственный среди эльфов, чей возраст выдавали морщины на лбу и на щеках. На его лице, будто высеченном из мрамора, живым огнем горели глаза.
     Имрик отвесил поклон, а воины его свиты преклонили колено перед своим королем. И тогда, точно ветер загудел, Король произнес:
     - Приветствую тебя, Имрик, ярл эльфов Британии.
     - Приветствую тебя, повелитель, - ответил ярл, встречая пристальный, наводящий ужас взгляд Короля.
     - Мы созвали вождей наших кланов на совет, - сказал Король, - ибо до нас дошла весть, что тролли опять готовы к войне. Нет сомнений, что они вооружаются против нас, и можно думать, что перемирие будет нарушено в ближайшие годы.
     - Хорошие вести, повелитель. Наши мечи залежались в ножнах.
     - Эти вести, быть может, не так уж и хороши, Имрик. В прошлый раз мы прогнали троллей, и, хотя нам даже удалось вторгнуться в их земли, прочного мира нет. Иллред, Король Троллей, совсем не так глуп. Он не стал бы готовиться к войне, если бы не чувствовал себя сильнее прежнего.
     - Я начну готовить мои владения к войне, повелитель, и вышлю разведчиков.
     - Хорошо. Быть может, твои люди узнают что-нибудь из того, что упустили наши. - И Король Эльфов взглянул на Скафлока, который внутренне похолодел, но тем не менее смело встретил его огненный взор.
     - До нас дошел слух о твоем подменыше, Имрик, - проворчал Король. - Тебе следовало бы сначала испросить нашего дозволения.
     - Не было времени, повелитель, - возразил ярл. - Дитя окрестили бы прежде, чем я успел послать весть и получить ответ. Трудно стало похитить ребенка в наши дни.
     - И кроме того, опасно, Имрик.
     - Да, повелитель, но дело стоило того. Нет нужды упоминать, что люди могут многое из того, что недоступно ни эльфам, ни троллям, ни гоблинам. Они могут пользоваться любыми металлами, они могут дотрагиваться до святой воды, ходить по освященной земле и произносить имя нового Бога, э, да что там, сами старые боги должны избегать некоторых вещей, которые дозволены людям. Потому-то нам, эльфам, и необходим один из них.
     - Подменышу, которого ты подбросил людям, все это тоже доступно?
     - Конечно, повелитель. Но ведь тебе ведомо, что такие полукровки по своей природе злы и необузданны. Они не могут быть посвящены в те тайны волшебства, в которые был посвящен мой воспитанник. Главное, чтобы люди не знали о похищении своих детей и не призвали мести своих богов на головы эльфов за эти подмены.
     До сих пор беседа о всем понятных вещах текла в неспешной, как это в обычае у бессмертных, манере. Но вот Король Эльфов заговорил резче:
     - Можно ли доверять человеку? Если сохранить ему жизнь, он переметнется к новому Богу и будет вне нашей досягаемости. Тем более, что он растет слишком сильным.
     - Нет, повелитель. - Скафлок вышел на середину высокого собрания и взглянул прямо в лицо королю эльфов. - Я благодарен Имрику за то, что он похитил меня из мира смертных слепцов. Я эльф во всем, и пусть я не эльф по крови, но грудь эльфийской женщины вскормила меня, и язык эльфов - мой язык, и эльфийские девушки любили меня. - Он почти дерзко вскинул голову. - Подари мне жизнь, повелитель, и я буду лучшим из твоих псов, - помни, когда хозяин прогоняет собаку, она становится волком и способна растерзать его стада.
     Некоторые эльфы были поражены такой дерзостью, но Король, кивнув головой, мрачно улыбнулся.
     - Мы верим тебе, - сказал он, - и прежде бывало, что юноши, усыновленные в Альфхейме, становились его отважными воинами. Но нас тревожит дар, который Асы прислали тебе в день наречения. Видно, есть у них какая-то цель, и боюсь, она не похожа на нашу.
     Собравшиеся вздрогнули, и кое-кто зачурался, начертив в воздухе руны.
     Но Имрик сказал в ответ:
     - Повелитель, в том, что предначертано Норнами, не властны и сами боги. И стыдным для себя почитал бы я лишиться самого многообещающего из своих воинов, убоявшись глухих страхов будущего.
     - Быть по сему, - согласно кивнул Король Эльфов, и совет перешел к другим вопросам.
     Как только совет эльфийских князей закончился, начался разгульный пир.
     От великолепия королевского двора у Скафлока голова пошла кругом.
     Когда, в конце концов, он вернулся домой, его жалость и презрение к людям стали так велики, что долгое время после того он их даже не хотел видеть.

***

     Прошло еще с полдюжины лет. Эльфы совсем не менялись, но Скафлок вырос настолько, что гномам, бывшим в рабстве у Имрика, пришлось переделывать его доспехи. Он стал выше ростом и шире в плечах, чем ярл эльфов, и сильней любого мужчины в округе. Он с голыми руками ходил на медведей и диких быков и мог догнать оленя на бегу. Ни у кого во всем Альфхейме не достало бы сил согнуть его лук или взмахнуть его секирой, и не только потому, что она была выкована из железа.
     Уже длинные пшеничные усы украсили его худощавое лицо, но он оставался все таким же веселым и необузданным любителем буйных шалостей и опасных затей, всегда готовым выпить, пошуметь и наколдовать смерч, только для того, чтобы задрать юбку у девчонки. Скафлок не раз отыскивал в трясинах чудищ из рода Гренделя и сражался с ними насмерть, получая страшные раны, которые только Имрик умел исцелять своей волшебной силой, однако и раны не могли остановить его. Но бывало, он подолгу валялся на траве и, не шевелясь, праздно глядел на бегущие облака. А то вдруг в образе зверя, чуя недоступное человеку, он обшаривал воды и дебри, то ныряя выдрой, то рыща волком, то коршуном когтя добычу.
     - Три вещи мне неведомы, - как-то похвалился Скафлок, - страх, поражение и любовный недуг.
     - Слишком ты молод, - холодно сказал Имрик, - и не знаешь, что на этих трех вещах основана жизнь человека.
     - Я более эльф, чем человек, приемный отец.
     - Да, ты таков, пока...
     Однажды Имрик снарядил дюжину ладей и отправился в поход. Эльфы пересекли Восточное море и принялись грабить гоблинов, живущих на скалистом побережье. Затем они сошли на берег и напали на поселение троллей в глубине страны. Оно было сожжено, после того как эльфы перебили обитателей и захватили их добро. Война еще не была объявлена, но такие набеги, как пробу сил, часто устраивали обе стороны. Потом Имрик и Скафлок пошли со своим войском на север, откуда повернули на восток по холодному белому морю среди туманов и плавучих льдов, потом, обогнув мыс и пройдя узким проливом, отправились на юг. Там они сражались с драконами и демонами той страны. Дальше они пошли вдоль побережья на запад и там, где оно поворачивало на юг, снова пошли на север. Самую тяжелую битву им пришлось выдержать на пустынном прибережье с отрядом изгнанных богов, ослабевших и обезумевших от одиночества, но все еще наделенных страшной силой. В этом бою сгорело три их корабля и никто не спасся с них, но все же Имрик вышел победителем.
     Иногда эльфы встречали людей, но не обращали на них внимания, их интересовали только обитатели Волшебной страны. Они проходили мимо, невидимые смертным очам, разве только мелькнув в них пугающей вспышкой. Не везде им приходилось сражаться, во многих странах они были желанными гостями и во время стоянок торговали с местными жителями. Через три года после отплытия корабли пришли домой, нагруженные товарами и пленниками. Имрик и Скафлок вернулись со славой, и молва об их путешествии разнеслась по всему Альфхейму и сопредельным странам

6.

     Ведьма продолжала жить в чаще леса в полном одиночестве, общаясь только со своими воспоминаниями, и долгие годы они пожирали ее душу, наполненную ненавистью и жаждой мести. Стремясь стать сильней, чтобы отомстить, она вызывала духов земли и беседовала с демонами ветров, и они многому научили ее. И вот она полетела, оседлав помело, на шабаш на Брокене. Ветер развевал ее лохмотья. Жутким было это празднество, на котором древние страшные твари пели гимны у черного алтаря и упивались кровью, но, наверное, ужасней всех были молодые женщины, предававшиеся там чудовищным обрядам и отвратительным соитиям.
     Оттуда ведьма вернулась мудрей, чем была до того, и с помощником - злым духом в виде крысы. Эта крыса пила кровь из ее иссохшей груди, а ночью забиралась на подушку и нашептывала на ухо спящей. В конце концов ведьма решила, что у нее достанет сил вызвать того, кого она так страстно желала видеть.
     Громом и молниями наполнилась ее хижинам голубым мерцанием и запахом серы, но появившаяся при этом тень, перед которой простерлась ведьма, была по своему прекрасна, как прекрасен грех в глазах того, кто предается ему по доброй воле.
     - О ты, Многоименный, Князь Тьмы, Недобрый Спутник, - возопила ведьма.
     - Исполни мое желание, и я заплачу тебе твою всегдашнюю цену.
     И тот, к кому она воззвала, ответил ей тихим и мягким, но настойчивым голосом:
     - Ты далеко прошла по моей дороге, но еще не всецело принадлежишь мне.
     Милосердие Небес безгранично, и только добровольно отвергнув их волю, ты будешь потеряна для него.
     - Что мне в милосердии? Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе свою душу, если ты предашь моих врагов в мои руки.
     - Этого я сделать не могу, - ответил гость. - Но я тебе помогу обольстить твоих врагов, если только твое коварство превзойдет их силы.
     - Этого мне достаточно.
     - Но вспомни, разве ты уже не отомстила Орму? Разве не твоих рук дело то, что у него подменили старшего сына, и это может обернуться для Орма большой бедой?
     - Старший сын Орма благоденствует в Альфхейме, да и другие его дети спокойно растут. Я хочу истребить его поганое семя дотла, подобно тому, как он уничтожил моих детей. Ни небесные боги, ни Тот, чьего имени мне лучше не произносить, не помогут мне, а потому ты, Черный Владыка, будь моим другом.
     Она почувствовала на себе тяжелый взгляд, в котором вспыхивали ледяные огоньки.
     - И сами боги тут не властны, - прошептал тихий голос, - тебе самой это известно. Один, прозревающий судьбы людские, не спеша творит свою волю... Но я помогу тебе. Я наделю тебя силой и знанием, дабы стала ты могущественной колдуньей. И я научу, как тебе наверняка поразить своих врагов, если только они не мудрей, чем ты думаешь. Есть в мире три Силы, и ни богам, ни духам, ни людям не устоять против них, их не одолеть ни колдовством, ни превозмочь мощью - это Белый Христос, Время и Любовь. От первой ты можешь дождаться только гибели своих затей, и смотри, чтобы ни Он, ни Его люди не оказались на твоем пути. Ты избегнешь Его, если будешь помнить, что Небеса оставили малым сим свободу воли, а потому и не гонят их на свои пути; даже чудеса, и те дают человеку не более чем возможность. Вторая, у которой имен больше, чем у меня самого - Рок, Доля, Закон, Норны, Необходимость, Брахма и иные, без числа - к ней не стоит взывать, она не услышит. Тебе не дано понять, как она существует вместе с той свободой, о которой я говорил, так же как и то, что в мире одновременно есть старые и новые боги. Но чтобы овладеть великим знанием, ты должна размышлять об этом до тех пор, пока сердцем не поймешь, что у истины столько же ликов, сколько умов стремится постигнуть ее. А третья Сила - Сила смертная, может она и помешать и помочь, но только к ней ты должна прибегнуть.
     Ведьма поклялась особой клятвой, и ей было сказано, где и как получить то знание, которого она жаждала. Ее гость покинул хижину, и когда она поглядела ему вслед, он нимало не был похож на того, кого она видела в своем доме. Это был высокий мужчина, удалявшийся быстрыми шагами, несмотря на то, что его длинная борода совсем поседела. Он был закутан в плащ, вооружен копьем, и на лице, затененном широкополой шляпой, казалось, был один глаз. Она вспомнила о том, кто славился своим коварством, кто обманывал и оборачивался, странствуя по свету, и задрожала.
     Но едва он отошел настолько, что ведьма уже не могла его ясно видеть в обманчивом свете звезд, как она перестала размышлять о своих нелегких сомнениях и вся отдалась мыслям об утратах и будущей мести.

***

     За исключением того, что подменыш был существом буйным и шумливым, он ничем не отличался от обычного младенца, и хотя Эльфриде пришлось немало с ним повозиться, ей и в голову не могло прийти, что это вовсе не ее сын. По желанию Орма она окрестила дитя Вальгардом, и пела ему, и играла с ним, и радовалась ему. Но ребенок так больно кусался, что выкормить его было настоящей мукой.
     Орм обрадовался, когда, вернувшись домой, обнаружил, что у него родился такой красивый сильный мальчик.
     - Он станет великим воином, - воскликнул вождь, - потрясателем стали, наездником моря.
     Он оглядел двор и спросил:
     - А где собаки? Где мой старый верный Грам?
     - Грама больше нет, - упавшим голосом ответила Эльфрида. - Он попытался прыгнуть на Вальгарда и разорвать его, и я приказала убить бедное обезумевшее животное. Но это .так напугало других собак, что теперь они рычат и поджимают хвосты, когда я выхожу с ребенком во двор.
     - Это странно, - сказал Орм, - людей нашего рода всегда любили собаки и лошади.
     Во когда Вальгард подрос, стало ясно, что животные не подпускают его к себе: коровы при его приближении разбегались, лошади храпели и бились, кошки шипели и лезли на дерево, и ему пришлось рано научиться владеть копьем, чтобы обороняться от собак. Он, в свою очередь, платил животным тем же: осыпал их пинками и бранью, а со временем стал безжалостным охотником.
     Вальгард рос угрюмым молчуном, склонным к диким выходкам и непослушанию. Рабы ненавидели его за тяжелый характер и злые шутки.
     Постепенно и Эльфрида, боясь признаться в этом самой себе, разлюбила его.
     Но Орм души не чаял в Вальгарде, несмотря на то, что не во всем у них было согласие. Когда он наказывал мальчишку, тот ни разу не заплакал, хотя и тяжела была рука у Орма. А когда он учил Вальгарда владеть мечом и со свистом опускал свой клинок, едва не задевая головы сына, тот и бровью не вел. Вальгард быстро рос и мужал, владел оружием так, будто родился с ним в руках, и никогда ни в чем не выказывал ни боязни, ни мягкости. У него не было настоящих друзей, но немало находилось тех, кто готов был за ним пойти.
     Эльфрида родила Орму еще двух сыновей: рыжеволосого Кетиля и смуглого Асмунда, и оба они были многообещающими мальчиками, и двух дочерей:
     Асгерд и Фреду, притом младшая, Фреда, была вылитая мать. Эти дети ничем не отличались от других детей, смеялись и плакали, сперва играли около матери, а как подросли, принялись шататься по всей округе, и Эльфрида любила их и волновалась за них. Любил их и Орм, но Вальгард оставался его любимцем.
     Вальгард мужал, по-прежнему одинокий, нелюдимый, молчаливый. Внешне он ничем не, отличался от Скафлока, пожалуй только волосы были немного темней, да кожа белей, да в глазах застыла тяжелая пустота. Но складка губ у него была угрюмая, он редко улыбался, разве только пролив чью-нибудь кровь или причинив кому-нибудь боль, да и то это скорей была не улыбка, а о