!
     - Не все зло пришло в мир через троллей, - спокойно ответил Иллред. - Сдается мне, что ты, вернув в мир этот меч, принес зла больше, чем любой тролль. Никто из нас, какова бы ни была наша судьба, а какой ей быть судили Норны, не сделал бы этого.
     - Ни один тролль на это просто не отважился! - усмехнулся Скафлок.
     Иллред, замахнувшись секирой, храбро бросился на Скафлока. Его удар ранил в плечо великанского коня. Рана была не глубокой, но конь заржал и встал на дыбы. Пока Скафлок старался удержаться в седле, Иллред успел нанести ему второй удар.
     Скафлок подставил щит. Щит раскололся, Скафлок пошатнулся в седле.
     Иллред ударил еще раз, целя в голову. На шлеме Скафлока появилась вмятина, только волшебная сила меча не дала ему рухнуть без чувств.
     Иллред снова занес секиру. Оглушенный Скафлок попробовал отбить удар.
     И хотя у него не было сил, но едва меч, высекая искры, столкнулся с секирой, как та раскололась пополам. Скафлок, не веря своим глазам, потряс головою. Затем рассмеялся и отрубил Иллреду левую руку.
     Король осел в седле. Меч свистнул еще раз и отсек ему правую руку.
     - Не достойно воина издеваться над беспомощным врагом, - задыхаясь, сказал Иллред. - Ты вершишь волю меча.
     Скафлок убил его.
     Страх овладел троллями, и они бежали в беспорядке. Эльфы яростно их преследовали. Шум битвы гремел меж гор. В первых рядах, возбуждая храбрость бойцов, дрался Король Эльфов. Но страшней всего для троллей был Скафлок, который метался по всему полю, разя направо и налево мечом, который то вспыхивал голубым огнем, то вновь окрашивался кровью.
     Тролли были разбиты. Эльфы бросились в погоню, рубя врагов, загоняя их в их же горящий лагерь. Почти никто из троллей не спасся.
     С первыми проблесками зари Король Эльфов придержал коня и оглядел поле боя, заваленное мертвыми телами. Холодный ветер развевал его волосы, взви-вал гриву и хвост коня. Скафлок, изможденный, исхудавший, подскакал к нему, он был весь в запекшейся крови врагов, но его глаза горели огнем несытой мести.
     - Это великая победа, - сказал Король. - Но все-таки пока это наша единственная крепость. Тролли захватили Альфхейм из конца в конец.
     - Не долго троллям владеть им, - ответил Скафлок. - Мы пойдем на них походом. Их линии слишком растянуты. Наши ряды будут расти, ведь немало вольных эльфов скрывается по всей стране. А оружие мы добудем у троллей. Война будет тяжелой, но мой меч принесет победу. - Потом, подумав, медленно добавил:
     - Перед нашим войском мы понесем новый штандарт, он сокрушит врага.
     И Скафлок поднял копье с насаженной на него головой Иллреда. Глаза мертвого Короля Троллей, казалось, смотрели куда-то, а рот угрожающе осклабился.
     Король Эльфов вздрогнул.
     - Черно у тебя на сердце, Скафлок, - сказал он, - Ты сильно переменился с тех пор, как я последний раз видел тебя. Но будь по-твоему.

24.

     Зимним утром Фреда, спотыкаясь, прибрела в усадьбу Торкеля, сына Эрленда.
     Хозяин хутора как раз проснулся и вышел из дому взглянуть, каким будет наступающий день. Увидев Фреду, он в первое мгновение не поверил своим глазам: перед ним стояла дева в платье чужеземного покроя, облаченная в броню из неведомого металла. Она, как слепая, пробиралась на ощупь.
     Торкель потянулся за копьем, которое стояло за дверью дома. Но стоило ему повнимательней приглядеться к пришелице, и его рука опустилась:
     Фреда, дочь Орма, измученная, изможденная, вернулась в родные места.
     Торкель ввел Фреду в свой дом. Его жена Аса бросилась им навстречу.
     - Как долго ты пропадала, Фреда, - сказала она. - Добро пожаловать домой!
     Девушка промолчала в ответ.
     - Бедняжка, - пробормотала Аса. - Бедное измученное дитя. Пойдем, я уложу тебя в постель.
     В это время в дом вошел Аудун, второй, после убитого Эрленда, сын Торкеля.
     - На дворе погода холодней, чем сердце благородной девицы, - сказал он весело и, заметив Фреду, спросил:
     - Кто это?
     - Это вернулась Фреда, дочь Орма, - ответил Торкель.
     Аудун подошел к Фреде.
     - Вернулась - это замечательно! - сказал он приветлию, Он обнял ее за талию, но, еще не успев поцеловать Фреду в щеку, почувствовал сердцем ее великое немое горе.
     Аудун в недоумении отступил.
     - Что случилось? - спросил он.
     - Что случилось? - огрызнулась Аса. - Каких только бед не стряслось с бедной девочкой. Вы, мужчины, только и умеете, что таращить глаза да топать ножищами. Уходи и дай мне уложить ее в постель.
     Фреда долго пролежала без движения, повернувшись лицом к стене. Когда Аса принесла ей поесть, а затем стала ее кормить, гладя по волосам и уговаривая, как мать уговаривает ребенка, Фреда разрыдалась. Она плакала долго, беззвучные рыдания сотрясали ее. Аса обняла Фреду и дала ей выплакаться. Потом Фреда заснула.
     После того Торкель предложил ей поселиться у них, и она согласилась.
     Фреда вскоре выздоровела, но теперь она была совсем не та милая девушка, которую помнили в округе.
     Торкель стад расспрашивать Фреду о том, что с ней приключилось. В ответ она опустила побледневшее лицо. Торкель, увидев это, торопливо сказал:
     - Нет-нет, не хочешь - не говори.
     - Незачем скрывать правду, - ответила она едва слышно. - Вальгард увез меня и Асгерд на восток за море, как дар некоему языческому королю, чьих милостей он рассчитывал добиться таким образом. Едва он причалил к берегу, на него напал другой викинг. Вальгард бежал, Асгерд погибла в стычке. Этот другой вождь увез меня с собой. В конце концов... он, он должен был отправиться туда, куда я не могла пойти с ним... так что он оставил меня там, где была усадьба моего отца.
     - Что за странное платье на тебе?
     - Тот викинг дал мне его. Оно привезено из дальних стран. Я часто сражалась вместе с ним. Он - хороший человек, хоть и язычник. - Фреда взглянула в огонь, пылавший в очаге. - Да, он - самый лучший, самый храбрый и добрый человек на свете. - Ее губы дрогнули. - Да почему бы ему и не быть таким, если он происходит из славного рода.
     Фреда вскочила и быстро вышла из комнаты. Торкель, поглаживая бороду, поглядел ей вслед.
     - Не все она рассказала, - пробормотал он про себя, - но, видно, нам вряд ли удастся узнать что-нибудь еще.
     Даже священнику на исповеди Фреда рассказала не больше, а после ушла одна и долго стояла на холме, глядя в небо.
     Зима была на исходе. День был солнечный, не слишком морозный. Снег сверкал в тишине под безоблачной голубизной небес.
     Фреда задумчиво сказала:
     - Я совершила смертный грех, не исповедавшись в том, с кем я спала невенчанной. Но это бремя останется на моей душе, и с ним я сойду в могилу. Господи, Ты знаешь, что наш грех был слишком прекрасен, чтобы назвать его всеми этими грязными словами. Покарай меня, на все Твоя воля, но охрани его, ведь он не ведал, что творит. - Она покраснела. - Кажется мне, что я понесла под сердцем, и ты, Мария, должна понять, что дитя не должно нести позора своих родителей. Отец Небесный, Святая Дева, Спаситель, я в вашей власти, но пощадите невинное дитя.
     Спускаясь с холма, Фреда почувствовала, что на душе у нее стало легче.
     Мороз своими поцелуями нарумянил ей щеки, солнце вспыхивало на бронзе волос, глаза лучились. Фреда шла, улыбаясь, когда навстречу ей попался Аудун, сын Торкеля.
     Он был не намного старше Фреды, высокий и сильный, умелый землепашец и многообещающий воин. Его лицо, обрамленное кудрями, зарделось, едва он увидел Фреду. Он улыбнулся и побежал ей навстречу.
     - Я... я искал тебя, Фреда, - сказал он.
     - Почему, я тебе для чего-то нужна? - спросила она.
     - Нет, то есть, да, я хотел... поговорить с тобой.
     Аудун пошел с ней рядом, опустив глаза, но то и дело бросая взгляды на Фреду.
     Помолчав, он выпалил наконец:
     - Что ты собираешься делать дальше?
     Все веселье враз покинуло Фреду. Она посмотрела на небо, затем перевела взгляд вдаль, в поля. Моря отсюда не было видно, но ветер доносил его неослабный далекий голос.
     - Я не знаю, - сказала она. - У меня никого не осталось...
     - Нет, это не так! - крикнул Аудун.
     Тут он запнулся, и, как ни проклинал себя за нерешительность, ничего не добавил к этим словам.
     Зима под натиском весны начала отступать. Фреда все еще жила в доме Торкеля. Никто не попрекнул ее тем, что она беременна, мало ли что могло приключиться с ней за время ее отсутствия! То ли врожденное здоровье и крепость, то ли продолжали действовать эльфийские снадобья, но ее беременность протекала легко. Она много трудилась по хозяйству, а когда работы не было, отправлялась в далекие прогулки, частенько в сопровождении Аудуна. Аса радовалась тому, что теперь у нее есть помощница и есть с кем перемолвиться словом, ведь у нее, в отличие от Орма, не было дочерей, да и служанок она почти не держала. Впрочем, говорила в основном одна Аса, а Фреда только коротко отвечала.
     Сперва время текло для Фреды мучительно долго. Ее тяготило бремя грехов и гибель семьи, однако это она еще в силах была вынести, новая жизнь в ее чреве служила ей утешением, но потеря Скафлока мучила ее гораздо сильней.
     Ни слова, ни весточки, ничего - с тех пор как она последний раз видела его у кургана Орма в лучах зимнего заката. А ведь Скафлок отправился в земли, которых нет мрачней, на поиски того, что должно его погубить.
     Где он был вчера, где будет завтра? Жив ли он? Быть может, он лежит где-то недвижный, охладелый, и ворон выпил очи, которые когда-то с любовью глядели на нее? Так ли он жаждет смерти, как когда-то жаждал Фреду? Или он позабыл обо всем, не в силах снести тяжесть воспоминаний, и отринул все человеческое ради холодного забвения, которое дарили поцелуи Лиа?.. Нет, это невозможно, Скафлок не изменит своей любви покуда жив.
     Но жив ли он... и где он, и долго ли еще проживет? То и дело Скафлок представал перед Фредой в ее снах как живой, их сердца снова бились как одно, она снова чувствовала его тяжелые и вместе с тем нежные объятия. Она слышала, как он бормочет ей в ухо, смеется, поет о любри... И она пробуждалась во мраке и духоте спальни.
     Фреда сильно изменилась. Теперь, после блеска эльфийского двора и безумных, но таких счастливых дней, когда они со Скафлоком гонялись за троллями по зимним дебрям, жизнь в мире людей казалась ей скучной и однообразной. Торкель крестился только для того, чтобы его соседи-англичане не отказались иметь и с ним дело, так что священник редко появлялся на хуторе, а Фреда, чувствуя тяжкий грех на сердце, была этому только рада. Неуютно было ей в церкви, то ли дело леса, холмы и бушующее море. Фреда по-прежнему любила Господа (и разве не весь мир был Его творением, а церковь - только делом рук человеческих), но редко находила в себе силы воззвать к нему.
     Иногда, когда среди ночи ее начинала мучить бессонница, она седлала лошадь и скакала на север. Перед ее колдовским зрением мимолетными видениями проносились образы Волшебной страны: то удирающий карлик, из тех, что живут под корнями, то сова в гнезде, то черный корабль, причаливающий к берегу. Но те из обитателей Волшебной страны, которых она осмеливалась окликнуть, убегали от нее, и ей так и не удалось ничего узнать о том, как идет война.
     И все же этот призрачный, роковой, безумный мир был миром ее Скафлока, а в течение недолгого, но чудесного времени он был и ее миром.
     У Фреды, по счастью, оставалось не так много времени, чтобы предаваться печалям, и не заметно для нее самой ее юное тело расцвело новой красотой. Недели складывались в месяцы, Фреда чувствовала, что теперь ею владеет та же сила, что гонит птиц домой на север и заставляет распускаться на деревьях почки, пухлые как детские кулачки.
     Однажды она взглянула на свое отражение в пруду и поняла, что на нее глядит уже не девочка, а женщина: тело пополнело, груди набухли, кровь быстрей побежала по жилам. Фреда становилась матерью.
     Если бы он мог видеть ее теперь.
     Нет, нет, я не должна... но я люблю его, я так его люблю! Зиму прогнали дожди и первые грозы. Молодая зелень окутала луга и древесные кроны. Перелетные птицы возвращались домой. Фреда увидела, как знакомая пара аистов в недоумении кружит над руинами усадьбы Орма.
     Они всегда вили гнездо на крыше их дома. Слезы, легкие как весенний дождь, брызнули у нее из глаз. Она почувствовала, как пусто у нее в груди.
     Но вот сердце ее снова наполнилось, но не прежней беспечной радостью, а новой тихой нежностью. Ее ребенок жил в ее чреве. И с ним или, может, с ней, неважно, возрождались все погибшие надежды.
     Она стояла в сумерках, и каждый порыв легкого ветра осыпал ее яблоневым цветом. Зима кончилась, Скафлок жил теперь для нее во всем: в этой весне, в облаках и тенях, рассветах и закатах, в высоко плывущей луне: она беседовала с ветром и улыбалась морю. Да, еще не раз в бесконечном хороводе лет придет зима, но под сердцем она носит - лето.
     Торкель начал готовиться к торговому (а может и викингскому, если представится случай) походу на восток. Эта поездка была давно решена им и его сыновьями. Но теперь она уже не радовала Аудуна, и однажды он сказал отцу:
     - Я не могу отправиться с тобой.
     - С чего бы это? - закричал Торкель. - Ты, который день и ночь, больше любого из нас мечтал от этом походе, и вдруг - остаешься.
     - Да, но кто-то же должен остаться дома.
     - У нас есть хорошие батраки.
     Аудун отвел глаза.
     - Так поступал Орм.
     - Наша усадьба меньше Ормовой, а соседи - живут ближе. Ты, верно, забыл, что теперь, после того, что случилось зимой, люди со всей округи охраняют побережье. - Торкель пристально посмотрел на сына. - В чем дело, парень? Говори прямо. Может, ты боишься, что придется подраться?
     - Ты знаешь, что это не так! - вспыхнул Аудун. - Будь я проклят, я убью всякого, кто посмеет сказать, что я трус. Но в этом году я не желаю идти в поход, и все тут.
     Торкель покачал головой.
     - Значит, это - Фреда. Я уже думал об этом. Но у нее не осталось родни.
     - Что с того? Земли ее отца - теперь ее. Я сам добуду денег в походе следующим летом.
     - А как быть с ребенком, которого она носит? Он ведь от этого странника - она молчит, но, похоже, думает о нем все время.
     Аудун сердито уставился глазами в пол.
     - Опять-таки что с того? - пробормотал он. - Это не ее вина. И уж, понятно, не ее ребенка, которого я с удовольствием посажу к себе на колени. Ей нужен кто-то, кто позаботится о ней и поможет позабыть того, кто так подло бросил ее. Если бы я его нашел, ты бы увидел - боюсь я драться или не боюсь!
     - Добро... - Торкель пожал плечами. - Сердцу не прикажешь. Оставайся, коли чувствуешь, что должен. - Потом добавил. - А ты прав. Негоже этим обширным полям оставаться без посева. Да и Фреда сможет стать тебе доброй женой и родить немало крепких сыновей. - Он улыбнулся, но в глазах у него застыло беспокойство. - Что ж, добивайся ее и добейся, если сумеешь. Может тебе повезет больше, чем Эрленду.
     После того, как посеяли хлеб, Торкель ушел в плаванье с остальными сыновьями и другими юношами, жившими но соседству. Так как они хотели побывать не в одной стране из тех, что лежали за Северным морем, их возвращения ждали не раньше начала зимы. Аудун жадно смотрел вслед уходящим кораблям. Но вот он обернулся, увидел Фреду и почувствовал себя вознагражденным за все.
     - Неужели ты остался только для того, чтобы присмотреть за тем, как уберут урожай? - спросила она.
     Аудун почувствовал, что у него горят уши, когда он дерзко ответил:
     - Я думаю, ты знаешь, что это не так.
     Фреда посмотрела на него пристально и отвернулась.
     Дни стали длинней, земля налилась соками. Теплые ветра, ливни, птичье пенье, олени в лесах, рыба в ручьях. Фреда почувствовала как дитя шевельнулось в ее утробе.
     Аудун еще чаще чем прежде стал бывать с ней. Слишком погруженная в свои беды, она просила его уйти и каждый раз чувствовала угрызения совести, видя его опечаленное лицо.
     Фреда едва прислушивалась к жалким словам его сватовства. Она зарывалась лицом в букеты цветов, которые он приносил ей, и сквозь лепестки видела его застенчивую мальчишескую улыбку. Как странно, он, такой большой и сильный, был слабее ее.
     Если они поженятся, он станет ее мужем. Но ведь он не Скафлок, а всего лишь Аудун. О, не забыть мне тебя, любимый! Но все же воспоминания о Скафлоке становились чем-то прошедшим, как воспоминания о минувшем лете. Они согревали ее сердце, не притупляясь, ее любовь была глубока, как горное озеро, на поверхности которого пляшут солнечные блики. И все же вечно оплакивать - это слабость, недостойная того, что им, ей и Скафлоку, пришлось пережить.
     Она полюбила Аудуна, ведь он мог стать прочным щитом для ребенка Скафлока.
     И вот настал вечер, когда они оказались вдвоем на берегу, вода журчала у их ног, отливая золотом и пурпуром заката. Аудун взял Фреду за руку и, стараясь казаться спокойным, сказал:
     - Ты знаешь, я люблю тебя, Фреда, я полюбил тебя еще до того, как тебя похитили. За последние недели я несколько раз просил твоей руки.
     Сперва ты не слушала, потом - не отвечала. Теперь я прошу тебя дать мне честный ответ, и, стоит тебе только сказать, я больше не потревожу тебя. Станешь ли ты моей женой, Фреда?
     Она заглянула в его глаза и спокойно и ясно ответила:
     - Да.

25.

     В конце лета в северных землях пошли дожди. Четыре дня и ночи ветер без остановки сек эльфийские холмы и окутывал их серой пеленой туч, которую прорезали удары молний. Тролли теперь редко отваживались покидать Эльфийский Утес, отряды их бездомных врагов стали слишком хорошо вооружены, слишком часто нападали на них из засады. Тролли, спотыкаясь, слонялись по замку, пили, играли, ссорились и снова пили.
     В том подавленном, паническом настроении, в котором они теперь находились, любое неосторожно сказанное слово приводило к смертельным стычкам. Тем временем их эльфийские подруги стали такими блудливыми, что чуть ли не каждый день из-за них разбивались дружеские узы и происходили смертоубийства.
     Слухи ползли вдоль мрачных переходов замка. Иллред убит, его оскаленную голову враг возит в бочонке с рассолом, а перед битвой водружает как штандарт на древко. Новому королю Гуро не под силу собрать войско троллей в один кулак так, как это делал старый король - едва он укрепится где-нибудь, как снова бежит, выбитый врагом. Эльфов, а их число удвоилось, ведет от победы к победе демон на гигантском коне, в его руке - меч, в сердце - ад.
     Вендланд пал, шептались одни, ужасный вождь эльфов окружил тамошние войска и не пощадил никого. Говорят, по телам павших троллей можно было проехать как по мосту из конца в конец огромною поля.
     Твердыни в Норвегии, Швеции, Дании, крепости на Готланде взяты, говорили другие, и хотя их когда-то построили со всем своим военным искусством эльфы, они почему-то пали так же быстро, как когда-то сдавались троллям; их гарнизоны были преданы мечу. Флот троллей захвачен в Ютландии, враг использует его теперь для налетов на Тролльхейм.
     Те из союзников и наемников, кто уцелел, бежали. Говорят, отряд шэней напал у Гардарики на своих союзников-троллей и перерезал их.
     Восставшие гоблины захватили три, нет, пять, а может дюжину городов в самом Тролльхейме.
     Эльфы на плечах у отступающих троллей ворвались в Валланд. Это отступление превратилось в полный разгром и, в конце концов, на берегу моря, у кромлехов и менторов Древнего Народа, в форменную резню. По замку бродили истории, одна страшнее другой, об ужасном коне, который насмерть затаптывает воинов, об еще более ужасном мече, которой рубит металлические доспехи как простую одежду, не тупя своих сверкающих лезвий.
     Вальгард, который с каждым месяцем остановился все мрачней и молчаливей, попытался приободрить упавших духом воинов.
     - Эльфы восстали, - сказал он. - Им даже удалось собрать кой-какие силы. Что ж, разве вам не доводилось видеть умирающего, которому стало лучше за несколь