о это был первый и последний случай  в  ее  карьере,
когда к ней обратились с такой просьбой, но она не  колебалась  ни  секунды.
Она дотронулась до маленькой клавиши на пульте, потом обратилась ко мне:
   - Сейчас вас проводят к Тагеру.
   За ее спиной  в  дверном  проеме  виднелся  большой  зал  со  стенами  из
полированного мрамора. В дальнем конце его показались четверо мужчин.
   Крупных мужчин. Я не сомневалась в том, что они вооружены.
   Она кивнула в сторону арки-детектора.
   - Проходите, праймери.
   Стоило мне шагнуть под арку, как воцарился обычный хаос:  замигали  огни,
взвыли сирены, зазвенели звонки и так далее. Я  даже  не  подумала  снять  с
пояса дезинтегратор. Два охранника у арки потянулись за оружием,  а  четверо
спешащих ко мне провожатых заметно ускорили шаг. Я  не  трогалась  с  места,
стараясь казаться невозмутимой.
   Никто не произнес ни слова. Никто не требовал, чтобы я сдала оружие.
   Народ в очереди смотрел на меня, женщина за стойкой  спокойно  улыбалась,
охранники напряженно ждали. Их эмоции касались меня как грубая шкурка свежей
раны. Они, похоже, боялись,  что  стоит  им  сделать  что-то  не  так,  и  я
взорвусь. Никто из них не понимал одного: риск был, но для меня, не для них.
Одно неверное слово, один неверный взгляд, одно  неверное  движение  -  и  я
вышибу себе мозги.
   Четверо провожатых подошли к нам, и самый высокий поклонился.
   - Добро пожаловать. - Он сделал приглашающий жест в сторону зала,  откуда
появился, поднимая руку так, словно  я  приглашена  на  званый  обед,  а  он
хозяин. Я прекрасно понимала, что он из элитных охранников посольской службы
безопасности. Но ни на его безукоризненном  костюме,  ни  на  его  таких  же
безукоризненных манерах это не отражалось.
   И я пошла с ними. Они вели меня по коридорам, через арки и переходы, пока
мы не оказались перед дверью. Дверью в стеклянной стене, казавшейся темной и
непрозрачной, хотя я не сомневалась в том, что кто бы ни  сидел  внутри,  он
все видит.
   Дверь в стеклянной стене отворилась. Посреди  кабинета  стоял  мужчина  и
смотрел на нас. Мой эскорт остановился у дверей. Я вопросительно  посмотрела
на них - сначала налево, потом направо. Но они не двигались.
   Поэтому я вошла одна.
   Кабинет оказался просторным, с толстенным - ботинки утопали в  нем  почти
по щиколотки - белым ковром  на  полу.  Прозрачные  полки  вдоль  стен  были
уставлены хрупкими вазами, стеклянными статуэтками и прочими безделушками.
   Картины на стенах радовали глаз спокойным сочетанием цветов.
   Я подошла к мужчине - самому обыкновенному человеку крепкого телосложения
с каштановыми волосами.
   - Так вы и есть душеспаситель?  -  спросила  я.  Разумеется,  официальное
название  его  должности  звучало  совсем  по-другому:  Психиатр  класса  А6
медицинского отдела КИКС.
   - Да. Меня зовут Як Тагер, - кивнул он.
   Он бросил взгляд на моих сопровождающих и поднял  руку.  Дверь  мгновенно
закрылась, оставив меня наедине с Яком Тагером, душеспасителем класса А6.
   Я подошла к полке и дотронулась пальцем до стеклянной вазы.
   - У вас тут полно хрупких предметов.
   Он подошел и стал рядом.
   - Да, хватает.
   Я посмотрела на него. Он не слишком походил на эксперта  мирового  класса
по проблемам психического здоровья. Женщина на контроле называла его  просто
Тагером.
   - Вы врач?
   Он кивнул:
   - У меня медицинский диплом и докторская степень по психологии.
   - Сколько у вас пациентов?
   Он слегка улыбнулся:
   - Один.
   - В это количество вхожу я?
   - Да.
   - Тогда чем вы здесь занимаетесь? - фыркнула я.
   - Исследованиями. - Мой интерес, казалось, был ему приятен.  -  Я  изучаю
психологические эффекты систем биомеханика-человек.
   Боже праведный! Так это тот самый Тагер? Я сама читала его работы.
   Мужик  являлся  признанным  экспертом  по  части  эффектов,   оказываемых
биомеханическими системами на людей, носивших их в своих телах. Я никогда не
знала, что его основная специальность -  душеспаситель.  Это  означало,  что
помимо научной  работы  он  выполняет  здесь  задание  КИКСа,  скорее  всего
связанное с ДВИ или с Дьешанской Академией.
   Я не знала, как себя с ним вести. Он казался слишком обычным. Десять  лет
назад, когда после инцидента  на  Тамсе  меня  посылали  на  обследование  к
душеспасителю, я спросила женщину-психолога, сколько пациентов было у нее за
всю ее карьеру. Она ответила: восемь. Восемь пациентов за двадцать пять  лет
- и это включая меня, встречавшуюся с ней только дважды.
   Я не хотела идти к ней. Я пошла только потому, что  меня  заставили.  Да,
мой командир выбрал хорошего врача. Если бы мне хотелось принять помощь, она
смогла бы ее  оказать.  Но  теперь  все  было  по-другому.  Тагер  был  моим
единственным вариантом, и в силу каких-то глупых соображений мне не хотелось
доверяться врачу-мужчине. Почему - сама не знаю. Не хотелось, и все тут.
   Я вздохнула:
   - Возможно, я совершила ошибку, придя сюда. Я зря отнимаю у вас время.
   Он внимательно посмотрел на меня:
   - Что заставило вас прийти?
   Я пожала плечами.
   - Собственно, это не назовешь проблемой. - Я помолчала. - В последние дни
я совершила несколько поступков... немножко странных поступков.
   - В каком смысле странных?
   - Сегодня ночью я целилась себе  в  висок  из  дезинтегратора  на  боевом
взводе.
   - Расскажите мне об этом, - негромко попросил Тагер.
   - Я разговаривала с этим певцом из кабака. Я  была  пьяна.  Я  приставила
дезинтегратор к виску,  а  предохранитель  оказался  спущенным.  Рука  плохо
слушалась. - Я замолчала. Не хотелось мне говорить с этим  мужиком  -  ни  о
сегодняшней ночи, ни о чем другом.
   Если не считать того, что на этот  раз  я  пришла  по  собственной  воле,
ожидая какой-то помощи. Не знаю какой, но я и не узнаю, пока сама не приложу
усилие. Я вздохнула глубоко и попыталась еще:
   -  Две  ночи  назад  я  едва  не  убила  человека,  самого  обыкновенного
штатского, только за то, что он прижал меня к стене. Не  знаю,  почему.  Ну,
да, он кажется мне навязчивым. Он мне не нравится, а я - ему. Но это все.
   Тагер продолжал внимательно смотреть на меня - возможно,  он  и  в  самом
деле хочет разобраться. В конце концов, это же его работа. Ему положено  так
выглядеть.
   - Как это случилось? - спросил он.
   - Мне не понравилось, как он прикоснулся ко мне. - Мне  сделалось  не  по
себе. Все оказалось куда хуже, чем я себе это представляла. - Я среагировала
как на нападение. Не знаю, почему.
   - Что вы сделали?
   - Разбила стакан и чуть не зарезала его.
   - Чем вам не понравилось то, как он прикоснулся к вам?  -  Тагер  говорил
осторожно, но не так, как люди на контроле, ожидавшие, что  я  взорвусь  при
любом неверном движении. Тагер обращался ко мне так,  словно  питал  ко  мне
глубочайшее уважение,  что  уже  было  абсурдно,  учитывая,  что  мы  с  ним
познакомились не больше пяти минут назад. Уважение надо завоевывать, а я  не
сделала еще ничего, чтобы завоевать его.
   - Он дотронулся до лямки моего платья.  -  Описание  инцидента  заставило
меня ощутить себя дурой. Назвать мои действия неадекватной реакцией было бы,
мягко говоря, преуменьшением. - Потом он сунул руку между грудями и прижал к
стене.
   Тагер не сводил с меня взгляда:
   - Он знал, что вы - праймери?
   - Нет. Мы только познакомились в туристическом клубе.
   - Он угрожал вам?
   - Нет.
   - Вы уверены?
   - Конечно.
   - Почему?
   Я нахмурилась:
   - Что вы хотите этим сказать: почему? Потому, что знаю.
   - Как?
   Кой черт он спрашивает меня об этом?
   - Я эмпат, вот почему. Он сказал что-то насчет необходимости разбить  мою
"ледяную скорлупу". Но не предпринимал никакого насилия.
   - Вы уверены?
   - Да, уверена. Вы видите здесь проблему?
   - Ваши рефлексы не включились бы без причины.
   Вот, значит, как он отрабатывает свою зарплату:  изрекая  истины,  и  без
того очевидные для его единственного пациента?
   - Вы - душеспаситель. Вот вы и скажите мне, в чем здесь проблема.
   Тагер вздохнул:
   - Вы должны мне немного помочь.
   - Это и есть то, что вы вынесли со всех своих степеней? Пусть пациент сам
ставит себе диагноз, да?
   Он не  выказал  никакого  раздражения,  продолжая  говорить  все  тем  же
спокойным, полным уважения тоном:
   - Мне необходимо услышать от вас больше.
   Было что-то странное в  том,  как  он  смотрел  на  меня.  Где-то  я  уже
встречала такой взгляд. Непонятно почему, я разозлилась:
   - Чего услышать?
   - Происходило ли с вами в последнее время что-нибудь еще необычное?
   Я вспомнила наконец это  выражение.  Такое  появлялось  на  лице  у  моей
матери, когда тому, о ком она заботилась, было больно. И его  сопереживание,
похоже, не подделка. Это не напоминало натренированное  выражение-маску  для
пациентов. Я всерьез тревожила его. Но почему? С  чего  ему  питать  ко  мне
сочувствие  -  ко  мне,  которую  он   никогда   не   встречал   раньше,   к
биосинтетическому чуду с фальшивым человеческим обликом?
   - Нет, - ответила я. - Я не делала больше ничего странного. Я - это всего
лишь я, и это уже не лишено странности. Наверное, мне лучше  идти  домой.  Я
устала, вот и все. Вчера мне пришлось пройти долгий путь.
   - С туристами? - улыбнулся он.
   С туристами? Он, должно быть,  имеет  в  виду  тех  любителей  морковного
сока...
   - Нет, я возвращалась пешком из ДВИ. Дошла  до  Солдатской  Рощи.  Я  там
спала.
   - Зачем?
   Хоть бы он перестал задавать мне эти вопросы.
   - Я устала.
   Он молча ждал.
   - В ДВИ я приехала на метро, - объяснила я. - Но я  не  люблю,  когда  на
меня глазеют. Поэтому я пошла домой пешком.
   - У вас что, нет флайера?
   - Почему же. Есть. Но вчера утром я не могла сесть в него.
   - Вы часто летаете на флайерах?
   - Постоянно.
   - С вами случалось что-нибудь во флайерах?
   - Конечно, нет.
   - Но вчера вы не могли сесть во флайер.
   Мне вдруг захотелось схватить его и потрясти хорошенько.
   - Ну и что, черт возьми, в этом такого?
   - Праймери. - Он помолчал, явно ожидая, что я подскажу, как меня зовут.
   Я тоже молчала. Так и не дождавшись подсказки, он продолжал:
   - Беседа со мной, возможно, неприятна вам. Но если я хочу помочь вам, мне
придется задавать вопросы.
   Неожиданно я почувствовала, что с меня хватит. Я вздохнула, повернулась и
пошла от него. Когда стол преградил мне дорогу, я  остановилась  и  оперлась
руками о край.
   Подумав немного, я отвернулась. Я говорила  медленно,  словно  ныряльщик,
проверяющий температуру замерзающей воды:
   - Человек по имени Крикс Тарк однажды возил меня в своем флайере.
   Тагер оставался на месте.
   - Похоже на хайтонское имя.
   - Он и был хайтоном. - Мои руки начали зябнуть. -  Он  подобрал  меня  на
улице на колонии Тамс. Я работала там в подполье. Я... я...  -  Я  заставила
себя сказать. - Я три недели была его Источником. Каждую ночь, с  вечера  до
утра. Иногда и днем.
   Тагер умел скрывать свои эмоции. Очень  хорошо  умел.  Черт,  да  он  мог
стоять перед несущимся на него поездом и не моргнуть при этом. Он  обращался
ко мне все тем же тихим голосом, хотя я ощущала, насколько он шокирован:
   - Как вам удалось бежать?
   - Я задушила его, когда он трахал меня.
   - Простите. - Тагер подошел ко мне.
   - За что?
   - За то, что вам пришлось пройти через это.
   - Это моя работа.
   - Это черт-те что, а не работа.
   - Послушайте, - сказала я. - Это случилось десять лет  назад.  Я  была  в
порядке все это время. Нет причин, по которым  это  должно  стать  проблемой
именно сейчас.
   - Этот человек, которого вы чуть не порезали, - не напоминает ли  он  вам
чем-нибудь Тарка?
   - Нет. - На самом деле это было  не  совсем  так.  У  Хилта  тоже  темные
волосы, да и сложением он напоминал Тарка. И ростом. И когда он вошел ко мне
ночью, это напомнило мне бесцеремонность, которую я так ненавидела в Тарке -
он верил, что имеет право делать все, что  ему  заблагорассудится,  с  теми,
кого почитает ниже себя. Но это сходство было чисто поверхностным.
   Хилт мог раздражать, но  даже  зная  его  всего  несколько  часов,  я  не
сомневалась, что он нормальный, вполне порядочный человек. - Ничего общего.
   - А тот певец в кафе? - спросил Тагер. - Он ничем не напоминал Тарка?
   Я фыркнула:
   - Вот уж вы сказали. Этот человек - полная  противоположность  аристо.  У
него карие с золотом глаза и золотой голос. И мне  кажется,  он  и  мухи  не
обидит.
   - Вы сердились на него.
   - Сердилась? - Я посмотрела на него. - С чего? Я не хотела ему  вреда.  Я
хотела заниматься с ним любовью.
   - Расскажите мне о нем.
   - О нем? Я ничего о нем не знаю.
   Тагер  ждал.  Я  нахмурилась  и  скрестила  руки.  Подождав  немного,  он
попробовал зайти с другой стороны.
   - Значит, вы не замужем?
   Неужели то, что я никому не нужна, так очевидно?
   - При чем здесь это?
   - Вы не похожи на женщину, которая ищет себе любовника, будучи  привязана
к кому-то другому.
   - О! - Это-то он откуда знает? - Ну и что? Вы ожидали, что  у  меня  есть
семья?
   - Почему это вас так задевает?
   - Бросьте свои душеспасительные штучки и ответьте на этот чертов  вопрос.
Вы хотите, чтобы я была откровенной с вами, так будьте откровенны со мной.
   - Да, - мягко произнес он. - Я удивлен, что вы не замужем.
   Я не в первый раз слышала  такую  ерунду:  "Как  вы  только  выдерживаете
одиночество?"
   - Бросьте, Тагер.
   - Почему это вас так злит?
   - Я не зла. Прекратите задавать мне этот дурацкий вопрос.
   - Вид у вас прямо-таки взбешенный.
   - Ну да, - взорвалась я. - Конечно. Тащи эту красотку праймери в постель.
Славный улов. Или они хотят то, чего хотел Хилт, - наказать меня.
   - Я сжала кулаки. - Может, мне стоит изуродовать лицо и носить  лохмотья,
чтобы проверить, захочет ли меня кто-нибудь тогда?
   - Кто такой Хилт? - спросил он все тем  же  ровным  тоном;  это  начинало
выводить меня из себя.
   - Хилт - это тот сукин сын, что толкал меня к  стене  и  обзывал  Старыми
Деньгами и Ледяной Принцессой.
   - Вы ни то, ни другое.
   Я почувствовала то,  что,  должно  быть,  чувствует  поезд  на  магнитной
подушке, налетая на полном ходу на кирпичную стену.
   - Причина, по которой я удивлен, что вы не замужем, - в том,  что  редкие
эмпаты с вашей чувствительностью могут переносить одиночество.
   - У меня чувствительность бетонного блока.
   - Очень необычного блока, - улыбнулся он.
   - Я не шучу.
   - Я тоже.
   Я не могла поверить.
   - А почему вы считаете, будто знаете обо мне что-нибудь?
   Тагер развел руками:
   - Я исхожу из опыта, из подготовки, из интуиции, наконец. В конце концов,
я тоже эмпат.
   - О! - Ну да, конечно. С его родом занятий он должен быть эмпатом.  -  Не
думаю, чтобы хотела говорить дальше. - Разговор с ним выматывал больше,  чем
прогулка пешком из ДВИ. Мне хотелось вернуться домой  и  лечь  спать.  -  Не
обещаю, что еще вернусь.
   - Мне кажется, вы вернетесь, - сказал Тагер.
   Это заставило меня замереть. Этого я не ожидала. Я ждала,  что  он  будет
кормить меня чем-то вроде  пожеланий  Керджа:  вы  переутомились,  вам  надо
попробовать жить нормальной жизнью. Отдохнуть. Расслабиться. Я ожидала,  что
Тагер тактично объяснит, что мне незачем переводить его  время,  жалуясь  на
свою неспособность нормально общаться с людьми.
   А он хочет, чтобы я пришла еще.
   Но разговор с ним требовал от меня слишком много сил.
   - Не знаю, будет ли у меня время.
   - Мне кажется, с вашей стороны было бы неразумно останавливаться.
   - Что?
   Он снова напомнил мне мать.
   - Мне нужно получше узнать вас, чтобы понять, что же выводит вас из себя.
Пока я могу сказать только одно: если вы не справитесь  с  этим,  что-нибудь
случится.
   Я сжалась:
   - Вы считаете, я могу причинить кому-то зло?
   - Возможно.
   Я знала это. Я все время это знала. Я заставила себя задать вопрос:
   - Вы боитесь, что я потеряю контроль над собой и убью кого-нибудь, да?
   - Не думаю, чтобы вы могли неспровоцированно убить кого-то. -  Совершенно
неожиданно он поднял мою руку и стащил перчатку, обнажив бинты.
   - Как вы ухитрились?
   Как он понял, что я повредила руку? Неужели он такой сильный эмпат?
   Может, он так же хорошо принимает сигналы моего тела? Я отдернула руку.
   - Я же говорила. Я разбила стакан.
   - Как?
   - Не ваше дело как. - Я пыталась вывести его из себя.  -  Какая  разница,
как?
   - Единственный человек, кому, я боюсь, вы можете причинить зло, - это  вы
сами.
   Я так обалдела, что у меня даже голос сорвался.
   - Вы ничего обо мне не знаете.
   - Я не могу заставить вас прийти еще, - сказал Тагер. - Даже если бы я  и
мог, это бы не помогло. Я не сомневаюсь, вы способны заставить меня поверить
в любое состояние вашей психики. Но вы не пришли бы сюда, если бы не  искали
помощи.
   - Я - разладившийся механизм, - горько сказала я. - Мне нужен капитальный
ремонт.
   - Вы не машина, - голос его потеплел.
   Я стащила вторую перчатку и протянула ему руку так, чтобы он видел гнездо
на ладони.
   - Машина.
   - Ваша биомеханическая система не лишает вас человеческой сущности.
   Все, что она делает, - это расширяет способности, данные вам с рождения.
   - Способности? - Я уронила руку. - Каждый  раз,  когда  кому-то,  кого  я
знаю, больно, больно и мне. Каждый раз, когда кто-то  хочет  причинить  боль
мне, я чувствую это. Вы можете представить себе, каково это -  жить  так?  -
слова срывались у меня с языка прежде, чем я могла удержать их. - Вы  можете
представить себе, каково это - летать в эскадрилье истребителей?
   Каково мне, идя в бой, ощущать мысли аристо? Им нравится убивать нас. Это
для них приятнее секса. Или их пилот -  раб,  для  которого  убивать  нас  -
единственный шанс чуть улучшить свою жизнь. И мне приходится убивать его,  -
мой голос дрожал, и я ничего не могла с собой поделать. - Я чувствую каждого
убитого мною купца. Я умирала тысячи раз. Я не могу причинить себе  большего
зла.
   - Я знаю только малую часть этого, - сказал Тагер.  -  Но  я  видел,  что
такая жизнь делает с эмпатами. То, что вы выносите это, - просто чудо.
   Я не нашлась, что ему ответить. Я слишком устала.  У  меня  не  было  сил
говорить.
   - Мне пора идти.
   - Вы вернетесь?
   - Я... я подумаю.
   - Я здесь каждый день. В любое время. Днем и ночью.
   Я кивнула. Я, правда, не знала, что сказать. Я не знала, хватит ли у меня
сил вернуться.
   Время близилось к полудню, когда я вышла из  посольства.  Я  пошла  домой
мимо гавани, глядя на корабли у причалов. По набережной разгуливали моряки в
белых штанах и полосатых тельняшках, в синих шапочках, залихватски сдвинутых
набок. На пляжах отдыхали - купались или загорали на золотом песке  -  люди:
пары, семьи, одиночки... Повсюду носились дети в ярких одеждах, с воздушными
шариками; они смеялись, визжали, дразнили  уличных  музыкантов.  Запах  соли
смешивался с ароматами жареной еды из кафе на набережной. Все  вокруг  жило,
жило, бурлило, шумело.
   Довольно долго я стояла, облокотясь  на  деревянные  перила  и  глядя  на
суету. И постепенно меня охватывало странное ощущение.
   Облегчение.
   Странное дело, но сознание того, что Тагер понимает: я в  беде,  принесло
мне чувство неописуемого облегчения. Почему? Почему мне  легче  от  сознания
того, что все черт-те как?
   Потому, что, если я больна, меня можно и излечить.
   В этом-то все и дело. Если есть проблема, ее можно решить. Если  бы  этой
проблемы не было, это значило бы только, что все мои ощущения укладываются в
норму, а значит, ничего с ними и не поделаешь. Вряд ли я смогла  бы  жить  с
этим дальше.
   Может, я все-таки схожу еще к Тагеру.
   Я потихоньку пошла дальше. Мне страсть как хотелось скинуть с себя  форму
и отдохнуть в тиши квартиры. Гавань отстояла от моего дома на километр,  так
что идти оставалось всего ничего.
   Приблизившись к дому, я увидела